СОВЕЩАНИЕ В РИМЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СОВЕЩАНИЕ В РИМЕ

25 июня я встретился в Риме с фельдмаршалом Кессельрингом, и тон этого совещания был несколько иным, чем в Оберзальцберге.

Кессельринг поднялся до поста главнокомандующего, перейдя из Генерального штаба сухопутных войск в люфтваффе на ранней стадии их создания. Его последней должностью был пост командующего 2-м воздушным флотом в Средиземноморской зоне, где он завоевал громкую славу. И все же среди воевавших в Африке офицеров было много тех, кто осуждал его за чрезмерно оптимистическую оценку обстановки, потому что она игнорировала мнение Роммеля, который мог судить о ней лучше. Мне тоже казалось, что Кессельринг оценивал возможности обороны Сицилии как более благоприятные, чем это было на самом деле, и я считал критику тех офицеров в какой-то степени оправданной.

Генерал Варлимонт дал четкую оценку перспектив обороны острова. Кессельринг явно находился под впечатлением нашего успешного отражения небольшой десантной операции в Дьеппе в 1942 году. Командный состав германских сухопутных войск обычно недооценивал шансы высадки противника, обладающего превосходством на море и в воздухе. У такого противника всегда будет двойное преимущество – фактор неожиданности и большая мобильность. Кроме того, Кессельринг, как и некоторые другие немецкие военачальники, недопонимал того, что вторжение союзников в Северную Африку явилось первым опытом крупной десантной операции, с которой начался совершенно новый этап войны. Не желая верить в эту опасность, они успокаивали себя тем, что тот десант был высажен и направлен против неприятеля, который сам не желал себя защищать.

В ходе всей Итальянской кампании фельдмаршал Кессельринг так и не изменил своего оптимистического взгляда, по крайней мере, так он предпочитал излагать свою точку зрения старшим офицерам вроде меня, но только при условии, что эти офицеры полностью заслуживали доверия. Это еще больше затрудняло объективную дискуссию с ним по любому вопросу.

С другой стороны, в отношении нашего итальянского союзника я был скорее готов принять точку зрения Кессельринга, нежели ОКБ или Гитлера. Каким бы ни было поведение итальянцев в случае десанта, Кессельринг понимал, что немцы не смогут воевать против двух противников – союзников и изменивших нам итальянцев. Он полностью стоял за боевое взаимодействие с нашим союзником, и альтернативы в политическом и военном отношении этому не было. Союзные отношения продолжались. Наши правительства достигли соглашения, что оборона континентальной части Италии и прибрежных островов будет находиться исключительно под командованием итальянцев. Кессельринг знал, что игнорирование итальянского главенства в управлении операциями приведет к катастрофе. Он осознавал также, что прав принимать оперативные решения у него не больше, чем у какого-либо из его собственных офицеров связи (вроде меня), состоящих при командовании итальянской армии. В этом отношении я был вполне удовлетворен дальнейшим обсуждением с фельдмаршалом собственно моих обязанностей и круга задач.

Мой разговор с фельдмаршалом фон Рихтгофеном, командующим 2-м воздушным флотом, шел в гораздо менее позитивном ключе. Примечательно, что Кессельринг при этом не присутствовал. Рихтгофен беседовал со мной наедине, и то, что он сказал, позволило мне сделать вывод, что германские ВВС действуют здесь сами по себе, как это часто бывало и раньше. Полагая, что союзники выберут для высадки скорее Сардинию, чем Сицилию, он перебросил главные силы ПВО на Сардинию. Предположение Рихтгофена было, конечно, никому не интересно. Сам маршал Бадольо в своих мемуарах утверждал, что с оперативной точки зрения правильнее было бы атаковать Сардинию, а не Сицилию. И все-таки это свидетельствовало о прискорбном расхождении во взглядах между двумя командующими, которых это касалось больше всего.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.