Глава шестая 1934–1935 ГОДЫ. СМЕНА «КАПИТАНОВ»

Глава шестая

1934–1935 ГОДЫ. СМЕНА «КАПИТАНОВ»

В начале 30-х годов агентурная сеть военной разведки, наброшенная почти на всю Европу, работала достаточно эффективно. Провалы 1925–1926 годов, вызванные неопытностью и болезнью роста, были в прошлом. Но, может быть, самоуспокоенность руководства разведки, замкнутость этой организации и отсутствие жесткого контроля за действиями агентуры привели к большим неприятностям, которые повлияли на деятельность военной разведки в последующие годы. Конечно, ни одна разведка не может похвастаться только победами. Провалы были и будут у любой разведки. Об этом Берзин писал еще в 1930 году в одном из своих докладов: «Разведка — игра со многими неизвестными, неудачи в ней неизбежны». Но на этот раз в Разведупре дело было серьезным.

Неприятности начались с короткого сообщения в газете «Правда». На первой странице, где помещались наиболее интересные иностранные новости, под характерным для партийного официоза заголовком «Антисоветская кампания французских черносотенцев» появилось короткое сообщение из Парижа о том, что французская печать после нескольких месяцев молчания пытается использовать дело о шпионской организации, раскрытой осенью 1933 года во Франции, для антисоветской кампании. Газета заявила, что «с этой целью большинство газет помещает вымышленные сообщения о том, что шпионская организация действовала якобы в пользу Советского Союза…». Короткое сообщение вряд ли привлекло внимание рядовых читателей, которым в том году хватало своих забот. Но на партийном Олимпе, где, конечно, обладали большей информацией, чем та, что помещалась в газете, засуетились. «Правда» ограничилась разовым сообщением и больше к этой теме не возвращалась. Но на страницах европейских газет кампания о советском шпионаже расширялась, обрастая все новыми и новыми подробностями, не очень приятными для советского руководства. Шум был поднят солидный, и надо было как-то сбить накал газетных публикаций.

Берзин получал все сводки иностранной прессы из информационного отдела, и все, о чем писали в Европе, было ему хорошо известно. Советские газеты, как правило, очень редко писали о наших провалах. И если уж «Правда» сообщила об этом, то нужно было ждать обсуждения на высшем уровне. И готовиться к критическому разбору обстановки. С соответствующими выводами.

Через несколько дней были подготовлены все материалы для обсуждения этого вопроса на очередном заседании Политбюро. Уже 29 марта 1934 года с докладом «О кампании за границей о советском шпионаже» выступил сам Сталин. Случай был достаточно неординарным, потому что Сталин в это время почти не выступал с докладами на заседаниях Политбюро. После обсуждения доклада приняли решение: заместителю наркома иностранных дел Крестинскому сегодня же представить текст опровержения ТАСС для опубликования в печати, а Ворошилову подробно ознакомиться с вопросом и доложить Политбюро. Крестинский выполнил поручение, и уже на следующий день во всех центральных газетах на первой странице появилось опровержение ТАСС: «В связи с появившимися во французской печати утверждениями, будто группа лиц разной национальности, арестованная в Париже по обвинению в шпионаже, занималась им в пользу СССР, ТАСС уполномочен заявить со всей категоричностью, что эти утверждения являются ни на чем не обоснованным клеветническим вымыслом». Обычный прием для советской прессы — выдавать черное за белое и отрицать очевидные факты.

Как же обстояло дело в действительности?

Провалы начались в Латвии. 4 июня 1933 года латвийская полиция разгромила одну из резидентур 4-го Управления. Основные агенты резидентуры — Чауле, Матисон и Фридрихсон — были арестованы. Провал произошел по вине руководства Управления, которое, зная о том, что Чауле и Матисон известны латышской контрразведке, тем не менее не предприняло никаких мер для того, чтобы убрать их из страны. В частности, Чауле был расшифрован еще в году после венского провала Василия Дидушка и Константина Басова.

О самом латвийском провале руководство Управления узнало из бюллетеней иностранной информации ТАСС. Однако и на этот раз ничего не было предпринято, и провал распространился на другие страны. В Гамбурге 6 июля был арестован агент-вербовщик Управления, член компартии Германии Юлиус Тросин, долгое время работавший курьером на разведывательных линиях, связывающих Латвию, Францию, Румынию, Эстонию, Англию и Финляндию с Москвой.

В Управлении не знали о связях резидентур Финляндии и Германии и о переплетении линий связи в этих странах. Резидентура в Латвии не предупредила об опасности, что и привело к германскому провалу. Этот провал был тем более опасен, что в руках Тросина было сосредоточено большое количество линий связи. Хотя еще по плану 1932 года Управление намечало разукрупнение связей, все же вплоть до ареста они оставались у Тросина. После ареста германской контрразведкой он выдал известные ему линии связи, явки и лиц, принимавших и отправлявших почту. Связь с резидентурами в Америке, Румынии, Эстонии и Англии на продолжительное время была нарушена.

