Сципион в Африке

Сципион в Африке

В нашем возрасте, поверь мне, страсть к наслаждениям опаснее вооруженного врага. Тот, кто ее укротил, одержал большую победу и заслуживает большего уважения, чем мы, победившие Сифака.

Тит Ливий. История Рима от основания города

Пока нумидийские вожди воевали друг с другом, Публий Корнелий Сципион собирал войско для экспедиции в Африку.

Идея перенести войну на родину врага витала в умах римлян давно: даже в самые трудные времена римские флотилии пиратствовали на африканском побережье. Настроениями сограждан воспользовался возвратившийся из Испании Публий Сципион, который решил, что рискованное дело должны поручить именно ему. Удачная война в Иберии обеспечила Публию Сципиону поддержку народа, однако отцам-сенаторам не нравился молодой выскочка. В результате не внушавший доверия народный любимец получил разрешение на авантюру, и фактически – больше ничего. Сенат не выделил Сципиону ни денег из казны, ни легионеров из регулярных армий. Средства на снаряжение флота частью покрыла так называемая добровольная контрибуция с этрусских городов, поддержавших в свое время Ганнибала; частью – обязали финансировать экспедицию сицилийские города. Войско разрешили набирать из добровольцев, а также позволили взять остатки штрафных легионов на Сицилии, которые там находились после поражения при Каннах.

«По всему было видно, – отмечает Моммзен, – что сенат не снаряжал экспедицию, а только ей не препятствовал. Африканская армия была в глазах большинства сенаторов отдаленным отрядом из штрафных и добровольцев, к гибели которых государство, во всяком случае, могло относиться равнодушно».

В отличие от сената народ воспринял замыслы Сципиона более благосклонно: 7 тысяч добровольцев со всех концов Италии встали под его знамена. Еще больший энтузиазм решение сената вызвало у опальных сицилийских легионеров. Ливий пишет: «Еще остававшиеся в живых участники Каннской битвы считали, что, честно послужив государству под командой именно Сципиона, они положат конец своему позорному положению в армии. Сципион не относился к ним с пренебрежением: он-то знал, что сражение при Каннах проиграно не по их трусости и что в римском войске больше нет таких старых солдат, опытных не только в разных видах сражения, но и в осаде городов». Так, отчасти благодаря сенаторскому равнодушию, у Сципиона появилось войско, о котором может только мечтать любой полководец.

Военные приготовления Сципиона, конечно же, стали известны пунийцам. Особенно тревожился Гасдрубал, которому и предстояло защищать сердце карфагенских владений. Гасдрубал помнил, что его зять связан договором с Публием Сципионом; и этот союз номинально продолжал существовать. По свидетельству Ливия, Гасдрубал, зная, «насколько лживы и неверны варвары, и боясь, что женитьба не удержит Сифака, если Сципион появится в Африке, заставил нумидийца, еще пылавшего любовью (тут пошли в ход и ласковые уговоры молодой), отправить послов в Сицилию к Сципиону: пусть тот не полагается на его прежние обещания и не переправляется в Африку. Он, Сифак, связан брачными узами с карфагенянкой, дочерью Гасдрубала, связан союзом с карфагенским народом. Вот чего он желает: пусть римляне воюют с карфагенянами вдали от Африки, как воевали прежде; Сифак не хочет быть втянут в их спор, не хочет, присоединившись к одной из сторон, нарушить договор с другой. Если Сципион будет упорствовать и подступит с войском к Карфагену, Сифак будет вынужден сражаться за Африку, за землю, где он родился, за отчизну своей жены, за ее отца и ее дом».

Потеря союзника была весьма чувствительной, но, конечно, не могла заставить Сципиона отказаться от планов вторжения в Африку. Хорошим или плохим полководцем был Сципион – сказать трудно, но дипломатом он был великолепным. Еще в Испании Сципион понял, что «нумидийцы Масиниссы – главная сила всей вражеской конницы», и вступил с ливийцем в переговоры. Тогда Масиниссе не было никакого смысла менять красавицу-невесту на объятия Сципиона, но нумидиец знал, кто может быть ему полезен, если ситуация изменится. И такие времена пришли: козни самих карфагенян доставили Сципиону превосходного нумидийского воина-царя, но лишили мощного союзника в Африке – Сифака. Насколько полезна была подобная рокировка карфагенянам – покажут последующие события. Пока же Масинисса, потерявший любимую невесту и царство, жаждал мести и был готов служить любому, кто поможет рассчитаться за все его беды.

