1927 год — совещание
1927 год — совещание
Утром 21 апреля 1927 года в небольшом зале «шоколадного домика», приспособленном для заседаний, собрались 14 человек. Двух гостей — начальника Штаба РККА Михаила Тухачевского и его заместителя Семена Пугачева — Берзин представил присутствующим. На совещание были вызваны: помощник начальника Управления Никонов, два его помощника Демяшкевич и Пунга, сотрудники информационного отдела Мазалов и Ланговой и начальники разведывательных отделов пограничных военных округов. Ленинградский округ представлял Петрусевич, Белорусский — Рябинин, Украинский — Баар, Сибирский — Закол одкин и Среднеазиатский — Рачковский. На больших стенных часах было десять, когда начальник Управления открыл совещание окружных работников по разведке, предоставив слово начальнику Штаба РККА:
— Я хотел бы поделиться с вами теми впечатлениями, которые касаются перспектив нашей разведывательной работы. Опыт проведенной за последние годы разведывательной деятельности показывает, что в области изучения политико-экономических проблем мы далеко ушли вперед. Но в изучении оперативных вопросов, составлении экономических, военно-географических и статистических описаний, а также уяснении вопросов тактики мы недостаточно еще воспитаны и мало имеем разработанных материалов. Мы не имеем ценных материалов в отношении железных дорог на театрах наших вероятных противников. Хотя в исследовании железных дорог мы уже достигли некоторых успехов, но они еще недостаточны, в этом вопросе у нас отсутствует определенная культура, недостаточно правильно практикуется построение заданий и оценка данных. Надо признаться, что в части изучения этой проблемы как стратегического элемента на войне наша разведка только становится на ноги.
Тухачевский, «блистательно» проигравший войну с Польшей в 1920 году, когда пришлось отступать от Варшавы до Минска и сдать столицу Белоруссии польским войскам, страстно мечтал о реванше. Он не сомневался в реальности будущей войны с Польшей, не сомневался, что сам поведет войска фронта на Запад и закончит войну на этот раз взятием польской столицы. И к этой будущей войне готовился заранее, заказывал военной разведке максимум информации о будущем противнике:
— Нам надо взять под лупу ряд основных вопросов, связанных с западным театром военных действий. Этот театр с его дорогами и болотами должен стать объектом наших особых исследований. Вопросы особенностей польского театра должны стать объектом тщательных изучений не только в общем, но и в деталях. Только при таком отношении к работе, товарищи, мы овладеем многим, что нам нужно для войны. Приближение войны возлагает на нас определенные обязанности. В настоящее время не так важны ошибки в отношении учета дивизий противника, но недопустимы ошибки в изучении театра. Вся подготовка нашей армии упирается в эти вопросы, и наша разведка на эти вопросы должна дать ответ. Для достижения этих целей нам нужно искать не только секретные документы и поставить на ноги агентуру, но и культивировать в себе навыки изучения легальных изданий: труды, отдельные выступления с кафедр, речи и т. д. Надеюсь, что ваше нынешнее совещание сделает очередной шаг вперед по пути совершенствования разведывательной деятельности в Красной Армии.
Берзин внимательно слушал выступление. Тухачевского он хорошо знал, хотя познакомились они после Гражданской, когда он уже пришел в Региструпр. Его взволнованность и эмоциональность были понятны — самому пришлось отступать вместе с частями 15-й армии. Но не учитывал начальник штаба, что в первые мирные годы слишком много сил, и особенно опытной квалифицированной агентуры, использовалось не по прямому назначению. Внимание к белой эмиграции было приоритетным. Эсеры, монархисты, савинковцы, особенно в начале 20-х, были в центре внимания не только политической (ИНО ОГПУ), но и военной разведки. Активные диверсионные и партизанские операции на территории Западной Украины, которыми руководил Разведупр, тоже требовали людских и материальных затрат. Поддержка «революции» в Германии и Болгарии в 1923 году тоже дорого обошлась.
Берзин вряд ли знал все подробности решений, принимаемых на уровне Политбюро, и очевидно верил, что эти «революции» идут снизу, а не сверху. И считал правильным, что Разведупр бросил в эти страны свои лучшие силы в ущерб операциям, связанным с получением военной информации. Он не собирался спорить с Тухачевским на этом совещании, но нужно было ответить на критику начальника штаба. Белая эмиграция отошла на второй план, и ею занимались только «соседи», как называли в Разведупре политическую разведку. К 1926 году обстановка изменилась. Закончилась полоса революций в европейских странах. В начале 1925 года была прекращена активная разведка в Западной Украине. Все это дало возможность Берзину перегруппировать агентурные силы, нацелить их на решение других задач, свойственных только военной разведке. Конечно, рассчитывать на быстрые успехи не приходилось, но некоторые результаты такой перегруппировки уже были.
