Глава первая Слон-разбойник

Глава первая

Слон-разбойник

Однажды вечером два местных жителя, возвращаясь в деревню, заметили силуэт огромного, похожего на черную глыбу животного, неподвижно стоявшего в тени хижины. Криками они пытались испугать его. Внезапно черная глыба вышла из тени и бросилась на людей. Только теперь они увидели, что это огромный слон-самец.

Спасая свою жизнь, люди побежали в разные стороны. На одном из них был красный плащ, ставший для него смертным приговором, — слон погнался именно за ним. Жители деревни, спрятавшись в хижинах, прислушивались к погоне. Они ничем не могли помочь. Раздался страшный крик — слон настиг человека. Огромный зверь придавил его одной ногой и хоботом разорвал на части.

Я в это время сопровождал двух канадских охотников-спортсменов в Абердарском лесу, когда от вождя той деревни, где произошло убийство, прибыли посыльные.

Меня хорошо знали в Кении, где я провел много лет, сопровождая охотников-спортсменов. Иногда по просьбе властей я уничтожал опасных животных.

Вождь деревни сообщил мне, что этот слон ходил в одиночку и был настоящим разбойником. Он уничтожал посевы и несколько месяцев держал в страхе население всего района. Если не застрелить его, он наверняка рано или поздно совершит еще не одно убийство.

С охотниками-спортсменами, братьями Алленом и Дунканом Макмартинами, которых я сопровождал, у меня был подписан контракт. В течение многих недель мы искали в кустарнике бонго[1] — редко встречающийся вид африканской антилопы. Я понимал, что если начну охоту на слона-разбойника, это уменьшит шансы братьев-охотников на добычу хорошего трофея. И все же они, не колеблясь, предложили мне заняться слоном. Мне приходилось иметь дело с охотниками-спортсменами, которые не проявили бы такого благородства.

Я пригласил Саситу — туземца из племени Вакамба, который много лет носил мое запасное ружье во время охоты на крупного зверя. Вместе с посыльными мы тут же отправились в селение.

В деревне нас встретил вождь по имени Нгири. Мы с ним старые друзья, однако сейчас было не до воспоминаний — всю деревню охватила паника. Жители боялись выйти на шамбы — так называются кукурузные поля. Многие вообще не решались выходить из хижин, как будто плетеные жилища могли защитить их от слона-разбойника. Нгири рассказал мне, что слон переходит от деревни к деревне, уничтожая по пути посевы кукурузы. Если его не убить, жители деревни будут обречены на голод.

Вместе с Саситой мы отправились осмотреть тело убитого. Следы несчастного мы обнаружили на окраине деревушки, где он впервые заметил слона. По ним мы прошли в глубь кустарника. Это была печальная картина: человек бежал зигзагами, петлял, стараясь оторваться от преследователя. Я очень хорошо представил себе, что он чувствовал — меня самого не раз преследовал слон. Это как ночной кошмар. Шипы колючих деревьев мешают бежать, лозы ползучих растений хватают за ноги, а слон в погоне за тобой все сокрушает на своем пути и преследует тебя, подобно фокстерьеру, устремившемуся за крысой. Каждую секунду ожидаешь, что змееподобный хобот обхватит шею, а оглянуться нельзя, так как смотришь на кусты, сквозь которые надо прорваться.

Останки жертвы мы нашли, но красного плаща, который носил убитый, нигде не было видно. Слон, наверное, унес его с собой.

Мне не раз приходилось слышать, что слоны нападают на людей, одетых в красное; по-видимому, этот цвет особенно возбуждает или раздражает их.

Я готов был тотчас же идти по следу разбойника, но Нгири посоветовал подождать: слон наверняка опустошит сегодня вечером какую-нибудь деревню и посыльные еще ночью принесут об этом известие. Тогда утром можно будет выступить по свежему следу, сократив на сутки, а может быть и больше, утомительное тропление[2]. Нгири был прав. Оставалось ждать и надеяться, что разбойник ограничится опустошением шамбы и никого больше не убьет.

За несколько часов до рассвета из горной деревушки, расположенной в пяти милях[3] от нас, прибыл посыльный! Оказалось, что слон вечером вошел в деревню, но вместо того, чтобы идти прямо на поля, стал ходить взад и вперед около хижин. Затем он остановился перед одной из хижин и простоял очень долго, оставив большую кучу помета в каких-нибудь шести футах[4] от двери. Можно себе представить самочувствие несчастных обитателей хижины, спрятавшихся под ненадежной тростниковой крышей, пока слон-разбойник стоял рядом в ночной темноте — огромный и страшный. Через некоторое время, показавшееся им целой вечностью, слон направился на шамбы. В безмолвном отчаянии прислушивались люди к тому, как слон уничтожал урожай — плоды тяжких трудов на полях, орошенных потом.

