Предисловие

Предисловие

Предлагать вниманию читателя новую биографию Гитлера после работ таких авторов, как Конрад Хайден, Ален Балок, Иоахим Фест, Вернер Мазер и Джон Толанд (и это лишь самые громкие имена), и после вала публикаций, посвященных национал-социализму и Второй мировой войне, – в этом есть что-то от вызова. Можно даже сказать, что ни один автор не способен в одиночку написать биографическое исследование о жизни фюрера, отражающее всю специфику эпохи, ибо возможности биографии как литературного жанра не позволяют дать объемлющее толкование столь сложному феномену, как Адольф Гитлер.

К сверхизобилию материала и трудностям методологического характера добавляется еще одна проблема: с годами личность Гитлера все чаще стала восприниматься только и исключительно через призму национал-социализма. Поэтому, чтобы не упустить ничего важного, анализ необходимо вести сразу в четырех плоскостях: личностной, социально-экономической, политико-идеологической и нравственной. И наиболее усложняющим все предприятие представляется последний аспект. В самом деле, можно ли попытаться sine ira et studio[1] дать описание жизни человека, по определению не вызывающего ничего, кроме самого сурового осуждения? По идее, историк должен видеть свою задачу в том, чтобы сделать своего «героя» понятным читателю и найти разумное объяснение всем его поступкам. Но как объяснить то, что вообще не поддается рациональному осмыслению? Какими словами выразить то, что не укладывается в рамки человеческого сознания, например Освенцим? Может быть, для этого действительно нужен особый, «надчеловеческий» язык? Может быть, там, где реальность невыносима, остается лишь обратиться к метафоре?

Между тем историю не пишут «задом наперед». Поэтому и наш рассказ следует начинать не с Освенцима, а с рождения Адольфа Гитлера. Вторая мировая война и добровольное самоубийство как «конечное решение» всех проблем суть результат длительного пути, который можно и должно описать «нормальными» средствами. Этот путь включает в себя социально-экономический и политико-идеологический контекст Австро-Венгрии, царствования Вильгельма II, Веймарской республики и Третьего рейха. Само собой разумеется, все эти особенности окружающей обстановки должны быть набросаны в общих чертах, служа фоном полотну и показывая взаимодействие общества и описываемого персонажа.

Так что же в конце концов заставило меня пренебречь всеми этими трудностями и взяться за сочинение книги о человеке, самой характерной особенностью которого представляется очевидное на первый взгляд несоответствие между личной незначительностью и масштабом вызванных им катастроф? (Существует немало исследований, в которых доказывается необходимость пересмотра ряда устоявшихся оценок, в том числе касающихся интеллектуальных и политических способностей фигуры, именуемой «сплавом тривиального и экстраординарного».)

Я приняла этот вызов по нескольким причинам. Первой и самой главной из них является, бесспорно, тот факт, что облик Адольфа Гитлера, долгое время считавшегося своего рода бесом, этаким всесильным владыкой, постепенно заволакивается туманной дымкой, обращаясь то ли в фикцию, предмет поклонения, эротических или политических фантазий, то ли в продукт, если не структурную эманацию, современного ему общества. Подобная «деперсонализация» уходит корнями как в избыток воображения, так и в историографию, отождествляющую Гитлера с нацистским режимом и сводящую его персональную роль к некоему «коду». Но ведь этот человек реально существовал, и его личное влияние на события не подлежит никакому сомнению! Гитлер – не фикция, не мираж и не миф, даже если он сам охотно поощрял создание мифов о себе и широко ими пользовался. Гитлер – не сверхчеловек и не «свихнувшийся бог», но существо из плоти и крови, которое мне, историку, хотелось бы воссоздать. Забывать о том, что Гитлер был, или приуменьшать его роль значит, как сказал Ральф Джиордано, совершать «вторую ошибку» – если первой считать то, что мы допустили возможность его существования. Следовательно, вопреки отвращению, которое вызывает в нас стремление «вернуть к жизни» того, кто «сверг Нерона и Калигулу с престола величайших в истории преступников», мы должны помнить, на что может быть способен человек по отношению к другим людям: Homo homini lupus[2]. Неслучайно Гитлер избрал себе в качестве псевдонима имя Вольф, что по-немецки значит волк.

Вторая причина заключается в том, что в последние годы появилось огромное количество новых источников и публикаций, позволяющих существенно расширить наши познания о предмете, обогатить их новыми гранями и оттенками, а заодно и прояснить некоторые спорные моменты. Это касается как корней национал-социализма, характера и политических, социальных и экономических взглядов Гитлера, общественного лица его избирателей, состава нацистской партии, стиля деятельности и технологий, используемых правительством фюрера, так и его подлинной роли в государстве.

В центре внимания этой книги лежит вопрос о взаимодействии Гитлера как отдельной личности с контекстом эпохи, понимаемым и в широком, и в более узком смысле. В мои намерения не входило ограничиться его жизнеописанием – это было сделано до меня, и я воспользовалась плодами трудов моих предшественников. Я стремилась дать как можно более широкое толкование феномена гитлеризма, того, что Эдуард Шпрангер называет ubergreifende Interpretation, а Вальтер Беньямин именует «общественным характером». Гитлер занимает меня как представитель своего времени, выражающий и, если воспользоваться формулировкой Иоахима Феста, укрупняющий его специфические черты.

Можно ли установить какое-либо соответствие между личностью фюрера, политической системой, политической культурой и состоянием немецкого общества? Существует ли диалектическая связь между этими четырьмя элементами, и если да, то в какой мере? Является ли один из них доминирующим? Иначе говоря, кто из историков, на протяжении долгого времени ведущих между собой бурные споры, ближе прочих подошел к «истине» – те, кто готов все на свете свести к личным устремлениям Гитлера и его программе, те, кто ищет объяснения в социально-экономических структурах и функциях, или те, для кого истинная проблема заключается в немецкой политической культуре, то есть в тех идеях и ценностях, которые определяют и конкретные действия, и политическую структуру? Кем был Гитлер – всевластным хозяином Третьего рейха, «слабым диктатором» или своего рода медиумом, говорящим голосом своей социальной среды и выражающим динамику ее развития и ее чаяния? Верно ли, что в самой фрагментарности личности главы государства воплотилась его раздробленность? Или и государство, и его лидер были отражением болезненной расчлененности немецкого общества?

Анализируя общество, его политическую систему и политическую культуру, а также личность Гитлера, необходимо учитывать все вышеупомянутые составляющие: и биографические данные, подкрепленные выводами специалистов по психоистории, и социально-структурные особенности специфического развития немецкого общества (Sonderweg) в сравнении с развитием других европейских цивилизаций, не упуская из виду их неразрывной связи с общественной функцией фюрера и господствовавшими в этом обществе идеями.

Третья и последняя причина, побудившая меня дать свой ответ на этот вызов, носит личный характер. Прошлое, все еще достаточно близкое, неотступно преследует меня. Да и много ли найдется немцев и немецких семей, которые в той или иной степени не задавались бы вопросом о собственной ответственности за приход к власти Гитлера и существование Третьего рейха?

Мое детство прошло в Швейцарии и Румынии. После 1936 года я на личном опыте узнала, что значит национал-социалистический режим. Тот факт, что мне довелось жить в последние предвоенные и еще более ключевые военные годы, открывает передо мной, как мне кажется, возможность рассматривать действительность той эпохи одновременно и изнутри, и с некоторой дистанции. Углубить эти познания мне позволили многолетние исследования, преподавательская работа в университете и подготовка ряда публикаций на эту тему.