Весной 204 года до н. э. флот Сципиона (40 военных и 400 грузовых судов) благополучно пересек Средиземное море и пристал к Прекрасному мысу, недалеко от Утики. Численность войска Сципиона у разных авторов различная – Моммзен полагает, что легионеров было около 30 тысяч.

В начале кампании к Сципиону присоединился Масинисса. Воинов он привел немного: по оценкам разных источников, от 200 человек до 2 тысяч – то были нелучшие времена для нового союзника Сципиона. Однако Масинисса был великолепным стратегом, прекрасно освоившим тактику военных действий карфагенян и римлян. Он превосходно знал местность, на которой римлянам предстояло вести войну. Масиниссе неизменно сопутствовала удача в бесконечных авантюрах (удача в том, что он до сих пор жив) – и это немаловажно. Человек, которому покровительствуют боги, внушал римлянам уважение.

Карфагеняне в течение 50 лет не видели ни одного римского войска на своей земле: до сих пор война велась в Италии, Испании, на островах – теперь она пришла к ним в дом. Высадка римлян привела в ужас весь север Африки. Ливий пишет: «Все дороги были забиты беспорядочными толпами людей; селяне гнали перед собой скот, казалось, они собрались вдруг покинуть Африку. В города они вносили с собой страх еще больший, чем испытывали сами; смятение в Карфагене было, как во взятом городе».

Сципион разбил небольшой карфагенский отряд и взял ближайший, довольно богатый, город. Добычу (в ее числе 8 тысяч пленных: свободных и рабов) отправили на Сицилию. Казалось, пока враг в панике, самое время нанести ему сокрушительный удар. Римлянам оставалось только воспользоваться сумятицей, продолжить наступление, найти войско противника, уничтожить его и тем оставить Африку без защиты. И сделать это необходимо было немедленно, пока пунийское войско, обескураженное скорой высадкой римлян и первыми их успехами, не готово вступить в противоборство; пока не вернулся Ганнон, отправленный на охоту за слонами, пока не прибыли испанские наемники и отряд из Македонии.

А ведь у Карфагена имелся еще и Ганнибал, остававшийся на юге Италии. Рано или поздно, он должен вернуться для защиты родины. Собственно, экспедиция в Африку и была направлена для того, чтобы оторвать Ганнибала от Италийского полуострова.

Время работало не на римлян, но, окрыленный первыми незначительными победами, Сципион плохо осознавал ситуацию. Он перенес лагерь под Утику и занялся делом тяжелым, бесперспективным и не сулившим (даже в случае успеха) большой стратегической выгоды.

Просматривая «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, невозможно сразу понять: почему нет биографии Сципиона. Мы находим биографию участника той же войны – Марцелла, а вот тот, кто одолел гениального Ганнибала, закончил самую страшную для Рима войну, победа в которой открыла народу-воину путь к власти над миром, не удостоился пера талантливого грека. Вывод напрашивается такой: Плутарх не считал Сципиона хорошим полководцем. Ведь его победы – собственно, и не его, а случая, судьбы, природных явлений.

Прочие авторы успехи Сципиона приписывали милости богов. «В то время полагали, что мужу этому сопутствует некое божество. При этом считали, что оно дает ему предсказания», – пишет Евтропий. А когда божество по какой-то причине не давало подсказку, Сципион делал ошибки, непростительные для полководца.

Итак, Сципион, вместо того чтобы найти и уничтожить войско карфагенян, принялся осаждать Утику – древнейшую из финикийских колоний на африканском побережье. Основанная в 1100 году до н. э., Утика вошла в союз с Карфагеном и все же оставалась его конкурентом в морской торговле. В 238 году до н. э. жители Утики присоединились к восстанию наемников, но теперь город, усиленный карфагенскими воинами, вовсе не собирался сдаваться Публию Сципиону.

