Глава 2. Подоплека

Глава 2. Подоплека

Перед убийством Кирова 1 декабря 1934 г. советский режим про­шел испытание самым острым кризисом после революции 1917 г. Ускоренная индустриализация и насильственная коллективизация крестьянских хозяйств в 1928-1932 гг. — те процессы, которые были названы «сталинской революцией сверху», — поставили страну на грань краха. Уровень жизни в городах резко снизился; хлеб и другие товары массового спроса выдавались по карточкам. Ситуация в де­ревне была еще хуже, поскольку Великий голод 1932-1933 гг. бук­вально выкосил ее. Для проведения своей политики режим прибегал к таким жестким мерам, как тюрьмы, ссылки и казни. Этим режим, несомненно, нажил себе больше заклятых врагов, чем когда бы то ни было. Однако члены и руководство Коммунистической партии были шокированы тем, что в одного из самых влиятельных и любимых вождей народа стреляли, в результате чего он был убит. Ничего по­добного после августа 1918 г., когда было совершено покушение на жизнь тогдашнего руководителя партии Владимира Ленина, не слу­чалось на советской земле.

Русская традиция террора

Но такие убийства едва ли были чем-то новым для России: на са­мом деле их часто использовали в политических целях. В 1866 г. была совершена попытка покушения на царя Александра II, за которой по­следовало много других. Но только в конце 1870-х гг. политические организации стали использовать индивидуальный террор — убий­ство видных представителей режима — как политическое средство. В 1870-е гг. «Народная воля», революционная народническая орга­низация, пыталась склонить русских крестьян к некоему подобию социализма. Члены «Народной воли» осуществили убийство Александра II в 1881 г.

После убийства императора народническое движение было разгромлено. Но в 1890-е г традиции террора были возрождены социалистами-революционерами, социалистическим движением, уходящим корнями в народничество. До русской революции 1905 г. именно эсеры, в основном, организовывали убийства высокопо­ставленных полицейских чиновников, министров и членов императорской семьи. Их террористическая деятельность продолжалась и мосле 1905 г. и даже после того, как в 1917 г. большевики пришли к власти. В 1911 г. был убит царский премьер-министр Петр Столы­пин; именно эсерка покушалась на жизнь Ленина. Примерно в то же время в Петрограде, нынешнем Санкт-Петербурге, был убит видный большевистский лидер. Эти события привели к тому, что большевики сами стали использовать террор в борьбе с противниками своего режима. Террор был организационно оформлен чека[5], первоначаль­но создававшейся для борьбы с контрреволюцией и саботажем. Чека стала тайной полицией Советского государства и вскоре преврати­лась в инструмент политического контроля, подавлявший все формы оппозиции. Позже Чека продолжала свою деятельность под другими вывесками: ОГПУ, НКВД и КГБ.

Русские большевики и русская революция 1917 г.

Большевики первоначально были крылом Российской социал-демократической рабочей партии, основанной в 1898 г. На П съезде партии в 1903 г. произошел раскол на две фракции: большевики (по­лучившие большинство в ЦК) и меньшевики. Этот раскол в принци­пе был следствием разногласий по вопросам организации партии и членства в ней. Большевики во главе с Лениным хотели создать эли­тарную партию профессиональных революционеров, в то время как меньшевики считали, что у партии должна быть более широкая член­ская база без жесткого требования активно участвовать в политиче­ской работе. С началом революции 1905 г. возникли также различия во взглядах на тактические вопросы революционной борьбы.

Когда в 1917 г. большевики пришли к власти, Россия была нищей, отсталой страной, три года терпевшей военные лишения. После ко­роткой передышки страна на несколько лет погрузилась в хаос оже­сточенной гражданской войны большевиков и их союзников («крас­ных») с антибольшевистскими силами («белыми») и интервентами из ряда капиталистических государств. Именно в это время началось формирование политической диктатуры: введение контроля больше­вистской партии над самостоятельными институтами, возникшими в ходе революции 1917 г., такими как советы, фабрично-заводские ко­митеты и профсоюзы, устранение с политической сцены всех партий, кроме большевистской. Постепенно вся власть в новом советском государстве сконцентрировалась в руках Российской Коммунистиче­ской Партии (большевиков), как она стала называться с марта 1918 г. X съезд РКП(б), состоявшийся в марте 1921 г., внес изменения и в партийную демократию: запретил образование фракций.