Очень крупным был провал в Финляндии. 10 октября 1933 года в Хельсинки финской полицией были арестованы нелегальный резидент Управления Мария Юльевна Шуль-Тылтынь и ее помощники Арвид Якобсон, Юхо Эйнар Вяхья и Франс Клеметти, а также значительная часть советской агентурной сети. Как писал в своей докладной записке Сталину Генрих Ягода, провал произошел вскоре после разоблачения бывшего начальника Пункта разведывательных переправ 4-го отдела штаба ЛBO Армоса Утриайнена как финского агента, якобы выдавшего финской полиции всю известную ему агентурную сеть в Финляндии и линии связи резидентуры. Естественно, после измены Утриайнена необходимо было перестроить работу резидентуры. Однако 4-м Управлением никаких мер предпринято не было. Принявший резидентуру в 1932 году военный атташе Александр Яковлев по-прежнему оставил линии связи в руках лиц, внушавших серьезные подозрения. Более того, игнорируя элементарные требования конспирации, Яковлев и его помощники Николай Сергеев и Яков Торский встречались с нелегальным резидентом Шуль-Тылтынь у нее на квартире. Когда в октябре 1933 года начались аресты второстепенных источников сети, у Яковлева и руководства Управления еще была возможность вывести из-под удара наиболее ценную агентуру и вывезти ее в Советский Союз. Однако это сделано не было, и вся резидентура была разгромлена.

Сразу же за финским провалом последовал грандиозный провал во Франции. 19 декабря 1933 года в Париже были арестованы резидент 4-го Управления Вениамин Беркович с женой, его помощник Шварц, связистка Лидия Шталь, профессор Луи Мартен, работавший в отделе шифров морского министерства, и несколько агентов. Аресты продолжались более года и затронули кроме Франции также Великобританию, Германию и США. Лишь немногим сотрудникам резидентуры удалось скрыться. У арестованных были изъяты документы, радиоаппаратура (коротковолновые приемники и передатчики). Французский провал, явно связанный с финским, так же, как и последний, можно было предотвратить. Еще в 1932 году тогдашний резидент в Париже Кильчицкий обнаружил за собой наблюдение и сообщил об этом руководству, но его не отозвали.

Конечно, провалы у военных разведчиков бывали и раньше. Неопытность, особенно в начале 20-х годов, отсутствие квалифицированной агентуры и, как следствие этого, использование для разведывательной работы членов местных компартий — все это было и у Разведупра, и у ИНО ОГПУ тоже. Но такое количество серьезных провалов, причем за такой короткий срок, было, пожалуй, впервые. На фоне этих провалов деятельность руководства Управления во главе с Берзиным выглядела не лучшим образом. После публикаций во французской печати и выступления Сталина на Политбюро Особый отдел ОГПУ, который наблюдал за работой Наркомата по военным и морским делам, забил тревогу. Так как уже в те годы работа всех звеньев разведывательной триады (Разведупр, ИНО ОГПУ и отдел международных связей Коминтерна) курировалась Сталиным, то ему и была адресована подробная докладная записка о работе 4-го Управления Штаба РККА. На десяти страницах шло сухое перечисление всех резидентур Управления с фактами, датами, фамилиями провалившихся. Выводы были сведены в один абзац: «Тщательное изучение причин провалов, приведших к разгрому крупнейших резидентур, показало, что все они являются следствием засоренности предателями; подбора зарубежных кадров из элементов сомнительных по своему прошлому и связям; несоблюдения правил конспирации; недостаточного руководства зарубежной работой со стороны самого 4-го Управления Штаба РККА, что, несомненно, способствовало проникновению большого количества дезориентирующих нас материалов». Документ подписал всесильный зампред ОГПУ Генрих Ягода.

Время тогда было тихое. Киров был еще жив, и массовый террор еще не начался. В 1937 или 1938 годах за подобные провалы расстреляли бы все руководство Разведупра, обвинив каждого из руководителей в принадлежности одновременно к нескольким иностранным разведкам. Но весной 1934 года до этого еще не дошло и к стенке никого не поставили. Сталин внимательно изучил докладную Ягоды, наложил на первой странице, как он всегда это делал, резолюцию «В мой личный архив. И.Ст.» и решил рассмотреть работу военной разведки на очередном заседании Политбюро. Были подготовлены необходимые документы и проект постановления. И 26 мая на очередном заседании Политбюро обсуждался пункт 229/213 «Вопросы 4-го Управления Штаба РККА». Было принято развернутое постановление, и протокол № 7 был упрятан в «Особую папку», где и пролежал 60 лет до 1994 года.

Все вспомогательные материалы к постановлению Политбюро до сих пор находятся в недрах президентского архива, и установить авторов проекта постановления Политбюро о работе Разведупра пока невозможно. Но, очевидно, проект этого документа готовили профессиональные разведчики, тщательно проанализировавшие причины провалов в странах Европы. В постановлении отмечалось, что создание крупных резидентур в некоторых странах и сосредоточение в одном пункте линий связи нескольких резидентур — неправильно и возможность провалов резко возрастает. Отмечалось, что «переброска расконспирированных в одной стране работников для работы в другую страну явилось грубейшим нарушением основных принципов конспирации и создавало предпосылки для провалов одновременно в ряде стран».

Особое внимание при обсуждении в Политбюро было обращено на «недостаточность подбора агентурных работников и недостаточную их подготовку». Обстановка в Европе после прихода Гитлера к власти резко обострилась. Разведупр активизировал агентурную работу против Германии, создавая новые резидентуры как в этой стране, так и в соседних странах. Особое значение имела Варшавская резидентура, созданная Рудольфом Гернштадтом. Она успешно работала без единого провала до разгрома Польши, используя для получения ценнейшей информации сотрудников германского посольства в Варшаве во главе с послом Мольтке.

