Евгений Константинович Фёдоров
Евгений Константинович Фёдоров
Основные этапы биографии
1910 г. – родился 10 апреля в г. Бендеры (Молдавия).
1917–1927 гг. – учёба в средней школе, г. Нижний Новгород.
1927–1928 гг. – техник магазина радиотоваров в Нижнем Новгороде.
1928–1932 гг. – учёба на физико-математическом факультете Ленинградского университета.
1932–1933 гг. – зимовка в полярной геофизической обсерватории Бухта Тихая, Земля Франца-Иосифа.
1934–1935 гг. – зимовка в полярной геофизической обсерватории Мыс Челюскина, Таймыр.
1937–1938 гг. – зимовка на дрейфующей станции «Северный полюс-1», награждение орденом Ленина (1937); присвоение званий Героя Советского Союза и доктора географических наук, избрание депутатом Верховного Совета СССР (1938).
1939 г. – директор АНИИ.
1939–1947 гг. – начальник Гидрометслужбы при СНК СССР (в годы войны – при Наркомате обороны); награждение двумя орденами Отечественной войны, орденом Кутузова, Сталинской премией; присвоение звания генерал-лейтенант; избрание членом-корреспондентом АН СССР.
1947–1956 гг. – работа в Геофизическом институте АН СССР.
1947–1952 гг. – зав. лабораторией атмосферного электричества, начальник Эльбрусской комплексной экспедиции.
1952–1956 гг. – начальник Геофизической комплексной экспедиции.
1954 г. – двухмесячная командировка в Высокоширотную воздушную экспедицию «Север-6».
1956–1981 гг. – работа в Институте прикладной геофизики АН СССР: с 1956 г. – заместитель директора; с 1959 г. – по совместительству директор ИПГ.
1959–1962 гг. – главный учёный секретарь Президиума АН СССР.
1962–1974 гг. – начальник Гидрометслужбы СССР: 1967 г. – руководство рейсом НИС «Профессор Визе» в Антарктиду; 1969 г. – награждение второй Государственной премией СССР; 1974 г. – избрание депутатом Верховного Совета СССР.
1974–1981 гг. – работа в Советском комитете защиты мира: с 1974 г. – заместитель председателя; с 1979 г. – председатель СКЗМ; в 1976 г. – избрание вице-президентом Всемирного совета мира.
1981 г. – скончался 30 декабря, похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Геофизик и метеоролог Е.К. Федоров
Вот как описывал Е.К.Фёдоров своё детство:
Отец, будучи офицером русской армии, по роду службы попал в молдавский городок Бендеры. Там он женился на местной девушке, там же в 1910 году родился сын Женя. Но прожили здесь недолго. Главу семейства перевели во Владивосток, затем он воевал, а жена с сыном скитались по прифронтовым городам. После нескольких ранений отца перевели в тыл, в Нижний Новгород. Здесь семья встретила Октябрьскую революцию. До конца Гражданской войны отец, уже командир Красной Армии, готовил пополнение. После демобилизации работал счетоводом в Верхневолжском речном пароходстве. Мать в 1918 году поступила на одну из швейных фабрик Нижнего Новгорода, где проработала свыше сорока лет.
В 1927 году, окончив среднюю школу, Евгений подал документы в три ленинградских вуза: Политехнический, Инженеров путей сообщения и Электротехнический. Его интересовала, с одной стороны, профессия инженера, а с другой – было желание работать среди нетронутой природы. Однако вступительные экзамены преодолеть не удалось.
Случайно Евгений Константинович забрёл в главное здание Ленинградского университета, где располагались геологический и физический факультеты. Здесь он увидел большую доску объявлений: студентам, прибывшим после практики из Якутии, Приморья и Средней Азии, предлагалось сдать снаряжение. Тут же висело расписание занятий с заголовками лекций и практических занятий. Это показалось таким заманчивым!
Фёдоров твёрдо решил поступать в университет, что и осуществил на следующий год, поработав техником в магазине радиотоваров в г. Горьком. Геофизическое отделение не пользовалось популярностью на физическом факультете. Но для Фёдорова оно казалось воплощением мечты: соединение точной науки с природными явлениями. Первые навыки практической работы Евгений Константинович получил после третьего курса, когда студентов физфака привлекли к составлению первой магнитной карты СССР. Во все уголки страны были направлены тогда полевые партии и топографические отряды. Фёдорову поручили самостоятельную геофизическую партию, работавшую на Среднем Урале.
В последний год учёбы молодого физика увлекли полярные экспедиции. Повлияли образы норвежских исследователей Ф. Нансена и Р. Амундсена, российского профессора В.Г.Богораза-Тана, этнографа, профессора университета, знатока Чукотки.
1932–1933 годы были объявлены Международным полярным годом. Нашей стране, составившей обширную программу, потребовался большой отряд квалифицированных наблюдателей на старые и строящиеся полярные станции. С этой целью «мобилизовали» студентов старших курсов Московского и Ленинградского университетов, Московского гидрометеорологического института, а также других вузов, например, как ни удивительно, Московской лесотехнической академии. Им давались двухгодичные отпуска для участия в работе по программе Международного полярного года.
Студенты Гидрометеорологического института И. Гутерман и А. Касаткин, Лесотехнической академии – В. Сторожко, Университета – Е. Фёдоров получили назначение в обсерваторию Бухта Тихая на Земле Франции-Иосифа. В кабинете директора Арктического института Р.Л. Самойловича они познакомились с начальником предстоящей зимовки И.Д. Папаниным. Не предполагал тогда Фёдоров, что отныне их судьбы будут тесно связаны.