Взятие Нового Карфагена в Испании, наверное, вселило в Сципиона веру, что он непревзойденный мастер этого дела. Утику штурмовали с моря и с суши одновременно. Аппиан сообщает: «Соединив две пентеры, он (Сципион) поставил на них башню, откуда и посылал на врага стрелы в три локтя длиной, большие камни, и тем причинил врагам много потерь, но и сам много потерпел, так как его корабли разбивались». На суше римляне также не добились ни малейшего успеха. Осажденные успешно отбивали штурмы, делали частые вылазки и сжигали осадные машины, которые с таким трудом были доставлены из Сицилии. Никакого чуда, подобно сильному ветру, отогнавшему море от стен Нового Карфагена, не происходило; 40 дней римляне безуспешно осаждали

Утику, пока существенная внешняя помеха не заставила их отказаться от этой затеи.

Под Утикой появился Гасдрубал. Любезно предоставленная Сципионом передышка позволила ему «при самой усиленной вербовке» собрать значительное войско – 30 тысяч пехоты и 3 тысячи конницы. Еще большие силы привел Сифак, зять Гасдрубала: 50 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы.

Сципион прекратил терзать Утику и, как пишет Ливий, затаился «на мысу, который узкой горной цепью соединен с материком и далеко выдается в море». Позиция неуязвимая, но не могли же римляне оставаться там бесконечно долго, ибо карфагеняне «приготовили целый флот – перехватывать все доставляемое Сципиону». Вступить в бой с такими силами карфагенян было равносильно самоубийству, и Сципион занялся тем, что у него лучше всего получалось, – дипломатией. Полибий замечает, что, «неуверенный в будущем, Публий переходил от одного плана к другому, ибо страшился открытого сражения с неприятелем». В лагерь Сифака спешили послы Сципиона с предложениями о мире. Великолепному политику удалось усыпить бдительность зятя Гасдрубала и оттянуть начало боевых действий, а римские гости между переговорами вели тщательную разведку вражеского стана. Сципиону доложили, что карфагеняне соорудили себе «шалаши из разного рода деревьев и листьев без примеси земли», а нумидийцы построили зимние жилища из тростника и соломы. И вот решение найдено! Об этом – у Полибия.

Глубокой ночью половина римского войска под началом Гая Лелия и Масиниссы направилась к лагерю Сифака. Соблюдая тишину, римляне окружили временные жилища нумидийцев. «Палатки будто нарочно изготовлены были для пожара, и потому, лишь только передовые солдаты кинули огонь на ближайшие палатки, беда была уже непоправима благодаря скученности построек и избытку горючего материала». Нумидийцы Сифака подумали, что лагерь загорелся случайно, и безоружные бросились тушить пожар либо спасаться бегством. И тут они попали под удары воинов Лелия и Масиниссы. «Много погибло людей у самых выходов из лагеря, раздавленные друг другом; многие были захвачены пламенем и сгорели; наконец, третьи, спасшиеся от огня, попадали к неприятелю и были изрублены, не сознавая ни себя, ни окружающего». Примерно то же самое происходило и в лагере Гасдрубала – его Сципион поджег, как только появилось зарево над стоянкой нумидийцев. «Быстро распространяющийся огонь захватил все части стоянки, выходы из нее были загромождены лошадьми, вьючным скотом и людьми, или полуживыми, обгорелыми, или оцепеневшими от ужаса и впавшими в беспамятство. Если бы кто и желал проявить храбрость, то огонь и загроможденность выходов помешали бы ему, а общее смятение и беспорядок не давали и думать о спасении».

