Глава 7 СТО ВЕКОВ КУЛЬТУРЫ МЕЙЕНДОРФ
Глава 7
СТО ВЕКОВ КУЛЬТУРЫ МЕЙЕНДОРФ
Замок старинный вмиг навевает
Образы прошлого в мирной тиши.
Замок старинный освобождает
Память рассудка и память души.
Автор
Она прогуливалась по залам старинного поместья, поднималась в высокую часовую башню, сидела в мягких креслах у камина. А перед тем как посетить замок Мейендорф в Барвихе, проделала путь по воздуху от австрийского города Зальцбург в Москву. Дорогу она переносит на удивление легко, хотя ей уже исполнилось 87. Каждый год в ноябре она прилетает в Россию на съезд соотечественников. В этот свой приезд она побывала на литургии, которую отслужили в храме Христа Спасителя в память всех погибших на Гражданской войне, не различая красных и белых. На визитной карточке, которую она мне вручила, значится: баронесса Елена фон Мейендорф. Елена Николаевна — ближайшая родня Мейендорфам, перед революцией хозяевам барвихинского замка.
«Михаил Феликсович Мейендорф, муж хозяйки замка Надежды Александровны, был первым секретарем русской дипломатической миссии в Дании, — рассказывает Елена Николаевна. — Он умер в 1941 году в Копенгагене, а его жена двумя годами раньше в Ницце. Нашу фамилию зачастую произносят и записывают неверно. Иногда — Майндорф, а иногда — Майендорф. Майндорф — моя деревня, а Майендорф — майская деревня. Вот и в газете „На Рублевке“ агентства недвижимости пишут: „Сады Майендорф“. Говорят, что, мол, инаугурация президента была в мае… Правильно — Мейендорф, Meyendorff, ведь фамилии нельзя искажать. Наша фамилия старинная, впервые упомянута еще в XII веке. А древнейшая европейская культура охотников за северными оленями так и называется в археологии — культура Мейендорф и насчитывает 11 тысяч лет. Многие носители этой фамилии веками служили России и совершенно обрусели. В числе русских баронов Мейендорфов видим генералов и дипломатов, художников и архитекторов».
Елена Николаевна довольна нынешним состоянием замка Мейендорф. «Замечательно, — говорит она, — что проведены большие реставрационные работы. Старое здание обновилось и засияло в прежнем блеске. Хорошо бы и другим старинным дворянским усадьбам уделить такое же внимание. Вот, например, соседнее поместье, всем известное Архангельское, в этом ноябре отмечает печальный юбилей: ровно 25 лет, как начали реставрацию дворца, а конца пока не видно. Хотя замку Мейендорф с реставрацией, конечно, повезло: ведь теперь здесь государственная резиденция президента России».
Тут же в замке, за чаем у камина, мы с баронессой Еленой Николаевной Мейендорф составляем ее родословную линию. Выясняется, что барон Михаил Феликсович, давний хозяин барвихинского замка, приходится ей четвероюродным дядей. «Что же поделаешь, — вздыхает Елена Николаевна, — но более близкой родни не осталось. Я родилась в Зальцбурге, но наша семья всегда была православной, и истинной родиной я считаю Россию, а русский язык — родным языком. Мой прадед генерал от инфантерии Егор Федорович Мейендорф дружил с Пушкиным, и в его честь назван Мейендорфский бульвар в Петербурге. Дед, генерал-адъютант Богдан Егорович, в 1896 году в свите императора Николая II приезжал сюда, в барвихинский замок. Бабушка Елена Павловна, в честь которой меня назвали, была урожденная графиня Шувалова, а мама Нина Александровна Асеева, родом из Тамбова, вышла замуж за полковника барона Николая Богдановича Мейендорфа».
Я слушаю Елену Николаевну и думаю о русских Мейендорфах и еще о том, насколько прав был М.Ю. Лермонтов, когда в своем романе «Герой нашего времени» отмечал: «Нынче поутру зашел ко мне доктор; его имя Вернер, но он русский. Что тут удивительного? Я знал одного Иванова, который был немец…»
Воспоминания оживляют мою собеседницу: «Я должна сказать несколько слов об отце. Николай Богданович родился в Петербурге, окончил Парижскую академию художеств. Он расписал 23 православные церкви в Европе и три королевских дворца, был прекрасным художником-мозаистом».
Елена Николаевна берет в руки икону святых Константина и Елены: «Это моя святая покровительница, с ней я всегда приезжаю в Россию». Так я и сфотографировал баронессу.