До 1935 года у Разведупра не было своего высшего учебного заведения, которое бы готовило военных разведчиков высокой квалификации. Берзин хорошо понимал необходимость создания хотя бы нормальной разведывательной школы с двухгодичным сроком обучения. Но все его попытки создать такое учебное заведение натыкались на непонимание и равнодушие Ворошилова, и он был бессилен что-либо изменить. Курсы усовершенствования по разведке при Управлении были в основном рассчитаны на новичков, которых набирали в Разведупр и которые получали там начальную подготовку. Восточный факультет Военной академии, большинство выпускников которого распределялось в Разведупр, давал только фундаментальную военно-политическую подготовку, и его выпускники работали в основном в странах Востока. Опытных и квалифицированных разведчиков не хватало, и приходилось использовать на агентурной работе малоопытных сотрудников. В постановлении Политбюро было признано также неправильным удовлетворение «всех запросов военных и военно-промышленных учреждений» по военно-технической разведке и «освещение агентурным путем почти всех, в том числе и не имеющих для нас значения стран». Время глобальной агентурной разведки, которой славилось ГРУ в послевоенные годы, еще не наступило.

Все предложения по реорганизации деятельности военной разведки были просмотрены и одобрены Сталиным. И это объяснялось не только тем, что генсек продолжал опекать свою разведывательную триаду, решая основные вопросы деятельности разведок. Это постановление так же, как и многие другие важнейшие вопросы того времени, принималось опросом членов Политбюро. Эта форма принятия решения исключала какое-либо свободное обсуждение на очередном заседании Политбюро, тем более что в 34-м состав высшего партийного органа был уже не тот, который был в середине 20-х годов. Сталину уже никто из них не возражал. И, зная, что любой вопрос, который выносился на заседание, предварительно рассмотрен и утвержден генсеком, они всегда голосовали «за». Возражавших, очевидно, не было. Так было и с постановлением о работе 4-го Управления. Вынесенное на утверждение постановление с предварительными поправками и замечаниями было принято. Текст был послан обоим наркомам: Ворошилову и Ягоде, и обоим руководителям разведок: Берзину и Артузову.

После обсуждения всех вопросов, связанных с деятельностью военной разведки, Политбюро решило вывести Управление из системы Штаба РККА и подчинить его непосредственно наркому. Чтобы избежать чрезмерной загрузки зарубежной агентуры, было рекомендовано все задания выдавать только через наркома или с его ведома и одобрения. Начальник Разведупра должен был в кратчайший срок перестроить всю систему агентурной работы, создав небольшие и совершенно самостоятельные резидентуры. Каждая резидентура должна была иметь самостоятельную связь с Центром. Чтобы решить очень острую кадровую проблему зарубежной агентуры, было решено в кратчайший срок создать специальную школу разведчиков на 200 человек и укомплектовать ее тщательно проверенным командным составом.

Была определена группа стран, против которых должна быть в первую очередь направлена деятельность агентурной разведки: Польша, Германия, Финляндия, Румыния, Англия, Япония, Маньчжурия, Китай. Изучение вооруженных сил остальных стран было решено вести легальным путем через официальных военных представителей. Чтобы увязать работу военной и политической разведок, решили создать постоянную комиссию в составе начальника Разведупра и начальника ИНО ОГПУ. Комиссия должна была обсуждать и согласовывать общий план разведывательной работы за границей, заниматься взаимной информацией, предупреждать друг друга о возможных провалах, обмениваться опытом. Комиссия должна была также изучить все провалы как по линии Разведупра, так и по линии ИНО и выработать мероприятия против возможных провалов в будущем. Тщательная проверка отправляемых на закордонную работу сотрудников также возлагалась на эту комиссию.

Таким было это развернутое постановление Политбюро. Впервые работа военной разведки рассматривалась и анализировалась так тщательно и подробно в сталинском кабинете и, можно не сомневаться, в присутствии представителей разведки. В 34-м Сталин самостоятельно такие вопросы еще не решал. Разобрали «по косточкам» всю работу центрального аппарата и деятельность зарубежных резидентур. Решили, хотя и в половинчатом виде (школа была создана одногодичной, что было явно недостаточно для солидного обучения), вопрос о подготовке кадров. Можно не сомневаться, что Берзину удалось выбить дополнительные валютные ассигнования и пополнить бюджет Управления. Всю систему военной разведки в центре и на периферии встряхнули настолько основательно, что отзвуки этой встряски чувствовались еще очень долго. Берзину удалось удержаться на посту руководителя военной разведки, но оценка его деятельности была очень критической и суровой.

Летом 1933 года Мельникова опять перевели на Дальний Восток, и Берзин уже в который раз лишился хорошего начальника агентурного отдела и надежного помощника. Такая чехарда продолжалась уже несколько лет и, конечно, не способствовала нормальной работе зарубежной агентуры. Если для того, чтобы вырастить хорошего начальника разведки, нужны были годы, то для того, чтобы вырастить опытного и квалифицированного начальника ведущего отдела Управления, срок должен быть не меньшим. Можно не сомневаться, что при обсуждении деятельности Разведупра в Политбюро Берзин высказал свое мнение по поводу частой смены начальников агентурного отдела. И это мнение было принято во внимание.