Насытившись, слон ушел в кустарник, чтобы переварить пищу и отоспаться.

С рассветом Сасита и я направились в деревню. Преодолев крутой подъем, мы оказались на высоте в девять тысяч футов. Дышать стало трудно. В деревне мы обнаружили следы слона, начинавшиеся от пролома в живой изгороди из колючего кустарника, окружавшего кукурузное поле. Дальше следы уходили в глубину великого Абердарского леса.

После яркого света равнины лес показался нам большим призрачным зданием с зеленой крышей и колоннами из могучих стволов деревьев. Вокруг царила жуткая тишина. Густая листва заглушала звук. Мы бесшумно продвигались среди стволов огромных деревьев. К счастью, здесь не было густых зарослей, и я мог видеть ярдов[5] на двадцать вперед.

Неожиданно едкий запах слонового помета ударил в нос, и я увидел целую кучу отвратительной массы, облепленной мириадами лесных мошек. Сасита ногами разворошил кучу и указал на зерна не переваренной кукурузы. Помет был свежий. Слон опередил нас всего лишь на несколько часов пути.

Я надеялся на встречу со слоном в этой части леса, но разбойник оказался хитрым зверем и выбрал место для дневного отдыха в самой чаще. Следы привели нас к густым зарослям бамбука, росшего вперемежку с высоким растением, похожим на лесную крапиву. Это было место, мало подходящее для охоты. Наше появление взбудоражило множество обезьян видов колиби и сайкс. Они прыжками исчезали в деревьях, и я молил бога, чтобы слон не услышал поднятого ими шума.

Каждый раз, когда из своего укрытия выскакивала красноногая куропатка или миниатюрная африканская антилопа дукер, я вздрагивал и хватался за ружье. Все это отличалось от обычной спортивной охоты, когда имеешь возможность найти стадо в редком кустарнике и убить на выбор любого слона. Не будь я связан обещанием, данным вождю Нгири, я бы вернулся обратно, чтобы подкараулить этого слона в более удобном месте.

Вскоре бамбуковые заросли расступились, и мы оказались на том месте, где местные жители рубили лес. Я выругался про себя, увидев, как слон бросился в сторону, почуяв ненавистный запах человека. Он помчался через бамбуковую рощу, все сокрушая на своем пути. Слон обычно не боится человека, находясь около его жилья или на шамбах, но в лесу даже ночью запах человека внушает ему панический страх.

Время близилось к пяти часам, и солнце начинало садиться. Мы были на ногах с рассвета. Слон теперь наверняка был встревожен и мог пробежать много миль, не останавливаясь. Разумный человек прекратил бы преследование и вернулся в лагерь, но я редко отличался благоразумием, когда дело касалось охоты, и знаком предложил Сасите продолжать преследование. Идти с каждым шагом становилось все труднее. Поверхность почвы была покрыта подгнившей растительностью, и мои ботинки проваливались сквозь нее, издавая звук, который насторожил бы даже непуганого слона.

Через час такого преследования Сасита издал низкий свист, похожий на крик птицы (охотничий сигнал «внимание!»). Мы остановились. Я услышал, как слон двигался через бамбуковые заросли слева от нас. Он шел против ветра, стараясь учуять наш запах. Затем все затихло. Очевидно, слон остановился, чтобы прислушаться. Положение изменилось: уже не мы подкрадывались к слону, а слон подкрадывался к нам.

Я снова подумал о том, что, пожалуй, следует повернуть обратно, но мне не хотелось нарушать слово, данное старому Нгири.

Сквозь стволы бамбука можно было уже различить неясную, похожую на тень, фигуру. Я замер и медленно поднял ружье. Но из-за густых зарослей нельзя было понять, где голова, где хвост зверя, не видно было даже блеска клыков. Я задержал дыхание и едва не задохся, боясь произвести малейший звук. Страшно хотелось выстрелить, но я боялся ранить разбойника. Стоило ему двинуться в ту или иную сторону, и я бы знал куда стрелять.

Вдруг легкий ветерок пронесся через бамбуковые заросли. Слон учуял наш запах и мгновенно исчез.

Я почувствовал легкий приступ тошноты. Выстрелом можно было убить слона. Но если бы я его только ранил, он мог убить нас обоих. Раненый слон страшен, и я предпочитаю не стрелять, если не уверен, что наверняка убью его.

