Социально-экономическая политика Дутова

Социально-экономическая политика Дутова

Социально-экономическая политика является важнейшей частью всей государственной политики. К социальной сфере относится вся жизнедеятельность человека (труд, образование, отдых, здоровье, материальная поддержка тех, кто не в состоянии себя обеспечить самостоятельно). При таком подходе к социальной политике должны быть отнесены и те направления внутренней политики, которые вынесены мною в последующие разделы (национальная и конфессиональная, правоохранительная и культурная политика). Гражданская война, безусловно, оказала серьезнейшее влияние на социальную политику властей как в общегосударственном масштабе, так и в рамках Южного Урала. С одной стороны, тяжелейший общегосударственный кризис обусловил рост потребности населения в социальной поддержке со стороны государства, но с другой – само государство было не в состоянии оказать такую поддержку населению в необходимом объеме.

Социальная политика неразрывно связана как с текущей политической конъюнктурой, так и с экономикой (как распределительная политика), причем без сильной экономики сильная социальная политики невозможна. Тем не менее администрация Дутова пыталась, несмотря на катастрофическое положение финансов, по мере возможности осуществлять масштабную социальную политику. Экономическое состояние Оренбургского казачьего войска в 1917–1919 гг. можно охарактеризовать как кризисное. После оставления красными Оренбурга летом 1918 г. город был совершенно разграблен. Из Государственного банка было вывезено 14 128 000 руб., в т. ч. 5 400 000 руб. неподписанных денежных знаков¹⁵⁶⁸. Тяжелейший удар был нанесен большевиками весной 1918 г. по станицам Оренбургского войска, многие из которых оказались полностью уничтожены. Сожжены были станицы Донецкая (сожжено 647 дворов), Угольная (560 дворов), Григорьевская (560 дворов), Татищевская (539 дворов из 602), Благословенная (213 дворов из 224), НижнеПавловская (446 дворов из 688), Верхне-Павловская (193 двора из 485), Пречистенская (400 дворов), Донгузская (сгорели все 77 дворов), Мертвецовская (17 дворов), Воздвиженская (10 дворов)¹⁵⁶⁹. В станице Донецкой уцелело лишь 15 домов, несколько казачьих семей было заживо брошено прямо в огонь, кроме того, сожжено 10 000 пудов общественного хлеба¹⁵⁷⁰. Данных по потерям еще двух пострадавших станиц Ильинской и Красногорской обнаружить не удалось. Во 2-м военном округе сгорели станицы Кидышевская, Краснокаменская и Кулахтинская. Во избежание возможных спекуляций здесь целесообразно привести подробнейшие статистические данные о реальных убытках, понесенных некоторыми из пострадавших станиц 1-го округа и компенсации по сведениям на сентябрь 1918 г.¹⁵⁷¹ (см. табл. 8).

Таблица 8

Таким образом, выплаченная страховка в значительной степени компенсировала местным жителям их убытки в отношении сгоревших построек. Однако, невзирая на это, в дальнейшем в войске была развернута масштабная кампания помощи пострадавшим станицам.

Необходимо признать, что население сгоревших станиц действительно терпело серьезные лишения. Выжившим пришлось жить в открытом поле и частично в соседних станицах. Имущество жителей станиц Переволочной, Алексеевской, Григорьевской, Дедуровской, Угольной, Красногорской было разграблено красными – уведен скот, отняты хлеб, деньги, одежда, инвентарь. Как отмечал один из очевидцев, «брали все, что нравилось красноармейцам, не гнушаясь принадлежностями белья»¹⁵⁷². На станицы накладывались контрибуции. Общие убытки войска составили десятки миллионов руб.¹⁵⁷³ Только три станицы – Кидышевская, Уртазымская и Кулахтинская – понесли убытков на сумму 4 889 127 руб.¹⁵⁷⁴ В то же время отмечалось, что эта сумма была названа без строгой оценки.

С установлением на территории части губернии и войска казачьей власти начались ответные действия белой администрации. Атаман утверждал, что «для высшего командования интересы всех граждан одинаковы и защита их есть первый долг воина и командира»¹⁵⁷⁵. На практике было иначе. Казачья власть отстаивала в основном казачьи интересы. Уже затрагивался вопрос о наложении контрибуции на рабочие районы Оренбурга. Кроме того, жителям наиболее пострадавших от большевиков станиц Угольной и Григорьевской было разрешено переселение в Илецкую Защиту, причем предписывалось выселить из своих домов жителей районов Илецкой Защиты – Ташкент, Пчельник и Кирпичные Сараи, поскольку они принимали участие в боевых действиях против казаков¹⁵⁷⁶. Помимо репрессивных мер, была развернута масштабная кампания по восстановлению сожженных станиц войска, в ходе которой станицам была оказана значительная материальная помощь. Были сделаны два займа по 500 000 руб. в оренбургском окружном интендантстве и в оренбургском торгово-промышленном союзе, возбуждено ходатайство перед Комучем о признании уничтожения станиц общегосударственным бедствием и ассигновании на их восстановление первоначально 10 000 000 руб.¹⁵⁷⁷ В пострадавшие станицы направлялись специальные отряды по уборке хлеба, оснащенные сельскохозяйственными машинами¹⁵⁷⁸. На Преображение (19 августа) 1918 г. в пользу пострадавших станиц Союз рестораторов Оренбурга организовал на Беловке народное гулянье с лотереей, спектаклем и кабаре. Чистая прибыль составила несколько десятков тысяч рублей¹⁵⁷⁹.

Со склада общества «Орлес» 11 пострадавшим станицам (Благословенской, Нижне– и Верхне-Павловской, Донецкой, Мертвецовской, Татищевской, Донгузской, Григорьевской, Пречистенской, Угольной и Воздвиженской) к началу октября 1918 г. было выделено 69 877 досок, 75 226 единиц теса, 9351 шпала, 1662 бревна, 2271 брус, 12 110 горбылей¹⁵⁸⁰ и жердей и 1268 пластин¹⁵⁸¹. В пользу пострадавших станиц изымались суммы, выданные некоторым станицам большевиками. Например, так было поступлено с 30 000 руб., полученными станицей Парижской 2-го военного округа¹⁵⁸².