Баронесса уехала, увозя с собой подаренную ей мою книгу «Царская дорога», в которой барвихинскому замку, его истории и обитателям посвящена целая глава. Не желая повторять уже описанные мною в названной книге находки и открытия, я лишь напомню здесь основные исторические реалии, относящиеся к замку «Мейендорф», присовокупив к ним новонайденное.
Баронесса Е. фон Мейендорф
Замок «Мейендорф» стоит ровно посередине Подушкинского шоссе, протянувшегося на 8 километров и соединяющего современный город Одинцово с деревней Барвихой, которая конечно же входит в состав Рублевки. Прежде замок был частью усадьбы Подушкино-Рождествено. Воздвигнутый известным зодчим Петром Самойловичем Бойцовым в 1885 году, а затем перестроенный тем же зодчим в начале XX века, замок на протяжении своей истории менял и назначение, и владельцев. Несколько лет я занимался его историей, хотя познакомился с ним еще в детские, школьные годы, которые волею судьбы провел в подмосковном Одинцове. Откуда появилось на подмосковной земле это готическое здание с весьма романтическим названием «Замок баронессы Мейендорф»? Разгадкой этой тайны я занимался с большим интересом.
Замок принадлежал хозяину усадьбы Рождествено генерал-майору Александру Борисовичу Казакову и был передан владельцем своей дочери Надежде в качестве приданого, когда она вышла замуж за полковника Генерального штаба Евгения Александровича Веригина. Между тем вторая дочь генерала Казакова, выйдя замуж за хозяина близлежащего села Успенского князя Б.В. Святополк-Четвертинского, стала княгиней Верой Александровной Святополк-Четвертинской, и уже не раз упомянутый зодчий Петр Бойцов построил для новобрачных дошедший до наших дней «шотландский дом» в Успенском. Тогда же Бойцовым был возведен для княжеской четы и дом в Москве, выходящий фасадами на Поварскую (№ 50) и Большую Никитскую (№ 53) улицы — ныне там находится Дом литераторов.
Но вернемся к барвихинскому замку. Жизнь полковника Веригина и его жены Надежды Александровны протекала вполне благополучно до осени 1903 года, когда полковник был командирован в одну из европейских столиц. Он возвращался в Петербург на пароходе по бурной в это время года Балтике и неосторожно уронил с палубы в море портфель с документами. Неизвестно, насколько важными были эти бумаги, но Веригин без колебаний бросается в море и ловит в волнах злосчастный портфель. Матросы вытащили его из воды, бумаги просушили. Он смог добраться до дома, но тут заболел горячкой и умер на руках любящей супруги. Похоронили Е.А. Веригина, предположительно, здесь же, вблизи замка, у храма Рождества Христова.
Замок. Старинное фото
Вполне понятно, что богатая вдова немедленно становится лакомым кусочком для охотников прибрать к рукам ее состояние. Искатели ее руки и сердца вьются вокруг, как мотыльки вблизи огня. Вначале она всем решительно отказывает, но вскоре в поле ее зрения оказывается чиновник особых поручений VI класса при министре иностранных дел Михаил Феликсович Мейендорф (1861–1941). Он небогат, но носит титул барона, и наша героиня идет с ним под венец и из вдовы полковника Веригина превращается в баронессу Мейендорф. К титулу, как нельзя более кстати, подходит принадлежащий ей замок, но теперь хозяйка решает его перестроить и приглашает для этой цели прежнего архитектора П.С. Бойцова.
Дальнейшую историю замка можно почерпнуть из памятной книги «Целина» генсека Л.И. Брежнева, которую еще каких-то лет двадцать с хвостиком назад обязывали тщательно изучить на партсобраниях и политчасах: «Под Москвой, в Барвихе, обратил я однажды внимание на великолепный кирпичный замок — в нем размещался пионерский лагерь. Поинтересовался, что за постройка. Отвечают: имение какой-то баронессы. Как же строился замок? Говорят, очень просто. Построила барыня кирпичный завод, из кирпича соорудила себе этот загородный дом и все надворные службы, затем продала завод и полностью покрыла все расходы по строительству. Разумеется, не сама она все сообразила, а был у нее толковый управляющий. Вот так. А у нас порой и поныне целые коллективы, опытные руководители, инженеры, строители, замахиваясь на грандиозные дела, не могут построить простой кирпичный завод, все уповают на государство, едут в Госплан».
