III

III

Возвращение Сердара в грот. — Планы мести. — Преследование шпиона. — Ночное бдение в горах. — Кишная и Веллаен. — Месть.

Долина начинала покрываться мрачными тенями заходящего солнца, которое давно уже перешло за уровень высоких гор, окружавших джунгли. Это было то именно время, когда Рама и Нариндра с отчаянием в душе искали своего друга гораздо выше тех мест, где происходили только что описанные события; далекое расстояние, а с тем вместе и густая растительность мешали Сердару слышать их призывы и выстрелы их карабинов.

— Идем, Ауджали! — сказал Сердар, усаживаясь на шее животного. — Скорее к проходу, дитя мое, пожирай пространство!

И он направил слона по тому направлению, по которому сам шел сегодня утром, так как у подошвы горы растительность была более редкая, низкая и поэтому не затрудняла движений слона. Трудно описать радость Сердара, наполнявшую его сердце в эту минуту. Полный доверия к будущему и слегка зараженный фанатизмом, как и все люди, долго жившие на востоке, он смотрел на чудесное избавление свое из приготовленной ему ловушки как на несомненный знак успеха на своих будущих предприятиях, на первом плане которых у него стоял акт правосудия и мести относительно человека, согласившегося быть агентом губернатора Пуант де Галля в этой подлой засаде. Вряд ли успел негодяй этот добраться до прохода, и наверное удастся захватить его, что было только вопросом времени и быстроты, после чего Сердар присоединится к друзьям, которые должны находиться в смертельном беспокойстве относительно его участи.

Сердару, как видите, не было известно, что туземец, преследовавший его, был не один, а вместе с сообщником, но рвение его нисколько бы не изменилось, будь это ему даже известно; он забрал себе в голову во что бы то ни стало доказать губернатору Цейлона, что Сердаром не легко завладеть, а раз он решил что-нибудь, он приводил это в исполнение, будь этот план так же безумен и отважен, как тот, который он задумал сейчас.

Поезжай он до конца в том направлении, по которому ехал, он встретил бы непременно Сами, дежурившего у подошвы горы, но проход, к которому он ехал, был не совсем в глубине долины, и к тому же он выигрывал около трех километров, т.е. полторы мили, прорезывая джунгли на расстоянии семи-восьми сот метров, прежде чем повернуть в ту сторону, где находился молодой индус.

— Так! — сказал он, внимательно всматриваясь в свет, видневшийся еще на верхушках, чтобы дать себе точный отчет о наступлении ночи. — Передо мною еще двадцать минут времени, это больше, чем нужно, чтобы добраться до середины горы.

И он двинул вперед Ауджали, который взбирался на гору с легкостью, поразительной для его колоссальной туши, по каменистым и скалистым склонам, которые сделались скользкими от действия на них обилия воды во время периодических дождей.

Сердар предвидел, что шпион, посланный против него, не останется в Долине Трупов после своей неудачи; чтобы не быть застигнутым его товарищами или им самим, если только ему удалось бы спастись из ямы, он до ночи будет, конечно, скрываться в самой густой чаще джунглей и только тогда решится выйти оттуда, чтобы добраться до прохода и вернуться в Пуант де Галль. Дело было теперь в том, чтобы добраться прежде него к тому месту, где он предполагает скрыться. Эта часть программы Сердара была исполнена им с успехом, и он расположился самым комфортабельным образом на маленьком плато, откуда он вместе со своими товарищами посылал последний привет «Эриманте», уносившей молодого Эдуарда Кемпуэлла в Пондишери.

Скрытый в тени огромного баниана, Ауджали стоял против прохода таким образом, что никто решительно не мог пройти мимо, не натолкнувшись на этого колосса. Приняв все предосторожности, Сердар сел на камень подле самого слона, скрываясь под одной с ним тенью; он знал, что глаза привыкают мало-помалу к темноте, а потому без этой предосторожности шпион может увидеть его раньше, чем он сам его заметит. Как ни было бы незначительно пространство, разделявшее их в тот момент, его было достаточно, чтобы дать индусу возможность пустить в ход быстроту своих ног, а в последнем случае Сердар не был уверен, что одержит победу. Но среди ночной тьмы, сгущенной еще тенью индийского фикуса, этого не надо было бояться.

Довольный тем, что может отвечать на утреннюю западню вечерней западней, и предвкушая наслаждение мести, хозяин Ауджали сидел, ничего почти не думая в ожидании своего врага.