Кроме того, в пользу станиц, пострадавших от большевиков, в 1918 г. в 1-м военном округе предполагалось организовать 1-й внутренний 6 %-ный народный заем оренбургского казачества (планировался выпуск бумаг достоинством 25, 50 и 100 руб., срок займа – 10 лет, величина – 20 000 000 руб.¹⁵⁸³). Для тех же целей была проведена войсковая лотерея (200 000 билетов по 25 руб. каждый, из общей суммы в 5 000 000 руб. 3 000 000 предназначалось для помощи станицам, а 2 000 000 – на выигрыши (реализовано оказалось только 10 % билетов) выпускались благотворительные открытки, организовывались аукционы. В частности, в конце 1918 г. областной милицией был устроен аукцион в пользу пострадавших станиц, на котором за 10 000 руб. была продана фуражка Дутова, за 9000 руб. удалось продать бутылку шампанского. Тут же двое офицеров заявили о готовности отдать жизнь за атамана¹⁵⁸⁴.

При этом нельзя не признать, что кампания помощи станицам носила ярко выраженный пропагандистский характер, – населению и представителям центральной власти, в основном в целях получения денежной помощи, а также для придания войску образа жертвы, постоянно напоминалось о зверствах большевиков. Порой эти напоминания были настолько назойливыми, что ныне кажутся откровенной спекуляцией на произошедшей трагедии. Кроме того, реальное значение произошедшего в ходе развернутой кампании многократно преувеличивалось. В Войсковом правительстве был даже организован специальный отдел, занимавшийся исключительно вопросом восстановления сожженных станиц¹⁵⁸⁵. Кстати, в начале 1919 г. войско получило от правительства более 1 000 000 руб. в возврат денег, выданных из пожарного капитала в страховые премии за сожженные станицы¹⁵⁸⁶. В Совет министров было внесено предложение об отпуске немыслимой суммы в 50 000 000 руб. на восстановление сожженных станиц. Обещано было выплатить 25 миллионов, но реально из Омска войско получило только 2 999 082 руб. 79 коп.¹⁵⁸⁷ Следует признать, что эта цифра была гораздо ближе к действительной сумме убытков, понесенных станицами. Кроме того, она с точностью до копейки равнялась той сумме, на которую к середине апреля 1919 г. Войсковым правительством было приобретено и выдано на восстановление станиц материалов¹⁵⁸⁸. Для чего войсковой администрации понадобилось значительное преувеличение суммы ущерба – понять сложно. Едва ли эти средства по получении их войском могли быть пущены на другие цели.

Кроме того, к 1 марта 1919 г. было собрано еще 598 708 руб. 83 коп. добровольных пожертвований на восстановление станиц. Из этих денег сожженным станицам были выделены следующие суммы¹⁵⁸⁹ (см. табл. 9).

Таблица 9

Газета «Оренбургский казачий вестник» сообщала о реальном положении в различных частях войска. К примеру, в станицах по реке Сакмаре в августе 1918 г. были окончательно ликвидированы советские органы власти, завершен сенокос, шла уборка хлебов. В связи с острой нехваткой рабочих рук много сена осталось в копнах и много травы на корню, встречались сложности с уборкой хлеба, однако урожай был хороший. В то же время казаки не имели никаких сведений о ситуации в войске, газеты не поступали, чувствовалась нехватка предметов первой необходимости – чая, сахара, табака, мануфактуры (люди перешивали старую одежду), при этом настроение населения было хорошим¹⁵⁹⁰.

В сопоставимую с расходами на восстановление сожженных станиц сумму выросли расходы на проведение Войсковых Кругов. В 1919 г. предполагалось провести два Круга и израсходовать на это 400 000 руб., однако реально был проведен только один Круг, расходы по которому до 1 июня 1919 г., когда Круг еще даже не закончил свою работу, уже составили 704 733 руб. 81 коп.

В своем письме Верховному Правителю адмиралу А.В. Колчаку от 24 апреля 1919 г. Дутов писал о внутреннем положении войска:

«…Затем я перейду к ведомству Внутренних дел. Мы в настоящее время берем от деревни все[: ] и солдат, и хлеб и лошадей, а в прифронтовой полосе этапы, подводы и проч[ее] лежат таким бременем на населении, что трудно представить. Исходя из этого, казались бы естественными некоторые заботы Мин[истерства] вну[тренних] дел о деревне. Этого в сущности в полной мере не наблюдается. В прифронтовой полосе, а особенно в местностях, освобожденных от большевиков, земства не существуют. Налоги земские не вносятся, и служащие разбежались. Больницы в деревнях почти везде закрыты, лекарств нет, денег персоналу не платят, содержать больницы нечем. Школы не работают, учителей нет, жалованье им не платили за ¹/₂ года и больше, все почти поступили в чиновники или же в кооперативы. Никаких агрикультурных мероприятий нет, дороги не исправляются, мосты не чинятся, все разваливается. В деревнях нет ситца, нет сахара, нет спичек и керосину. Пьют [о]траву, самогонку, жгут лучину, и вот эта сторона очень и очень важна. Та власть будет крепко, крепко поддержана всем народом, которая, кроме покоя и безопасности, даст хлеб, ситец и предметы первой деревенской необходимости. Поэтому вслед за армией должны следовать транспорты всех этих предметов необходимости. Я уже принял все меры к тому, чтобы отправить в Оренбург мануфактуру, сахар и спички. Считаю это очень важным. Суда в деревне нет, во многих селах нет священников, хоронят без церкви, крестят без обряда и т. д. – все это в деревнях приучает к безверию и распущенности. Религия – основа Руси, без нее будет страшно. Вот куда должна быть направлена политика Минвнудел. Я боюсь, что вмешиваюсь не в свое дело, но Вы, Ваше Высокопревосходительство, не раз мне говорили, что мои письма для Вас представляют известный интерес, вот почему я позволяю себе писать Вам вполне откровенно и гл[авным] обр[азом] о плохих фактах. Хорошее – само себя оправдывает. М[ожет] б[ыть], мое письмо в силу сообщений только фактов печальных и носит характер как бы безнадежности, но это не так. Ваша популярность и Ваша власть растет и укрепляется ежечасно, я лишь желаю еще большего для Вас и еще больше славы Вам, дабы ничто на Вашем государственном пути не омрачало ореола Вашего имени. Так нужно для всей России. Я очень и очень озабочен деревней и потому так и пишу. Сейчас есть губернии, где нет волостного земства, есть – с ним, а есть и такие, где земство частью в уездах введено, частью – нет. Это необходимо урегулировать, т. е. признать волостное земство или его упразднить и соответственно этому вести организацию… Сейчас начался сезон летних работ. У многих крестьян есть машины, но нет запасных частей, и никто им не приходит на помощь. Раньше были земские н[ачальни]ки, теперь их нет, а один управляющий уездом ничего сделать не в состоянии, ибо в уезде иногда до 100 волостей. Меня за эти мысли здесь называют демократом, я, право, не нуждаюсь в кличке, ибо ни к одной из партий никогда не принадлежал и не принадлежу, а говорю только то, что вижу»¹⁵⁹¹.