Смерть Ленина и последовавшая за этим борьба за власть в партии

Поначалу, впрочем, этот запрет фракций не помешал созданию в партии нескольких группировок. Еще до смерти Ленина (январь 1924 г.) вспыхнул конфликт по поводу определенных аспектов пар­тийной политики. Фигура Льва Троцкого, организовавшего и возгла­вившего Красную Армию, вызывала опасения. Многие считали, что он может стать Наполеоном русской революции и захватить власть в партии и в Советском государстве. Это заставило Сталина, Зино­вьева и Каменева выступить против Троцкого, сформировав «три­умвират». В 1917 г. Сталин стал народным комиссаром по делам национальностей в новом советском правительстве; в 1922 г. он был избран Генеральным секретарем ЦК компартии — первоначально не слишком важный пост, который впоследствии стал самой значитель­ной должностью в партии и во всем Советском государстве. Зиновьев и Каменев были близкими соратниками Ленина, они оба и до и после революции входили в Политбюро, высший партийный орган. Они также возглавляли крупнейшие парторганизации страны, Каменев — в Москве, Зиновьев — в Ленинграде, как стали называть Петроград после смерти Ленина.

После политического разгрома Троцкого в 1924 г. триумвират рас­пался, и разгорелся ожесточенный конфликт по поводу экономиче­ской политики и сталинской концепции построения «социализма в одной стране». До тех пор большевики считали, что непременным условием построения социализма в советской России должна быть победа мировой революции. Теперь Зиновьев и Каменев возглавили оппозицию в Политбюро, самыми влиятельными лидерами которого были Сталин и Николай Бухарин. Центром оппозиции был Ленин­град, в нем городской партийной организацией руководил Зиновьев. На XIV съезде в декабре 1925 г. оппозиция потерпела поражение. Высшее партийное руководство организовало кампанию против Зи­новьева, которому вскоре пришлось оставить свой пост. Его сменил Сергей Киров[6].

После разгрома Зиновьева и Каменева быстро возникла новая оппозиция, куда вошли представители прежних оппозиционных группировок, в т. ч. Троцкий, Зиновьев и Каменев. Но глубокие про­тиворечия во взглядах сильно затрудняли формирование единой оп­позиции. Группа, известная как «объединенная оппозиция», также потерпела фиаско. В течение 1926-1927 гг. самые видные ее предста­вители потеряли все значимые партийные и государственные посты. В ноябре 1927 г. Троцкий и Зиновьев были исключены из партии, а в декабре того же года на XV съезде ВКП(б) такая же участь постигла Каменева и многих других сторонников оппозиции.

Зиновьев, Каменев и еще несколько человек, исключенных из партии, вскоре были в ней восстановлены, но только после того, как дали обещание воздерживаться от оппозиционной деятельности и подчиняться решениям ЦК партии. Однако Троцкий и большинство его сторонников отказались подчиниться. Троцкий в 1928 г. был вы­слан в столицу Казахстана Алма-Ату, а годом позже изгнан из Совет­ского Союза.

* * *

Спустя десять лет после революции 1917 г. партийная полити­ческая культура резко изменилась. До революции и какое-то время после нее политические вопросы открыто обсуждались партийцами, многие из которых были искушены в политике и довольно начитан­ны. Теперь же партийные собрания на местах посвящались внуше­нию принципов «генеральной линии» партии политически не зрелым рядовым партийцам. Запрет фракций в 1921 г. затруднял появление оппозиционных настроений в партии. Но поначалу несогласие с гене­ральной линией партии не считалось нелояльностью. Но постепенно несогласие начали определять как «уклон», а несогласных — имено­вать «антипартийными группами». Дискуссиями на партсобрани­ях дирижировали партийные инструкторы со стороны. Призывы к «единству» звучали все громче, а мнения, даже частично не совпадав­шие с «генеральной линией», подвергались резкой критике. Требова­лось полное подчинение; слово «оппозиция» стало ругательным.

