Кампании на юго-востоке и в Африке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Кампании на юго-востоке и в Африке

Провал итальянской кампании против Греции знаменовал собой поворот в немецких планах касательно Средиземного моря. До сих пор немецкому проникновению в регион мешало противодействие Франко на западе и Муссолини на востоке. Но в конце 1940 года итальянцы были вынуждены обратиться к Берлину с просьбой о предоставлении транспортных самолетов для снабжения продовольствием войск на Балканах. Вследствие этого итальянские и немецкие представители стали обсуждать между собой вторжение в Средиземноморье немецкого 10-го авиационного корпуса; 10 января 1941 года это вторжение началось с территории Италии. Муссолини пришлось также просить своего партнера предоставить ему бронетанковую дивизию для операций в Ливии, а также снаряжение для десяти его дивизий.

Таким образом, на стыке 1940 и 1941 годов в отношениях между Гитлером и Муссолини произошел резкий поворот. Дуче отныне впадал во все большую зависимость от фюрера; проникновение Германии в сферу его интересов означало закат Италии как ведущей европейской державы. В дневнике Геббельса содержится огромное количество нелицеприятных отзывов Гитлера о своем итальянском партнере: они выражают его растущее презрение и недовольство. Италия стала для него «фактором беспокойства», разрушающим «престиж Оси». Германии пришлось вмешиваться не только для того, чтобы оказать помощь союзнику, но и для того, чтобы изгнать англичан из Греции и остановить их продвижение в Африке, где солдат дуче «раздели до рубашки». Не меньше беспокоила нацистов и внутренняя обстановка в Италии; они сурово критиковали влияние церкви, аристократов и евреев, а также отмечали тот факт, что рабочие начали понемногу отворачиваться от дуче. Двор, отмечает Геббельс, носился с идеей создания латинского блока с Францией; главнокомандующий маршал Бодольо и король пользовались огромным авторитетом, тогда как фашизм начал расцениваться как «отрицательный фактор». Одним словом, дуче больше «ничем не управлял».

Чтобы сгладить недостатки итальянского партнера, пожелавшего развивать собственную стратегию против Англии в Средиземном море, Германия перешла от «политической и экономической гегемонии к военной агрессии». Этот переход планировался на весну 1941 года, едва сойдет снег, чтобы не затягивать начало осуществления плана «Барбаросса». Немецкие войска должны были занять Грецию, пройдя через Венгрию, Румынию и Болгарию. Как мы видели, Гитлер и его дипломаты не жалели усилий, чтобы склонить эти страны на сторону Оси, и Болгария довольно долго им сопротивлялась. Вскоре после присоединения Болгарии к тройственному пакту немецкие войска, расположенные в Румынии, вошли на болгарскую территорию. Дипломатическое вмешательство западных стран и СССР не смогло ничего изменить. Гитлер попытался успокоить Турцию и СССР, заявив, что это вторжение имело целью исключительно противодействие британским операциям в Эгейском море. Греция, крайне обеспокоенная, предприняла ряд дипломатических демаршей, однако ей дали ясно понять, что только «мирная капитуляция» сможет помешать войне (Гитлер пообещал Софии предоставить ей доступ к Эгейскому морю через греческую территорию). Поэтому на все попытки со стороны Афин установить контакт Берлин притворялся глухим.

Еще одной страной, долго противостоявшей немецкому давлению, была Югославия. Лишь 4 марта под неприкрытой угрозой президент совета Цветкович заявил о готовности пойти на уступки, что вызвало в Белграде кризис и отставку нескольких министров. Но Риббентропа этим было не пронять, и он выдвинул ультиматум: Югославия должна до 15 марта присоединиться к пакту. Правительство дрогнуло. «Вот теперь Балканы созрели», – записал в дневнике Геббельс. Через два дня после ратификации договора в Вене демократически настроенное офицерство потребовало отставки правительства и арестовало премьер-министра и министра иностранных дел. Новый кабинет был сформирован генералом Душаном Симовичем. Гитлер был взбешен – маленькая страна посмела пойти наперекор его планам. Собрав генералов, он сообщил им, что принял решение захватить Югославию без предъявления ультиматума и без объявления войны и разбомбить Белград дотла. Заверения Симовича не оказали на него никакого воздействия. Как и в случае с Грецией, Берлин притворился глухим.