В очень деликатной форме оренбургский атаман изложил тот печальный факт, что войско не только в военном, но и в экономическом отношении оказалось фактически предоставлено Омском самому себе. Отмечу, что до февраля 1919 г. не было удовлетворено ни одно из ходатайств войска по Министерству финансов¹⁵⁹². Семьи мобилизованных казаков долгое время не получали от казны положенных пайков, а сами казаки вплоть до 1919 г. не получали компенсаций за выход на службу со своим обмундированием и лошадьми.

Дутов перечислил, пожалуй, все основные трудности, с которыми столкнулись население и власть в период Гражданской войны, – произвол администрации, разрушение общественных институтов, отсутствие предметов первой необходимости, примитивизацию жизни. Челябинский исследователь И.В. Нарский обобщенно называет произошедшее архаизацией деревенского существования, при которой деревня не металась в годы Гражданской войны между красными и белыми, а замкнулась в себе, стремясь свести к минимуму ущерб от вмешательства извне¹⁵⁹³. Такая точка зрения во многом перекликается с образным сравнением кемеровского исследователя А.Г. Зарубина, по мнению которого белые и красные армии – «всего лишь волны над бездонной традиционалистской глубиной»¹⁵⁹⁴.

Положение было настолько серьезным, что властям не всегда удавалось обеспечить всем необходимым даже войска, обеспечение которых являлось приоритетной задачей. В армии не хватало обуви, в связи с чем в сентябре 1918 г. пришлось прибегнуть к мобилизации сапожников¹⁵⁹⁵. Дело осложнялось хищениями военного имущества. Так, в Белебеевских казармах, где в сентябре 1918 г. размещался 1-й Оренбургский казачий полк, было растащено до 500 рогож, принадлежавших интендантству¹⁵⁹⁶. На местах ширилась коррупция. Доходило даже до торговли выборными станичными должностями. В частности, некто Коробцов за 1000 руб. купил должность атамана станицы Алексеевской 3-го военного округа¹⁵⁹⁷. В ужасающем положении из-за нехватки специалистов, средств и бездействия местных властей находилось санитарное дело в войске. В конце 1918 г. Дутов лично инициировал сбор аптекарской посуды для армии¹⁵⁹⁸. Кроме того, он сам занимался организацией помощи армии теплыми вещами¹⁵⁹⁹.

21 апреля 1919 г. Отдельной Оренбургской армии правительством был выделен, наконец, кредит в 154 449 078 руб., Западная и Сибирская армии получили в общей сложности 254 230 901 руб.¹⁶⁰⁰ Оклады денежного содержания казаков неоднократно менялись. С февраля по 23 июля 1918 г. все они как партизаны должны были ежемесячно получать по 300 руб., затем с 23 июля по 1 сентября нижние чины получали по 60 руб. в месяц, с 1 сентября был установлен оклад в 45 руб. в месяц, а в марте 1919 г. – 40 руб.¹⁶⁰¹ Но из-за отсутствия средств отпуск невыплаченного жалованья казакам за период до 23 июля 1918 г. был отложен до образования единой общегосударственной власти и решения этого вопроса наряду с вопросом о выплатах казакам, не получившим довольствия за период Первой мировой войны. Нетрудно понять, что ни те ни другие так и не дождались обещанных денег. В 1919 г., когда выплату денег казакам вроде бы взяло на себя правительство Колчака, было решено сократить расходы казны и считать два возраста обязательными для службы, а остальные – мобилизованными. Пособия при выходе на службу конным казакам были определены в 800 руб., пешим – в 300. Оренбургскому войску в 1919 г. на пособия было выделено в общей сложности 30 миллионов руб. из расчета в 33 000 конных и 12 000 пеших казаков¹⁶⁰². Семьям призванных выплачивался 100-рублевый паек.

Правительство Дутова обращало внимание и на поддержку семей граждан, пострадавших в борьбе с большевиками. Приказом по Оренбургскому военному округу № 12 от 12 января 1918 г. были установлены пенсии всем гражданам, потерявшим трудоспособность в борьбе с красными¹⁶⁰³. Постановлением Войскового правительства от 7 августа 1918 г. всем семьям казаков, погибших в борьбе с большевиками, было установлено пособие в 2000 руб.¹⁶⁰⁴ В пользу семей лиц, погибших в борьбе с большевиками, предполагалось передавать деньги, конфискованные по постановлениям военно-следственной комиссии¹⁶⁰⁵. Однако, несмотря на все усилия, к концу августа 1918 г. средства на выдачу пособий были израсходованы, и их выдача была прекращена¹⁶⁰⁶. Сентябрьский 1918 г. Войсковой Круг установил размер пособия в 50 руб. на члена семьи погибшего (принадлежность к войску не оговаривалась)¹⁶⁰⁷. По мере возможности в 1919 г. осуществлялась поддержка беженцев с занятой большевиками территории войска. Войсковая администрация в феврале 1919 г. на их поддержку испрашивала у правительства трехсоттысячный кредит, причем адмирал Колчак посчитал необходимым срочно оказать содействие¹⁶⁰⁸. Однако в итоге было выделено в три раза меньше запрашиваемой суммы¹⁶⁰⁹.

