Мы готовимся изучать немецкую науку

Мы готовимся изучать немецкую науку

Вначале миссия Алсос («Urmission», как могли бы назвать ее немцы) представляла собой укомплектованное научным и военным персоналом небольшое подразделение, направленное генералом Гровсом в Италию. Миссия вернулась еще до падения Рима, собрав весь возможный материал в университетах

Неаполя и Южной Италии. Как и ожидалось, с научной точки зрения ее деятельность не имела большого значения. Однако сам факт осуществимости подобной миссии и ее оперативность имели свои последствия. Было решено послать с войсками вторжения во Францию более крупную миссию, охватывающую все виды военных научных разработок. Организаторами миссии явились военное и военно — морское ведомства, Управление научных исследований Ванневара Буша и разведывательный отдел штаба генерала Гровса.

Полковник Борис Паш, военный руководитель первой миссии Алсос, был, естественно, кандидатом на тот же пост и в новом составе. Почему и как автор настоящей книги был назначен ее научным руководителем, остается загадкой для меня. Много месяцев спустя я узнал из одного документа, зашитого невнимательным секретарем в мое досье в Вашингтоне, что рассматриваемый вариант (речь шла о моей персоне) обладает «некоторыми ценными преимуществами, но и определенными недостатками». Недостатков, как я себе представлял, было много; преимуществ, достаточно существенных для того, чтобы отозвать меня с работы в области радаров, которой я тогда был занят, было, вероятно, два. Первое заключалось в том, что, будучи физиком — ядерщиком, я не участвовал в проекте атомной бомбы; другими словами, меня можно было «израсходовать», и если бы я попал в руки немцев, они не смогли бы извлечь из меня каких?либо важных секретов о бомбе. Второе состояло в том, что я был лично знаком со многими европейскими учеными, знал их области научной деятельности и владел европейскими языками.

Во всяком случае, преимущества все?таки перевесили недостатки, и я получил назначение. Но полностью я осознал характер предстоявшей работы лишь после того, как был проинструктирован и прошел проверку благонадежности в Вашингтоне. Сначала я думал, что она состоит в изучении состояния немецких радарных разработок и физики вообще. Поэтому я был отчасти удивлен, когда майор из проверочной комиссии отвел меня в сторону и сказал: «Вы, конечно, понимаете, что в действительности ваша задача состоит в том, чтобы разузнать все о разработке атомной бомбы?»

Однако официально моей обязанностью было выявление состояния немецкой науки вообще. Атомники смотрели на это, как на камуфляж для прикрытия истинного назначения миссии, но я старался делать все зависящее от меня и миссии, чтобы и другие области научной деятельности не оставались вне нашего поля зрения.

Я был единственным в миссии ученым, официально проинструктированным относительно нашего собственного проекта атомной бомбы. Военные опасались, что я мог знать о нем слишком много, и это могло быть одним из недостатков, упомянутых в моем досье. Меня должен был сопровождать представитель генерала Гровса, обязанный не спускать с меня глаз. Это был тот самый майор, который отозвал меня в сторону и сообщил мне истинную цель нашей миссии. Он обладал огромными полномочиями и имел дело без всяких посредников с самыми высокими американскими и британскими властями.

В моем представлении это был «загадочный майор», и сначала мне трудно было понять его. Я был убежден, что солидная шпионская организация снабдила нашу разведку подробной информацией о немецкой атомной бомбе, и когда майор, несмотря на все мои настояния, не сказал об этом ничего, я решил, что он просто не хочет мне говорить об этом. Его молчание казалось чересчур уж загадочным. И только некоторое время спустя я обнаружил, что его молчание в основном объяснялось отсутствием информации. Попросту говоря, наша шпионская организация не способна была иметь дело с ядерной физикой. Таким образом, наш майор, несмотря на его прямые связи с высшими властями, в конце концов совсем не прятался за какой?то мантией таинственности. Когда я понял это, наши отношения стали прекрасными, и, хотя сейчас он и не носит военной формы и преуспевает как архитектор, мы продолжаем оставаться близкими друзьями.