Отношение Гитлера к этой стране может служить типичным примером того, к каким крайностям его толкало чувство гнева. Он упрекал сербов в применении «террористических методов», например в июне 1914 года в Сараеве, что дало толчок развязыванию Первой мировой войны. Именно ее последствия он стремился аннулировать: Балканы больше никогда не должны были играть роль пороховницы Европы. «Фюреру прекрасно знакомы эти проблемы. Все Балканы со всеми их загадками для него – открытая книга», – пишет Геббельс.

Агрессия против Югославии получила знаковое кодовое название «Кара». Она началась 6 апреля, в Вербное воскресенье, с бомбардировки Белграда. Эту миссию поручили генералу австрийского происхождения Александеру Лёру, который, по его собственному признанию, накопил «уникальный опыт» во время бомбардировок Варшавы. Хотя Белград был объявлен открытым городом, на югославскую столицу ринулось 611 самолетов. Число жертв превзошло потери Варшавы, Роттердама и Ковентри, вместе взятых. Массивные разрушения вынудили югославскую армию капитулировать через две недели (18 апреля). Еще одной причиной подобных действий было данное хорватам обещание о создании собственного государства: те быстро прекратили сопротивление.

Бои в Греции были гораздо более жестокими. Продвижение к Эгейскому морю в районе Салоников повлекло огромные потери. Британский контингент помешал немцам быстро выйти к Афинам. Гитлер, на которого отвага греков произвела сильное впечатление, запретил бомбить столицу. Кроме того, Рим и Афины были для него неприкосновенны: он восхищался Античностью и греческой историей, «изуродованной» христианством. Геббельс, начитавшись Шопенгауэра, писал: «…христианство и сифилис ввергли человечество в горе и лишили его свободы. Какое разительное отличие между улыбающимся, доброжелательным и мудрым Зевсом и распятым и страдающим Христом!»

Несмотря на трудности со снабжением горючим и припасами, а также недостаточную поддержку со стороны Люфтваффе, 30 апреля немецкие войска, пользуясь огромным численным перевесом, достигли южной оконечности Пелопоннеса. Гитлеру стоило немалых трудов убедить Муссолини принять быструю капитуляцию. Итальянская гордость не позволяла дуче соглашаться на частичную капитуляцию перед немецкими войсками.

Оставалась задача, поставленная лично Гитлером по совету генерала Йешоннека: завоевать Крит, оккупированный британцами. С самого начала было ясно, что эта операция («Меркурий»), порученная все тому же генералу Лёру, дорого обойдется немцам. Англичане, которым удалось дешифровать сообщения, пересылаемые «Энигмой», были в курсе готовящейся акции. Парашютисты и доставленные самолетами войска вступили в жестокие бои. Геббельс писал, что для немецкого солдата нет ничего невозможного. 1 июня остров был «освобожден от вражеских сил». Для населения настали тяжелые времена.

После этой кампании Гитлер приступил к разделу Югославии. Северная Словения была аннексирована рейхом, Сербия и Восточный Банат перешли под военное управление, Венгрия получила земли к западу от Тисы, Италии достались Южная Словения, Черногория и Косово, болгарские войска заняли Восточную Македонию, а на севере образовалось новое государство Хорватия, включившее в себя хорватские, боснийские и герцеговинские земли. Греческие военнопленные получили свободу, а в Греции установился режим, благоприятствующий Германии.

Отборные войска были отозваны для подготовки к участию в грядущей войне на востоке, на месте осталось семь дивизий, плохо снабжаемых и недоукомплектованных. Германия удовлетворилась оккупацией стратегически важных районов вблизи турецкой границы, вокруг Салоников и Африки, а также Крита. Большая часть страны была оставлена итальянцам. На протяжении всей кампании Гитлеру приходилось считаться с подозрительным ко всему Муссолини из опасения, что Италия выйдет из войны.