Мобилизованные казаки также получали социальную поддержку, выражавшуюся помимо денежных пособий в общественной уборке зерна и сена. Кстати, в этой работе добровольно участвовали представители южноуральской интеллигенции. К сбору урожая привлекались и военнопленные, распределявшиеся между семьями казаков, некоторая часть пленных была распределена и между неказаками. Казакам-погорельцам, семьи которых не имели в станицах рабочих рук, были разрешены отпуска из частей домой на срок до месяца.

Промышленность, слаборазвитая в войске и до Гражданской войны, пришла в ее ходе в полный упадок. Не хватало топлива. Показательно, что из 13 000 оренбургских рабочих после оставления города красными осталось 8000¹⁶¹⁰. Таким образом, 5000 человек ушло с большевиками, что, с одной стороны, лишило оренбургский пролетариат наиболее идейных сторонников большевиков, но с другой – не могло не привести к росту стоимости рабочей силы.

По мере возможности Дутов старался содействовать развитию промышленности региона, интересовался этой сферой. В частности, 7 декабря 1917 г. он открыл съезд горно– и золотопромышленников Оренбургского края¹⁶¹¹. Однако для нормализации этой отрасли одного интереса было явно недостаточно. Впрочем, нельзя согласиться с оценкой С.А. Щепихина, отмечавшего, что у Дутова было «в районе много заводов, но он их закрыл фактически, так как не имеет ни малейшего представления о[б] их эксплуатации. Сотрудников себе подобрал все своих казаков, среди которых невозможно выбрать специалистов – их нет там. А потому Дутов очень упростил этот вопрос, заводской, он от него просто отмахнулся»¹⁶¹².

В составе Войскового правительства существовали агрономический, ветеринарный, дорожно-строительный, кустарный, лесной, землеустроительный, оброчный, статистический, страховой, почвенно-экспедиционный, горный и продовольственный отделы, ведавшие войсковым хозяйством. Конечно, далеко не все инициативы местной власти в отношении промышленности в 1918–1919 гг. удавалось реализовать на практике, но кое-что все же делалось. При Дутове в Орске заработала обувная фабрика. В Верхнеуральске при содействии правления 2-го военного округа – мыловаренный завод¹⁶¹³. В Оренбурге было намечено открытие табачного склада и фабрики. В местечке Кочкарь предполагалось построить патронный завод, на территории 1-го военного округа в 1918 г. намечалось усилить добычу полезных ископаемых. Предполагалось организовать известковый, алебастровый, меловой и кирпичный заводы, однако для этого не нашлось специалистов¹⁶¹⁴.

Кожевенное производство, работавшее на нужды армии, истощило запасы сырья. Заготовка леса в 1918 г. в Оренбургской губернии провалилась. При большевиках вследствие бесхозяйственности при сплаве леса по реке Сакмаре были прорваны заграждения, и лес унесло, причем убытки составили до миллиона рублей. Часть леса уже при казаках была передана на восстановление сгоревших станиц. Все это привело к взлету цен на топливо, составивших 200 % относительно цен 1917 г.¹⁶¹⁵

Топливный кризис незамедлительно отразился на работе нуждавшихся в нефти мельниц и транспорта. После введения хлебной монополии и ограничения свободной хлеботорговли пришла в упадок мукомольная промышленность. Этому способствовал также неурожай 1917 г. в некоторых уездах и установление ненормальных твердых цен на хлеб, а затем их изменение. Хаос в организации поставок хлеба приводил к убыткам и спекуляции зерном. Хлеб вывозился в Ташкент, где выгодно перепродавался по спекулятивным ценам, тогда как сама Оренбургская губерния была на грани голода.

Вообще в Оренбургской губернии существовали такие отрасли промышленности, как добыча соли, угля, выделка железа, валяной обуви, масла. Все эти отрасли так или иначе пострадали от общегосударственного кризиса и разрухи. При этом население стремилось выходить из положения, в результате чего начался рост кустарной промышленности. К слову сказать, подобные мелкие и средние предприятия в Сибири и на Дальнем Востоке при белых составляли до 80 % всего промышленного потенциала¹⁶¹⁶.

В 1918–1919 гг. на территории Оренбургского казачьего войска наметились тенденции к огосударствлению существовавшей здесь промышленности и ее государственному регулированию. Власть пыталась поставить промышленность под свой контроль, прежде всего, для обеспечения нужд армии. 21 августа 1918 г. Войсковое правительство издало постановление об объявлении собственностью войска илецких месторождений каменной соли¹⁶¹⁷. Это постановление вызвало протест главноуполномоченного Комуча П.В. Богдановича, справедливо считавшего месторождения общегосударственным достоянием, вымежеванным из казачьей территории¹⁶¹⁸. Собственностью войска была объявлена и знаменитая гора Магнитная, а также организованная в Оренбурге большевиками социалистическая сапожная фабрика¹⁶¹⁹. Часть промышленных предприятий горнорудной промышленности летом 1918 г. была взята под управление Временным Сибирским правительством¹⁶²⁰. Осенью 1918 г. Войсковым правительством было предписано губернской фабричной инспекции произвести учет металлов и месячную потребность в них различных ведомств, предприятий и населения. Незаявившие о наличии металла в 3-дневный срок подвергались штрафу в размере до 3000 руб., а металл конфисковывался¹⁶²¹. Кроме того, Войсковое правительство предпринимало попытки ужесточения контроля за рабочими. Были запрещены стачки, 31 августа 1918 г. издан приказ о борьбе с нарушителями рабочей дисциплины, разговаривающими во время работы и опаздывающими¹⁶²². В то же время заработная плата рабочих была достаточно высокой¹⁶²³. Есть данные, что на востоке России она составляла 25–40 руб. за 8-часовой рабочий день в зависимости от квалификации рабочего. Для сравнения – фунт хлеба в Омске стоил 70–80 коп., бутылка водки – 6 руб.¹⁶²⁴