Вскоре после того, как мы обосновались в Париже, к миссии присоединились двое гражданских, до некоторой степени ознакомленных с секретами атомной бомбы. Один из них, инженер Фред, хорошо знал Европу, обладал талантом следопыта и был прекрасным компаньоном. Другой, Джим, также показал себя неутомимым в работе. Остальные члены миссии официально не были посвящены в ее задачи, хотя совершенно очевидно, что физикам и химикам даже без инструктажа было кое?что известно об урановой проблеме. Что касается таких людей, как физик из Мичигана Уолтер Колби, биохимик из Висконсина Карл Бауман, химик из Принстона Чарльз Смит, астроном из йеркской обсерватории Джерард Куипер, физик из Нью — Йоркского университета Эд Сэлент, Аллан Бэйтс из фирмы «Вестингауз», и некоторых из временных членов миссии, то им было известно куда больше, чем могли предполагать наши военные работники безопасности.

При рассмотрении начальных планов организации миссии Алсос за столами в Вашингтоне они казались довольно простыми. В состав миссии для постоянной службы было включено лишь немного ученых; других же предполагалось присылать по мере необходимости. Это никогда не выполнялось точно. Когда необходимость возникала, то люди редко оказывались на месте: канцелярщина и волокита делали невозможными быструю переброску их из Соединенных Штатов к месту действия даже в наиболее важные моменты.

Задачей ученых было получение и анализ всей информации, имеющей отношение к немецкой науке. Опираясь на эту информацию, им предстояло решать, какие именно места, институты, сооружения и люди на территории противника были важны для получения интересующих нас сведений. Полковник Паш и его персонал должны были обеспечить, чтобы мы первыми получили этих людей и заняли нужные объекты. Они должны были также снабжать нас всеми относящимися к делу разведывательными данными, собранными другими подразделениями американской и английской армий.

Нам предстояло решить еще одну серьезную задачу: наладить взаимодействие между военным и гражданским персоналом миссии. Это было чем?то новым в военной истории, что практически еще не имело прецедента. Кто и когда будет возглавлять и принимать решения что делать, куда направляться и как действовать? Позднее о миссии Алсос говорили как об «одном из самых прекрасных примеров сотрудничества военных и гражданских людей». Полковник Паш никогда не покидал нас. Мы питали к нему полнейшее доверие, а его подчиненные без всяких канцелярских проволочек обеспечивали все, что нам требовалось, как только наши войска овладевали важными объектами. В свою очередь полковник Паш никогда не подвергал сомнению наши суждения, когда мы говорили, что такой?то «объект» имеет первостепенную важность. Миссия Алсос своей деятельностью доказала полную возможность бесперебойной и эффективной совместной работы военных и гражданских лиц при условии, что их усилия основываются на взаимном доверии и взаимопонимании.

Полковник Паш был большим специалистом в части подбора людей. Все офицеры, его группы были прекрасные парни, специалисты по административным и оперативным вопросам. Это были подполковник Джордж Экман, прямо?таки чародей в вопросах борьбы со всякого рода канцелярской волокитой; майор Дик Хэм, первоклассный законовед, административное искусство которого избавляло нас от многих беспокойств; полевые операции проводились под умелым руководством майора Роберта Блэка или капитана Реджинальда Огестина; имен еще нескольких офицеров и унтер — офицеров назвать здесь нельзя, так как они были профессиональными сотрудниками контрразведки. Все это были великолепно обученные и натренированные люди, знавшие по одному и более иностранных языков.

Один из офицеров миссии, майор Рассел Фишер, был рекомендован мною, поскольку он был физиком и я был знаком с ним много лет. Весь остальной персонал: водители, механики, агенты, писари под коман дой сержанта Лолли, наш блестящий фотограф Микки Саргууд — показывал прекрасные образцы дружной работы.

Миссия была уникальной организацией, и весь персонал отлично понимал всю серьезность стоящих перед нею задач и считал себя в привилегированном положении.

Миссия Алсос была любимым детищем некоторых офицеров разведки в Военном министерстве и разведывательного отдела штаба генерала Гровса. К этой разнородной группе время от времени прикомандировывались ученые, главным образом гражданские, некоторые надолго, а большинство для выполнения кратковременных поручений. В целом весь коллектив действовал как одна большая семья; ссоры возникали очень редко и были незначительными, хотя, естественно, до того как установилась такая плодотворная атмосфера, были некоторые полезные для дела столкновения взглядов и мнений.