Чтобы компенсировать слабость войск, армейский Генштаб издал ряд инструкций, столь же жестких, как те, что готовились для войны против СССР. Они касались обращения с «беженцами и евреями», «коммунистами и террористами», а также «сотрудничества войск с полицейскими органами и СД». Почти сразу за прекращением боевых действий последовали точечные возмущения, вскоре переросшие в партизанскую войну, что вызвало порочный круг кровавых репрессий.

Война в Африке носила совершенно иной характер. Завоевание Киренаики, проходившее под названием «Операция “Подсолнух”», возглавил генерал Эрвин Роммель, назначенный лично Гитлером. В его распоряжение поступили весьма скромные силы, из которых ему предстояло сформировать ДАК – Немецкий африканский корпус. Проход через Средиземное море людей и техники затрудняло присутствие в водах английского флота. Сотрудничество с итальянцами не всегда протекало гладко. Ситуацию осложняло то обстоятельство, что ни войска, ни техника не были предназначены для ведения боевых действий в условиях пустыни. Роммель не обращал на эти трудности никакого внимания; это был человек действия, и он быстро продвинулся вперед, за линию обороны, намеченную Генштабом. Он хотел не только захватить всю Киренаику (что ему удалось), он также рвался занять Тобрук на востоке и дойти до Суэцкого канала. Если бы британцам не пришлось отвести часть своих войск в Грецию, немецкие потери, и так значительные, возросли бы многократно. Гитлер говорил, что готов послать дополнительно пехотный моторизованный полк; Геринг планировал поддержать наступление на Суэц с помощью дополнительной авиатехники. Однако фон Браухич отказался посылать в Африку подкрепления, так как силы надо было беречь для будущего наступления на востоке. Одновременно в высшем командовании зрело все растущее недовольство поведением Роммеля.

Генерал-квартирмейстер Генштаба генерал Паулюс отправился в Африку для прояснения ситуации и передал Роммелю письменную инструкцию, в которой говорилось, что сил Африканского корпуса недостаточно для полной победы над противником. Его главной задачей оставалось удерживать Киренаику – вместе с Тубруком, Бардией, Солумом или без них. После этой поездки Паулюс пришел к выводу, что главной проблемой в Северной Африке остается снабжение, а Роммель, действуя вопреки приказам, усугубил сложность положения. Генштаб попытался ограничить свободу действий неуемного генерала, но тот пользовался поддержкой Гитлера. Впрочем, он одержал крайне зрелищную победу в Солуме, и 1 июня 1941 года фюрер назначил его «главнокомандующим бронетанковыми войсками». Это была заслуженная награда: английскую угрозу, исходящую из Ливии, удалось отсрочить, что было важно накануне начала восточной кампании. С этого времени в дневнике Геббельса постоянно возникает «легендарная фигура» Роммеля, авторитет которого в дальнейшем только вырос. Вместе с тем все операции на Суэцком канале, в том числе запланированные переходы через Турцию, Сирию и Палестину, были отложены на неопределенное время, на период после завершения войны в России.

Гитлер руководил операциями в Юго-Восточной Европе из своего специального поезда «Америка», стоявшего в туннеле возле Мёнихкирхен, на перегоне Вена – Грац. Там же он отметил свой день рождения и провел множество встреч. 28 апреля он вернулся в Берлин и на следующий день выступил перед девятитысячной толпой выпускников военных училищ, представлявших все три рода войск. Никогда не отступать – таков был основной смысл его речи. Если и есть на свете слова, которых я не знаю и никогда не узнаю, говорил он, это капитуляция и подчинение чужой воле.

30-го он встретился с Йодлем для обсуждения деталей операции «Барбаросса»; 1 мая шеф Генштаба армии связал их с верховным командованием трех родов войск. Вторжение было запланировано на 22 июня, следовательно, 23 мая следовало начинать стягивать войска к границе. Гитлер согласился отложить операцию больше чем на месяц, однако, вопреки всему, что говорили и писали впоследствии, причиной провала молниеносной войны против СССР послужила вовсе не эта задержка. Большая часть бронетехники в любом случае не могла бы начать продвижение вперед, так как земля еще не просохла после таяния снега и весенних дождей. Кампания была обречена на неудачу по причине недостаточной подготовки; в отличие от атаки на Францию, не была должным образом обеспечена материальная база. Боеприпасы, продовольствие, численность войск – все было рассчитано исходя из идеи молниеносной войны. Немцы понимали, что встретят ожесточенное сопротивление Красной армии, но полагали, что смогут быстро его сломить. Они совершенно недооценили материальные возможности противника, о которых имели самое приблизительное представление.