Перестроенный замок предстал перед гостями совершенно в стиле Людовика XII, или поздней готики. Просторная терраса нависала над обрывом, а внизу тропа шла по берегу обширного пруда, разделенного плотиной на две части — малую и большую. Над большим прудом, там, где в него втекала местная речка Самынка, повис арочный Красный мост, а в водоеме появились белые лебеди. За прудом расстилался большой пейзажный английский парк с многочисленными аллеями. Вид на замок, отраженный в зеркале воды, был восхитителен. Другая часть парка во французском стиле охватывала вершину холма и подступала к зданию с главного подъезда. Здесь тоже был пруд в форме «сердечка», фонтаны, редкие виды деревьев и множество роз, столь любимых баронессой.
Гостями замка «Мейендорф» были многие знаменитости и даже оба последних российских императора — Александр III и Николай II. В честь этих двух событий на мраморе золотом в изящном обрамлении выбили памятные надписи: «Государь Император Александр III изволил посетить имение сие в 1888 году». И вторая надпись: «В память Всемилостивейшего посещения сего имения Государем Императором Николаем II и Государыней Императрицей Александрой Феодоровной в 1896 году». На первой доске внизу еще одна запись: «Памятная доска восстановлена в 2004 г.».
Мемориальная доска
Дело в том, что надписи о государях после революции 1917 года да еще на территории правительственного санатория «Барвиха», которому тогда принадлежал замок, терпеть было никак нельзя. И доски уничтожили просто: с помощью кувалды и зубила. Но история совершает порой невероятные кульбиты: минули десятилетия, сменялись учреждения, приходившие в замок и уходившие отсюда (было даже и такое название: «клуб профкома совхоза Барвиха»), — и, казалось, уничтоженные навсегда надписи с именами царей вновь засияли золотыми буквами.
А ведь долгое время в это невозможно было поверить: замок постепенно старился, стены темнели, крыша ветшала… История его возрождения неожиданна. Однажды президент В.В. Путин был с визитом у президента Франции Ж. Ширака и осматривал замки Луары. При этом Ж. Ширак заметил, что в России, мол, ничего подобного нет. По возвращении домой В.В. Путин распорядился: найти и доложить. И замок нашелся всего в 20 минутах езды от Москвы, в Барвихе. Замок передали Управлению делами Президента РФ в качестве резиденции Президента, и началась работа по его реконструкции на всей площади 1300 кв. метров, а также вместе с гостевым флигелем, связанным переходом на уровне второго этажа с главным домом.
Целый год здесь денно и нощно работали абразивные механизмы, счищая с наружных стен пыль веков. Стальная скоба в виде буквы «Ю» прочно охватила фундамент, одновременно обеспечив надежное сцепление с площадью перед фасадом. Тем самым предотвратили возможное сползание здания с горы в сторону нижнего пруда. Замок стал светлее, обзавелся новой чешуйчатой крышей из титановых пластинок. Вот тогда-то и проступили буквы той самой надписи на мемориальных досках, текст которой я привел выше.
Так же как прежде, обновленное творение зодчего Бойцова смотрится с холма в обширный нижний пруд. Дорожка от церкви Рождества Христова спускается вниз, и мы оказываемся на территории клинического санатория «Барвиха», построенного советским архитектором Б.М. Иофаном в 30-е годы прошлого столетия. Противолежащий замку берег пруда оборудован, как водится, лодочной станцией и купальней. Глубина пруда невелика, около 3 метров, и поэтому в летнюю пору солнце легко его прогревает.
Помню, как я однажды в полном одиночестве пришел сюда в жаркий летний день и решил искупаться. Оттолкнувшись от дощатого пола купальни, я поплыл в сторону замка. Впрочем, особой прохлады воды я не ощутил, поскольку она была настолько теплой и тихой, что где-то в середине пруда меня стало клонить в дремоту, и я… заснул! Пловец, переставший двигаться, немедленно пошел ко дну. Я пришел в себя, только когда уже коснулся грудью и животом илистого дна, по счастью пронизанного ледяными родничками. Открыл глаза, увидел желтую толщу воды и, только теперь окончательно проснувшись, поспешно выбрался на поверхность. Сияло солнце, и замок все так же спокойно взирал на меня с высоты холма, отражаясь в невозмутимой воде.
Обратимся вновь к истории.
В 1908 году муж хозяйки замка барон М.Ф. Мейендорф получает новое назначение по дипломатической части. Вместе с хозяевами отправляется в дорогу их верный мажордом Николай Майоров, уроженец соседнего с замком села Рождествена, где и сейчас живут его потомки. В указанном году барону пожалован чин статского советника, что по Табели о рангах соответствовало полковнику, и назначен он был состоять в должности первого секретаря русской дипломатической миссии в Дании. Что и говорить, миссия являлась почетной. Ведь императрица Мария Федоровна, мать императора Николая II, — урожденная датская принцесса Дагмара. Как ни притягательна была жизнь во вновь отстроенном подмосковном замке, но пришлось собираться в путь, в страну пятисот островов. В баронских конюшнях, выстроенных в том же готическом стиле, что и замок, была снаряжена карета с гербом Мейендорфов на лакированных дверцах, в которой хозяева вскоре и отправились до ближайшей железнодорожной станции.