Этим процессам способствовала и углубляла их угроза, которая, как считалось тогда, исходила от враждебного капиталистического окружения Советского Союза. В 1927 г. это противостояние достиг­ло апогея: всеобщий страх перед войной, вызванный напряженной международной обстановкой, привел, например, к разрыву диплома­тических отношений между Великобританией и Советским Союзом. Постоянно существовал страх перед внутренними врагами. Влияние партии в деревне оставалось слабым, поэтому большевики чувствова­ли себя чуждыми крестьянству. Это же относилось к интеллектуалам или «буржуазным специалистам», производственные и управленче­ские навыки которых были необходимы в силу нехватки партийных кадров. Это ослабление партийной демократии усугублялось измене­ниями в партийной организации. В конце 1927 г. в партии состояло около 1,3 млн членов и кандидатов. Только несколько тысяч из них вступили в партию до революции. Новыми членами были малообра­зованные, не искушенные в политике молодые люди[7].

Сталинская «революция сверху»

Во время гражданской войны в советском государстве была введе­на политика, получившая название «военный коммунизм», которая, в основном, сводилась к национализации промышленности, конфи­скации хлеба и других продуктов у крестьян и фактической ликвида­ции товарно-денежного хозяйства. Она преобладала до 1921 г., когда от нее отказались в пользу новой экономической политики (нэпа), который до определенной степени позволил возродить рыночную экономику. Были разрешены частные предприятия с числом сотруд­ников не более двадцати, а продразверстку заменили продналогом, что позволило крестьянам продавать излишки зерна на рынке. Нэп с самого начала ожидал успех: к 1927 г. национальное производство в СССР достигло довоенного уровня.

Но большевиков беспокоило влияние нэпа на общественно- политическую обстановку в стране. Процветала частная торговля, и вскоре появился преуспевающий класс торговцев и предпринимате­лей. В сельском хозяйстве, практически полностью основанном на частной инициативе, больше всего от нэпа выиграли относительно зажиточные крестьяне — кулаки. Следовательно, нэп привел к росту новых социальных слоев, интересы которых, по мнению большеви­ков, резко отличались от интересов рабочего класса.

Быстрый экономический рост в первые годы нэпа объяснялся, в первую очередь, возобновлением работы на многих предприятиях, закрытых во время гражданской войны и военного коммунизма. Ра­стущая экономика требовала новых капвложений, что и породило идею плановой экономики.

Первый из знаменитых пятилетних планов увидел свет в 1928 г. Его цель — индустриализация страны — была невероятно амбициоз­ной и входила в противоречие с существовавшими экономическими реалиями и рыночной экономикой нэпа. Помимо этого, неудовлетво­рительное снабжение городов продовольствием и нехватка зерна на экспорт ставили под угрозу индустриализацию. Экспорт зерна был источником поступления иностранной валюты, необходимой Совет­скому Союзу для покупки техники и оборудования для промышлен­ности по плану, до сих пор остававшемуся на бумаге.

Проведение нэпа подразумевало союз рабочего класса и крестьян­ства, и предполагалось, что оно должно было учитывать интересы по­следнего. Известен, или скорее печально известен, призыв Бухари­на к крестьянам: «Обогащайтесь!» Николай Бухарин был одним из ведущих идеологов партии и плечом к плечу со Сталиным боролся с левой оппозицией. Периодические кризисы заготовок заставили многих партийных вождей проявлять нетерпение. Крестьяне, удер­живающие излишки зерна, обвинялись в спекуляции и саботаже пя­тилетнего плана. В 1928 г. у крестьян начали массово отбирать хлеб, годом позже, зачастую с использованием насильственных методов, была проведена массовая коллективизация деревни.

Ускоренная индустриализация и (что немаловажно) насильствен­ная коллективизация привели к новому расколу политической вер­хушки. Бухарин и его сторонники в партийном руководстве, Алексей Рыков и Михаил Томский, выступили против принятого Сталиным курса. Они считали, что экономика должна развиваться более уме­ренными темпами, а крестьян необходимо стимулировать к увели­чению производства пряником, а не кнутом. Впрочем, эта «правая оппозиция» осталась в ЦК и в Политбюро в меньшинстве. В 1929- 1930 гг. они были смещены со своих постов и выведены из состава Политбюро.

Сталинская «революция сверху» имела и третью составляющую, известную как культурная революция. Во времена нэпа партийное советское руководство признавало, что советскому государству нуж­ны «буржуазные специалисты», и пыталось привлечь их к работе от­носительно высоким жалованьем и различными льготами. Однако уже в 1928 г. были предприняты атаки на буржуазных специалистов и вообще на буржуазные культурные ценности. Кампания началась в марте 1928 г. делом, возбужденным против группы инженеров из Шахтинского района Донбасса. Их обвиняли во вредительстве в до­бывающей промышленности и связях с иностранными державами.