Сначала нам казалось возможным руководить действиями отдельных команд нашей миссии из парижской штаб — квартиры, но недостаток соответствующих средств связи в районах военных действий не позволил это осуществить. Посылавшиеся нами в различные места команды должны были действовать автономно и принимать свои решения самостоятельно. В предварительном планировании было мало проку, так как на местах всегда возникали неожиданные ситуации, предвидеть которые было невозможно. Например, когда Аллан Бэйтс с двумя агентами контрразведки прибыл в Урах (Южная Германия) для вывоза металлургической лаборатории, он нашел население города в смятении. Освобожденные «перемещенные лица», перепившись, начали буйствовать. Буйство стало принимать опасные размеры. Бэйтс немедленно организовал и вооружил (из запасов конфискованного оружия) роту из французских военнопленных, установил временное гражданское самоуправление, прекратил разгул и создал систему распределения продовольствия. Все это он вынужден был сделать для того, чтобы защитить двух наших аген тов, себя и интересовавших нас немецких ученых. К счастью, гражданские и военные сотрудники миссии Алсос были людьми, способными принимать реше* ния на месте, и не требовали большой опеки.

Управлять из Парижа действиями отдельных групп миссии Алсос на местах было невозможно. В еще большей степени это было невозможно делать из Вашингтона. Офицеры в штабе Гровса, ответственные за эту область, были способными и приятными людьми. Хотя они и были юристами, а не учеными, им все же не хотелось предоставлять нас самим себе, и поэтому они пытались руководить нашей деятельностью из?за океана. А мы должны были рассматривать любой приказ из Вашингтона как десять заповедей Моисея, абсолютно обязательных к выполнению без всяких «может быть». Внушительно выглядевшие радиограммы на розовых бланках со штампом «Совершенно секретно» или, что еще хуже, «Донести об исполнении» были в состоянии повергнуть в дрожь любой штаб. Время для исполнения ограничивалось зачастую только 24 часами.

Приведу типичный, хотя и несколько крайний, пример того, как невозможно было учесть абсолютно все в процессе организации миссии в Вашингтоне. Достигнув Рейна, мы должны были сразу же набрать для пробы речной воды. Капитан Роберт Блэк, находясь в составе передового отряда в Голландии, в конце сентября 1944 года под огнем противника добрался по мосту до середины реки и наполнил несколько бутылок столь ценной речной водой. Мы предполагали, что если немцы имеют крупное предприятие по изготовлению атомной бомбы, то для охлаждения уранового котла они могли использовать воды Рейна или его притоков. Если бы это было так, то в воду, несомненно, должны были попадать радиоактивные примеси, которые легко обнаружить с помощью особо чувствительной аппаратуры.

Бутылки тщательно закупорили и подготовили к отправке в Вашингтон. Майор X, желая доставить удовольствие остававшимся дома друзьям, добавил к этим бутылкам еще одну, с прекрасным француз ским вином, и написал на ее этикетке: «Проверьте и это на активность». Нам эта шутка показалась изящной и забавной.

Через несколько дней прибыла одна из совершенно секретных радиограмм, требовавшая немедленных действий. «Вода отрицательна. Вино обнаруживает активность. Посылайте еще. Действуйте».

«Вот молодцы! — подумали мы, — оценили нашу шутку и продолжают эту веселую игру». Но мы жестоко ошибались. Из следующих радиограмм стало ясно, что в Вашингтоне действительно измерили радиоактивность вина вместо того, чтобы его выпить, и получили положительный результат! Не значит ли это, что немцы имеют секретную лабораторию где?то в горах, среди виноградников? Им не приходило в голову, что во Франции имеется немало источников минеральных вод, обнаруживающих слабую радиоактивность.