Ночное нападение принесло Сципиону победу, о которой он не мог и мечтать в открытой битве. Врагов погибло, по оценкам Ливия – 40 тысяч человек, по Аппиану – 30 тысяч. Уцелели пунийские вожди Гасдрубал и Сифак, но это не доставило радости Карфагену – войска нет, город в ужасе ожидал Сципиона со штурмовыми орудиями. В совете обсуждались три предложения: отправить к Сципиону послов с просьбой о мире; вызвать Ганнибала спасать отечество; собрать новую армию и продолжить войну. Так как Сципион, вопреки ожиданиям, не появлялся под стенами города, победило третье.

А римляне в это время с упорством обреченных штурмовали Утику. Воистину, этот город стал проклятием Сципиона. Забегая вперед, заметим, что римлянам так и не удалось взять Утику до самого окончания войны.

Карфагеняне беспрепятственно собирали новое войско: из наемников, уцелевших во время ночного избиения; из крестьян; призывали даже рабов в обмен на свободу.

В Испании навербовали отряд (4 тысячи кельтиберов) и переправили в Африку.

Сифака продолжить войну уговорила жена – Софониба, «но теперь уже не ласками, какими улещают влюбленного: обливаясь горькими слезами, она умоляла Сифака не бросать ее отца и отечество, не допустить Карфагену погибнуть в таком же пожаре, какой уничтожил лагерь» (Ливий). Спустя месяц Сципиону пришлось отвлечься от любимого занятия, ибо на Великих равнинах появилась новая армия карфагенян количеством «не меньше 30 тысяч человек».

Войско карфагенян хотя численно не уступало римскому, но набрано было по деревням, из людей, не знавших, что такое битва. Первый же натиск римлян решил исход сражения: фланги из карфагенян и нумидийцев обратились в бегство. Дольше всех держались 4 тысячи испанцев в центре, потому что им некуда было бежать и на прощение Сципиона рассчитывать не приходилось. Окруженные со всех сторон, кельтиберы почти все были изрублены, но их мужество опять позволило спастись Сифаку и Гасдрубалу.

На этот раз Сципион не спешил к Утике, а занялся преследованием разбитого врага. Так как Сифак направился в свое царство, а Гасдрубал в Карфаген, то Публий Сципион разделил войско. Масинисса с нумидийцами и Гай Лелий преследовали Сифака, а Сципион шел по следам Гасдрубала. Римляне находились уже в окрестностях Карфагена, когда пунийцы, разбитые на суше, вспомнили, что они потомки великих финикийских мореплавателей. К стоянке римских кораблей у берегов Утики отплыл карфагенский флот. Сципион бросился к Утике (на этот раз вопреки своему желанию) спасать корабли, но его старания не увенчались успехом.

Нагруженные метательными и стенобитными машинами для осады Утики, корабли римлян совершенно не были приспособлены к морской битве. Сторожевые и прочие легкие римские суда разбивались при первом же столкновении с вражескими. Карфагенские корабли (подвижные, хорошо оснащенные и вооруженные) подплывали к римским, зацепляли их крючьями и тащили за собой. Таким образом почти 60 судов было захвачено и доставлено в Карфаген.

Морская победа вызвала всеобщее ликование в Карфагене, но она не могла повлиять на исход войны. Тем более что пунийцы лишились единственного союзника…

Масинисса, опираясь на помощь легионеров Гая Лелия, решил закончить свой давний спор с Сифаком. После 15-дневного перехода он появился в Восточной Нумидии, которая принадлежала ранее отцу Масиниссы. Ливий сообщает: «Все гарнизоны Сифака и все их начальники были выгнаны; сам он остался при своем старом царстве, отнюдь не собираясь на том успокоиться».

Оба соперника некоторое время готовились к решающей битве.

Сражение начали конные лавы – лучшая часть нумидийских войск, но исход битвы решили не они. Большие отряды конницы, брошенные Сифаком в бой, достигли некоторого успеха, как вдруг натолкнулись на непоколебимую стену римского легиона Гая Лелия. «Сбитые с толку этим новым способом вести бой», всадники Сифака начали отступать. Сифак личным примером пытался вдохновить войско, но этим лишь ускорил победу соперника. Лошадь под властителем Нумидии была тяжело ранена, он упал, а подняли его уже воины Масиниссы.