Шахтинский процесс был первым в ряду печально известных по­казательных процессов, кульминацией которых явились «московские процессы» 1936-1938 гг. Шахтинский процесс проходил в Москве и вызвал гигантский общественный резонанс, потому что на нем при­сутствовали сотни журналистов и огромное количество зрителей. Заговор был сфабрикован органами госбезопасности. Поскольку явных улик не было, обвинение полагалось на признания обвиняе­мых. В качестве политического спектакля суд нельзя было назвать стопроцентно успешным. Многие обвиняемые заявили о своей не­виновности, а некоторые отказались от признаний, сделанных в ходе следствия. Но в качестве угрозы «буржуазным специалистам» про­цесс был достаточно эффективен. Он также положил начало ярост­ным нападкам на беспартийную техническую элиту, которая теперь была вынуждена занять оборонительную позицию в дискуссиях об экономической политике. Шахтинское дело было также частью борь­бы с политической оппозицией, противостоящей Сталину и пред­ставленной Бухариным и его сторонниками. Это и похожие про­цессы впоследствии помогли найти виновных в неудачах процесса индустриализации. Наконец, Шахтинский процесс использовался для демонстрации недостаточности революционной бдительности парторганизаций и профсоюзов[8]. За Шахтинским показательным процессом вскоре последовали другие, организованные по такому же сценарию. Наиболее известные из них дело Промпартии (1930) и дело «Метро-Виккерс» (1933).

Параллельно наступлению на «буржуазных специалистов» нача­ла осуществляться щирокомасштабная программа по обучению мо­лодого поколения, в первую очередь рабочей молодежи. Индустриа­лизация, предусмотренная пятилетним планом, требовала большого количества новых инженеров и управленцев. И, следовательно, перво­степенной задачей становилась смена буржуазных спецов новоиспе­ченными специалистами — выходцами из рабочего класса. Считалось, что несовместимость понятий «красный» и «специалист» преодоле­на и в советском государстве благодаря этому появилась собствен­ная интеллигенция. Эта политика, хотя она и не была чем-то новым, принесла в то время свои плоды. По меньшей мере 1,5 млн рабочих в годы первой пятилетки были переведены на инженерно-техническую работу. Около 150 тыс. рабочих (среди них 110 тыс. партийных) были приняты в вузы; большинство получило техническое образование, но многие вскоре заняли ключевые административные и политические посты. Эти 150 тыс. рабочих должны были сформировать новую со­циальную элиту, появившуюся в ходе «революции сверху» в первую пятилетку[9].

На производстве эта «классовая война» с буржуазными специали­стами вызвала попытку мобилизовать рабочие массы, в т. ч. путем по­полнения партии рабочими кадрами. Парторганизации создавались в заводских цехах, формировались по производственному принципу, а также по всей экономической и административной вертикали.

Итоги революции сверху: кризис режима в 1932-1933 гг.

1932 год был особенно тяжелым для государства: после коллективизации сельское хозяйство находилось в кризисе, страна испытыва­ла острую нехватку продовольствия, люди во многих регионах умирали с голоду. Промышленное производство упало, потому что плохо питавшиеся работники были слишком слабы, чтобы нормально тру­диться. В финансовой системе царил хаос, наблюдался огромный дефицит государственного бюджета. Попытки уменьшить его путем повышения цен на продовольствие привели к дальнейшему снижению уровня жизни. Население проявляло недовольство: в некоторых го­родах начались волнения, а голодные крестьяне покидали только что созданные колхозы. Хлеб в городах выдавался по карточкам. Когда весной 1932 г. были снижены нормы карточного снабжения хлебом, в городах начались антиправительственные выступления[10]. К осени голод — самый масштабный в стране в новое время — еще больше уси­лился. В 1932—1933 гг. от голода умерло не менее 7 млн чел. Власти отдавали приоритет снабжению городов, что порождало крайне же­стокое отношение к крестьянам. Из колхозов вывозился практически весь хлеб; часто того, что оставалось, не хватало на удовлетворение жизненно важных нужд крестьян. Протестовавших арестовывали и либо казнили, либо отправляли в исправительно-трудовые лагеря.