Берзин выступал сразу же после Тухачевского:
— Михаил Николаевич прав, конечно, когда говорит о ряде недостатков в нашей разведывательной работе. Объективно это вполне понятно, так как наша разведка еще молода; она имеет всего лишь 5–6 лет. Если до сего времени в нашей работе мы и имели неправильные уклоны, то они объяснялись главным образом тем, что жизнь страны в это время и международная политическая обстановка ставили специфические задачи разведке и таким образом давали разведывательному аппарату своеобразную установку. Но начиная с 1926 года мы уже взялись за военизацию нашей разведки, проведя это через ряд организационных мероприятий, построение плана добычи и обработки материалов. Конкретно в круг нашей деятельности сейчас уже входят оперативные вопросы, изучение службы связи, железных дорог.
Ответ начальнику штаба дан. Ответ вежливый, тактичный, без излишней откровенности, которая и не нужна при подчиненных. Конечно, в разговоре с Тухачевским без свидетелей он скажет все, что думает о военной разведке и ее работе. А сейчас надо сказать о том, что его очень беспокоило: о работе военной цензуры, которая должна была поставить заслон болтливости печати. Слишком большая откровенность газет, журналов, книг, пишущих о Красной Армии, могла в будущем стоить очень дорого.
— Еще один важный вопрос — изучение того, что дает военная разведка. В этом вопросе приходится отметить, что у нас еще нет единого метода и системы использования материалов для изучения иностранных армий. Третий вопрос нашего совещания — о военной цензуре. Отмечу и здесь, что наша пресса раскрывает военные секреты больше, чем всякая другая пресса. Помещаются иногда такие организационные детали, которые массовому читателю вовсе неинтересны, но они интересны для противника, который их изучает и, не добывая даже секретных материалов, может хорошо знать Красную Армию. Военная цензура в настоящее время занята ограждением нас от этого демаскирования, но аппарат цензуры настолько еще слаб, что нам придется помочь ей в работе.
Берзин высказал все, что считал нужным, и теперь внимательно слушал доклад Никонова. Он был не только начальником самого большого по численности, но скромного по названию информационно-статистического отдела, но и помощником Берзина с ноября 1924 года. Уже больше двух лет они работали вместе в одной упряжке, во всем полагаясь друг на друга, помогая и советуясь друг с другом. Нередко спорили, когда Никонов отстаивал свою оценку полученной информации, свой анализ международных событий. Случалось, что, используя обширную информацию международной прессы, начальник отдела совершенно по-новому давал оценку тем фактам и документам, которые добывались агентурным отделом. И Берзин часто соглашался с его оценками событий и фактов.
Никонов говорил немного суховато, четко и сжато формулируя свои мысли и положения доклада. Чувствовался стиль его довоенной профессии: проповедника и учителя.
— В своем докладе я хочу обрисовать положение работы по изучению иностранных государств в центральном органе военной разведки РККА и наметить некоторые исходные данные для установления единого подхода к изучению иностранных государств в войсковых штабах и частях РККА. 4-му Управлению Штаба РККА приходится выполнять целый ряд весьма сложных и многообразных задач, среди которых наиболее важное значение имеют добыча и обработка материалов, необходимых для составления плана войны и оперативной работы Штаба РККА, а также накопление, систематизация, обработка, издание и распространение материалов, характеризующих организацию и боевое использование вооруженных сил вероятных противников СССР и театра военных действий для надлежащей подготовки РККА к войне.
Наконец, 4-е Управление является также тем органом, в обязанности которого входит тщательное наблюдение за всеми изменениями международной политической обстановки, которые могут затронуть интересы СССР и отразиться на его внешней безопасности. Своевременное предупреждение Реввоенсовета и правительственных органов СССР обо всех подобного рода изменениях доставляет немало забот и отнимает немало сил у центрального органа разведки. Уже из этого краткого перечня основных задач, лежащих на 4-м Управлении, ясно, насколько велика по своим размерам его работа и насколько многообразны те требования, которые к нему предъявляются.
Берзин вслушивался в цифры, которые приводил Никонов. Они впечатляли. 250 тысяч листов агентурных материалов за прошлый год. По четыре тысячи на каждого сотрудника отдела — слишком большая нагрузка. Но здесь уже ничем нельзя было помочь. Ни нарком, ни Реввоенсовет не пойдут на дальнейшее увеличение штатов Управления. И военный бюджет, и штаты РККА сведены к минимуму. Как руководитель военной разведки, он хорошо знал, что численность армии, центрального аппарата НКВМ недостаточна. Но увеличение РККА даже на несколько тысяч человек — функция «инстанции». Только она вправе принимать такие решения. И здесь не поможет и начальник Штаба РККА, хотя и на него цифры, приведенные Никоновым, произвели сильное впечатление.
Никонов подвел итоги своего доклада и перешел к оценке сил возможных противников на западных границах Союза. И сразу же заволновались Петрусевич, Рябинин и Баар. Три крупнейших западных пограничных округа, разведывательными отделами которых они руководили, граничили с возможными противниками. И для них, конечно, было очень важно знать, насколько полной была информация о возможных противниках в Москве.