Несколько своеобразно описывает этот эпизод И.Д. Папанин:
«Однажды в коридоре Арктического института я увидел молодого худощавого паренька, печально сидевшего у дверей кабинета одного из начальников. Я поинтересовался, кто он и что привело его сюда.
– Евгений Фёдоров, физик, – отрекомендовался он. – Только что окончил Ленинградский университет. Не хотят на Землю Франца-Иосифа посылать. А я всё-таки добьюсь своего, буду там, – упрямо, сверкнув глазами, добавил он.
Такое настойчивое стремление попасть в Арктику молодого специалиста пришлось мне по душе. Я сразу почувствовал, что за его скромной внешностью скрыты сильная воля и упорство, а именно такие люди и нужны в Арктике.
– Поедешь со мной на Землю Франца-Иосифа? Мне как раз геофизик нужен, – предложил я ему.
Не откладывая дело на долгий срок, я тут же повёл Женю Фёдорова в отдел кадров, и на другой день он уже числился научным сотрудником обсерватории в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа». (Папанин, 1977).
Полярная станция в бухте Тихой была построена в 1929 году. Не только научные, но и политические соображения принимались тогда в расчет. Принадлежавшие нашей стране крайние северо-западные острова в Ледовитом океане (Земля Франца-Иосифа) давно уже были объектом интереса многих государств. Теперь на базе небольшой полярной станции, проводившей простейшие метеорологические и гидрологические наблюдения, предстояло построить крупную геофизическую обсерваторию – один из опорных пунктов Международного полярного года.
Груз экспедиции был обширен: дома, ангар для двух самолётов, продовольствие, аппаратура, горючее. Его доставили на Землю Франца-Иосифа в два рейса ледокольным пароходом «Малыгин». В разгрузочных работах участвовали все сотрудники станции, разбитые на три бригады. Восемь часов работы, восемь – отдыха. И так несколько суток.
Потом началась сборка домов, строительство павильонов, ангара, склада, ветряка. «Малыгин» за это время сходил в Мурманск и вернулся вторым рейсом с остальным грузом. На борту находилась группа учёных, в том числе лаборантка А.В. Гнедич. Фёдоров был знаком в ней ещё по Ленинграду, а теперь эта дружба переросла в любовь. Позднее девушка стала его женой.
Осенью, после ухода «Малыгина», в районе бухты Тихой промышляла моржей небольшая шхуна «Смольный». Папанин уговорил капитана перебросить партию груза для небольшой полярной станции на острове Рудольфа, самой северной точке архипелага. Узнав об этом, туда отпросился и Фёдоров, чтобы провести магнитные наблюдения и сравнить их с данными предыдущих иностранных экспедиций. Поездка заняла несколько дней.
После обустройства лаборатории в бухте Тихой начались планомерные научные наблюдения. Два метеоролога, Е. Фёдоров и В. Сторожко, дежуря по очереди, фиксировали погоду каждые четыре часа и передавали кодированные сообщения на Большую Землю.
Студентов Лесотехнической академии Я. Либина и В. Сторожко, ставших впоследствии известными полярниками, привлекло обещание Папанина не ограничиваться стационарными исследованиями, а организовать походы для исправления топографических карт, изучения магнитного поля, природы этого далекого архипелага. Молодые специалисты оказались в компании опытных полярных исследователей: зоолог Л.И. Леонов, геофизик Б.Ф. Архангельский, механик А. Шоломоун, охотник-каюр Ф.Н. Зуев, которые внесли свой вклад в становление молодежи. В ходе зимовки они учились особенностям работы в Арктике, находя оригинальные решения по улучшению конструкции нарт, походной одежды, нужной аппаратуры.
Слово И. Д. Папанину:
«В один из походов Фёдоров и Кунашёв за 22 дня одолели более 300 км по маршруту: остров Гукера – остров Альджер – остров Хейса – острова Комсомольские – Земля Вильчека – остров Гофмана – остров Райнера – остров Рудольфа. Целью их работы было исправление карты островов и проведение исследований, с тем, чтобы определить характер магнитного поля на островах архипелага и найти его вековой ход…
Чтобы уточнить карту, Фёдоров сделал несколько астрономических пунктов, то есть определений широты и долготы с помощью астрономических наблюдений. Затем к этим пунктам были привязаны очертания берегов островов, проливы. Выяснилось, что некоторые острова, например Земля Вильчека, остров Гофмана и другие, нанесены на карту с большими ошибками…
При подходе к острову Рудольфа Фёдорову посчастливилось открыть несколько маленьких островков, расположенных в проливе между островом Рудольфа и землями, находящимися к югу от него. Острова были названы Октябрятами.
Лето Фёдорову и Кунашёву поневоле пришлось провести на острове Рудольфа, так как лёд во многих проливах вскрылся, и обратный путь на нартах был невозможен. Они пополнили маленький – всего четыре человека – коллектив созданной там в 1932 году станции, помогали в текущей работе, обрабатывали свои наблюдения и в конце кондов дождались шхуны, которая в августе переправила их к нам». (Папанин, 1977).
После бухты Тихой Е.К. Фёдоров провёл год на мысе Челюскина (северная конечность Таймыра). Начальником зимовки и здесь был И.Д. Папанин. В эту экспедицию Фёдоров взял сою жену Анну Викторовну Гнедич. Она только что окончила Ленинградский университет, получив специальность геофизика. Молодые супруги смонтировали павильон и по очереди несли в нём вахту. Анне, конечно, доставалось больше: вместе с женой Папанина они создавали уют в общем жилом доме полярников, обеспечивали тёплую домашнюю обстановку.