Потеряв вождя, войско помышляло не о борьбе, а лишь о бегстве. Большая часть беглецов укрылась в Цирте – столице Нумидии. Впрочем, главный город Сифака сдался без борьбы, едва увидел своего царя, закованного в цепи. Лишь один человек продолжал борьбу с римлянами – то была жена Сифака, дочь Гасдрубала (о которой мечтал Масинисса). Софониба сражалась единственно доступным ей способом. Знатная карфагенянка упала на колени перед отверженным когда-то женихом и покорно просила:

– Смилуйся над умоляющей: реши сам судьбу твоей пленницы, но не допусти ей оказаться во власти надменного и жестокого римлянина. Будь я только женою Сифака, я и то предпочла бы положиться на честность нумидийца, своего земляка, а не чужака-иностранца. Чем страшны римляне карфагенянке, дочери Гасдрубала, ты знаешь. Если иначе нельзя, молю и заклинаю тебя, освободи меня смертью от власти римлян.

«Она была в расцвете юности, – пишет Ливий, – на редкость красива; в ее просьбах, когда она, то обнимая колени Масиниссы, то беря за руку, молила не выдавать ее римлянину, звучало столько ласки, что душу победителя переполнило не только сострадание – нумидийцы покорны богине любви, – пленница пленила победителя. Подав ей правую руку, Масинисса пообещал исполнить все ее просьбы и ушел во дворец».

Уединившись во дворце Сифака, Масинисса начал думать о том, как сдержать данные обещания. Впрочем, решение приняло сердце: победитель Сифака в тот же день приказал готовиться к свадьбе. Несчастный надеялся, что ни Лелий, ни Сципион не посмеют распоряжаться судьбой Софонибы, которая из пленницы превратится в его супругу. Надежды влюбленного Масиниссы не оправдались. «Когда свадьбу справили, явился Лелий; он был так раздосадован, что собирался отправить Софонибу прямо с брачного ложа к Сципиону вместе с Сифаком и прочими пленными». Как утопающий хватается за соломинку, так Масинисса слезно упрашивал Лелия ничего не предпринимать в отношении карфагенянки до встречи со Сципионом. Пусть, мол, тот решит, «с кем из двух царей должна разделить судьбу Софониба».

Недолго наслаждался Масинисса семейным счастьем. Сципион, узнав о выборе Масиниссы, пришел в больший ужас, чем от неудачной морской битвы. Накануне он допрашивал Сифака. Аппиан Александрийский передает диалог римского военачальника и поверженного врага:

– Какой демон заставил тебя, бывшего мне другом и побуждавшего меня прийти в Ливию, обмануть богов, которыми ты клялся, – спрашивал Сципион, – обмануть вместе с богами римлян и предпочесть воевать в союзе с карфагенянами вместо союза с римлянами, которые недавно помогли тебе против карфагенян?

– Софониба, дочь Гасдрубала, которую я полюбил себе на гибель, – ответил Сифак. – Она сильно любит свое отечество и способна всякого склонить к тому, чего она хочет. Она меня из вашего друга сделала другом своего отечества и из такого счастья ввергла в это бедствие.

Сифак уже не думал ни о Карфагене, ни о Риме: любимая женщина принадлежала врагу. Так пусть же она умрет! Сифак не допустит, чтобы более удачливый соперник держал в объятиях Софонибу в его собственном дворце!

Если бы Сифак повел речь в другом направлении, возможно, и Сципион не был бы так негативно настроен против женитьбы своего союзника. И тогда мог измениться и ход войны, и дальнейшее развитие цивилизации. Софонибе вполне было по силам повернуть Масиниссу в противоположную сторону – эта женщина умела управлять мужчинами. К несчастью для Софонибы, Публий Сципион был хорошим дипломатом и, следовательно, знатоком человеческих душ. Он понял, что союзника необходимо срочно спасать. Сципион одинаково приветливо встретил возвратившихся с победой Лелия и Масиниссу, обоих удостоил похвал перед военным советом. Затем отвел Масиниссу в сторону и спокойным голосом (как и подобает мудрейшему) сказал:

– Я думаю, Масинисса, что еще в Испании, при первой встрече, ты увидел во мне что-то доброе и потому вошел со мной в дружбу; в Африке все свои надежды связал со мной; но среди всех моих хороших свойств, которые побудили тебя искать моего расположения, ни одним я так не горжусь, как умением владеть собой и не поддаваться страсти. Я бы хотел, Масинисса, чтобы ты к своим превосходным качествам добавил и это. В нашем возрасте, поверь мне, страсть к наслаждениям опаснее вооруженного врага. Тот, кто ее укротил, одержал большую победу и заслуживает большего уважения, чем мы, победившие Сифака.

Ты действовал в мое отсутствие энергично и мужественно – я с удовольствием об этом вспоминаю и хорошо помню. Об остальном подумай сам: я не хочу, чтобы ты краснел от моих слов. По милости богов Сифак побежден и взят в плен. Значит, он сам, его жена, его царство, земля, города, население его страны – все, что принадлежало Сифаку, – добыча римского народа. И царя, и его жену, если бы даже не была она карфагенянкой, если бы даже не знали мы, что отец ее – вражеский военачальник, следует отправить в Рим. Пусть сенат и народ римский решат судьбу той, о которой говорят, что она отвратила от нас царя-союзника и заставила его безрассудно взяться за оружие.

Победи себя: смотри, сделав много хорошего, не погуби все одной оплошностью; не лиши себя заслуженной благодарности, провинившись по легкомыслию.

Бедняга Масинисса разрывался на части: сердце его принадлежало Софонибе, но разум подчинялся Сципиону. Нумидиец понимал, что, связав судьбу с Софонибой, он потеряет все; тем более обидно, когда его соперник находится в оковах, карфагеняне разбиты и путь к власти над Нумидией свободен.

Долго влюбленный юноша оставался в своей палатке, проходившие мимо слышали его стоны и рыдания. Наконец Масинисса вызвал верного раба и велел отнести Софонибе отравленный кубок. Он так и не смог попрощаться с женой, посмотреть ей в глаза. Велик был страх, что карфагенянка одним взглядом изменит его решение, заставит нового мужа воевать со всем миром. Масинисса боялся увидеть ее – беззащитную, преданную им и обреченную на смерть, но такую желанную.

Лишь через раба-палача нумидийский вождь передал Софонибе слова:

– Масинисса рад бы исполнить первое обещание, которое дал ей как муж жене, но те, кто властен над ним, этого не позволят, и он исполняет второе свое обещание: она не попадет живой в руки римлян. Пусть сама примет решение, помня, что она дочь карфагенского вождя и была женой двух царей.

Карфагенянка мужественно выслушала приговор мужа и ответила рабу, передавшему яд:

– Я с благодарностью приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но все же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйдя замуж на краю гибели.

«Твердо произнесла она эти слова, взяла кубок и, не дрогнув, выпила», – пишет Ливий. Сципион опасался, как бы Масинисса с горя не последовал за женой. Он не отпускал нумидийца от себя ни на шаг, а на следующий день нашел способ уменьшить его скорбь. «Сципион, взойдя на трибунал. впервые назвал Масиниссу царем, превознес его похвалами и даровал ему золотой венок, золотую чашу, курульное кресло, жезл из слоновой кости, расшитую тогу и тунику с узором из пальмовых ветвей. Сципион почтил юношу и речью: нет в Риме отличия выше триумфа, ни один римский триумфатор не был облачен так роскошно, и римский народ из всех чужестранцев одного Масиниссу считает достойным такого убора».

Сифака отвезли в Рим, где он вскоре умер, не в силах переносить свое бедственное положение. А карфагеняне тысячу раз пожалели, что отдали Софонибу не тому нумидийскому царю. Отца Софонибы за поражение в битве карфагеняне приговорили к смерти. Гасдрубал бежал с остатками войска теперь уже от сограждан и занялся разбоем, как недавно промышлял этим делом отверженный жених Софонибы – Масинисса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.