По пути к северным морям барону и баронессе предстояло решить деловые вопросы в столичном Санкт-Петербурге, откуда они планировали поездку в старинный Выборг, где жила кузина барона, и еще они хотели непременно побывать на границе Дании и Германии, ведь именно оттуда происходил их род.
…Ледники постепенно отступали к северу. В поисках мха вслед за ледниками уходили стада северных оленей. А за оленями шли древние охотники. Так уж случилось, что самая большая стоянка этих охотников была обнаружена близ города Гамбурга, у самой границы с Данией. Небольшой поселок Мейендорф и сейчас существует, это в 20 километрах от Гамбурга. Мейендорф — такое название получила древнейшая европейская культура охотников на северных оленей, насчитывающая более ста веков. Таким образом, истоки этой культуры уходят в так называемый золотой век — мифологическую древнейшую эпоху всеобщего счастья и благополучия. A.C. Пушкин точно заметил: «Мысль о золотом веке сродни всем народам и доказывает только, что люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения».
Золотой век человечества в своих поэмах воспевали великие поэты Античности Гесиод и Вергилий. В «Георгиках» Вергилий рисует образы, полные довольства:
Но ни мидийцев леса, наибогатейшие земли,
Но ни прекрасный тот Ганг, ни Герм, от золота мутный,
Пусть с Италией все же не спорят… <…>
Не у нее ли ручьи серебра и залежи меди
В жилах, течет не она ли обильно золотом светлым?
Мейендорф — культура отнюдь не воображаемая. История поселения с таким названием уходит в далекую глубину веков. А вот фамилия Мейендорф впервые появляется в летописях в достаточно обозримые, с точки зрения историка, времена, с XII века, когда шла христианизация Прибалтики. Именно тогда в Ригу прибыл посланец папы римского епископ Альберт фон Буксгевден, а с ним известный в Голштинии и Магдебурге муж честен именем Конрад Мейендорф. Интересные иногда совпадения бывают в истории. Пройдут века после описываемых событий, и вновь окажутся рядом барон К. К. Буксгевден и барон М.Ф. Мейендорф, причем снова первый — начальник, а второй — его ближайший сотрудник по российскому посольству в Дании!
Культуру Мейендорф исследовал в 1932–1934 годах немецкий археолог Альфред Руст (1900–1983). Почетный профессор одного из немецких университетов, он в течение 40 лет изучал найденные в огромном количестве при раскопках в земле близ Гамбурга разнообразные изделия из оленьего рога. Возраст этих предметов, датированный радиоуглеродным методом, составил около 11 500 лет, то есть более ста веков. Здесь были и гарпуны, и иглы, и орудия из рогов северных оленей с кремневыми вкладышами для вырезания ремней, и землекопные приспособления из оленьего рога. Профессор Альфред Руст успешно работал в населенных пунктах Мейендорф, Штелльмоор и в Аренсбурге-Хопфенбахе, исследовал Штелльмоорское палеолитическое озеро.
Охотники на северных оленей, как это уже отмечалось выше, шли сюда с юга вслед за отступающим ледником, и здесь была их древнейшая стоянка, названная позже Мейендорф. Таким образом, Мейендорф — это памятник первого заселения Северной Европы палеолитическими охотниками на северных оленей. Так же называется гамбургская археологическая культура. А в гербе баронов Мейендорфов наряду с рыцарскими атрибутами — мечами и забралами — присутствует изображение того самого охотника из палеолита, в набедренной повязке из звериной шкуры. Более подробно обо всем этом можно прочитать в работе немецкого археолога: Rust А. Das altsteinzeitliche Rentieriagerlaeer Meiendorf [Neum?nster], 1937.
Возвращаюсь в XII век к Конраду Мейендорфу. Вместе с епископом Альбертом фон Буксгевденом и каноником Зеборского монастыря Мейнхардом он строит на высоком правом берегу реки Даугавы (Западной Двины) замок (1185) и церковь (1186). Место, избранное для строительства, называлось Икскуль, или по-латышски Икшкиле, в переводе «одинокая деревня». Это в 28 километрах от Риги. А в 1201 году епископ Альберт перенес свою резиденцию из Икшкиле в Ригу.