Продолжать преследование было бессмысленно. Наступал вечер, а до лагеря было много миль. Мы медленно пустились в тяжелый и долгий обратный путь. В деревне все были горько разочарованы моей неудачей. Почти никто ничего не говорил. Ужинали мы при абсолютном молчании.

После того как я поел и закурил трубку, можно было смотреть на прошедшую охоту более спокойно. Неудачи в охоте тоже имеют свою прелесть. Ведь если бы охота была каждый раз удачной, интерес к ней пропал бы совершенно. Жаль только — местные жители, чьи шамбы разбойник разорит этой ночью, не смогут судить о данном предмете так же беспристрастно.

Я лежал, прислушиваясь к призывным крикам хайракса — любопытного зверя, похожего на большую морскую свинку, и к ровному гулу деревенских барабанов. Жители деревни, подбадривая себя, поглощали неимоверное количество домашнего пива. Неплохо было бы присоединиться к ним, но мне надо было сохранить ясную голову для следующего дня охоты. Скоро наступила тишина, изредка нарушаемая болтовней потревоженных обезьян или щебетом сонной птицы. Наконец, я заснул.

Утром густой туман повис над лесом. На траве лежала тяжелая роса. Холодный воздух пронизывал до костей. Пока я пил горячий чай, в лагерь прибежал полуодетый посыльный. Ночью слон-разбойник уничтожил урожай на поле, находящемся в трех милях от лагеря. Слон был достаточно хитер, чтобы не совершать набега на одно и то же место.

Мы с Саситой тотчас же отправились в деревню, на которую был совершен набег. Когда мы прибыли, несколько человек этой деревни предложили пойти вместе с нами в качестве проводников. Мы скоро обнаружили следы слона, один вид которых вызывал у меня ненависть.

Мы пошли по берегу горной речки, заросшему папоротником. Кое-где слон вырывал клыками растения и ел их корни. Некоторые папоротники, видимо, обладают лечебными свойствами, которые поддерживают здоровье этих огромных животных. Мы решили, что слон находится очень близко, так как взрытая земля хранила влажность. Ветер был устойчивым и благоприятным для охоты. Медленно продвигаясь через заросли, мы услышали треск ломаемого бамбука. Слон находился впереди нас. Он не мог нас слышать из-за шума, который сам производил. Мы были уверены, что если ветер не изменит направление, со слоном-разбойником будет покончено.

Вот его хобот появился над стволами и подтянул сочную верхушку. Подкрадываясь к слону, мы смотрели сквозь стволы, и в то же время следили за тем, куда ставить ногу. Сасита не отставал от меня. Он все время проверял направление ветра с помощью небольшого гриба-дождевика. Если встряхнуть этот гриб, из него посыплются мельчайшие, похожие на дым, споры, по движению которых можно определить малейшее дуновение ветра. По мере того как мы пробирались в глубь рощи, ветерок затихал, и споры дождевика неподвижно повисали в воздухе, окутывая руку Саситы. Тут я и увидел слона на расстоянии менее пятнадцати ярдов.

Я слышал, как он жевал побеги бамбука, хоботом поднимая их ко рту. Между нами было сплетение бамбуковых стволов, через которые я не решался стрелять. Пуля могла уйти в сторону, ударившись о крепкий бамбуковый ствол. Кроме того, надо было определить: стрелять или подождать несколько минут, пока слон немного передвинется и даст мне возможность бить в плечо. Решать нужно было быстро, поскольку мы находились так близко, что наш запах мог дойти до него и без ветра.

Слон действительно увидел нас, но на этот раз он не убежал, как накануне. Без колебания он развернулся и бросился вперед. Огромные уши были плотно прижаты к голове, а хобот к груди. Он ревел от ярости, издавая серию горловых звуков «урр», — не знаю, как лучше передать этот звук. Я навел правый ствол в центр его черепа чуть выше линии глаз. На какое-то мгновение после выстрела слон, казалось, повис в воздухе. Затем с треском и грохотом рухнул, издавая пронзительные крики и низкие булькающие звуки. Из второго ствола я выстрелил в середину шеи. В то же мгновение вся туша расслабилась, а задние ноги вытянулись.

Наши добровольные проводники поступили весьма мудро, исчезнув, когда началась стрельба. Сейчас они начали появляться, как будто вырастая из-под земли. Они собрались вокруг убитого слона и смотрели на него с такой радостью, что были не в состоянии произнести ни одного слова. Им, по-видимому, казалось, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Теперь, наконец, можно спокойно работать на полях.