Транспорт также находился в неудовлетворительном состоянии. Одной из насущных задач, стоявших перед Дутовым, являлось соединение территории войска и базы Белого движения на востоке России – Сибири – железной дорогой, для чего необходима была достройка рокадной Троицко-Орской железной дороги. Эта задача была стратегически важной для нормального обеспечения всего левого фланга Восточного фронта белых, а также для снабжения населения Южного Урала всем необходимым¹⁶²⁵. В связи с отсутствием этой дороги, чтобы добраться из Челябинского уезда Оренбургской губернии в Оренбургский, вместо 250–600 верст по прямой приходилось делать крюк в 1500–2000 верст. С оставлением в октябре 1918 г. белыми узловой станции Кинель (в районе Самары) Оренбург лишился и такого пути.

Однако задача постройки новой железной дороги не могла быть решена только на местном уровне, требовалась помощь центра. И Дутов приложил немало усилий, чтобы добиться финансирования этого проекта правительством. Атаман ходатайствовал перед Министерством финансов о выделении на осуществление этого проекта 9 миллионов руб.¹⁶²⁶ В декабре 1918 г. ходатайство было удовлетворено, но реализовать проект так и не удалось. К началу Гражданской войны Троицкая железная дорога, строившаяся с 1914 г. (строительство с 1914 г. по осень 1916 г. было прервано в связи с началом Первой мировой войны), представляла собой лишь небольшую ветку, соединявшую города Троицк и Челябинск (кроме того, через Троицк проходила железная дорога на Кустанай – на восток). Между Троицкой железной дорогой (конечная станция Карталы) и Орском оставался недостроенный участок в 375 верст. К весне 1919 г. конечные участки дороги удалось продолжить на сто верст, но для того, чтобы сомкнуть обе линии, не хватило рельс¹⁶²⁷. Небезынтересно, что достройка этой железной дороги была осуществлена лишь в 1930-х гг. Кроме того, в период Гражданской войны, несмотря на наличие железнодорожной магистрали, не было полноценного железнодорожного сообщения между Оренбургом и Орском. Дело в том, что эта железная дорога долгое время оставалась недостроенной и заканчивалась лишь на станции Сара в 71-й версте от Орска (всего от Оренбурга до Орска 306 верст). По расчетам укладка рельс занимала всего два месяца¹⁶²⁸. Однако сложность с достройкой линии была связана с необходимостью строительства железнодорожного моста через Урал возле Орска. К 20 декабря 1918 г. на участке Сара – Орск было уложено 40 верст рельс, параллельно велось строительство моста¹⁶²⁹. Оставление белыми этого района зимой 1919 г. не позволило завершить начатое. Летом – осенью 1918 г. поднимался вопрос о достройке железной дороги Уральск – Илецкая Защита (разобрана в годы Первой мировой войны¹⁶³⁰), которая могла бы связать Оренбургское и Уральское войска¹⁶³¹. Однако и этот вопрос решен не был. К тому же казаки и киргизы на этой линии постоянно расхищали шпалы и иные железнодорожные материалы¹⁶³².

Добавлю, что единственная транспортная артерия Сибири – Транссибирская магистраль – в 1918–1919 гг. работала крайне плохо, и даже при наличии железнодорожного сообщения Оренбурга с Сибирью перебои с поставками все равно имели бы место. Тем более что существовал острейший топливный кризис (для его преодоления на Ташкентской железной дороге в качестве топлива использовали даже кизяк и сушеную рыбу), усугубившийся с переходом в руки большевиков Колтубанского бора. То, насколько сложно было организовать поставки по Транссибу, продемонстрировала командировка полковника В.Г. Рудакова на Дальний Восток в конце 1918 – начале 1919 г.

К 1917 г. Южный Урал являлся одним из ведущих аграрных районов России. Однако в условиях Гражданской войны сельское хозяйство также находилось в кризисном состоянии. В сельской местности в связи с мобилизацией и разрухой остро не хватало рабочих рук, инвентаря, транспортных средств. 1918 г. во 2-м и 3-м округах войска выдался неурожайным. Поголовье лошадей в Оренбургской губернии к 1920 г. сократилось на 16 % от уровня 1917 г., правда, худшее было впереди – к 1922 г., в основном из-за голода 1921–1922 гг., сокращение составило 61,3 %¹⁶³³. Большинство помещичьих усадеб Оренбургской губернии было разграблено уже в 1917–1918 гг. С падением власти большевиков некоторые бывшие землевладельцы потребовали возвращения утраченной ими земельной собственности. Как и в других регионах, помещики часто обращались за помощью к начальникам воинских частей, которые вмешивались в этот вопрос на стороне землевладельцев. Подобные случаи не способствовали успокоению крестьянства.

В обязательном постановлении Войскового правительства по земельному вопросу от 9 августа 1918 г. говорилось, что землевладелец, произведший посев и запашку, является владельцем урожая. Если посев был осуществлен другим лицом, землевладельцу полагалось выплатить арендную плату и стоимость обработки земли¹⁶³⁴. Еще на 1-м Войсковом Круге 26 апреля 1917 г. было принято постановление о том, что все частновладельческие земли (в том числе офицерские и монастырские) переходят в собственность войска (в основном эти земли сдавались их собственниками в аренду), а их владельцам полагался лишь надел в размере общевойсковой душевой нормы¹⁶³⁵. Это положение было подтверждено постановлениями от 22 августа 1918 г. и от 23 апреля 1919 г.¹⁶³⁶ Излишки земли поступали в войсковой земельный фонд. Дополнительные наделы выделялись за арендную плату. Распределением земли ведали станичные правления, но окончательное решение этого вопроса оставлялось за Учредительным собранием. Целью аграрной реформы было увеличение землепользования земледельческого населения и создание крепких хозяйств¹⁶³⁷. Всеми вопросами, связанными с земельной реформой, занимались войсковая и окружные земельные комиссии. К сожалению, в историографии встречаются не вполне обоснованные оценки этой реформы. Нельзя согласиться с утверждением о том, что политика в отношении землепользования неказачьего населения была якобы «подчеркнуто благожелательной»¹⁶³⁸. Наоборот, для наделения землей неказаков, проживавших в войске, одним из необходимых условий был их переход в казачье сословие¹⁶³⁹. Нет данных и о том, что предполагалось введение в войске наследственного землепользования¹⁶⁴⁰. Такая мера подорвала бы один из важнейших устоев казачества – службу за право пользования земельным наделом. Несмотря на тяжелую обстановку Гражданской войны, в войске функционировала почвенная экспедиция профессора С.С. Неуструева, обследовавшая к осени 1918 г. половину территории войска. Тем не менее в результате Гражданской войны на территории Оренбургской губернии в постоянной эксплуатации на 1920 г. находилось лишь 23 % площади высева 1917 г., а крестьянское хозяйство практически свелось к натуральному¹⁶⁴¹.