Очевидно, поэтому было решено усилить руководство военной разведкой. Поскольку у Берзина не было официального первого заместителя, а были только помощники, было решено ввести эту должность в штат Управления и назначить первым замом начальника военной разведки А.Х. Артузова, который в это время был начальником ИНО ОГПУ, то есть возглавлял политическую разведку страны. Контроль за выполнением постановления Политбюро возложили на Ворошилова. Выписки из постановления послали обоим руководителям разведки — Берзину и Артузову.

После серии провалов руководство военной разведки надо было, конечно, усиливать крупным профессионалом, отлично разбиравшимся во всех тонкостях разведывательной работы, имя и авторитет которого были бы хорошо известны в военной разведке. Сталин понимал это, но он также хорошо понимал и то, что в военном ведомстве такого профессионала нет. За последние десять лет военная разведка, если так можно выразиться, варилась в собственном соку. Это была довольно замкнутая организация, и туда практически не попадали крупные военные работники со стороны, которые со временем могли бы вырасти на разведывательной работе и занять руководящие посты в руководстве разведки. Это привело к тому, что в руководстве Разведупра работника, равного Берзину по таланту, опыту руководства разведывательной работой, умению подбирать людей для работы в разведке, к сожалению, не было. И Стигга, и Давыдов при всем их опыте, знаниях и навыках работы как руководители разведки были значительно ниже начальника Разведупра. Как театр одного актера, так и Разведупр был организацией одного руководителя. Все основные перемещения происходили внутри Управления. Работники разведки перемещались вверх или вниз, переходили из одного сектора или отдела в другой, уходили на какое-то время за кордон на нелегальную работу или на периферийную работу в пограничный округ и затем возвращались в родное Управление. К 1934 году для высшего руководства было ясно, что надо встряхнуть эту устоявшуюся организацию, влить в нее со стороны свежие силы, расшевелить образовавшееся разведывательное болото.

Артузов стал начальником ИНО летом 1931 года. К моменту заседания Политбюро — четырехлетний стаж руководства разведкой, огромный опыт, блестящие разведывательные операции — одна вербовка «великолепной пятерки» в Англии чего стоит. Это был специалист высшего класса по руководству разведкой, равного которому не было в то время ни в Разведупре, ни в ИНО. Поэтому его кандидатура и оказалась наиболее приемлемой для Сталина. Кандидатура Артузова была подсказана Сталину, очевидно, Ягодой, который хотел избавиться от неугодного сотрудника, явно не вписывавшегося в окружение всесильного зампреда ОГПУ. Слишком резкий, заметный даже со стороны контраст был между ближайшими соратниками Ягоды и умным, опытным и блестяще образованным интеллектуалом и крупнейшим специалистом в области разведки и контрразведки. Белую ворону всегда изгоняют из стаи, и Ягода не упустил представившейся возможности. Но Сталин не был бы Сталиным, если бы понадеялся только на рекомендации Ягоды. Он и сам хорошо знал руководителя ИНО, встречался с ним, знал его твердость в отстаивании своего мнения даже перед «хозяином». Мнение у генсека о руководителе разведки ОГПУ было высокое. И для этого у него были основания.

Летом 1933 года обстановка в Центральной Европе обострилась. После прихода нацистов к власти воинственные заявления в Берлине о присоединении к Третьему рейху Данцига и данцигского коридора звучали все громче. В Варшаве хорошо понимали, что в случае войны в одиночку уже не выстоять и не удержать то, что было получено по Версальскому договору. Нужно было определяться — с кем и против кого? Можно было с Москвой против Берлина, но можно было попробовать с Берлином против Москвы. Если с Москвой — можно было сохранить коридор и Силезию, отрезанные от Германии по Версальскому договору; если с Берлином — можно рассчитывать в будущем на часть Украины после начала войны Германии с Советским Союзом. С кем будет Варшава? От точного ответа на этот вопрос зависело многое и во внешней политике Советского Союза, и в строительстве Красной Армии.

Чтобы определиться с Польшей, летом 1933 года в Кремле созвали совещание. Пригласили представителей Наркоминдела, Отдела международной информации ЦК партии, представителей Разведупра и ИНО. И дипломаты, и руководитель Отдела международной информации Карл Радек, недавно побывавший с неофициальным визитом в Варшаве, и представители военной разведки доказывали Сталину, что Польша повернулась в сторону Советского Союза, что союз с Варшавой — дело ближайшего будущего. Диссонансом прозвучало заявление начальника ИНО Артузова о том, что Варшава никогда, ни при каких обстоятельствах не пойдет на союз с Москвой. 1920 год, когда армии Тухачевского стояли под Варшавой, слишком хорошо помнили в Польше. Информация из агентурных источников, которой располагал руководитель политической разведки, показала, что возможное сближение с Москвой — тактический ход польской дипломатии, рассчитанный на то, чтобы усыпить бдительность кремлевского руководства. Нужно было обладать большим мужеством, чтобы вопреки всем выступлениям на этом ответственном совещании высказать свою точку зрения по такой важной проблеме, как развитие в будущем советско-польских отношений.

Выступление Артузова и его оценка советско-польских отношений не понравились Сталину. Он бросил упрек руководителю политической разведки, что его агентурные источники занимаются дезинформацией. И даже в конце 1933 года, когда обстановка в Центральной Европе достаточно прояснилась, генсек продолжал думать так же. Обстановка прояснилась в январе 1934 года, когда с подписанием германо-польского протокола о ненападении началось сближение двух стран, и антисоветская политика Польши стала достаточно откровенной. Предположения Артузова, высказанные им на совещании, полностью подтвердились.