Икшкиле же вместе с замком он за верную службу пожаловал в ленное владение Конраду Мейендорфу. И, как это было принято, он начинает подписывать бумаги по названию своего поместья — как барон Икскуль. И его наследники носят это новое имя — Икскули. Так бывало в России: город Вязьма — князь Вяземский, город Одоев — князь Одоевский, город Трубчевск — князь Трубецкой…
В настоящее время город Икшкиле в Латвии насчитывает около 6 тысяч жителей. Через него проходит железная дорога Рига — Москва, и сюда можно доехать из Риги на электричке. Когда в 1966–1974 годах в СССР построили Рижскую ГЭС, старинный замок и церковь оказались на острове посреди Даугавы. Сам город остался на правом берегу. Развалины замка так и стоят на острове, а от стен церкви на поверхности виднеется только верхняя часть.
В барвихинском замке, в его интерьере и на наружных стенах, можно видеть вензель из двух сплетенных латинских букв Н и X. Н — это House, heredium — дом, наследственное владение. X — икс, Икскули. То есть вензель означает «дом Икскулей». В 1679 году один из потомков, барон Яков Икскуль, шведский генерал-лейтенант, исследуя родословную, установит, что Мейендорфы гораздо древнее Икскулей, и обратится с просьбой позволить именоваться впредь и ему и его потомкам баронами Мейендорфами.
Вензель Н-Х
Соответствующее высочайшее дозволение было получено. Так в истории рода происходит двойная трансформация: Мейендорфы — Икскули — Мейендорфы. В исторических хрониках России XVIII–XX веков встречаем многочисленных представителей и той и другой фамилии. Весьма вероятно, что зодчий Петр Бойцов перед началом строительства замка изучал культуру Мейендорф. Еще одна важная деталь: замок «Икшкиле» был построен в 1185 году, а на барвихинском замке красуется вырезанная в камне дата — 1885. Два события разделяют ровно 700 лет.
А в городе Икшкиле воздвигли памятник строителю церкви и замка канонику Мейнхарду. На станции есть еще один исторический памятник. Это стела в память убитого здесь 5 февраля 1926 года в поезде Рига — Москва советского дипкурьера Наркомата иностранных дел Теодора Нетте. Того самого, который был дружен с поэтом Владимиром Маяковским, посвятившим ему свое известное стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку»:
Помнишь, Нетте, —
в бытность человеком
ты пивал чаи
со мною в дип-купе?
Но вернемся к нашим баронам. Статуи оленей — символ культуры Мейендорф — украшали парк, окружавший барвихинский замок. Еще совсем недавно скульптурные группы оленей можно было видеть на Рублево-Успенском шоссе — и вблизи Барвихи, и на повороте к Ильинскому мосту. А на Новый год в наши дни перед входом в замок устанавливают рядом с новогодней елкой ледяные изваяния северных оленей, подсвеченные изнутри огоньками, — зрелище завораживающее.
Знакомству с древним поселением Мейендорф в 1908 году решили уделить время и наши барвихинские бароны, направляясь к новому месту службы Михаила Феликсовича в Копенгагене.
В Петербурге они прогулялись по именному Мейендорфскому бульвару, что на Малой Конюшенной улице. Бульвар этот создали местные домовладельцы на свои средства в 1877 году. В «Описании древесных насаждений гор. С.-Петербурга» (СПб., 1907) говорится, что бульвар представлял собою аллею, расположенную посреди улицы и разделенную на три части двумя поперечными проездами.
Герб баронов Мейендорфов
В том же 1877 году по повелению императора Александра II бульвар назван Мейендорфским в честь генерал-майора, участника Отечественной войны и петербургского знакомого A.C. Пушкина барона Егора Федоровича Мейендорфа (1792–1879), заведовавшего благотворительными заведениями лютеранской церкви, находившимися на М. Конюшенной улице. 104 дерева — липу и клен — высадили устроители бульвара, причем липы доставил из Риги сам Е.Ф. Мейендорф. Ведь Мейендорфы были комендантами Риги.
В 1898 году, то есть сравнительно незадолго до приезда баронов Мейендорфов из Барвихи, Мейендорфский бульвар в Петербурге отремонтировали, благоустроили и передали в ведение городскому управлению. Для деревьев сделали новые деревянные ограждения в виде низких перил, окрашенных зеленой краской. На Мейендорфском бульваре на Цветоносной неделе Великого поста устраивался вербный торг.