Властные полномочия самого Сталина постепенно росли, и после падения Бухарина он стал ведущей фигурой в руководстве страны. Вокруг него развился культ личности, начало которому, по большому счету, положило празднование его пятидесятилетия в декабре 1929 г. Сталина, который теперь считался практически непогрешимым, пре­возносили как гения. Впоследствии культ Сталина продолжал уси­ливаться. На XVI съезде партии открытой оппозиции уже не было. Делегаты вновь заклеймили разгромленную «правую оппозицию», а ее представителям пришлось, унижаясь, каяться. Отказавшихся ка­питулировать троцкистов критиковали еще более жестко — они те­перь, согласно политическому отчету ЦК съезду, представляли собой «антисоветскую контрреволюционную группу»[11].

Официальное осуждение всех уклонов и видимое единоду­шие, впрочем, не поставили крест на оппозиции. В декабре 1930 г. С. И. Сырцов, кандидат в члены Политбюро, и В. В. Ломинадзе, пер­вый секретарь Закавказского крайкома партии, были исключены из ЦК. Оба придерживались взглядов, схожих с взглядами «правой оппозиции», им было предъявлено обвинение во фракционной деятельности[12].

Во время серьезного кризиса 1932 г. некоторые партийцы попытались организоваться и вести пропаганду против Сталина и его по­литики. В ноябре 1932 г. три видных члена партии, Н. Б. Эйсмонт, В. Н. Толмачев и А. П. Смирнов, были обвинены в создании «контр­революционной группы». Наибольшую известность как оппозиция партийному руководству того времени получил «Союз марксистов-ленинцев», идеологическим вождем которого был Мартемьян Рютин. В 1932 г. Рютин разработал политическую платформу и составил обращение к членам ВКП(б). В этих документах резкой критике под­верглись партийное руководство и лично Сталин[13]. Рютин уже был исключен из партии, и теперь его участь разделили многие его сто­ронники. Он и его приверженцы были арестованы и приговорены к тюремному заключению. Рютину дали десять лет. Позже он и многие его единомышленники были казнены.

Дело Рютина сыграло важную роль в дискуссиях об убийстве Ки­рова. По данным некоторых историков, Сталин, предположительно, потребовал для Рютина смертной казни. Киров будто бы не согласил­ся с этим и добился поддержки большинства членов Политбюро по этому вопросу, тем самым нанеся Сталину поражение. Это, возмож­но, послужило Сталину мотивом для убийства Кирова. Мы вернемся к делу Рютина в гл. 9.

Дело Рютина повлияло также на судьбы Зиновьева и Каменева, которые относительно быстро, после исключения в 1927 г., были вос­становлены в партии. Но теперь Зиновьев и Каменев обвинялись в том, что, зная о существовании группы Рютина и будучи знакомыми с ее документами, не сообщили об этом партии. Их вновь исключи­ли из партии и приговорили к трем годам ссылки. Но уже в декабре 1933 г. их снова восстановили после нового покаяния[14].

По мере уничтожения различных оппозиционных группировок Центральный Комитет и Политбюро во все большей степени попол­нялись людьми, верными Сталину и его политике. В 1930-е гг. наибо­лее влиятельными политиками наряду со Сталиным были Вячеслав Молотов и Лазарь Каганович. Молотов в 1930-е гг. являлся членом Политбюро и председателем Совета Народных Комиссаров (аналог премьер-министра). Каганович также был членом Политбюро, секретарем ЦК и в первой половине 1930-х гг. возглавлял московскую организацию. Другие ключевые фигуры в окружении Сталина первой половины 1930-х гг. — Клим Ворошилов, Серго Орджоникидзе, Валериан Куйбышев, Анастас Микоян и Сергей Киров, каждый из которых в это время был членом или кандидатом в члены Политбю­ро. этот же период Ворошилов занимал пост наркома по военным и морским делам, а Орджоникидзе — наркома тяжелой промышленности. Куйбышев возглавлял Госплан, высший плановый орган Советского Союза. Микоян был народным комиссаром торговли (так нар­комат именовался до 22 ноября 1930 г., в 1930-1934 гг. — наркомат снабжения, в 1934-1938 гг. — наркомат пищевой промышленности, с 1938 г. — наркомат внешней торговли. — Примеч. пер.). Киров, как мы видели, руководил ленинградской парторганизацией.