Законодательство и реальная практика в обстановке братоубийственной войны значительно отличались друг от друга. В станицах широко распространилось незаконное лишение земельных наделов тех казаков, которые жили вне своих станиц¹⁶⁴². Колоссальные масштабы в деревне приобрело пьянство, сопровождавшееся ростом преступности. Пьянство широко распространилось и в войсках, в том числе среди офицерского состава. Впрочем, все эти явления были еще не так трагичны по сравнению с более поздним периодом 1921–1922 гг., когда в доведенном до отчаяния голодом населении Южного Урала, в том числе и казачьем, получило распространение людоедство и трупоедство¹⁶⁴³.

«Главная точка опоры России, – заявлял Дутов в 1919 г., – земельный вопрос. Последнее время под земельным вопросом стали понимать только вопрос о разделе земли, забывая, что, кроме владения землей, нужны средства для ее обработки и умение извлекать из земли наибольшую для себя и государства пользу. Взаимоотношения захватчиков земли и ее прежних владельцев должны быть, разумеется, урегулированы специальными законами, которые будут и могут быть изданы только Всероссийским национальным собранием. Право на землю для желающего трудиться и работать на земле должно быть священно. Но захват земли в излишке, как это имело место в эти годы, без возможности обработки ее собственным трудом, должен быть строго преследуем законом. Потому что это значило бы отнять землю у одних – помещиков, чтобы дать возможность другим счастливым новым владельцам – крестьянам – опять угнетать тех крестьян и батраков, которые оказались обделенными землей. Дав народу землю, надо ему дать и возможность ею разумно пользоваться. Нужны земледельческие машины, нужны сельскохозяйственные школы, нужна помощь по сбыту хлеба и регулировки цен на хлеб, нужны правительственные ссыпные пункты и т. д.»¹⁶⁴⁴.

Для снабжения войск по согласованию с казачьими представительными органами Дутов осуществлял платные реквизиции продовольствия¹⁶⁴⁵. Непосредственно реквизиции проводились станичной администрацией. Еще 25 марта 1917 г. была упразднена свободная хлебная торговля, что повлекло за собой крупномасштабную скупку хлеба и нелегальную спекуляцию. Много хлеба уходило и на подпольное винокурение, причем сами казаки в этой связи неоднократно просили восстановить казенную винную монополию¹⁶⁴⁶. Уже осенью 1917 г. Дутов поставил под свой контроль губернские продовольственные органы. 14 ноября 1917 г. Войсковым правительством было объявлено о сдаче на ссыпные пункты хлеба, причем не сданный к 1 января 1918 г. хлеб реквизировался по твердым ценам и вывозился за счет владельцев¹⁶⁴⁷. Дутов выступал как сторонник твердых цен на хлеб при сохранении свободы торговли. В такой позиции было некоторое противоречие, подрывавшее политику хлебной монополии. Кроме того, противоречие было и в том, что он одновременно являлся атаманом и главноуполномоченным Министерства продовольствия, т. е. служил и государству, и войску. На практике это приводило к поощрению реквизиций излишков у крестьян и защите казаков.

Блокада Оренбурга П.А. Кобозевым в конце 1917 г. – начале 1918 г. значительно ухудшила ситуацию с продовольствием в Оренбурге. Сам Кобозев сбывал этот хлеб по дешевке, создавая себе популярность и одновременно обрекая на голод целый регион. В некоторых станицах в те дни не оставалось ни куска хлеба¹⁶⁴⁸. Разумеется, многие винили в этом не Кобозева, а Дутова. Дутов опирался на поставки крупных купцов и промышленников, которые, разумеется, наживались на сделках¹⁶⁴⁹. Крестьянский труд обесценивался. Торговля находилась в упадке в связи с разрухой на транспорте, финансовым кризисом и остановкой промышленности в масштабе всего государства.

В связи с восстановлением в 1918 г. свободной торговли хлебом в Оренбургской губернии положение несколько улучшилось. Торговлю контролировали оренбургский торгово-промышленный союз и оренбургская городская продовольственная управа. Разрешение частного предпринимательства благотворно влияло на жизнь населения. Обед из двух блюд в июле 1918 г. можно было заказать в Оренбурге за 4 руб., из трех – за 5,5 руб., обеды даже доставлялись на дом, в меню предлагались блюда русской и кавказской кухни, мороженое¹⁶⁵⁰. Осенью 1918 г. в Оренбурге была организована выдача дефицитных продуктов по умеренным ценам по карточной системе.