В 1915 году по инициативе петербургского градоначальника Д.В. Драчевского на центральной оси Мейендорфского бульвара установили на городские средства чугунный метеорологический павильон. Это было прекрасное архитектурное сооружение (архитектор Н.Е. Лансере), украшенное барельефами и скульптурой… Внутри павильона размещались метеорологические приборы: барометр, гигрометр, термометры, термограф, барограф, электрические часы фирмы Л.М. Эриксон. На стенах — ряд табличек с объяснительными надписями. Публика с удовольствием посещала его. Подробнее о Мейендорфском бульваре можно прочесть в книге «Сады и парки Санкт-Петербурга», изданной в «Центрполиграфе» в 2004 году. Было бы замечательно, если бы власти Санкт-Петербурга восстановили этот исторический павильон.
Е.Ф. Мейендорф
История зафиксировала еще одно любопытное событие, относящееся к тогдашнему пребыванию барона и баронессы Мейендорф в Петербурге. Чета Мейендорфов тогда навестила троюродного брата Михаила Феликсовича, Георгия Васильевича Чичерина (1872–1936). Это был сын тамбовского дворянина Василия Николаевича Чичерина и баронессы Жоржины-Каролины Егоровны Мейендорф, выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета. К моменту встречи со своим троюродным братом-дипломатом Георгий Васильевич, разумеется, не предполагал, что всего через 10 лет судьба уготовит ему должность первого наркома иностранных дел Советского государства в правительстве В.И. Ленина и он будет на этом посту вплоть до 1930 года. Для более полного и обстоятельного знакомства с этим вопросом я адресую читателя к моей книге «Царская дорога». А сам возвращаюсь к путешествующей чете баронов.
Жоржина Мейендорф
Вскоре наши путешественники покинули Северную столицу и отправились в старинный Выборг. Там, всего в 2 верстах от города, на берегу обширного залива расположилось имение Монрепо. В переводе с французского «Монрепо» означает «мое отдохновение». Так наименовал свою усадьбу в 1782 году принц Вюртембергский, родной брат императрицы Марии Федоровны, жены императора Павла I. Но усовершенствовал поместье и придал ему подлинный романтический блеск его новый хозяин барон Андрей Львович Николаи (1737–1820) — президент Петербургской академии наук.
При нем вместе с другими знаменитостями в усадьбе трудились архитекторы Д. Мартинелли, О. Монферран, Тома де Томон, А. Штакеншнейдер, художник П. Гонзаго. Тот самый Огюст Монферран, который украсил центр Санкт-Петербурга Александровской колонной, Исаакиевским собором, домом Лобанова-Ростовского и пр. В Монрепо Монферран создал ажурные Китайские мостики и павильон над целительным источником «Нарцисс». Шесть поколений баронов Николаи будут здешними хозяевами вплоть до 1943 года. К моменту приезда в Монрепо гостей из Барвихи хозяйкой усадьбы будет София Елизавета Николаи, урожденная баронесса Мейендорф (1835–1910) — двоюродная сестра барвихинского дипломата Михаила Феликсовича.
Главный дом. Старинное фото
Помню свое первое впечатление от посещения государственного историко-литературного и природного музея-заповедника «Парк Монрепо». Меня поразили тогда огромные красноватые скалы, у подножия которых цвели ландыши. Их вершины были украшены соснами, беседками, памятными колоннами и статуями. Природа разбросала в лесу гигантские обломки скал, окруженные прихотливыми тропинками. На одной скале — белый барельеф Маяковского. И бескрайнее водное пространство Выборгского залива, отороченное у берега белоснежными лилиями… И я вспоминаю сегодня, что именно отсюда вел один из своих последних репортажей великий радетель русской культуры академик Д.С. Лихачев.
Внучку А.Л. Николаи звали Октавия Павловна. Она была женою бесстрашного декабриста Александра Николаевича Сутгофа. А внук создателя Монрепо звался Александром Павловичем и был женат на княжне Софье Чавчавадзе, родной сестре Нины Александровны Чавчавадзе, мужем которой был A.C. Грибоедов. Другой внук владельца Монрепо, барон Николай Павлович Николаи, дал свою фамилию баронессе Софии, урожденной Мейендорф. После кончины мужа она в течение 40 лет была полновластной хозяйкой поместья, и именно она принимала здесь гостей из Подмосковья. Да, барону Михаилу Феликсовичу Мейендорфу было о чем поговорить со своей выборгской кузиной, пока его супруга любовалась с балкона восхитительным пейзажем Монрепо:
Где ни взглянешь, — всюду камни,
Только камни да сосна…
Отчего же так близка мне
Эта дикая страна? —
(«По дороге в Упсалу»)
как поэтически нарисовал его поэт-философ Владимир Соловьев.
