О государственности

О государственности

Какова была государственная структура Хазарского каганата, уровень её централизации — это проблема, требующая для своего разрешения не одного года исследований, не в последнюю очередь археологических в связи с вопросом: была ли материальная салтово-маяцкая культура государственной культурой. В этом я в настоящее время стою близко к позиции С. А. Плетнёвой, если держаться в пределах археологического источниковедения. Да, археологическая культура каганата может быть признана «государственной», так как основные её проявления, в самую первую очередь керамика, получили распространение буквально на всей территории каганата. Специфический поясной набор, горшки и котлы с внутренними ушками с характерным орнаментом, линейно-волнистым, встречаются от Кубани до Среднего Дона. К этому выводу я прихожу не первым. «Локальное разнообразие не заслоняет определённого единства салтово-маяцкой культуры, которое обнаруживает строительная техника, массовый бытовой инвентарь, в том числе характерная керамика, амулеты и т. п… Существенно, что ареал салтово-маяцкой культуры совпадает с той территорией Хазарского государства, которую описал хазарский царь Иосиф в письме сановнику кордовского Халифата Хасдаю б. Шапруту» (Петрухин В. Я. 2002. С. 298; 2008). Нивелирующая роль салтово-маяцкой культуры признана В. Е. Флёровой (2001s). Эта культура была материальной культурой как праболгарского, так и аланского компонентов населения каганата, при том, что они сохранили специфику погребальной обрядности, как и носители подкурганного обряда и обряда кремации. Открытия последних лет показали, что лесостепной вариант культуры, до недавнего времени воспринимавшийся исключительно как аланский, с господством катакомбных погребений, таковым уже не является. Рядом с катакомбными могильниками открываются новые, типично ямные. Это означает, что материальная культура в значительной степени стала над-этнической, «государственной». Да, всё это так, но с одной существенной оговоркой: если термин «государство» приравнять к термину «страна» — территория с определённым населением и другими характеризующими её признаками.

Если говорить о государстве «Хазарский каганат» и его структуре, то мы должны будем рассматривать совершенно иные категории — институты власти, её формы и полномочия в центре и на местах, степень централизации или, наоборот, слабость таковой. Для Хазарского каганата мы не знаем важнейшего признака становления государства, каковым является вытеснение обычного права юридическими нормами, фиксированными в правовых документах, поначалу в самых примитивных, таких, как «салические правды». Нет намёков и на существование «судебников» — первых документов, отражающих социальную стратификацию общества, как правило, в видах наказаний, штрафов, компенсаций имущественного или физического ущерба. Данных о бытовании в каганате подобных правовых документов нет.

По существу, сегодня мы мало продвинулись в определении сущности «государства» Хазарский каганат со времени попыток С. А. Плетнёвой[40]. Выше я отметил разнобой в её определениях кочевий. Те же затруднения вызвали у неё и характеристики структур Хазарского, равно и иных рассмотренных ею каганатов: «рыхлые государственные объединения», «объединения государственного типа» (вторая стадия кочевания), «государственные степные образования» (обобщающая формулировка), «крупные объединения государственного типа, не успевшие стать государствами», Хазарский каганат = «федерация»; для праболгар на Нижнем Дунае — первоначально «полукочевое государство» (Плетнёва С. А. 1982. С. 43, 49, 122, 131, 109, 105). Что же нам выбрать? Независимо от выбора ответа связь развития государственности и урбанизации не вызывает сомнений.

* * *

По возможности я старался не поддаваться соблазну обращаться к другим культурам, хотя полностью избежать этого не удаётся, но ещё одно обращение — к Золотой Орде — мне представляется в русле рассматриваемой городской темы необходимым. Повод дала небольшая публикация В. Г. Блохина (2007), освещающая ту же проблематику идентификации города, но на ином археологическом материале. Автор подверг критике высказывания В. Л. Егорова, насчитавшего в Нижнем Поволжье остатки более но городов, высказывания, которые «породили и порождают ложные представления об уровне золотоордынской урбанизации». Не буду повторять все аргументы В. Г. Блохина, выделю то главное, в чём он увидел причину встречающейся у ряда авторов (Э. С. Кульпин, М. Г. Крамаровский, Ю. И. Дробышев) завышенной оценки урбанизации Золотой Орды. Она та же, что и для городищ Хазарского каганата. «Большинство памятников [золотоордынских Нижнего Поволжья] исследовано разведочно. Стационарными раскопками охвачены в основном одни из самых значительных поселений, причём вскрытая площадь на них по сравнению с их размерами остаётся незначительной. Естественно, что данные о структуре, функциональной нагрузке, времени и условиях возникновения тех или иных поселений будут достаточно условны». Рассматривая конкретно материалы, использованные В. Л. Егоровым, В. Г. Блохин из всего списка выделил всего пять пунктов (Увек, Хаджитархан, Водянское, Селитренное, Царевское), из которых только три последних исследованы широкими площадями. Что же касается нескольких больших памятников (Мечётное, Комсомольское, Красный Яр, селище Самосделка), то уточнение их типов автор вполне резонно предлагает опять-таки после раскопок с широким охватом площадей.

Как мы видим, ситуация более чем схожая с хазарской: социо-экономические реконструкции и субъективные представления оказались несоотносимы с изученностью археологических источников. Не берусь судить в целом о состоянии исследований по Золотой Орде, но в археологическом хазароведении это распространено чрезвычайно широко.

И уж совсем не соответствует действительности картина, нарисованная в главе «Болгария — страна городов» в капитальном казанском издании по истории Татарстана (История татар, 2006), но мотивы преувеличения здесь несколько иные (псевдо-патриотические), подкреплённые тенденциозным подходом к характеристике большинства упомянутых в издании городищ, даже совершенно не исследованных раскопками.

* * *

Всё-таки последние строки этой небольшой книги должны быть посвящены «хазарским городам». Ещё в 1930 г. Ю. В. Готье, отметив немногочисленность хазарских городов, смог назвать только два — Итиль и Семендер (Готье Ю. В. 1930. С. 77). В начале XXI в. мы возвращаемся на круги своя.

Городская цивилизация уже по определению предполагает существование многих городов. Для Хазарского каганата можно говорить весьма предположительно об одном — Итиле, причём только о начатках городской жизни в нём. Каганат не наследовал культуру города и не создал, а точнее, не успел создать собственную и даже не освоил в полной мере чужой опыт фортификации и строительных технологий, не говоря о появлении гражданской архитектуры.

Хазарский каганат очень быстро миновал «стадию кочевий», собственно стадию «обретения родины», но к «городам» не пришёл. Ему не хватило для этого отпущенного Историей времени.