Летом 1919 г. Дутов говорил, что «прифронтовая полоса – области Уральская и Оренбургская и Пермская губерния – великая страдалица земли русской. Мы разорены. В Оренбургском войске детишки ходят буквально голые. Ман[уфактуры], чаю, сахару не получ[ают], мы не можем позволить себе эти роскоши. Между прочим, мануфактуру дают по 6 вершков на человека, – количество, из которого не сделаешь даже купального костюма»¹⁶⁵¹. В результате кризиса снабжения огромные масштабы приобрела спекуляция. Для борьбы со спекуляцией Дутов 14 марта 1919 г. запретил вывоз мяса и угон скота из Оренбургской губернии и Тургайской области¹⁶⁵². В Оренбурге осенью 1918 г. не было сахара, соли, табака, железа, керосина, спичек. Однако все это можно было приобрести на толкучем рынке и у спекулянтов по неимоверно высоким ценам. В частности, фунт сахара у спекулянтов стоил 30 руб., пуд соли – 10–12 руб. (государственная цена – 2 руб. 60 коп., в Самаре же стоимость достигала 24 руб.), молоко – 5–6 руб. за четверть, коробка спичек – 75 коп., осьмушка махорки – 7–9 руб.¹⁶⁵³ В то же время цены на хлеб в Оренбурге осенью 1918 г. были в 4–5 раз ниже аналогичных в занятой красными Вятке¹⁶⁵⁴.

Весной 1918 г. руководство казаков-повстанцев установило твердые цены на продукты: овес – 15 руб., сено – 2 руб., отруби – 5 руб., просо – 10 руб., рожь – 10 руб., пшеница – 15 руб., ячмень – 20 руб., мука – 20 руб., мясо – 30 руб., крупа – 20 руб.¹⁶⁵⁵ Справочные цены по Оренбургу на июль 1918 г. составляли: пуд мяса 2-го сорта – 72 руб., фунт сала или топленого масла – 3 руб. 75 коп., пуд подболточной муки – 24 руб., пуд соли – 2 руб. 30 коп., фунт перца – 16 руб., пуд свежих овощей – 20 руб., фунт чая – 10 руб., фунт сахара – 1 руб. 50 коп., пуд печеного хлеба – 32 руб., пуд крупы – 24 руб.¹⁶⁵⁶ В сентябре 1918 г. на Орском фронте существовали следующие цены: пшеница – 14 руб., просо – 12 руб., мука ржаная – 20 руб., пшеничная – 22 руб., крупа пшенная – 15 руб., рогатый скот живого веса – 30 руб., мясо – 65 руб., свежее баранье сало – 80 руб., картофель – 25 руб., капуста свежая – 25 руб., квашеная – 20 руб., лук – 40 руб., соль – 20 руб., овес – 15 руб., ячмень – 15 руб., ржаные отруби – 9 руб., прессованное сено – 3 руб. 50 коп., сено розвязью – 2 руб. 50 коп., солома пшеничная розвязью – 1 руб., ржаная – 1 руб., овсяная – 1 руб. 25 коп., ячменная – 1 руб. 40 коп. Поденная плата пешему чернорабочему составляла 12 руб., конному – 20 руб. Стоимость перевозки до 10 верст – 5 коп. с пуда-версты¹⁶⁵⁷. В январе 1919 г. Дутов утвердил следующие предельные цены: пуд пшеницы – 12–15 руб., пуд мяса – 76 руб. (в Ташкенте в марте 1919 г. – 600 руб.), пуд сливочного масла – 380 руб. (в Ташкенте в марте 1919 г. – 2000 руб.¹⁶⁵⁸), пуд картофеля – 16–20 руб., пуд керосина – 17 руб. 20 коп., пуд мыла – 240–260 руб.¹⁶⁵⁹ Небезынтересно, что при большевиках стоимость пуда муки в Оренбурге составляла 60–80 руб., тогда как при белых – 25 руб., т. е. примерно в три раза дешевле¹⁶⁶⁰.

Таким образом, цены на основные продукты при Дутове за период Гражданской войны претерпели незначительные изменения, и в сравнении с другими регионами (Поволжьем, Туркестаном), а также с периодом пребывания в Оренбурге большевиков были весьма умеренными. Следует признать обоснованным утверждение Генштаба генерал-майора И.Г. Акулинина в конце ноября 1918 г. о том, что «цены на жизненные припасы и продовольствие за последнее время нисколько не повысились»¹⁶⁶¹.

Скачок цен произошел весной – летом 1919 г., по всей видимости, в связи с отменой твердых цен на пищевые продукты. Рыночные цены по Орскому уезду в июне 1919 г. были следующими: фунт чая – 90—120 руб., фунт сахара – 65 руб., коробка спичек – 3 руб., фунт керосина – 10 руб., фунт простого табака – 50–60 руб., фунт кофе в зернах – 20 руб., аршин ситца самой дешевой ткани – 35–40 руб., аршин самой дешевой материи на верхнюю одежду – 120 руб., фунт простого мыла – 7—12 руб.¹⁶⁶²

Однако до начала боевых действий они были существенно ниже. Для сравнения накануне Гражданской войны в сентябре 1917 г. твердые цены на пшеницу по Оренбургскому уезду составляли 6 руб. 12 коп. за пуд, по Верхнеуральскому и Троицкому – 5 руб. 32 коп. Рожь стоила 5 руб. и 4 руб. 50 коп. соответственно. Овес – 5 руб. 20 коп. и 4 руб. 40 коп. соответственно. Пуд ячменя по всей губернии – 4 руб. 50 коп., гороха – 7 руб., проса – 4 руб. 40 коп.¹⁶⁶³ Следовательно, по сравнению с сентябрем 1917 г. цены на продукты в 1918 – начале 1919 г. выросли в среднем в 2–3 раза.