— В настоящее время, — продолжал Никонов, — 4-е Управление располагает колоссальным запасом материалов и сведений, накопленных в течение ряда лет работы; эти материалы и сведения уже дали возможность изучить большинство вопросов, интересующих высшее военное управление СССР. Значительное количество материалов уже обработано и опубликовано в виде справочников, монографий, периодических изданий, докладов. Однако не менее значительная часть материалов ждет еще обработки и использования. Наиболее важный противник СССР — Польша — изучен во всех отношениях с весьма большой деятельностью и степенью достоверности. Нам документально известна вся существующая организация вооруженных сил Польши, имеются очень важные и крайне редкие даже и у наилучшим образом поставленной разведки документы, касающиеся мобилизации и предполагаемого стратегического развертывания польской армии.
Что касается других сопредельных стран, то наибольшие достижения имеются вслед за Польшей в отношении изучения Финляндии, Эстонии и Латвии. Несколько слабее и менее систематично при весьма ограниченном количестве документов освещается Румыния, условия работы в которой для нашей агентуры крайне неблагоприятны, но в отношении Румынии есть основания надеяться на улучшение работы.
Заканчивался первый день совещания. Стояли, разговаривали, обменивались впечатлениями. Баар, Рябинин и Петрусевич о чем-то беседовали в углу зала — когда еще удастся встретиться втроем и поговорить о своих разведывательных делах, поделиться опытом и информацией. Никонов и Пугачев говорили о событиях в Китае. Налет китайской полиции на советское посольство в Пекине поворачивал китайскую политику СССР в новое русло. И Пугачеву, курировавшему восточное направление в Штабе РККА, хотелось знать мнение Никонова, считавшегося в Управлении авторитетным специалистом по Китаю. Тухачевский и Берзин стояли у окна.
— Хороший доклад получился у Александра Матвеевича, Ян Карлович. Четко, ясно, с солидными выводами. И приводимые цифры впечатляют. Я не знал, что у отдела такая напряженная работа.
— За последний год объем агентурной информации увеличился почти вдвое, Михаил Николаевич. Объемы обрабатываемых материалов растут, а людей у Никонова столько же. Ему надо добавить людей, подобрав опытных и квалифицированных работников.
— Я понимаю ваше желание помочь Александру Матвеевичу, но сейчас это невыполнимо. Свободных должностей в штатном расписании Штаба РККА нет. У оперативного управления такое же положение — объем работы резко возрос, а людей осталось столько же. Если «инстанция» примет решение об увеличении численности РККА, тогда можно на что-то надеяться, но не раньше.
Высказав руководителю разведки то, что он считал нужным, Тухачевский сменил тему разговора:
— Очень хотелось бы послушать доклад Лангового, Ян Карлович, о военной цензуре и дезинформации в разведке, но, к сожалению, совсем нет времени. Прошу прислать мне экземпляр стенограммы совещания, чтобы ознакомиться с докладом. И, кстати, вам надо принять меры предосторожности и при печатании, и при рассылке, чтобы ни один экземпляр стенограммы не ушел «на сторону».
На следующий день Берзин внимательно слушал доклад помощника Никонова Александра Лангового о военной цензуре, о разглашении военных тайн в газетах, журналах и книгах и о дезинформации как мощном и очень результативном, в случае успеха, оружии разведки. Докладчик говорил об агентурной дезинформации и дезинформации через прессу, приводил исторические примеры, говорил о военной цензуре и сохранении военной тайны в печати. К сожалению, у многих представителей комсостава РККА представление о военной тайне, о том, что можно и что нельзя публиковать в печати, полностью отсутствовало. О сохранении военной тайны не говорили на лекциях в Военной академии, и большинство ее выпускников имело об этой проблеме весьма смутное представление.
После доклада Лангового и обмена мнениями Берзин решил сказать несколько слов для иллюстрации доклада:
— Я хочу привести один характерный пример, подтверждающий выступление товарища Лангового. Вы знаете, что мы посылаем часть информации, получаемой агентурным путем, в отдел международных связей Коминтерна. Пятницкий — опытнейший конспиратор и прекрасно знает, как обращаться с такой информацией. Но о сотрудниках его отдела этого, к сожалению, сказать нельзя. В июле 1925 года в очередном номере журнала «Коммунистический интернационал», который распространяется в тысячах экземпляров за границей и, конечно, находится под контролем контрразведок крупнейших стран мира, была помещена статья «Переговоры о гарантийном договоре». Автор статьи, скрывшийся под псевдонимом «CT», поместил в ней три страницы совершенно секретных агентурных данных, взятых из политического бюллетеня Разведупра. Хорошо, что мы вовремя заметили публикацию в журнале и успели принять своевременные меры, чтобы избежать провала агентурного источника, передавшего эту информацию.
Важно сохранять в тайне и детали военного ведомства, так как иногда по мелочам устанавливается многое. Военная цензура должна повести борьбу с разглашением военной тайны, которая у нас чуть ли не на 90 % доходит до противника в докладах, статьях, выступлениях. Мы слишком многое публикуем в печати. Ничего подобного мы не наблюдаем за границей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.