Из дневника Е. К. Фёдорова:
«Со свойственным ему размахом и стремлением как можно лучше обеспечить научную работу Иван Дмитриевич добился того, что нашей обсерватории выделили достаточное количество материалов. Старый дощатый домик, построенный предыдущей сменой, мы превратили в столовую с большим залом. Там же размещалась большая и удобная кухня, а в маленьких отдельных комнатах жили повар, рабочий и завхоз.
Новые дома получились просторные, удобные, тёплые. Широкий коридор по оси дома, по сторонам жилые комнаты и лаборатории. Пол застлан линолеумом. Топки печек выходят в коридор. По обоим торцам дома тамбуры, выходы и уборные.
Было достаточно места и для лабораторий, и для жилья. Люди жили по двое в просторных комнатах. У нас с Аней была жилая комната и рядом лаборатория, где размещалась аппаратура для измерения радиоактивности воздуха вместе с аккумуляторной батареей, походные магнитные приборы, справочники, приспособления для обработки лент магнитографов. Кроме того, у нас был магнитный павильон». (Фёдоров, 1979).
Не ограничиваясь стационарными наблюдениями, Е.К. Фёдоров по собственной инициативе осуществил сложный маршрут по побережью Таймырского полуострова и низовьям реки Таймыры. Затратив много сил и энергии, он выполнил полуинструментальную маршрутную съёмку и составил топографическую карту района. Но плохая информированность сыграла с ним злую шутку. За несколько лет до этого данным маршрутом прошёл известный геолог Н.Н. Урванцев, а затем осуществила аэрофотосъёмку советско-германская экспедиции на дирижабле «Граф Цеппелин». Поэтому, когда в Ленинграде Фёдоров представил свою карту, её приняли равнодушно. Она устарела, едва появившись на свет. Но этот случай многому научил и закалил молодого учёного…
О работе Фёдорова на первой дрейфующей станции подробно рассказано в его «Полярных дневниках», выдержки из которых приведены в первой главе данной книги.
А вот что писали о Фёдорове его коллеги.
Из дневника И.Д. Папанина:
«10 августа 1937 года. Лежим на мехах, а весь наш «дворец» дрожит от ветра. Женя всё же провёл очередные метеорологические наблюдения. Но чтобы не повредить приборов, он на сегодня закрыл свои научные обсерватории. Отпустив оттяжки палаток, Женя придавил свои «кабинеты» нартами, зато теперь можно не бояться ветра…
1 сентября. Уже вторые сутки Женя, не отрываясь, сидит за приборами. Каждый час у него есть 15 свободных минут. Но и эти минуты он не отдыхает. Ему нужно проверить по радиосигналам хронометры. Сегодня Фёдоров так увлёкся работой, что составил метеорологическую сводку для передачи на остров Рудольфа с опозданием на пять минут…
19 октября. Женя не спал всю ночь: дежурил и проводил суточную серию наблюдения по магнитным вариациям. Он здорово устал, хочет спать, глаза его слипаются, но терпит, перемогает себя…
20 ноября.У Жени вывалилась пломба из зуба. Каждый раз после обеда он занимается забавным «самолечением»: достаёт спичку, прочищает дупло и пальцем вставляет кусочек металла на место. Делать нечего: зубного врача у нас нет, и приходится применять доморощенные средства…
23 ноября. У Жени маленькое происшествие. Когда он встал, мы обнаружили, что у него нос расцарапан и окровавлен. Ещё вечером, забираясь в спальный мешок, он вскрикнул от боли; оказывается, укололся: в мешке оставалась иголка, которую портные, очевидно, забыли, Мы её извлекли и поздравили Женю с тем, что он так легко отделался: могло быль и хуже.
9 января 1938 года. Когда Женя долго сидит в своей астрономической обсерватории, он синеет от мороза. Иногда мне приходится извлекать его оттуда и заставлять греться…
11 января.Женя сильно переутомлён: у него заметно ослабла память. Раньше с ним этого никогда не случалось. Например, записав вчера результаты своих наблюдений в тетрадь, он оставил её на бидоне, а потом долго ходил по лагерю и разыскивал эту тетрадь… Жене обязательно надо отдохнуть…». (Папанин, 1938).
Из дневника Э.Т. Кренкеля:
«8 июля. Мы получили «молнию»: в ближайшие дни через полюс в Америку полетят М.М. Громов, С.А. Данилин, А.Б. Юмашев. Евгений Фёдоров назначен спортивным комиссаром Центрального аэроклуба СССС. Конечно, столь высокое назначение вызвало у нас прилив почтения к нашему Жене. Раньше будил его просто:
– Женя, вставай!
Теперь:
– Товарищ спортивный комиссар, разрешите толкнуть вас в ваш многоуважаемый бок!
Комиссар вставал так же неохотно, как и бывший Женя».
(Кренкель, 1973).
Из воспоминаний радиста авиабазы на острове Рудольфа Н.Н. Стромилова:
«Иногда вместо Кренкеля связь с базой и передачу метеосводок проводил его дублёр – Евгений Фёдоров. Мы понимали, что не избыток свободного времени, а необходимость заставляла магнитолога-астронома садиться за радиостанцию: мало ли что могло случиться с единственным радистом. Поэтому когда в эфир выходил Фёдоров, мы снижали скорость передачи и превращались в терпеливых «инструкторов», уважительно относившихся к настойчивым и небезуспешным попыткам молодого учёного освоить азы новой для него и очень дефицитной в маленьком коллективе дрейфующей станции профессии». («Наш Кренкель», 1975).