Выступая в рейхстаге 4 мая, Гитлер заявил, что 1941 год войдет в историю как год великого национального подъема. Однако в немцах его речь не вызвала особого энтузиазма: они поняли, что предстоит год войны, а не мира. По поводу предстоящей русской кампании ползли многочисленные слухи; обеспечивать скрытность продвижения войск к восточной границе становилось все труднее.

Совершив короткую поездку в Данциг и Готенхафен и осмотрев готовые к бою линейные крейсера «Бисмарк» и «Принц Евгений», Гитлер ненадолго вернулся в Берлин, а затем 9 мая удалился в Оберзальцберг для отдыха. Но долгожданного покоя он здесь не обрел. 11 мая его посетил Дарлан для обсуждения способов оказать помощь Ираку, в котором после государственного переворота, осуществленного Рашидом Али, установился дружественный к Оси режим. Помощь должны была поступать через Сирию, на что требовалось согласие Франции. Получалось, что Германия должна была обращаться к Франции с просьбой, и Дарлан рассчитывал воспользоваться ситуацией для облегчения судьбы своей страны. 21 мая начались переговоры о заключении в Париже франко-немецких соглашений по вопросу Сирии и Ирака, Северной, Западной и Экваториальной Африки. Эти соглашения, получившие название «Парижских протоколов» грозили вовлечь Францию в полномасштабное военное сотрудничество с Германией, и только резкая реакция Вейгана и начало русской кампании помешали Франции встать на этот скользкий путь.

Разговаривая с Дарланом в Берхофе, фюрер выглядел немного рассеянным, однако сохранившиеся протоколы встречи дают нам очередную возможность убедиться в его двуличии. Он заявил, что отнюдь не является «фанатиком пространства», и подчеркнул, что немецкие и итальянские притязания на владения Французской империи носили умеренный характер – ни намека на планы Миттельафрики. В отличие от Риббентропа и Абеца, он не доверял французам, и его не привлекала сделка «ты мне – я тебе», на которую так рассчитывал Дарлан.

Рассеянность фюрера имела свое объяснение: он только что получил тревожную новость. В сумбурном письме его заместитель по НСДАП Рудольф Гесс сообщал ему, что вылетел в Шотландию, чтобы с помощью лорда Гамильтона свергнуть правительство Черчилля и добиться установления мира. Фюрер был поражен. Это была такая нелепость, что никто не поверил бы, что его старый и доверенный друг предпринял подобный шаг без его согласия. Он приказал арестовать несчастного адъютанта, доставившего письмо, но позволил «мессершмитту» Гесса взлететь с аэродрома Аугсбурга, после чего срочно вызвал к себе Геринга. Полученная им накануне бандероль, в которой содержались более подробные объяснения, так и лежала невскрытой. Больше всего он опасался, что англичане принудят Гесса сделать какие-либо заявления от его имени (либо сделают их вместо него) – если бы министром информации Англии был не Дафф Купер, а Геббельс, он бы так и поступил (не зря он так издевался над Купером на страницах своего дневника). Не дожидаясь, пока самолет приземлится на британской территории, фюрер опубликовал первое коммюнике, в котором говорилось о «безумном поступке» Гесса. Когда стало известно, что Гесс благополучно спрыгнул с парашютом близ замка лорда Гамильтона, появилось второе коммюнике, в котором речь шла о «слепом идеализме» Гесса, что весьма похоже на правду.