Эти события определили отношение генсека к начальнику ИНО. Накануне принятия решения Политбюро о работе Разведупра, то есть 25 мая 1934 года, Артузов был вызван в Кремль. Он вошел в кабинет Сталина в 13 часов 20 минут. Там уже были два наркома: Ворошилов и Ягода. Подробная обстоятельная беседа продолжалась шесть часов. Конечно, уходить в другой наркомат, хотя и на родственную работу, с понижением в должности и без всяких перспектив продвижения по службе не хотелось. Артузов понимал, что как штатский человек он никогда не станет начальником Разведупра. Но требования Сталина исключали выражение недовольства в любой форме. Как послушный член партии, Артузов не мог спорить с генсеком. Хорошо зная обстановку и взаимоотношения в военном ведомстве, он сказал Сталину, что ему одному трудно будет вписаться в новый коллектив и сработаться с руководством военной разведки. Он попросил разрешения взять с собой группу сотрудников, которых хорошо знал по работе в ИНО. Сейчас уже невозможно выяснить, сколько людей запрашивал Артузов. Вместе с ним на работу в Разведупр перешли 13 сотрудников ИНО. Очевидно, что запрашивал он побольше, с запасом. Сталин дал согласие на этот переход. Со Сталиным была согласована и расстановка новых людей в структурах Разведупра. Без приказа «хозяина» Ворошилов никогда бы не отдал пришельцам важнейшие посты в военной разведке.

Наиболее крупными фигурами из 13 сотрудников были Ф.Я. Карин и О.О. Штейнбрюк. И не только потому, что они были назначены начальниками двух важнейших отделов Разведупра. В ноябре 1935 года в РККА были введены персональные воинские звания. Звание комкора, что соответствует генерал-лейтенанту, получил новый начальник Управления С.П. Урицкий. Звание корпусного комиссара, что соответствует званию комкора, получили бывший начальник Разведупра Берзин и Артузов. И это же воинское звание было присвоено Карину и Штейнбрюку. Эти начальники отделов по своим знаниям разведывательной службы и опыту работы в разведке были приравнены к руководству военной разведки. Уже по этим присвоениям воинских званий можно судить о том, что и Карин, и Штейнбрюк были специалистами высокого класса.

Переход в другое ведомство начальника и 13 лучших (а Артузов забрал с собой, конечно, самых талантливых и квалифицированных работников политической разведки) сотрудников значительно ослабил ИНО. Новый начальник отдела Абрам Слуцкий был и по опыту, и по знаниям, не говоря уже об интеллекте, значительно ниже Артузова. Ослаблен был и общий состав отдела. Почему же Сталин согласился на такое перемещение? ОГПУ — вооруженный отряд партии. Разведка ОГПУ — глаза и уши партии, разбросанные по всему миру. Чем объяснить их резкое ослабление? Дать четкий и верный ответ, не зная о том, что говорилось в кабинете у Сталина, невозможно. Можно только строить предположения с достаточной долей вероятности. Одно из таких предположений можно сделать, исходя из сложившейся к маю 1934 года военно-политической обстановки в Европе.

После января 1934 года отношения между двумя странами нормализовались и началось сближение Германии и Польши во многих областях, в том числе и в военной. Начала вырисовываться возможность военного союза между этими странами и их совместного выступления против СССР. Япония, проводившая после захвата Маньчжурии и создания военного плацдарма у дальневосточных границ Советского Союза активную антисоветскую политику, также стремилась привлечь на свою сторону Польшу, обещая ей всяческие блага после разгрома СССР. Такая ситуация, когда эти три страны могли выступить совместно, начинала учитываться в Москве. В этих условиях деятельность Разведупра, занимавшегося именно военной разведкой, выдвигалась на первый план. Значение военной разведки резко возрастало, а состояние ее резидентур и агентурной сети после многочисленных провалов в Европе было тяжелым. В этих условиях деятельность ИНО, которое в большинстве случаев получало политическую информацию, отступало на задний план и его временным ослаблением можно было пренебречь.

Для доказательства возможности такого предположения можно сослаться на план стратегического развертывания на Западе и Востоке, составленный Генштабом в марте 1938 года. Через четыре года после описываемых событий начальник Генштаба Б.М. Шапошников считал, что Советскому Союзу надо быть готовым к войне на два фронта: на западе — против Германии, Италии и Польши, а на востоке — против Японии. Главным считался западный театр военных действия, на котором против Красной Армии выступали совместно вооруженные силы Германии и Польши. Если начальник Генштаба высказал в таком документе уверенность в выступлении Польши против СССР, то у него наверняка было для этого достаточно разведывательной информации.

Новый заместитель приступил к работе. Времени на раскачку не было. Нужно было проанализировать работу Управления, выявить все недостатки в работе, разработать и предложить свои рекомендации по реорганизации центрального аппарата военной разведки. На все про все отводился месяц. И уже 23 июня 1934 года подробный доклад был готов. Основные соображения доклада в предварительном порядке были доложены наркому обороны Ворошилову. Возражений с его стороны не последовало. Нарком был опытным политиком и с посланцем Сталина в Разведупре спорить не стал.