«Великое отступление»

В 1931 г. культурная революция сошла на нет. Наряду с нереалистичными промышленными планами и хаосом, который вызвала в деревне насильственная коллективизация, атаки на «буржуазных специалистов» и попытки заменить их недавно подготовленными представителями и представительницами рабочего класса привели к многочисленным проблемам в промышленности: наблюдались высокий уровень прогулов, текучесть кадров, снижение производительности труда, низкое качество продукции, несчастные случаи на производстве и рост алкоголизма и преступности. Партийные вожди вынуждены были признать, что попытки пролетаризировать техни­ческую интеллигенцию и наступление на буржуазных специалистов крайне негативно сказались на экономике.

Подрыв авторитета управленцев ослабил производственную дис­циплину Выдвижение на командные высоты рабочих — зачастую неоправданно поспешное — приводило к низкому качеству управле­ния производством. В июне 1931 г. Сталин произнес речь, в которой ta клеймил «уравниловку» и объявил о приостановке продвижения рабочих-производственников. Он призвал к тому, чтобы «побольше внимания и заботы» проявлялось по отношению к специалистам «старой школы», которые, как утверждал Сталин, «определенно поворачивают в сторону рабочего класса»[15].

Как следствие, был принят ряд мер по ограничению рабочих в правах, по улучшению дисциплины и борьбе с текучестью кадров. Отлы­нивание от работы стало уголовно наказуемым, были введены обяза­тельные трудовые книжки, записи в которых фиксировали переход рабочих с предприятия на предприятие. Общепринятой практикой стало материальное стимулирование: увеличилась доля сдельной работы и выросла разница в зарплате. «Социалистическое соревно­вание» как между рабочими, так и предприятиями, как предполага­лось, должно было стимулировать трудовую активность трудящихся. Значительно улучшилось положение специалистов из «бывших» и членов их семей.

Этот перелом в рабочей политике был лишь одной стороной явле­ния, получившего название «Великое отступление»[16]. После 1931 г. происходила общая переоценка революционных ценностей, которых так упорно придерживались многие большевики. Она сделала неак­туальным антибуржуазный радикализм, занимавший некогда проч­ные позиции. Аналогично новому требованию порядка и нормально­го режима работы на производстве и в сфере управления, в культуре и общественной морали акцент делался на ценностях, во многом харак­терных для традиционной буржуазной респектабельности. В образо­вании вернулись к традиционным авторитарным методам обучения с упором на дисциплину и власть учителей. В университетах профес­сора вернули себе авторитет, и прием в вузы стал осуществляться на основании конкурса оценок, а не по социальному происхождению абитуриента или политическому критерию. В искусстве авангардизм подвергся резкой критике, стали востребованы более традиционные художественные формы. В литературе герой необязательно должен был быть простым рабочим, он мог быть наставником трудящихся и образцом для подражания. В семейной политике вновь стали по­ощрять нуклеарную семью, ставшую теперь основной ячейкой социа­листического общества. Отношение к женщинам во многом начало соответствовать взглядам, распространенным в дореволюционном обществе. Радикальная эмансипация женщин, с упором на их неза­висимость от мужчин, идеологически была уже не приемлема. Новая семейная политика делала ставку на успешных матерей и домохозя­ек. Законы об абортах и разводах, принятые после революции, были изменены: процедура развода стала сложнее, а аборты запретили. Го­мосексуализм был признан уголовным преступлением.

Еще одно проявление смены вектора в идеологии можно обнару­жить в пропаганде советского патриотизма, имевшего характерные черты замаскированного русского национализма, развивавшегося за счет интернационалистических аспектов. Изменилась и советская национальная политика. Были приняты меры к тому, чтобы свести на нет национальные черты и местные традиции и дать русскому народу приоритет над другими народами Союза.

Весной 1934 г. началась масштабная работа по восстановлению авторитета законов и реорганизации правовых институтов Советского Союза. Делался упор на ужесточении законов и правовых процедур, также на обеспечении их соблюдения. Впрочем, Сталин не стремил­ся к введению того, что на Западе могли бы назвать «диктатурой за­кона»; скорее его политика была средством консолидировать общество после хаоса «революции сверху», а в более общем смысле была проявлением его желания построить высокоцентрализованное госу­дарство. Но убийство Кирова вернуло государство к использованию органов внесудебной расправы[17]. В следующие после убийства годы упрочение правовой системы сопровождалось — как это ни парадок­сально — нарастанием террора.