Из формулировок текста радиограмм было ясно^, что их составлял кто?то, совершенно незнакомый с элементарной физикой. Мне не к кому было обратиться с просьбой разобраться во всей этой «винной чепухе». Мы были чрезвычайно заняты подготовкой к взятию Страсбурга, ожидавшемуся с минуты на минуту. Состав нашей миссии сократился до трех физиков и нескольких специалистов по другим вопросам. Я отказался действовать, несмотря на то, что телеграмма была подписана авторитетным ученым, занятым в проекте.

Но эту битву я проиграл. Мне пришлось послать одного из наших физиков, майора Фишера, на десятидневную «охоту» за радиоактивным вином. К счастью, нам было известно, откуда поступило это вино. Это была бутылка превосходного руссильона. Майор Фишер участвовал в освобождении Руссильона, когда он прибыл во Францию вслед за войсками вторжения с юга. Теперь я был вынужден послать его обратно в район Марселя.

«…Выполните всю работу полностью, — сказал я _ему_ Не скупитесь в отношении конфиденциальных фондов. И, кроме того, имейте в виду, что на каждую отобранную вами бутылку вина вы должны обеспечить ее полноценную копию для нашей миссии в Париже».

Майор Фишер и сопровождавший его капитан Уоллес Райян прекрасно провели время. Они были свободны от забот, и им совсем не приходилось беспокоиться о получении вина и любой нужной им информации. Французские виноделы решили, что эти офицеры — американские бизнесмены, использующие свое положение военных для того, чтобы возобновить коммерческие отношения с французскими экспортерами. Всюду их встречали с распростертыми объятиями и навязывали им в качестве образцов восхитительную жидкость в количествах, значительно превышающих те, которые они могли осилить. Но все закончилось благополучно. Они вернулись в Париж с широчайшим ассортиментом вин из бассейна Роны, образцами гроздьев винограда, почвы, на которой они росли, воды из местных речек и ручьев, образцов для оптовой и розничной торговли и т. д. Все это, за исключением предназначавшихся для нас «копий» вин, было отослано в Вашингтон вместе с рапортом майора Фишера. Вероятно, такое необычное задание и связанные с ним тяжелые «питейные» испытания повлияли на майора, что явно отразилось на его рапорте.

С течением времени «дистанционное управление» из Вашингтона ослабело и дошло до минимума, но когда возникала необходимость, мы всякий раз хватались за эту «винную операцию» как за мощный аргумент в пользу нашей самостоятельности. Мы так никогда и не узнали, что же случилось с тем вином, которое мы послали в Вашингтон. Надеюсь, что получатели использовали его так, как предначертала для вина сама природа, а не растратили его в колбах и ретортах.

Произошло еще одно событие, которое помогло внести ясность в проблему самостоятельности миссии Алсос. Трудно было убедить наших коллег из военной разведки, что розыски ученых совсем непохожи на розыски шпионов или уголовных преступников. У нас был перечень «подозреваемых». На военном жаргоне они именовались «объектами», и в соответствии с обычной полицейской процедурой наша работа заключалась в расследовании всех обстоятельств, связанных с каждым из этих объектов в отдельности. Трудно было убедить военных, что далеко не все эти «объекты» стоили того, чтобы их разыскивать, так как одни из этих ученых представляли определенный интерес, а другие — никакого. Они никак не могли понять, как мы могли знать это наперед.

Однажды мы получили из Вашингтона официальный документ относительно таинственного немецкого ученого, который еще до войны приезжал в Соединенные Штаты. Вместо того чтобы привести нам данные о его научных работах, из которых все сразу стало бы ясно, в секретном документе сообщалось, какое пиво он любит, каково его мнение об американских женщинах, далее говорилось о том, что у него в 1938 году были глисты, в правой ноздре полип и что левое яичко у него атрофировано! После ознакомления со столь достопамятным досье даже военные работники нашей миссии стали скептически относиться к подобным вашингтонским документам.

«Винный инцидент» имел, однако, некоторые последствия. Научный консультант генерала Гровса позднее сделал мне строгий и справедливый выговор за то, что я не сумел разглядеть опасности разыгрывания шуток в военное время, находясь за три тысячи миль за океаном, шуток, связанных с таким серьезнейшим предметом, как проект атомной бомбы. Вашингтон не мог рисковать.