Объемный, на 16 страниц, доклад о состоянии агентурной работы Управления и мерах по ее улучшению был адресован «Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину». Второй экземпляр доклада предназначался наркому обороны Ворошилову. Сейчас невозможно определить, был ли в это время в Москве начальник Управления Берзин. Но если он был в Москве, то сам факт обращения с докладом через его голову, да и через голову наркома обороны непосредственно к Сталину является беспрецедентным. Такое обращение подкрепляет фразу Артузова в разговоре с Б.И. Гудзем в 1936 году: «Сталин, направляя меня в Разведупр, сказал, что я должен быть там его глазами и ушами». Только таким указанием и можно объяснить поведение тщательно соблюдавшего чинопочитание Артузова, пославшего свой первый доклад в новой должности на самый «верх».

Артузов был в военной разведке человеком новым, никакой ответственности за провалы не нес, и ему не нужно было ничего скрывать или приукрашивать, анализируя работу Управления. В докладе отмечалось, что после провалов нелегальная агентурная разведка Управления фактически перестала существовать в Румынии, Латвии, Франции, Финляндии, Эстонии, Италии. Сохранилась нелегальная агентурная сеть в Германии, Польше, Китае, Маньчжурии. В некоторых странах (Турция, Персия, Афганистан, Корея) агентурная разведка ведется полулегальным путем, когда резидент и его помощники являются сотрудниками посольств, консульств и торговых представительств.

Говоря о разведывательной работе в Германии, Артузов отмечал, что там имеется несколько ценных агентов, дающих нам документы об организации, вооружении и боевой подготовке рейхсвера, а также данные германских военных атташе об иностранных армиях, в частности и о Красной Армии. Одним из серьезных недостатков работы в этой стране он считал то, что несколько подпольных работников нелегальной резидентуры были получены в свое время от ЦК Германской компартии. Иностранные коммунисты часто не исполняли приказы о прекращении всяких связей с партией в случае перехода на разведывательную работу. При провалах, а бывшему начальнику ИНО об этом было хорошо известно, полиция без труда доказывала связь с компартией и советской разведкой. Артузов опасался, что в случае провала в Германии гестапо легко может доказать связь между компартией и советской военной разведкой.

Его пожелание в докладе о том, что, «как правило, не следует использовать на разведывательной работе в данной стране коммунистов данной страны», осталось на бумаге. И до этого были случаи провала коммунистов, работавших в советской разведке. Были судебные процессы, обвинения компартий в шпионаже, скандальные статьи в иностранной печати. Следовали грозные постановления Политбюро, но шум стихал, и все начиналось по-старому. Надежной агентуры, великолепно знавшей языки, могущей легко акклиматизироваться и легализоваться в европейских странах, не хватало ни в ИНО, ни в Разведупре. Поэтому по прошествии некоторого времени после очередного провала все возвращалось на круги своя.

Артузов считал, что Управление не обеспечило закрепления за собой кадров агентурных работников. Опытные разведчики, выросшие на агентурной работе, возвращаясь в СССР после нескольких лет жизни в другой стране, сталкивались с очень тяжелыми условиями и жизни, и работы. Управление не могло предоставить им ни приличного жилья, ни хорошего денежного содержания. Возможности окончить академию и получить высшее военное образование, что очень содействовало продвижению по служебной лестнице, у вернувшихся разведчиков тоже не было. Время было тревожное, квалифицированных кадров с опытом зарубежной работы было мало, и по нескольку лет в Советском Союзе их не держали. После короткого отдыха и переподготовки — снова за рубеж. В таком режиме тогда работали и разведчики Разведупра, и разведчики ИНО ОГПУ.

Неудивительно, что такие условия жизни и такой режим работы устраивал не всех. Кто-то покорно нес свой крест, кто-то пытался вырваться и уйти. Некоторым это удавалось. А так как нелегальная агентурная работа очень способствовала быстрому общему развитию разведчиков, то уходили они, как правило, на хорошо оплачиваемую и более престижную работу и делали вне Разведупра неплохую карьеру. В докладе Сталину Артузов упоминает несколько фамилий сотрудников Управления, покинувших военную разведку. Зильберт стал начальником Научно-исследовательского института военно-воздушных сил РККА, А.Тылтынь — командиром механизированной бригады, Горев — помощником командующего бронетанковых войск ЛBO, Коханский — командиром особой авиабригады. В докладе предлагалось вернуть хотя бы некоторую часть утерянных кадров на агентурную работу.

Большие претензии в своем докладе Артузов предъявил и к подготовке иностранных коммунистов, которых Управление привлекало для агентурной работы. Болтливость, отсутствие навыков конспиративной работы, невыполнение требований Управления были достаточно распространенным явлением в их среде. Вот один из характерных случаев, который приводился в докладе. Посланный в Париж в качестве отдельного резидента немецкий коммунист, встретив там знакомого венгерского коммуниста географа Шандора Радо, выболтал ему все о своей работе и назвал человека, приезжавшего к нему для связи. Узнав об этом, начальник Управления приказал освободить резидента от всех заданий и порвать с ним связь. Знаменитый теперь Радо не остался в долгу и дал понять парижскому резиденту о своей работе для советской разведки. Что выболтал Радо немецкому коммунисту, осталось тайной для руководства военной разведки. Его, к счастью, решили не отстранять, и Разведупр получил великолепную разведывательную группу «Дора».

Для улучшения работы Управления Артузов предложил прекратить текучесть агентурных кадров. Для этого предполагалось ввести особое положение о продвижении агентурных работников по службе. Работа за кордоном приравнивалась к службе в действующей армии на фронте со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Предлагалось также разрешить агентурным работникам учебу в военных академиях с годовыми перерывами для заграничной работы. Создавался особый жилой фонд для возвращавшихся из-за рубежа агентурных работников, улучшалось их материальное положение и денежное содержание. Все эти меры подействовали, и утечку опытных агентуристов из Управления удалось приостановить.