Дрейф закончился. Он длился 274 дня. Возвращение папанинцев было триумфальным. Всем им присвоили звание Героя Советского Союза (Папанин был удостоен этого звания несколько раньше, после высадки станции на Северном полюсе). Академия наук за выдающиеся заслуги в исследовании Арктики присвоила полярникам учёные степени доктора географических наук, Географическое общество СССР избрало почётными членами. Поздравления, награды, почётные звания сыпались на них со всех сторон. Сталинскому режиму требовались свои герои. Тем более в 1937-38 годах, когда нужно было отвлечь внимание от массовых репрессий. Вождь и его окружение умели организовывать энтузиазм масс.
После торжественных встреч на митингах и приёмах, в том числе в Кремле с членами Политбюро и Сталиным, герои-папанинцы были отпущены по домам. Фёдоров вернулся в Ленинград. За время отсутствия у него родился сын. Из маленькой комнаты семья переехала в отдельную квартиру.
В марте 1938 года Фёдоров и Ширшов сделали доклады о научных итогах экспедиции на общем собрании Академии наук. Любое наблюдение в околополюсном районе в то время было научным достижением. И регулярные наблюдения над погодой, позволившие по-новому судить о циркуляции атмосферы, и данные о дрейфе и динамике многолетних льдов, строении и циркуляции водных масс, проникновении в район полюса слоя тёплых атлантических вод, и измерение глубин по линии дрейфа, и сбор коллекции водных организмов, и новые данные о гравитационном и магнитном полях…
Фёдоров вернулся на работу в Арктический НИИ, где продолжил обработку материалов и подготовку их к печати. После неудачной навигации 1937 года, когда во льдах зазимовали десятки судов, стала очевидна необходимость мобилизации научных сил на разработку основ ледовых прогнозов. При руководстве Главсевморпути в Москве создали сектор ледовой службы и службы погоды, подчинённый Арктическому институту. Для сбора оперативной информации о состоянии льдов в арктических морях была налажена регулярная ледовая авиаразведка.
Но руководству страны казалось, что причины неудач кроются во вредительстве. Полоса сталинских репрессий распространилась и на арктические дела. По обвинению в шпионаже был арестован и погиб в лагерях директор Арктического НИИ Р.Л. Самойлович. Сняли с поста начальника Главсевморпути О.Ю. Шмидта, его откомандировали в Академию наук.
В 1937 году начальником Главсевморпути назначили И.Д. Папанина, а директором Арктического НИИ – Е.К. Фёдорова. Но вскоре Евгения Константиновича переводят в Москву на должность начальника Гидрометслужбы при Совете народных комиссаров СССР. Основой службы являлись метеостанции, но, во-первых, их было мало, а во-вторых – в Арктике они принадлежали разным ведомствам.
При Е.К. Фёдорове сеть станций начала быстро расширяться. Многие из них располагались в труднодоступных местах – на горных хребтах, ледниках, необитаемых островах, в пустынях, Появились новые научно-исследовательские институты, центры сбора оперативной гидрометеорологической информации и прогнозов. На ряде станций ввели радиозондирование атмосферы до высот 20–30 километров. Началось составление карт барической топографии, что повысило надёжность прогнозов погоды.
Фёдоров быстро разобрался в сложном хозяйстве Гидрометслужбы. Было запланировано и началось строительство заводов для производства приборов. При этом акцент делался на создание автоматических метеостанций. Разрабатывался перспективный план развития гидрометеорологической сети станции и постов.
Но с началом Великой Отечественной войны всё народное хозяйство было перестроено на военный лад. Гидрометслужбу подчинили Народному комиссариату обороны, многие её работники стали военными. Фёдоров получил звание бригадного инженера, а позднее генерал-лейтенанта. При фронтах и армиях создавались подразделения по гидрометеорологическому обеспечению военных отраслей, изучалась проходимость различных типов местности для механического транспорта.
В связи с тем, что из западных районов СССР, захваченных врагом, перестала поступать информация о погоде, срочно изыскивались другие источники. В тылу противника сбрасывались на парашютах автоматические метеорологические станции. В Москве было организовано специальное КБ по созданию новых станций и приборов, в Свердловске, Москве и Ташкенте открыты заводы гидрометеорологического приборостроения. На базе эвакуированного из блокадного Ленинграда морского отдела Гидрологического института в Москве создали Государственный океанографический институт (ГОИН) для обслуживания военных операций на морях.
Во время войны в полной мере проявился талант Е.К. Фёдорова, как большого организатора науки и оперативной деятельности. Об этом свидетельствуют его боевые награды: два ордена Отечественной войны и орден Кутузова. После изгнания захватчиков Фёдоров занялся восстановлением гидрометсети на освобождённых территориях. Ему приходилось часто встречаться и вести дела с представителями дипломатических миссий наших союзников: бывать на приёмах, обмениваться научной литературой, принимать специалистов этих стран, договариваться об обслуживании авиационных перелётов с правительственными делегациями. Один такой пример из воспоминаний И. Д. Папанина:
«10 мая 1945 года Е К. Фёдоров, в то время генерал-лейтенант, начальник Гидрометеорологической службы Советской Армии, приехал на обсерваторию в Потсдаме. Его задачей было наладить работу обсерватории, успокоить испуганных немецких учёных, которые находились там в это время, и предложить им сотрудничать с советской Гидрометеорологической службой». (Папанин, 1977).
В сентябре 1945 года Гидрометслужбу передали из Министерства обороны в ведение Совета Министров СССР. Тогда же Фёдорова избрали председателем Антифашистского комитета советской молодёжи, и он стал одним из инициаторов создания Всемирной организации демократической молодёжи.