Я присел на ногу разбойника, чтобы набить трубку. Всем хотелось как-то выразить мне свою благодарность. Однако все, что эти бедняки могли сделать, — предложить мне холодной воды. Некоторые из секций стволов бамбука имели маленькие отверстия, пробуравленные насекомыми. Мои друзья, выбрав такие секции, срезали их и принесли мне. Каждая такая секция содержала несколько глотков чистой холодной воды.

Выкурив трубку, я осмотрел убитого слона. Клыки его были в очень плохом состоянии. Они весили всего-навсего 40 фунтов каждый. Обычно вес клыков слона-самца втрое превышает этот вес. Лесная растительность, вероятно, бедна кальцием. Поэтому слон, живущий в лесу, никогда не обладает такими клыками, как слон — обитатель кустарников.

У основания правого клыка я нашел старую дыру и ножом выковырнул мушкетную пулю, выпущенную много лет назад арабским охотником, добывавшим слоновую кость. Пуля засела в нервном центре клыка и, должно быть, причиняла животному невероятную боль. От постоянной боли старый слон-самец взбесился и стал разбойником. По всей вероятности, араб, стрелявший по этому слону, до сих пор наслаждался жизнью, не думая о тех страданиях, которые он причинил как людям, так и зверю.

Мы направились к лагерю. Все были в прекрасном настроении. Проводники, шедшие впереди, ножами прорубали для нас путь сквозь заросли. Всю дорогу они кричали и смеялись. Как не похож был этот шум на мертвую тишину, в которой мы крались по тому же пути несколько часов назад! Когда мы вышли на открытую местность, я увидел, что все склоны гор усеяны черными точками. Это были люди, услышавшие выстрелы моего ружья и торопившиеся нас встретить. Проводники выкрикнули несколько гортанных звуков, пронесшихся по всей долине. Голоса местных жителей разносятся на удивительно большое расстояние. Я видел, как люди остановились, а затем помчались в деревню с доброй вестью.

В лагере мне и Сасите была устроена торжественная встреча. Даже старики и больные выползли из хижин, чтобы поблагодарить нас. Друг-охотник не подвел их. Я послал сообщить вождю Нгири, что со слоном-разбойником покончено, и сел ужинать.

Вечером, покуривая трубку возле костра, я вспоминал годы, проведенные в Африке. Когда я впервые приехал в Кению, все пространство, которое мог охватить глаз человека, было усеяно дичью. Я охотился за львами там, где сейчас стоят города, и бил слонов с паровозов первой железной дороги. На моих глазах лесные дебри превращались в пахотную землю, а туземцы становились заводскими рабочими. И я внес какую-то долю в эти преобразования, уничтожая опасных зверей в районах, которые предстояло освоить. Я убил рекордное в мире число носорогов и, возможно, рекордное число львов, хотя в те времена мы не считали убитых животных. Слонов я убил более тысячи четырехсот. Без гордости я говорю об этих цифрах. Такую задачу надо было выполнить, и Хантер оказался тем, на кого ее возложили. Но как это ни покажется странным кабинетному другу животных, должен сказать, что я очень люблю зверей. Много лет я изучал их повадки не только для того, чтобы убивать животных, но из искреннего интереса к ним.

Правда, я всегда проявлял интерес к спортивной охоте, всегда питал большую страсть к огнестрельному оружию, предпочитая треск нарезного оружия или гром дробовика искусству лучшего оркестра. Не могу сказать, что охота не доставляла мне удовольствия.

Однако могу с уверенностью сказать, что в большинстве случаев при охоте на крупного зверя последний имел столько же шансов убить меня, сколько я его.

Я один из последних охотников старых времен. События, свидетелем которых я был, вновь пережить невозможно. И дичь, и местные племена в том виде, как я их знал, исчезли. Уже никто никогда не увидит огромные стада слонов, никто не услышит воинственных криков копейщиков племени масаи, когда они прочесывали кусты, чтобы уничтожить львов, нападавших на их скот; мало кто может сказать, что он был там, где никогда не ступала нога белого человека. Старой Африки нет, и я был свидетелем ее конца.

Данная книга некоторым образом является повествованием о последних днях Великой охоты на крупных зверей. Нигде в мире не было дичи, которая могла бы сравниться с африканской. Нигде в мире животные не были столь крупными, столь сильными и столь многочисленными. Теперь, когда все это уже почти ушло в прошлое, возможно, некоторые пожелают услышать о величайшей эре Охоты в истории земли.