Наиболее серьезные предложения Артузова касались изменения структуры центрального аппарата Разведупра. Эта структура сложилась в середине 20-х годов и не менялась до 1934 года. В Управлении было четыре отдела и несколько отделений. Наиболее сильным и по составу, и по квалификации сотрудников был 3-й информационно-статистический отдел, который с 1925 года возглавлял A.M. Никонов. Это был аналитический центр военной разведки, который систематизировал, обобщал и анализировал всю поступающую информацию, давая свою оценку текущим событиям в Европе и мире. Из этого отдела поступали заявки во 2-й агентурный отдел на получение информации по военным и политическим проблемам, которые интересовали высшее военное руководство страны. Недостатком этой структуры было то, что в 3-м отделе при составлении заявок на информацию плохо представляли агентурные возможности 2-го отдела. А во 2-м отделе почти не видели результатов своего труда. Если такая структура была хороша в начале и середине 20-х, то в 1934 году, когда обстановка в Европе резко изменилась, в нее нужно было вносить существенные изменения. И Артузов с его большим опытом работы в ИНО понимал необходимость перестройки структуры Разведупра.

Им было предложено сократить состав Управления и ликвидировать деление на добывающий и обрабатывающий аппараты, то есть расформировать сложившиеся и имевшие многолетний опыт работы 2-й и 3-й отделы. Сейчас трудно сказать, чем он руководствовался, предлагая полностью сломать сложившуюся структуру организации центрального аппарата военной разведки. Может быть, он решил предложить хорошо знакомую ему схему структуры ИНО ОГПУ? А может быть, рукаводствовался какими-то другими соображениями, но предложенную им ликвидацию мощного аналитического центра в Разведупре нельзя признать удачной.

Значение аналитической службы и необходимость создания ее мощного аппарата хорошо понимали еще в начале 20-х годов и в руководстве Наркомата по военным и морским делам, и в руководстве военной разведки. По штатам Разведупра, утвержденным 20 декабря 1924 года заместителем председателя Реввоенсовета М.В. Фрунзе, агентурный отдел имел 15 человек, а информационно-статистический — 59 человек при общей численности сотрудников 90 человек. Какое-то количество людей было во вспомогательных структурах (архив, библиотека, типография), но все равно сотрудников обрабатывающего аппарата было значительно больше, чем агентурного. Это соотношение сохранялось и к 1934 году.

Артузов, предлагая раздробить этот сложившийся аналитический центр, очевидно, руководствовался знакомой и привычной ему за несколько лет работы структурой ИНО, который не имел сильной аналитической службы. Структура ИНО без такой службы сохранялась и в последующие годы, вплоть до начала войны. Конечно, Артузов не мог предвидеть тех промахов и ошибок, которые допустила внешняя разведка в предвоенные месяцы 1941 года из-за отсутствия аналитической службы. Но тщательно проанализировать работу аналитического аппарата Разведупра, прежде чем предлагать его ликвидировать, он был обязан. Этого сделано не было, и в этом был крупный просчет Артузова.

Было предложено создать два отдела стратегической разведки для ведения агентурной разведки в европейских странах (первый отдел) и странах Востока (второй отдел). Агентура этих отделов действовала в европейских странах, а также в Турции, Персии, Афганистане, Китае, Маньчжурии, Японии и США. Отдел технической разведки должен был вербовать агентуру на военных заводах, в секретных конструкторских бюро и лабораториях и добывать данные о новой военной технике. На отдел активных действий за рубежом возлагалась подготовка кадров партизан для действий в тылу противника в случае войны. На отдел по руководству разведкой военных округов — руководство разведотделами пограничных округов, через которые насаждалась периферийная агентура на территории соседних стран для непосредственного наблюдения за действиями в пограничной полосе. Укрепления, концентрация войск, железнодорожные перевозки, маневры в погранзоне. Таковы были функции пяти ведущих отделов по новой схеме организации, предложенной Артузовым.

Доклад был отправлен Сталину. Генсек внимательно ознакомился с документом. Очевидно, он полностью доверял своему протеже в военной разведке. Замечаний с его стороны не было, и с резолюцией на первой странице «Мой архив. И.Ст.» он был упрятан в святая святых — личный архив Сталина. Уже через месяц было разработано и введено в действие «Положение о прохождении службы в РККА оперативными работниками разведорганов». В этом документе были учтены все предложения, изложенные в докладе Артузова. 27 ноября 1935 года нарком утвердил новые штаты разведывательного управления РККА. В Управлении было создано 12 отделов. В первом (западном) отделе было пять отделений и 36 человек. Второй (восточный) отдел тоже имел пять отделений и 43 человека. Общая численность сотрудников не только не была сокращена, как предлагал вначале Артузов, но была увеличена на 100 человек. По новому штату в Управлении было 403 сотрудника. Реорганизация закончилась. На ключевые посты во главе ведущих отделов были поставлены сотрудники ИНО, пришедшие с Артузовым в военную разведку. И началась повседневная работа.