В 1946 году Евгения Константиновича удостоили Сталинской премии по науке. Он возглавил советскую делегацию на международной метеорологической конференции в Женеве. Но параллельно готовилась очередная волна репрессий. По указанию министра Госконтроля Мехлиса в Главное управление Гидрометслужбы была послана комиссия с определённой задачей. В сути научной и оперативной работы она не разбиралась, а состряпала заключение о связи с иностранцами в годы войны. После трёх снятых с высоких должностей папанинцев остался последний – начальник Гидрометеослужбы при Совете Министров СССР Е.К. Фёдоров. Самый молодой из них, образованный, интеллигентный человек, генерал-лейтенант.
Однажды А.А. Афанасьев, начальник Главсевморпути, пришёл в приёмную Совета Министров СССР. В ожидании приглашения на заседание он сидел среди коллег. Приёмная была большая, люди вели себя свободно, разговаривали. Все стулья заняты. И только около сидящего Е.К. Фёдорова с двух сторон были свободные места. Вошёл в приёмную министр внутренних дел Круглов, сделал общий поклон и тоже отскочил от Фёдорова.
Слово А. А. Афанасьеву:
«Я быстро подошёл в Фёдорову, тепло поздоровался и сел рядом, к немалому удивлению собравшихся.
– Как ты себя чувствуешь? По какому вопросу вызван? – спросил я.
– Совмин обязал меня доложить о передаче Гидрометеослужбы моему преемнику.
– Я не понимаю тебя. Что случилось? Неужели и тебя освободили?
– Освободили и лишили генеральского звания. Мехлис – министр Госконтроля – сфабриковал дело, которое, по существу, выеденного яйца не стоит, чепуху наговорил такую, за которую мой заместитель (Я.С. Либин-Ю.Б.), ты его знаешь, поплатился жизнью. Испугался ареста, пыток, услыхал ночью звонок в дверь и пустил себе пулю в лоб. Сейчас доложу, что Гидрометеослужбу сдал. Что будет дальше – не знаю. Нас – всех четверых папанинцев – с работы сняли, а на свободе оставили. Если коротко, меня обвинили в том, что принимал американскую делегацию синоптиков в порядке обмена опытом и, якобы, допустил политическую близорукость, разглашение каких-то тайн… Мы же обмениваемся данными о погоде, без этого прогноз не составишь. Никаких секретов здесь нет. А политическая близорукость заключается в том, что проездом на автомашинах выкупались на Волге вместе, позавтракали у костра…». (Афанасьев, 2003).
Фёдорова, к счастью, не посадили, но в октябре 1947 года состоялся суд чести, который объявил Евгению Константиновичу выговор за антигосударственные и антипартийные поступки. Суд чести режиссировал сам Мехлис, он же инструктировал членов суда. Обвиняемый был снят с должности начальника ГУГМС и лишён генеральского звания. На совещании в связи с вступлением в должность нового начальника Гидрометслужбы В.В. Шулейкина Мехлис выступил с погромной речью в адрес Фёдорова.
Через месяц Евгений Константинович перешёл в Академию наук СССР и был назначен заведующим лабораторией атмосферного электричества Геофизического института. Он с головой погрузился в подготовку экспедиции на Кавказ с целью изучения физики облаков. Склоны Эльбруса и других вершин Главного Кавказского хребта являлись естественной лабораторией для изучения физики атмосферных процессов в горах, баланса ледников, механизма возникновения снежных лавин.
В 1934-41 годах на Эльбрусе работала Комплексная высокогорная экспедиция Академии наук СССР и ВНИИ экспериментальной медицины. Фёдоров решил восстановить прерванные войной исследования. Он запланировал создать здесь постоянный научно-исследовательский центр, включающий геофизическую обсерваторию и несколько станций на различных высотах. Все строительные материалы и оборудование приходилось возить из Нальчика в Терскол на грузовиках, а дальше – на вьючных лошадях и в рюкзаках. Как и все сотрудники, Фёдоров жил с женой и дочкой в палатке и регулярно поднимался с тяжёлым рюкзаком на склоны Эльбруса и Терскола. Сборно-щитовой домик в центральной обсерватории он получил одним из последних. Из мебели в нём были лишь письменный стол и две раскладушки.
Работая в Приэльбрусье, Фёдоров уделял большое внимание подбору кадров. Так, ему приглянулся студент Кабардино-Балкарского университета М.Ч. Залиханов, проходивший в экспедиции производственную и преддипломную практики. Залиханов быстро защитил кандидатскую диссертацию по гляциологии, а затем – докторскую, по физической географии. Позднее он стал директором Высокогорного геофизического института, академиком, Героем Социалистического Труда. В настоящее время Михаил Чоккаевич является депутатом Государственной Думы РФ четвёртого созыва.
В экспедиции Евгений Константинович многое делал своими руками, владел топором, рубанком, молотком, лопатой. Он не агитировал, не призывал к делу других, а просто сам брался за черновую работу. Его личный пример импонировал подчиненным, особенно молодёжи. К 1952 году была пущена обсерватория «Эльбрус» и постоянные станции «Приют одиннадцати», «Ледовая база» и «Пик Терскол».
Вскоре Фёдорова назначили начальником Геофизической комплексной экспедиции Геофизического института в Москве, в которую Эльбрусская экспедиция входила как структурная часть. Теперь ему приходилось выезжать на Памир и Тянь-Шань, но о Кавказе он не забывал. Фёдоров любил эти места, здесь он возвратился к творческой деятельности после тяжёлой моральной травмы.
В январе 1954 года к Фёдорову обратился М.Е. Острекин, с которым он в своё время учился на физфаке Ленинградского университета, а теперь тот занимал должность заместителя директора Арктического института. Острекин предложил Фёдорову поработать полтора-два месяца в составе Высокоширотной воздушной экспедиции в Центральной Арктике. Всё-таки друзья помнили о нём и старались отвлечь от суровой действительности.