Потом была незабываемая прогулка по парку Монрепо. Особенно заинтересовал гостей родник, именуемый «источником наяды». Наяда в древнеримской мифологии — нимфа рек и ручьев. Согласно местной финской мифологии, в Монрепо жила наяда Сильмия. По преданию, именно она придала роднику целительную силу, врачующую зрение. Достаточно просто умыть лицо водой из родника, как наступает прозрение. Только потом надо не забыть опустить в воду монетку…
Огюст Монферран приехал в Монрепо «приискать подходящие граниты для петербургских строений». И заодно, по просьбе хозяина усадьбы, он набрасывает на бумаге эскизы павильонов, мостиков и беседок. В их числе — изящное оформление «источника наяды», в главных чертах дошедшее до наших дней. Этот эскиз барвихинские путешественники выпросили у своей родственницы и хозяйки Монрепо баронессы Софии Елизаветы, собираясь построить подобный источник у себя в Барвихе.
Источник Нарцисс
Мы знаем, что идею эту они осуществили. На нижней террасе барвихинского замка в Подмосковье появилась точная копия «источника наяды» из Монрепо. Местный родник направили к каменному павильону с изящной решеткой, и из пасти бронзового льва потекла серебристая струя воды. Возможно, нимфа Сильмия распространила свои чары и на этот источник, — во всяком случае, по воспоминаниям гостей баронов Мейендорфов, у хозяев и приезжающих в замок существовал целый ритуал омовения лица из источника. К сожалению, подобно многим усадьбам, замок «Мейендорф» не обошло стороной разорение во время революции, и павильон Монферрана был разрушен. А вскоре иссяк и родник.
Но история сохранила для нас факт, что хозяин замка, Михаил Феликсович, читал здесь поэму Людвига Генриха Николаи «Имение Монрепо в Финляндии», написанную в 1804 году на немецком языке.
Позволю себе привести здесь отрывок из этой поэмы, посвященный «источнику наяды», в своем переводе:
О, Сильмия, нимфа, твой мраморный стан
Берез в окружении нежно блистал.
Сегодня воздвиг я лишь памятник твой,
Где свежий источник играет с травой,
Где красные скалы взросли из болот
И финский рыбак свою песню поет.
Был юноша Ларе, незаметный пастух,
Он в хижине жил, к шуму города глух.
Зимою терзал его лютый мороз,
А летом он пас свое стадо — шесть коз.
Однажды, любуясь отрогами скал,
Он Сильмию, нимфу, у вод увидал, —
Из влаги залива вставала она,
Прекрасная ликом и станом стройна.
И вмиг забывает пастух своих коз;
Колотится сердце, он к месту прирос:
Ларе в нимфу влюбился, не ест и не пьет,
Тоскует, и сон к нему ночью нейдет.
От слез и страданья померк его взор,
Не видит он боле залива и гор.
Злой волк уничтожил доверчивых коз,
Пастух то не видел, ослепший от слез.
Друг Ларса о горе его рассказал
Красавице нимфе. И взор заблистал
У Сильмии. Утром, поднявшись на холм,
К Авроре воззвала с мольбою о том,
Чтоб небо дало роднику силу ту,
Которая вмиг исцелит слепоту.
И, Сильмии Ларе услыхавши призыв,
К источнику утром в надежде приник.
Прозрел он, прохладной струею живим,
И прежнее стадо опять перед ним.
Он к хижине новой, счастливый, спешит,
Он Сильмию ищет и благодарит.
Но нимфа исчезла, уже навсегда,
Лишь льется целебная чудо-вода,
И люди приходят сюда с той поры
И струям волшебным приносят дары.
Дневниковые записи Михаила Феликсовича позволяют реконструировать маршрут путешествия четы наших баронов. Вслед за Выборгом — снова Петербург, затем поездом — в Кенигсберг, а оттуда на берега Эльбы, в Гамбург. Дания (место службы) теперь совсем близко, и русский барон спешит увидеть городок-соименник, городок Мейендорф. В Гамбурге посетили дом-музей великого немецкого поэта Генриха Гейне и отправились за 20 километров в Мейендорф. Здесь обедали в местном трактире и заночевали.
Вскоре путешественники приблизились к Северному морю и по нему продолжили свой путь в Копенгаген. В здании русской дипломатической миссии Михаил Феликсович представился своему начальнику — российскому посланнику в Дании барону Карлу Карловичу Буксгевдену. Статский советник Михаил Феликсович Мейендорф служил в Дании в качестве первого секретаря русской дипломатической миссии, в должности V класса, с вполне приличным содержанием 4500 рублей в год. Он был за службу награжден рядом орденов Российской империи, в том числе орденом Святой Анны 2-й степени. Вскоре он получил почетное придворное звание камергера. Обо всем этом свидетельствует «Ежегодник Министерства иностранных дел», изданный в Санкт-Петербурге в 1911 году. Дипломатические отпуска тогда были достаточно длительными, сюда включалось время, выделяемое на лечение. Как правило, во всякий свой отпуск Мейендорфы приезжали в Россию, в свое подмосковное имение.