В январе 1933 г. было решено провести «чистку» партии путем проверки благонадежности ее членов. Такие массовые партийные чистки 11|)()водились после революции 1917 г. несколько раз. Поскольку партия количественно «разбухла», требовалось избавиться от «случайных элементов»: взяточников, карьеристов, рвачей и «морально раз­ложившихся», а также от политически пассивных членов. Кампании МО приему в партию новых членов, проводившиеся во время культур­ной революции, привели к тому, что численный состав ВКП(б) вырос за 1928-1932 гг. невероятно — с 1,5 млн чел. до 3,6 млн чел.[18]

Обычно чистки не были прямо направлены против политической оппозиции. Но вместе с перечисленными выше традиционными категориями на этот раз объектом чисток становились и те, кто сопротивлялся «железной дисциплине». Люди, питавшие недоверие к пла­нам партии, твердившие об их невыполнимости, были ей не нужны. Кампании по приему в партию новых членов в годы первой пятилет­ки диктовались прежде всего желанием высшего партийного руководства увеличить представительство рабочих в партии, и поэтому чистки необходимо рассматривать в т. ч. и как отход от радикального «пролетаризма» времен культурной революции.

Восстановление Зиновьева и Каменева в партии в конце 1933 г. было одним из многих признаков того, что политическая напряжен­ность ослабевает. Бухарин был прощен и получил пост редактора правительственной газеты «Известия». Второй пятилетний план, разра­ботанный в 1933 г., был умереннее и реалистичнее, чем первый, и в большей степени учитывал запросы потребителей. Жесткий нажим на крестьян, считавшийся необходимым во время коллективизации, ослабел. Снизилось количество казней и депортаций. Смягчение по­литического климата отражало преодоление общегосударственного кризиса. По официальным данным пятилетний план был выполнен всего за четыре года. На производстве были восстановлены дисци­плина и порядок. К осени 1933 г. справились с голодом. Битву с кре­стьянами государство выиграло, хотя и ценой огромных жертв.

В дипломатических отношениях также отмечалась более спокой­ная политическая атмосфера. Лой У. Хендерсон из недавно открытого американского посольства писал о том, что люди стали более раскре­пощенными: образ их жизни все менее походил на пролетарский; на­чались изменения и в политике режима, в которой особое внимание уделялось патриотизму, частично за счет пролетарского интернацио­нализма. В то же время, подмечал Хендерсон, некоторые партийцы отрицательно реагировали на эти тенденции, считая их опасными и небольшевистскими. По этому поводу Хендерсон говорит об увеличе­нии разницы в оплате труда и уровне жизни инженерно-технических работников и управленцев, с одной стороны, и простых рабочих — с другой. Еще одним яблоком раздора было, очевидно, членство Совет­ского Союза в Лиге Наций и готовность Советского правительства за­ключать пакты о взаимопомощи с капиталистическими странами[19].

XVII съезд партии

Семнадцатый партсъезд открылся 26 января 1934 г. в атмосфере смягчившегося политического климата. Съезд был назван «съездом победителей». Сталин защищал политику партии, утверждая, что внутрипартийной оппозиции уже нет:

«Если на XV съезде приходилось еще доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на XVI съезде — добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде — и доказывать нечего, да, пожалуй — и бить некого. Все видят, что линия партии победила»[20].

Но партийную линию требовалось проводить в жизнь. По Сталину, существовала «пропасть» между тем, что решили и что действитель­но сделали. Вину за неудовлетворительное выполнение партийных указаний возложили на «неисправимых бюрократов и канцеляри­стов». Были упомянуты и «люди с известными заслугами в прошлом, люди, ставшие вельможами, люди, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков»[21]. Другими сло­вами, никто, независимо от чина и звания, не мог чувствовать себя в безопасности, если не выполняет в точности партийные указания. На первый взгляд съезд казался триумфом партийного единства и лич­но Сталина. Бывшие ведущие оппозиционеры — Зиновьев, Каменев, Бухарин и другие — соревновались в доходящем до крайней степени самоуничижении и восхвалении Сталина. В этом потоке славословий не прозвучало ни одного критического голоса, который бы поставил мод сомнение решения, вызвавшие гигантские потрясения в стране несколькими годами ранее, или последствия «революции сверху».