Начальник Главсевморпути Бурханов, который возглавлял эту экспедицию, позвал Фёдорова поработать в составе штаба. Но Евгений Константинович попросился рядовым магнитологом в «прыгающий» отряд, который должен был кольцевыми маршрутами обследовать большую территорию вокруг ледовой базы. Это 15–20 точек с первичными посадками и ночёвками на льду, в условиях самых суровых.
30 марта Фёдоров вылетел из Ленинграда в Архангельск, затем на Амдерму, Диксон, мыс Желания, бухту Нагурскую. Это был его третий визит на Землю Франца-Иосифа. Евгения Константиновича включили в состав экипажа В.М. Перова. Штурманом был Н.И. Жуков, который летал в соё время в экипаже А.Д. Алексеева на Северный полюс в 1937 году, гидрологом – З.М. Гудкович из Арктического института. Весь экипаж помещался в одной палатке КАПШ-2.
10 апреля отряд Фёдорова вылетел на первую точку. Через четыре дня к ним прилетели начальник экспедиции Бурханов, заместитель по науке академик Щербаков и кинооператор Трояновский. Бурханов провёл совещание с научным и лётным составом, а на следующий день экипаж Перова вылетел в первый маршрут. За два дня сели и отработали в четырёх пунктах, практически без отдыха. Фёдоров смог убедиться, каким эффективным средством исследований стала Полярная авиация.
Далее пошли долговременные (суточные) станции. На каждой из них в течение суток гидролог фиксировал все основные явления, происходящие в толщине океана, – изменения температуры, течений, солёности воды на разных горизонтах. Фёдоров вёл тщательные астрономические наблюдения и измерения магнитного поля.
Работа «прыгающих» отрядов продолжалась до 18 мая. Затем все три экипажа вылетели на остров Средний, оттуда на Диксон, в Архангельск и Москву. Фёдоров был не просто доволен, а счастлив. Очень приятно оказалось вновь поработать в Центральной Арктике, увидеть своими глазами, насколько реальный размах и темпы изучении Ледовитого океана превзошли все предположения. Несмотря на 15 лет административной работы, Евгений Константинович не потерял навыков и успешно справился с обязанностями рядового научного сотрудника в ответственной экспедиции.
По возвращении в Москву Е.К. Федоров с головой ушёл в организацию новой лаборатории по изучению распространения в атмосфере продуктов ядерных взрывов (поручение И.В. Курчатова). В её коллектив вошло около ста человек, но только двое из них, сам Фёдоров и Р.М. Коган, имели учёные степени. Остальные – молодые специалисты. Фёдоров искал их в разных вузах, съездил даже в Ташкент. Декан физико-математического факультета Среднеазиатского университета рекомендовал ему присмотреться к Ю.А. Израэлю: «Отлично учится, спортсмен-альпинист, и ко всему имеет хорошие организаторские способности». Фёдоров забрал этого парня в Москву, став его «крёстным отцом». Впоследствии тот дослужился до поста председателя Госкомгидромета СССР, долгие годы руководил этой важной Службой, а в настоящее время возглавляет Институт глобального климата и экологии.
В 1956 году Геофизический институт разделили на три: Институт прикладной геофизики, Институт физики атмосферы и Институт физики Земли. Фёдорова назначили заместителем директора по научной части Института прикладной геофизики, а в 1959 году – директором. По его приказу Эльбрусскую экспедицию преобразовали в Высокогорный геофизический институт с центром в г. Нальчике. Дальнейшие исследования по физике облаков были перенесены в г. Обнинск, где создали филиал института.
Евгений Константинович являлся наиболее квалифицированным специалистом в области распространения в атмосфере продуктов радиоактивного распада после атомных взрывов и сейсмических волн в Земной коре. Поэтому, когда в 1958 году в Женеве начались переговоры о прекращении испытаний ядерного оружия, Курчатов предложил ему возглавить экспертную группу в составе советской делегации. Правительство утвердило это предложение. Прямой заслугой Фёдорова явилось то, что после ожесточённых дискуссий участники переговоров пришли к выводу о возможности обнаружения любого ядерного взрыва. Он выступил с основным докладом по этому вопросу. По его подсчётам, достаточно было организовать около ста контрольных пунктов по Земному шару, чтобы обеспечить надёжную регистрацию взрывов, в то время как американская делегация отстаивала не менее 650 постов.
Хотя совещания экспертов в 1958-59 гг. не привели к заключению договора о запрещении испытаний ядерного оружия, но они способствовали разработке вопросов контроля за испытаниями, представив необходимые научные доказательства. Евгений Константинович провёл в Женеве несколько месяцев, работая по 6–8 часов в день и постоянно участвуя в прениях. Постановлением Президиума Академии наук в ноябре 1959 года его назначили исполняющим обязанности, а на следующий год – главным учёным секретарём АН СССР, оставив одновременно директором Института прикладное геофизики.
В 1961 году Евгения Константиновича вернули на пост начальника Гидрометслужбы СССР. По его предложению при Службе был создан отдел активных воздействий на градовые процессы, который приступил к массовой защите посевов на больших площадях. Через восемь лет группу ученных представили к Государственной премии на эту работу. Фёдоров стал дважды лауреатом.
В 1963 году Евгений Константинович добился перевода московского Института прикладной геофизики, Высокогорного геофизического института в Нальчике и Гидрохимического института в Новочеркасске из ведения АН СССР в систему Гидрометслужбы. Сюда же был переведён из Минморфлота Арктический и антарктический НИИ в Ленинграде с сетью гидрометеорологических станций в Арктике. Это позволило значительно расширить возможности Службы, увеличить её научный потенциал.
