Революции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Революции

Как мы видели, стремление заняться политикой появилось у Гитлера вследствие ноябрьских событий 1918 года. Что он вообще думал о революциях?

Он называл революцию Эберта «лимонадной» и пытался изгнать призрак второй революции, в результате которой Германия стала бы большевистской, – то же самое делал и сам Эберт, и многие социал-демократы, что не мешало Гитлеру именовать их «большевиками». Однако уже в 1921 году он заговорил о «так называемой революции» 1918 года, убеждая слушателей, что на самом деле это был всего лишь еврейский мятеж, путч, затеянный дезертирами. Позже он стал использовать термин «псевдореволюция», одновременно заявляя, что национал-социализм являл собой первое по-настоящему революционное движение в немецкой истории. Если бы это была народная революция, говорил он, она укрепила бы силы народа к сопротивлению; если бы это была социальная революция, она призвала бы к борьбе против капитализма; если бы это была республиканская революция, она защищала бы республику до последней капли крови. Если у республики были враги, то не потому, что кому-то не нравился конституционный строй, а потому, что она была основана на немецком унижении. В качестве доказательства последнего аргумента Гитлер часто сравнивал немецкие события 1918 года с провозглашением республики во Франции в 1870 году – республика не спасла французский народ от поражения, но помогла ему сохранить честь.

Он также упрекал ноябрьскую революцию в том, что она не привнесла в жизнь страны существенных изменений – ни в государственном устройстве, ни в экономике, ни в нравственных ценностях. Это была «революция биржевиков», сменившая людей, но не систему. Впрочем, полезную роль она сыграла, свергнув монархию и сделав таким образом первый шаг к настоящей революции, его собственной.

Чем же была для него настоящая революция? В 1920 году фюрер видел в ней лишь политическое измерение: резкая смена существующего режима, осуществленная меньшинством при поддержке большинства.

Только прочно укрепившись у власти, Гитлер расширил свое понимание революционных изменений, присоединившись к Геббельсу, который в марте 1933 года дал гораздо более широкое понятие революции. Революция, по его мнению, это в первую очередь торжество новой идеи.

Но одной идеи мало, нужны силы, чтобы протолкнуть ее в массы. В «Майн Кампф» Гитлер приводит пример русской революции и говорит, что волнения вызвали не теории Маркса и Ленина, а армия агитаторов, руководимых болтливыми демагогами. Поэтому он отдавал предпочтение речи перед письменными трудами.

Он признавал величие Французской революции 1789 года, хотя резко выступал против идей свободы, равенства и братства, по его мнению, внутренне противоречивых: равенство может быть установлено только силой, а в этом случае говорить о свободе не приходится. Разумеется, он также отметал идею прав человека.

Его оголтелый антисемитизм даже заставил Гитлера расценивать революцию 1789 года как попытку евреев «взбаламутить» часть буржуазии против аристократии; те и другие уничтожат друг друга, и евреи смогут установить собственное господство. Фокус не удался в силу отсутствия у еврейской общины подходящих лидеров. Единственной действительно важной заслугой французской революции стало то, что она произвела на свет Наполеона.

Фюрер постоянно возвращался к теме роли евреев в развязывании революций 1789, 1917 и 1919 годов в Германии. Еврей, утверждал он, встает во главе темных и забитых масс. Отличаясь умом, он направляет их борьбу против существующей власти и против Церкви. Наглядный тому пример – большевистская революция в России.

В более общем плане Гитлер ставил на одну доску революцию 1789 года и революцию национал-социалистов, поскольку последней предстояло положить конец «хаосу и беспорядку». Напротив, Октябрь 1917 года не отвечал нужным критериям, так как нарушил три установленных Гитлером фундаментальных принципа: вечной борьбы, расизма и роли личности. Вместе с тем фюрер не отказывался использовать некоторые приемы и методы, разработанные русскими революционерами. Он также внимательно изучал «Протоколы сионских мудрецов» и говорил, что врага надо бить его же оружием.

Таким образом, в качестве настоящих революций он признавал только три – 1789 года во Франции, 1917 года в России и революцию национал-социалистов, подчеркивая, что идеология двух первых должна быть заменена идеологией третьей. По поводу «фашистской революции» в Италии он не всегда придерживался одних и тех же взглядов. В 1922 году он восхищался Муссолини, сумевшим поднять меньшинство, одухотворенное священной национальной волей, даже предлагал создать в Германии националистическое государство по образцу фашистского. Он готов был взять в союзники «возрожденную» Италию и даже, ради этого союза, отказаться в ее пользу от юга Тироля. Год спустя он, сравнивая итальянское движение с немецким, указывал, что при множестве сходных черт в немецком движении превалируют националистические черты. Также во время судебного процесса Гитлер неоднократно упоминал Муссолини, всегда в положительном контексте. Однако он очень не любил, когда ему говорили, что он копирует итальянский фашизм и что нацистское приветствие «слизано» с фашистского. Он упрекал итальянский фашизм в недостатке радикализма и «революционной сознательности». Соглашаясь, что между фашистской и национал-социалистической революциями имеется идеологическое родство, он настаивал, что только национал-социалисты сумели проникнуть в тайну революции – именно их избрало Провидение, чтобы служить примером грядущим векам. После поездки в Италию в 1938 году и особенно во время войны его критический настрой усилился. Гитлер все чаще укорял итальянский режим в уступках влиянию прежних элит – королю, генералам, Церкви. По его мнению, Италия не была подлинно тоталитарным государством, а фашистским государством стала только наполовину. На месте Муссолини он ликвидировал бы Ватикан и уничтожил «мафию высших слоев общества».

После краха Муссолини Гитлер объяснял падение режима тем, что тот связал себя с крупным капиталом вместо того, чтобы решительно с ним порвать. Его антикапиталистические высказывания начала 1920-х годов отнюдь не носили характер конъюнктурных, но отражали его глубокое внутреннее убеждение, о чем мы еще будем говорить.

Что касается Франко и его режима, то после первых хвалебных отзывов он вскоре переменил свое мнение. Испанский генерал, по его мнению, был реакционером и «послушной игрушкой» в руках Церкви. Гораздо больше симпатии вызывали у фюрера испанские красные и, разумеется, фалангисты.

Все это доказывает, что Гитлер считал себя революционером, хотя видел в революции не столько одно решающее событие, сколько последовательность событий. Национал-социалистов он называл «революционными реформаторами». Его целью была длительная, почти вечная революция – перманентная, но осуществляющаяся поэтапно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.