По Подушкинскому шоссе, обрамленному аллеей из сосен и лиственниц, экипаж въезжал на просторный конюшенный двор. Барон и баронесса через распахнутые двери входили в прохладный вестибюль своего замка. После отдыха заслушивали доклад управляющего, изучали хозяйственные книги. В последующие дни к обеду наезжали гости из соседних имений и из Москвы. В гостях недостатка не было: узнав о приезде хозяев замка, соседи спешили представиться и услышать последние европейские новости.
Те старые аллеи дошли до наших дней. Поселок Подушкино избрали для жительства артисты Андрей Макаревич (группа «Машина времени»), Леонид Ярмольник, Олег Янковский, певица Лада Дэне. Они сегодняшние соседи барвихинского замка, который называли также усадьбой Подушкино-Рождествено.
В Первой мировой войне Дания не участвовала, и в этом немалая заслуга русской дипломатической миссии в этой стране и ее первого секретаря М.Ф. Мейендорфа.
Замок после реконструкции
После революции 1917 года хозяева в барвихинский замок более не возвращались. Здесь в разное время размещались: и колония для детей красноармейцев, погибших в Гражданскую войну, и санаторий, в период Великой Отечественной войны — госпиталь, и общежитие, и клуб… Так продолжалось до тех пор, пока в 2001 году не началась реконструкция замка, превратившая его в государственную резиденцию президента РФ.
В советское время замок посещали многие замечательные люди. Сюда заглядывал, будучи еще студентом МВТУ им. Баумана, будущий главный конструктор космических кораблей Сергей Павлович Королев (1907–1966). С 1927 года он подолгу проживал на даче у родных в поселке Новь, что по соседству с замком. Сергей Королев приезжал сюда поиграть в волейбол на спортплощадке детского дома, находившегося в замке. Об этом рассказывает в книге «Отец» дочь главного конструктора Наталья. Она по-прежнему живет на том же участке и в том же доме, который построил в поселке Новь ее отец, и я недавно виделся с ней в замке на встрече с баронессой Е.Н. Мейендорф.
Имя барона М.Ф. Мейендорфа встречается в статье советского полпреда в Скандинавских странах В.В. Воровского «Диалектика, или Чудеса в решете». В первые годы советской власти во многих странах сосуществовали одновременно два дипкорпуса — Российской империи и Советской России. Такое положение было и в Дании. Боровский рассказывает о новогоднем приеме, участником которого он был. Прием проходил у датского короля Христиана X. Был там в парадном мундире с орденами Святого Владимира 2-й степени и Святой Анны 2-й степени, с камергерским ключом на голубой ленте и наш Михаил Феликсович Мейендорф. По некоторым сведениям, барон М.Ф. Мейендорф умер в 1941 году в Дании, а его супруга баронесса Надежда Александровна — в 1939 году в Ницце.
В 1940 году Данию оккупировала нацистская Германия. Жизнь стала труднее, и один из русских эмигрантов напишет тогда следующие красноречивые строки:
Когда барону Мейендорфу
Я привозил на дачу торфу,
В железной печке Мейендорф
Сжигал мной привезенный торф.
Современная государственная резиденция «Замок „Мейендорф“» гостеприимно распахивает двери высокопоставленным гостям. Здесь побывали многие главы государств со всех концов света. Сквозь большое готическое окно струится свет и озаряет роскошную парадную лестницу, ведущую во второй этаж. Уютные залы, отделанные, как в прежние времена, резным мореным дубом, стены, украшенные гравюрами и картинами, камины, мягкие ковры и мебель — все это располагает к отдыху и деловым переговорам. Обновлен большой раритетный гобелен по эскизам А. Бенуа, занимающий весь потолок Каминного зала.
В верхнем парке так же, как раньше, взлетают ввысь струи фонтанов и шумят листвой дошедшие до наших дней редкие виды деревьев и кустарников. Множество расцветающих по весне роз заставляет вспомнить знаменитые некогда розарии баронессы. Рядом с замком находится восстановленная церковь Рождества Христова 1759 года, история которой напрямую связана с родом A. C. Пушкина. И вновь отсчитывают неумолимый ход времени многие годы бывшие неподвижными стрелки часов на часовой башне замка.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.