Для сравнения с 10 августа 1918 г. оклад рядового Народной армии составлял 45 руб., начальник дивизии получал 750 руб., командующий армией – 1000 руб.¹⁶⁶⁴ Командующий войсками Оренбургского военного округа на июль 1918 г. имел месячный оклад в 1800 руб. и 1000 руб. на разъезды и представительские расходы¹⁶⁶⁵. Оклад Войскового Атамана с марта 1919 г. составил 3000 руб.¹⁶⁶⁶ Месячное жалованье рядового бойца армии Колчака было определено в декабре 1918 г. в 10 руб., младшие офицеры получали по 480 руб., командир полка – 800 руб.¹⁶⁶⁷

Особую сложность представлял финансовый вопрос. Властям не удавалось собрать с населения налоги. На территории Южного Урала, подконтрольной омскому правительству, в 1919 г. наблюдалась сильная инфляция, ходили разнообразные денежные знаки. Особенно распространены были стремительно обесценивавшиеся керенки, активно печатавшиеся на территории Советской России. Значительные сложности повлек обмен керенок весной 1919 г. на краткосрочные обязательства государственного казначейства в Омске. Однако в начале Гражданской войны сложилась обратная ситуация – денег не хватало. В этой связи ввиду прекращения связи с центральной властью и отсутствием кредитных билетов в финансовых учреждениях края с декабря 1917 г. в Оренбурге стали печататься местные временные денежные знаки (первоначально – 100– и 5-рублевого достоинства), пользовавшиеся большим спросом у населения¹⁶⁶⁸. Эти же знаки продолжали иметь хождение и после взятия красными Оренбурга в январе 1918 г. Красные также печатали местные деньги.

С установлением в регионе казачьей власти в конце сентября 1918 г. было решено продолжать выпуск местных знаков, поскольку финансовой помощи Оренбургу со стороны не предвиделось, финансовое положение вновь оказалось катастрофическим¹⁶⁶⁹, а Комуч, памятуя летние противоречия с Дутовым, отказывался поддержать оренбургское правительство в этом отношении. Для выхода из кризиса нужно было не менее 5,5 миллиона руб. Этих денег Оренбург, несмотря на угрозу возобновить печатание собственных денег, от Самары так и не получил. И таким образом, был осуществлен выпуск дензнаков достоинством в 1, 3, 25 и 100 руб. Впрочем, выпуск был санкционирован Дутовым уже постфактум – на практике деньги печатались с июля 1918 г., т. е. с момента возвращения белых в Оренбург. Для пополнения казны в июле 1918 г. в Оренбурге осуществлялась ограниченная продажа казенного спиртного по карточкам, однако вскоре она была свернута. С ноября возобновилось печатание бон номиналом в 500 руб. Денежные знаки должны были быть со временем обменены на общегосударственные. 25 октября Дутов санкционировал выпуск денежных знаков на общую сумму до 150 000 000 руб. Впрочем, так называемые дутовки имели хождение лишь в Оренбургском и Верхнеуральском уездах. Уже в июле 1918 г. ни Челябинск, ни Троицк эти деньги не принимал¹⁶⁷⁰. Лишь впоследствии Российское правительство в Омске оказало финансовую помощь Оренбургскому казачьему войску. По недавно обнаруженным данным общая сумма выпуска «оренбургских» денежных знаков составила 202 835 600 руб.¹⁶⁷¹, из которых примерно 140 миллионов выпустили белые и порядка 60 миллионов – красные¹⁶⁷². Добавлю, что Дутов был противником изъятия керенок, осуществленного на востоке России в 1919 г.¹⁶⁷³ 1 января 1919 г. в Оренбурге открылся Казачий банк, его основной капитал должен был составить 5 миллионов руб.¹⁶⁷⁴ Предполагалось, что текущие счета в банке открывались под 6 % годовых, годовые вклады – под 7 %, а долгосрочные под 8 %¹⁶⁷⁵. Стремясь поддержать казаков, войсковая администрация считала возможным, чтобы они на текущий счет вместо денег сдавали хлеб, а получали обратно деньги с процентами.

Выпущенные при Дутове местные денежные знаки уже в 1919 г. были изъяты красными из оборота, причем в ходе их упразднения какие-либо компенсации не предполагались. Разумеется, эта мера ударила прежде всего по простым людям. Однако, как сообщалось в обращении оренбургского губисполкома к трудящимся губернии от 8 августа 1919 г., «пусть знают все враги трудового народа, что рабоче-крестьянская власть не признает за белогвардейскими бандами права на выпуск фабрикуемых ими «денежных знаков»…»¹⁶⁷⁶. Чтобы сбавить возможное недовольство, было обещано в качестве компенсации выплатить «трудящимся» (рабочим, крестьянам, красноармейцам и служащим) сумму в пределах их двухнедельного заработка.

Подводя итог, отмечу, что в период Гражданской войны государство и общество, в том числе и в Южно-Уральском регионе, понесли колоссальные потери. Внушительные материальные потери повлекли за собой потери социальные. Тяжелейший системный кризис охватил все отрасли промышленности и сельского хозяйства. Производительность труда резко снизилась. Прежние экономические связи были нарушены изоляцией рассматриваемого региона фронтами Гражданской войны, а также недостаточной насыщенностью железными дорогами. Как следствие, произошел стремительный взлет цен на основные продукты и размах спекуляции. Дутов активно пытался переломить ситуацию, однако удавалось осуществить немногое. В условиях оставления белыми Поволжья и Приуралья в 1918–1919 гг. резко возросли миграции населения, в Оренбургской губернии значительно увеличилось число беженцев, отступавших вместе с армией из опасения быть захваченными красными. Беженцы нуждались в государственной поддержке даже в большем объеме, чем оседлое население. На социальную помощь населению нужны были деньги, а их у Дутова не было. Атаман пытался решать проблему при помощи усиления вмешательства государства в экономику, а также включения печатного станка. Это способствовало лишь частичному решению проблемы. Во всяком случае, роста цен при условии их государственного регулирования в 1918–1919 гг. в Оренбуржье не наблюдалось. Однако, несмотря ни на что, один из основных показателей эффективности социальной политики – уровень жизни населения – в 1918–1919 гг. был невысок по всей России, что обусловлено как обстоятельствами вооруженной борьбы на территории страны, так и социально-экономическим кризисом с его последствиями (дороговизной, нехваткой одежды, топлива, продовольствия, медицинского обслуживания). В этих условиях можно говорить лишь о задаче власти облегчить участь населения. На мой взгляд, с этой задачей казачья администрация на Южном Урале справилась. И хотя административно-принудительные рычаги регулирования хозяйственной деятельности, по сути аналогичные рычагам политики военного коммунизма большевиков, белой администрацией рассматривались как исключение, тем не менее именно эти исключительные меры получили тогда широкое распространение и у белых¹⁶⁷⁷.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.