В СССР тогда работало более 4 тыс. метеостанций и 7 тыс. постов для наблюдения уровней воды на реках. Фёдоров прежде всего занялся наведением порядка в этой сети, выведением её на уровень современных требований. Анализ показал, что густота сети станций на Крайнем Севере, Дальнем Востоке и в Средней Азии явно недостаточна. Выход был найден в введении дистанционных методов наблюдения с помощью радиолокаторов, спутников и автоматических станций. С 1963 года в Центральном институте прогнозов в Москве стали широко использоваться фотографии со спутников. Опираясь на этот опыт, Фёдоров инициировал создание специальных метеорологических спутников системы «Метеор». В итоге первое практическое применение спутниковая информация получила именно в Гидрометслужбе.
Новые методы получения информации потребовали создания единого комплекса её сбора, обработки и передачи. Была разработана и внедрена Генеральная схема комплексной автоматизации гидрометеорологической службы. В результате данные наблюдений уже через 30–40 минут стали поступать в Москву со всей территории Советского Союза, а через 3 часа – со всего Северного полушария. По этому же принципу начала создаваться Всемирная служба погоды, утвержденная Всемирной метеорологической организацией в Женеве в 1967 году. Будучи вице-президентом данной организации, Фёдоров принимал самое активное участие в разработке и осуществлении этого плана.
Осенью 1967 года Евгений Константинович возглавил рейс к берегам Антарктиды нового научно-исследовательского судна «Профессор Визе». На его борту находилась основная часть новой смены 13-й Советской антарктической экспедиции (13 САЭ), руководителем которой являлся директор ААНИИ А.Ф. Трёшников. Несмотря на ограниченность во времени и плохую погоду, Фёдоров хотел посетить все советские научные станции в Антарктиде и подлететь к санно-тракторному поезду, который шёл из Мирного на внутриконтинентальную станцию Восток. Из воспоминаний А.Ф. Трёшникова:
«Мы сидим в бюро погоды и торгуемся с начальником авиаотряда Шатровым и синоптиками. Они не дают разрешения на вылет в такую неустойчивую погоду. Но у нас слишком мало времени, а Фёдоров хочет осмотреть станции Молодёжная и Лазаревская. Вот тут-то и проявились настойчивость и упорство Евгения Константиновича, хотя он отнюдь не приказывал, а деловито обсуждал обстановку с нашими оппонентами.
– Зона осадков и облачности в основном расположена над морем и не заходит далеко на континент, – доказывает Фёдоров.
– При такой низкой температуре воздуха в облаках будет обледенение самолёта, – отвечают синоптики.
– Но можно лететь над склоном континента, где облачность невысокая, полетим над ней.
Кроме начальника авиаотряда на совещании присутствуют командиры самолетов Ермаков и Вахонин. Они на нашей стороне и хотят лететь, но, опасливо поглядывая на начальника, неопределённо поддакивают Фёдорову и одновременно соглашаются с синоптиками и начальником авиаотряда.
Шатров резонно говорит, что данных об облачности нет и верхняя граница облаков может быть очень высокой.
– Но на станции Моусон, что между Мирным и Молодёжной, погода отличная, – доказывает Фёдоров.
Шатров не выдерживает напора и сдаётся.
– Хорошо, – говорит он, – выпускаю один самолёт, но это будет разведка погоды». (Трёшников, 1990).
Вначале Фёдоров и Трёшников вылетели на самолёте АН-6 из Мирного к поезду, который преодолел уже 180 км. Вторым рейсом посетили станцию Молодёжная, куда одновременно доставили новую смену. В ближайшее время станцию планировалось значительно расширить, введя мощный радиоцентр, ракетный комплекс, вычислительный центр с ЭВМ. Всё это чрезвычайно интересовало начальника Гидрометслужбы и впоследствии способствовало выделению дополнительных ассигнований.
Из Молодёжной самолёт взял курс на Новолазаревскую. Здесь пробыли пару часов, после короткого отдыха полетели на станцию Восток. Путь туда составил пять с половиной часов. Осмотр станции занял немного времени, поскольку несколько домиков были соединены переходами в единый комплекс. Обратно с начальством полетели участники старой смены и среди них – молодой врач Ю.А. Сенкевич.
Таким образом, Фёдорову и Трёшникову удалось за четыре дня выполнить намеченное. В воздухе они находились 45 часов. Вернулись вовремя – вскоре пошёл мокрый снег, поднялась пурга. НИС «Профессор Визе» покинул берега Антарктиды и взял курс на Родину.
Одним из результатов поездки Фёдорова к ледовому континенту стало решение о передаче «Профессора Визе» Арктическому и антарктическому НИИ, что положило начало созданию при институте собственного флота, разросшегося позднее до двух десятков судов. И не случайно новый флагман научной флотилии, спущенный на воду в 1987 году, получил название «Академик Фёдоров».
1974 год стал важной вехой в жизни Евгения Константиновича. Его выдвинули депутатом Верховного Совета СССР по Якутскому избирательному округу. В том же году он избирается заместителем председателя Советского комитета защиты мира и членом бюро Всемирного совета мира. Эти должности стали для Фёдорова не просто почётными званиями, а большими обязанностями государственного и международного масштаба. Всё больше времени он проводит в Советском комитете, часто в составе делегаций выезжает за границу.
Дела в Гидрометслужбе были налажены, воспитана достойная смена. Да и годы давали о себе знать. Поэтому Евгений Константинович подал заявление с просьбой освободить его от должности начальника Гидрометслужбы, но просил оставить за ним Институт прикладной геофизики. Просьба была удовлетворена. Вместо Фёдорова назначили его ученика Ю.А. Израэля.