Впрочем, утверждалось, что многие делегаты съезда были не довольны правлением Сталина, а некоторые даже хотели сместить его с поста Генерального секретаря ЦК ВКП(б). В этой связи упоминают­ся, прежде всего, два обстоятельства. Во-первых, фамилия Сталина, как считают, была вычеркнута из большого числа бюллетеней для тайного голосования на выборах в конце съезда нового состава ЦК. Кирова в то же время якобы поддержали практически единогласно. Чтобы скрыть это, возможно, результаты голосования фальсифицировали. Во-вторых, утверждалось, что группа делегатов съезда обращалась к Кирову с целью выяснить, желает ли он выдвинуться на пост генерального секретаря и заменить Сталина. Оба эти утверждения играют значительную роль в тех работах об убийстве Кирова, цель которых продемонстрировать, что у Сталина был мотив избавиться от Кирова[22]. В гл. 9 мы вернемся к этому и выясним, насколько обо­снованы эти утверждения и обсудим их достоверность.

После XVII съезда партии

В период после съезда, завершившего работу в феврале 1934 г., до убийства Кирова 1 декабря того же года политический климат стал еще мягче. Если в 1933 г. органами госбезопасности было арестовано свыше полумиллиона человек, то в следующем году этот показатель упал примерно до 200 тыс. чел. За этот же период количество арестов по обвинению в «контрреволюционных преступлениях» сократи­лось с 283 тыс. до 90 тыс. чeл.[23] По отношению к крестьянству про­водилась более умеренная политика. В 1933 г. колхозники получили индивидуальные наделы, на которых могли выращивать урожай для собственного потребления или для продажи на колхозных рынках. В 1934 г. размеры таких наделов могли быть увеличены. Частично амнистированы были крестьяне, сосланные во время коллективи­зации. Режим также стремился к примирению со старой интеллигенцией. Многие из тех, кто был лишен избирательных прав, теперь получили возможность голосовать на выборах в Советы. Состояние экономики улучшалось, и с голодом было покончено. В ноябре 1934 г. ЦК ВКП(б) принял решение об отмене с 1 января 1935 г. карточек на хлеб. Это решение было неоднозначно воспринято массами, опасав­шимися, что отмена карточной системы повлечет за собой рост цен[24]. Но само по себе решение было явным признаком улучшения эконо­мического положения страны.

Также важно, что с целью обеспечения законности и порядка ре­организовали органы госбезопасности. В июле О ГПУ было преобра­зовано, и органы госбезопасности вошли в состав нового Народного комиссариата внутренних дел (НКВД), который возглавил Генрих Ягода. Карательные органы потеряли большую часть своих судебных полномочий, в том числе право выносить смертные приговоры. Те­перь эти функции входили в компетенцию прокурора. Эта реоргани­зация была направлена на закрепление правовых норм и судебных процедур и одновременно нацелена на строительство высокоцентра­лизованного государства. Впрочем, на практике органы сохранили некоторые свои прерогативы, в том числе возможность НКВД через Особое совещание приговаривать к ссылке или заключению на срок до пяти лет в административном порядке[25].

Особое совещание — один из множества примеров непоследова­тельности более мягкой политики. Такие умеренные инициативы ча­сто сочетались с силовыми методами, а об отказе от однопартийной диктатуры и подумать было нельзя. И все же, несомненно, в 1934 г. политический климат страны смягчился. Крайние меры и внесудеб­ные институты уже не считались необходимыми, во всяком случае в той степени, что раньше. Освобождение лиц, осужденных за антисо­ветские преступления, стало возможным, потому что, как сказал Во­рошилов, «обстановка теперь резко изменилась». А Каганович писал, что реформа органов госбезопасности «означает, что поскольку время у нас более спокойное, можем наказывать через суды, а не прибегать к внесудебным репрессиям, как до сих пор»[26].

Население заметило смягчение политического климата. Мемуа­ристы описывают 1934 г. как год, когда прекратились массовые ре­прессии предыдущего периода. Можно было почувствовать опреде­ленное облегчение и смотреть в будущее с оптимизмом. Впрочем, широкие слои населения были ожесточены и к партии относились крайне скептически[27].