Со времен самоубийства Гели Раубаль Гитлер еще никогда не чувствовал себя таким подавленным. Он потерял своего «Гессерля», как он привык называть Гесса во времена путча и их общего заключения в крепости Ландсберг. Фюрер вызвал к себе рейхсляйтеров и гауляйтеров и объяснил им, что Гесс стал игрушкой в руках астрологов и магнетизеров, заморочивших ему голову. Его письма, отмечал Геббельс, были пронизаны «плохо переваренным оккультизмом»; министр пропаганды возлагал вину за организацию этого бегства на профессора Гаусхофера и жену Гесса. Все беды пошли от его мании «здоровой жизни» и желания «питаться травой». Одним словом, Гесс спятил. Однако Геббельс поостерегся проводить параллель между пищевыми пристрастиями Рудольфа Гесса и привычками Гитлера (который заявлял, что после заката христианства «эстафету подхватит новая религия вегетарианства»).

Разумеется, бегство Гесса не прошло без последствий. В полицейских отчетах, посвященных изучению циркулировавших в народе слухов, прямо говорится о «дезертирстве». В диссидентских кругах родился куплет: «Песенку поет Германия: / Скоро будем мы в Британии. / Только если поспешишь, / Быстро в психи угодишь». Должность заместителя фюрера в НСДАП была ликвидирована. Как и во время кризиса Бломберга, когда Гитлер лично возглавил вновь созданный орган – Генштаб армии, – доверив его послушному Кейтелю, он преобразовал ведомство Гесса в партийную канцелярию, поставив над ней вездесущего Мартина Бормана, вскоре после этого возведенного в ранг министра.

Остается лишь добавить, что вместе с Гессом едва не улетел руководитель партийного отдела по связям с заграницей рейхсляйтер Боле, уверенный, что речь идет о миссии, порученной Гитлером. Именно он переводил для Гесса письма, адресованные лорду Гамильтону.

Еще не прошел шок от этой вести, как свалилась новая. «Бисмарк», задетый английскими торпедами, вынужден был затопить себя вместе с двухтысячным экипажем. После этого случая Гитлер больше и слышать не желал о больших кораблях.

Впрочем, оба эти события недолго занимали внимание публики. Их вытеснили успехи на Крите и умело срежиссированные диверсии, служащие отвлекающим маневром от готовящегося наступления. Захват Крита освещался в «Фолькишер беобахтер»; Геббельс написал статью, в которой говорил об этой операции как о генеральной репетиции перед вторжением в Великобританию. Номер газеты, едва выйдя из печати, был арестован под тем предлогом, что автор совершил серьезный просчет и выдал секретные планы. На самом деле «утечку информации» организовал не кто иной, как сам министр пропаганды! Чтобы усилить впечатление, что он «проштрафился», Геббельс даже не явился на им же созванную пресс-конференцию, не поставив об этом в известность своих сотрудников. «Блеф блестяще удался, – записал он. – Фюрер рад, Йодль в восторге».

15 июня Геббельс неофициально пришел к Гитлеру, воспользовавшись черным ходом: это работало на версию о его «опале». Фюрер объяснил ему, что нападение на СССР будет массированным и крупномасштабным – величайшим в истории. Он не намерен повторять пример Наполеона. Боевые действия, предположил он, займут четыре месяца. С точки зрения материального обеспечения и людских ресурсов возможности русских и немцев несопоставимы. Москва избрала тактику невмешательства, выжидая, пока Европа истечет кровью. Тогда Сталин нанесет удар, выбрав момент, когда Германии ослабеет. Избежать войны на два фронта можно единственным способом – нанести упреждающий удар. Это необходимо еще и потому, что следует освободить людей: непокоренная Россия будет вынуждать Германию постоянно держать в боевой готовности 150 дивизий, тогда как военной экономике нужны рабочие руки; экономику же следует укреплять, дабы США не смогли ничего предпринять против Германии. Основная цель кампании была ясна: низвергнуть большевизм и лишить Англию ее последнего «континентального меча». Никакой реставрации монархии в России не будет; здесь следует установить подлинный социализм. Геббельс заметил, что для каждого нациста со стажем это будет огромным удовлетворением, потому что альянс с Россией «пятнал их честь». «Праведным или неправедным путем, но мы должны выиграть, – заключил Гитлер. – Это единственная возможность. Она справедлива, нравственна и необходима. Когда мы победим, никто не станет интересоваться нашими методами. У нас уже столько всего на совести, что нам нужна только победа; в противном случае весь наш народ, и мы в первую голову, будем изгнаны вон вместе со всем, что нам дорого».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.