В 1974 году Советское правительство выступило с инициативой заключения международного соглашения о предотвращении воздействия на природную среду в военных целях. Руководителем советской делегации назначили Е.К. Фёдорова. Переговоры прошли в Москве, Вашингтоне и Женеве. Путём компромиссов был выработан приемлемый текст соглашения, одобренный очередной сессией Генеральной Ассамблеи ООН. Он стал эффективным шагом в сокращении гонки вооружения, предотвращении разработки новых средств ведения войн.
Конец семидесятых годов прошёл для Фёдорова под знаком политической и общественной работы. В 1976 году он был избран кандидатом в члены ЦК КПСС, через год – членом Президиума Верховного Совета СССР и вице-президентом Всемирного совета мира, в 1979 году – председателем Советского Комитета защиты мира, руководителем советской делегации на первой Всемирной конференции по климату. В это время он всё чаще включался в обсуждение вопросов экологии, написал на эту тему две книги: «Взаимодействие общества и природы» (1972) и «Экологический кризис и социальный прогресс» (1977). В этих работах Фёдоров с оптимизмом смотрит на будущее человечества, видя его в гармоничном взаимодействии с окружающей средой.
В сентябре 1975 года семью Фёдорова постигло большое несчастье – от сердечной недостаточности внезапно умер старший сын Евгений. Это стало тяжёлым ударом, особенно ощутимо отразившемся на матери – А.В. Гнедич. Всегда державшая себя в руках, тут она как-то надломилась и через год с небольшим скончалась от обширного инфаркта. С Анной Викторовной Евгений Константинович прожил 43 года. Она достойно прошла с ним все основные события: зимовала на полярной станции Мыс Челюскина, помогла выдержать испытания славой и невзгодами. Понятно, что на её плечи легли нелёгкие бытовые заботы в годы опалы.
Друзья и коллеги по мере возможности пытались разделить его горе, отвлечь от тяжёлых мыслей. Вспоминает А.Ф.Трёшников, в то время директор ААНИИ:
«Встретившись вскоре после смерти Анны Викторовны с Евгением Константиновичем, я сказал ему:
– В мае исполняется 40 лет со дня начала дрейфа «СП-1». Сейчас в Арктике дрейфуют две станции – «СП-22» и «СП-23», приглашаю посетить их весной, ребятам будет очень приятно с вами встретиться.
– С удовольствием, – ответил он, – я в начале апреля должен быть в Якутске на отчётном собрании, как депутат, а оттуда могу слетать на «СП». (Трёшников, 1990).
Такой полёт действительно состоялся. Вначале Фёдоров перелетел рейсовым самолётом из Якутска в посёлок Тикси, где ознакомился с работой регионального управления гидрометслужбы. Затем он перебрался в посёлок Черский, куда прибыл самолёт ИЛ-14 из Ленинграда, арендованный ААНИИ для доставки грузов на дрейфующие станции. На его борту находился и Трёшников. Отсюда 18 апреля они вместе вылетели на «СП-23». Осмотрев все павильоны, лаборатории и жилые домики станции, Фёдоров подробно побеседовал с зимовщиками о методике наблюдений.
На следующий день делегация перелетела на «СП-22». Ознакомившись с ней, побывали на Земле Франца-Иосифа, где сделали остановку в геофизической обсерватории Остров Хейса. После смерти Э.Т. Кренкеля обсерватория была названа его именем, и теперь Фёдоров вручил коллективу соответствующее свидетельство и некоторые личные вещи Эрнста Теодоровича для музея. Особое внимание Евгения Константиновича привлекла ракетная станция, откуда производились запуски метеорологических и геофизических ракет. 24 апреля Фёдоров и Трёшников вернулись в Москву.
Весной 1980 года, незадолго до своего 70-летия, Евгений Константинович обратился к А.Ф.Трёшникову с просьбой ещё раз посетить Арктику. Состоялся полёт на станцию «СП-24», где Фёдоров встретил свой юбилейный день рождения в кругу любящих и уважающих его людей. Конечно, это бегство в Арктику не избавило от официальных празднеств и поздравлений в Москве.
В сентябре Фёдоров был включён в состав делегации СССР на очередную сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Ему поручили выступить там с докладом о глобальных проблемах окружающей среды. Это выступление стало одним из последних актов государственной деятельности учёного, воплотившим его личные исследования.
Подвижность, энергия и работоспособность Евгения Константиновича вызывали удивление его друзей и близких. В начале декабря 1981 года Фёдоров поехал на собрание Грузинского комитета защиты мира. После Тбилиси решил заехать с дочерью Ириной в любимое Приэльбрусье. По Военно-Грузинской дороге они добрались на автомашине в Терскол. Сотрудники Высокогорного геофизического института во главе с директором М.Ч. Залихановым тепло встретили гостей, показали им новые лаборатории, рассказали о научных исследованиях.
Но во время прогулки по посёлку Евгений Константинович поскользнулся и упал, сильно ударившись. В больнице установили перелом шейки бедра и срочно отправили самолётом в Москву. Сделали операцию, но головка бедренной кости раскололась. Было решено провести вторую операцию с пересадкой искусственной головки. 30 декабря, во время этой операции, Е.К.Фёдоров скончался – не выдержало сердце. Его похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве, рядом с верными товарищами по «СП-1» Кренкелем и Ширшовым.
Советское правительство удостоило Е.К.Фёдорова звания Героя Советского Союза, наградило пятью орденами Ленина, двумя орденами Отечественной войны 1 степени, орденом Кутузова II степени, двумя орденами Трудового Красного Знамени и многими медалями. Ему присвоены Сталинская и Государственная премии. Имя Фёдорова носит метеообсерватория на мысе Челюскина и основное научно-исследовательское судно Госгидромета.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.