Через девять месяцев события, приведшие к назначению нового зама в Разведупр, повторились. На этот раз скандал разразился в Дании. В первых числах марта 1935 года датская полиция арестовала несколько датчан и иностранцев, обвинив их в шпионаже в пользу СССР. Появились статьи в датских газетах, зашумела и европейская пресса. Сразу же после того, как в Управлении разобрались в обстановке, Артузову пришлось писать подробный доклад наркому обороны. Почему именно Артузов писал этот доклад? Здесь можно высказать два предположения. Или Берзина не было в Москве, а время не ждало и надо было срочно оправдываться. Или Ворошилов сам поручил Артузову написать доклад о копенгагенском провале, наделавшем столько шума в мировой и европейской печати. Точного ответа уже дать нельзя. Датская полиция арестовала девять человек: четырех работников Центра и пятерых иностранцев, привлеченных на месте для работы по связи. Главной фигурой среди арестованных был Александр Улановский — старый работник Разведупра и резидент связи в Дании. Его основной задачей было получение нелегальным путем материалов от резидентур в Германии и пересылка их в Советский Союз. Для перевозки почты он завербовал трех датчан и одного американца. На этой вербовке старый разведупровский волк и погорел во второй раз.

Нельзя привлекать для агентурной разведывательной работы в какой-то стране членов компартии этих стран. У них и партийная дисциплина на порядок ниже, чем в разведке, и навыков разведывательной работы почти нет. Но самое главное — члены партии под «колпаком» у полиции. В случае малейших подозрений в шпионаже за коммунистами устанавливается наружное наблюдение, и разведчик, выходящий с ним на связь, рискует нарваться на крупные неприятности или быть арестованным с поличным. Все эти истины были хорошо известны и работникам Разведупра, и работникам ИНО ОГПУ. Известны были и громкие, со статьями в европейских газетах, провалы резидентов военной разведки в 20-х годах. После ноябрьского 1926 года провала Разведупра в Праге ЦК принял 8 декабря 1926 года специальное постановление, запрещавшее вербовать агентов из числа членов компартий зарубежных стран. Но людей с подлинными иностранными паспортами, свободно владеющих языками, великолепно знавших условия жизни и работы в зарубежных странах, категорически не хватало ни Разведупру, ни Иностранному отделу. И декабрьское постановление нарушали и там, и там. Если при этом провалов не было, то для нарушителей все кончалось благополучно — разведывательное начальство закрывало на это глаза. А если все-таки кто-то опять проваливался, то начиналась очередная разборка на высшем уровне.

Один из завербованных датчан оказался агентом полиции. За конспиративной квартирой, которой пользовался Улановский и на адрес которой поступала почта из Германии, было установлено наблюдение. Улановский не перестраховался и всех завербованных иностранцев принимал на этой квартире. Там они и были все арестованы датской полицией. На этой же квартире были арестованы и трое других работников Центра. Угер, окончивший Военно-воздушную академию, старый работник Разведупра, был назначен одним из резидентов в Германии, побывал там и возвращался с докладом в СССР. В Германию ехал через Данию и прошел через явку Улановского. На обратном пути, не имея никакой нужды связываться с кем-либо в Дании, но, зная адрес явки, решил по собственной инициативе навестить Улановского. На конспиративной квартире попал в засаду и погорел. Максимов, тоже старый работник Разведупра, благополучно сдал свою громоздкую резидентуру в Германии, где он работал более двух лет, трем отдельным резидентам и возвращался через Данию в СССР. Так же, как и Угер, он не должен был ни с кем видеться в Дании, а имел явку в Швеции. Но тоже по собственной инициативе решил встретиться с Улановским. В результате опытный резидент, который в течение двух лет сумел не провалиться в Германии, провалился в транзитной стране. По этому поводу Артузов отмечал в своем докладе: «Очевидно, обычай навещать всех своих друзей, как у себя на родине, поддается искоренению с большим трудом». Помощник начальника первого отдела Разведупра Львович в ноябре 1933 года вернулся из Германии, куда был командирован для реорганизации разведки, и был послан в Данию для налаживания связи с Германией через малые страны. Считая себя в Дании в полной безопасности, без проверки явился на конспиративную квартиру Улановского, где и «сгорел».

Разведупр потерял четырех опытных нелегалов, которых уже нельзя было использовать на заграничной нелегальной работе. Была разгромлена резидентура связи в Дании, и всю нелегальную почту по Германии пришлось направлять в Москву по другим каналам и через другие страны. А причины провалов были отмечены в докладе Артузова: «Наиболее характерным моментом во всем деле является то, что наши работники, неплохо работавшие в фашистской Германии, по прибытии в «нейтральную» страну пренебрегли элементарными правилами конспирации». Единственным утешением в этой истории было то, что «никаких дел, направленных против интересов Дании, арестованные разоблачить не могут (таких дел не было), надо полагать, что датчане не найдут оснований для каких-либо претензий к советскому государству». Под этим докладом врид начальника Разведупра (Берзина, очевидно, не было в Москве) Артузову 16 марта 1935 года пришлось поставить свою подпись. На следующий день нарком обороны ознакомился с докладом и «выдал» подробную резолюцию для генсека, которую стоит привести полностью: «Из этого сообщения (не совсем внятного и наивного) видно, что наша зарубежная разведка все еще хромает на все четыре ноги. Мало что дал нам и т. Артузов в смысле улучшения этого серьезного дела. На днях доложу меры, принимаемые для избежания повторения случаев, подобных копенгагенскому». Доклад с сопроводительным письмом и резолюцией, в которой был скрытый упрек за силовое назначение Артузова в Разведупр, был направлен Сталину.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.