7. Радость освобождения

7. Радость освобождения

В XVII веке Западная Европа вздохнула свободнее. И сначала с опаской, а потом все смелее и смелее начала пинать ногами временно ослабевшего льва.

Вот один из примеров. На рис. 12.4 читатель видит любопытное старинное изображение с гробницы герцога Генриха II. Вот что гласит подпись под рисунком. «Фигура ТАТАРИНА под ногами Генриха II, герцога Силезии, Кракова и Польши, помещенная на могиле в Бреслау этого князя, УБИТОГО В БИТВЕ С ТАТАРАМИ при Лигнице (Liegnitz), 9 апреля 1241 года» [1264], т. 2, с. 493.

Рис. 12.4. Победитель-Татарин под ногами побежденного им силезского герцога. Старинное изображение. Взято из [1264], т. 2, с. 493

Но позвольте! Кто кого убил? Герцог татарина, или татарин герцога? Почему же тогда ГЕРЦОГ ТОРЖЕСТВЕННО ПОПИРАЕТ НОГАМИ ТАТАРИНА? Вроде бы надо изобразить наоборот.

Скорее всего, изображение создано гораздо позже — уже веке в семнадцатом. Это — вид психологического реванша. Когда уже можно было меньше бояться «татар» русских, то на могилах побежденных западных правителей стали появляться вот такие изображения, переворачивавшие все с ног на голову. Хотя бы на картинке. Кстати, а что это за ТАТАРИН С РУССКИМ ЛИЦОМ, ОКЛАДИСТОЙ БОРОДОЙ, РУССКОЙ САБЛЕЙ и в привычном нам СТРЕЛЕЦКОМ КОЛПАКЕ?

Дошло до того, что в некоторых западно-европейских языках, например, в английском, словом Slav — СЛАВЯНИН стали называть РАБОВ: slave = раб, slavish = рабский. В английском языке, кстати, есть и другое слово для обозначения раба: bondman, bondmaid, bondwoman то есть раб, рабыня. См. словарь. Вероятно, слово bondman более древнее. Аналогична ситуация и с названием народа СЕРБОВ и словом servus = слуга, раб, по-латински.

В качестве примера того, как стали писать о Руси на Западе XVII–XVIII веков, после того как исчез страх, приведем выдержки из популярных сегодня сочинений польского историка Казимира Валишевского, считающихся многими чуть ли не учебниками по русской истории. «Он издает во ФРАНЦИИ, на французском языке, начиная с 1892 года, одну за другой книги о русских царях и императорах» [119], с. 4.

К. Валишевский: «Рано образовалось при французском дворе ядро вылощенного, элегантного общества, любознательного в вопросах умственных. И этот свет отразился на всей французской культуре.

Здесь (то есть — в РОССИИ — Авт.) НИЧЕГО ПОДОБНОГО… Рыцарство здесь никогда не существовало, тонкости фехтования еще неизвестны… Ссоры решались на месте ударами кулака. Но как? Кровь течет, человек падает хрипя… КАРТИНА ЭТА ДАЛЕКО УНОСИТ НАС ОТ ВЕРСАЛЯ. Эти придворные, дерущиеся, как извозчики, между тем, ОДЕТЫ КАК ВАЖНЫЕ КОРОЛИ… Одна из церквей…. „за золотой решеткой“, получила даже значение „кафедрального собора“. Решетка была, САМО СОБОЙ РАЗУМЕЕТСЯ, ПРОСТО ПОЗОЛОЧЕНА…

В большой зале царский трон, как и в Византии, был снабжен двумя львами, которых искусный механизм заставлял реветь… Рейтенфельс заявляет, что… было похоже на милую детскую игрушку, но Симеон Полоцкий определяет его В ОЧЕНЬ ДУРНЫХ СТИХАХ, как восьмое чудо мира. И ЗДЕСЬ МЫ ЕЩЕ ДАЛЕКИ ОТ ВЕРСАЛЯ» [119], с. 354–356.

К. Валишевскому не составило труда подобрать аналогичные высказывания в сочинениях западно-европейцев XVII–XVIII веков. Радость освобождения сквозит на многих их страницах. Вот, например, Стрюйс, писавший в 1669 году: «У них (то есть москвитян) вид грубый и животный… НАРОД ЭТОТ РОДИЛСЯ ДЛЯ РАБСТВА… Они по природе так ленивы, что работают лишь в крайней необходимости… Как все грязные душонки, ОНИ ЛЮБЯТ ЛИШЬ РАБСТВО… Они охотно крадут все, что попадается им под руку… Они очень неучтивы, дики и невежественны, изменники, задиры, жестокие» [119], с. 314.

Перри в 1696 году радостно вторил: «Для того, чтобы узнать, ЧЕСТЕН ЛИ РУССКИЙ, надо посмотреть НЕТ ЛИ У НЕГО ВОЛОС НА ЛАДОНИ. Если их нет, то он, ОЧЕВИДНО, МОШЕННИК» [119], с. 315.

«Крыжанич там присутствовал на ПАРАДНОМ БАНКЕТЕ и видел, что его посуда не была мыта по крайней мере в течение года» [119], с. 318.

К. Валишевский удовлетворенно завершает: «Картина, действительно, отталкивающая, получается из всех этих свидетельств, ПОЛНАЯ ТОЖДЕСТВЕННОСТЬ КОТОРЫХ ИСКЛЮЧАЕТ ВСЯКУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ ОШИБКИ» [119], с. 318.

Мы видим — когда и при каких обстоятельствах возник живущий до сих пор ложный миф о «неполноценности» России. А ведь именно в атмосфере этого мифа писалась окончательная версия русской истории Миллером, Байером, Шлецером и другими.