Негодяи, испуганные появлением Ауджали, бросились бежать, как мы уже сказали, потому что приняли его за дикого слона. Первой заботой их было защищаться скорее от возможности нападения на них, и они не нашли ничего лучше, как взобраться на дерево, которое скрывало бы их и защищало от опасного животного. Сидя среди густой листвы, они присутствовали при всех перипетиях спасения их жертвы и каково же было их удивление, когда они увидели, что слон, принятый ими за жителя джунглей, способствовал освобождению пленника. После благополучного отбытия последнего на спине Ауджали они решили сойти со своего наблюдательного пункта и поделиться увиденным.

— Ну-с! — начал первый Кишная. — Здорово нас одурачили.

— Вот тебе, — отвечал Веллаен, — и тысяча рупий награды, которые ты мне обещал… убежали они теперь на спине этого проклятого слона.

— А я, ты думаешь, ничего не теряю здесь, не говоря о репутации, которой нанесен будет смертельный удар? Я вижу, как моя трость с золотым набалдашником догоняет твою тысячу рупий.

— Нельзя ли как-нибудь снова начать? Восемь дней, назначенные тебе сэром Вильямом Броуном для поимки Сердара, еще не прошли, и мы можем быть счастливее во второй раз.

— Простись с этой надеждой, мой бедный Веллаен! Ты знаешь, что говорят обыкновенно в наших деревнях на Малабарском берегу: «Одну и ту же ворону не ловят два раза подряд одним и тем же куском мяса». Так-то-с, мой милый! Ту же поговорку мы можем применить и здесь.

— Знаю это, Кишная! Но из этого не следует, чтобы одной и той же вороны нельзя было поймать на другой кусок мяса.

— Да, понимаю прекрасно… но признаюсь тебе, мой бедный Веллаен, что в голове у меня совсем пусто. Я воспользовался тем, что имел лучшего в своем мешке, и должен признаться, случаю угодно было, чтобы все довольно хорошо удавалось мне. Теперь же в моем распоряжении остались одни только хитрости, годные для таких только ничтожных людей, как ты, но они непригодны для Сердара, который будет теперь еще больше прежнего настороже.

— Ты не относился так презрительно к моей помощи сегодня утром, когда я предложил тебе прибегнуть к кобрам.

— Что ж, я не отрицаю того, что каждому из нас может хоть раз в жизни прийти в голову счастливая мысль, — сказал Кишная, смеясь, — но мне кажется с тобой этого не случится…

— Можешь смеяться надо мной, сколько тебе угодно. Это не мешает мне сказать, что, заключи я договор с губернатором, я не признался бы так скоро в своей неудаче.

— Ну, поступай себе так, как будто бы ты на моем месте; придумай что-нибудь хорошее, исполнимое, и я обещаю не только помогать тебе всеми своими силами, но еще удвоить вознаграждение, которое тебе обещал.

Веллаен задумался, и спустя несколько минут лицо его просияло.

— Вчера вечером, — отвечал он, — не пробирались ли мы ползком к гроту, где Сердар спал со своими товарищами? Кто помешает нам сделать то же сегодня вечером, затем мы проскользнем или, вернее, ты проскользнешь ползком в самый грот и убьешь его кинжалом, пока он будет спать.

— Вот видишь, мой бедный Веллаен, ты поступил неверно; вместо того, чтобы кончить твою первую мысль, которая предназначала нам обоим одну и ту же роль, чтобы «мы вместе проскользнули в грот», ты поспешил избавить себя от этого, предоставить мне одному подвергать себя опасности…

— Я не принадлежу к касте душителей, известных своей смелостью. Я, как тебе известно, простой заклинатель змей, продавец тигровых шкур, и мужество не свойственно моему ремеслу.

— Мы душим, но не убиваем кинжалом, — отвечал Кишная, находившийся в несколько шутливом расположении духа.

— Не убивай тогда, а задуши, — отвечал Веллаен, опровергая его доводы. Негодяй не мог так легко отказаться от надежды получить тысячу рупий, составлявших целое состояние для него.

— Кончим шутки, — сказал тогда Кишная сухим тоном, — и подумаем лучше, куда нам скрыться от опасности. Можешь быть уверен, что Сердар и его товарищи обшарят джунгли по всем направлениям, и если мы по какому-нибудь несчастному случаю не выберемся отсюда сегодня вечером, то завтра, наверное, будет поздно.

— Пусть будет по-твоему! Не хочешь попытаться еще раз, то нам ничего, действительно, не остается больше, как вернуться в Пуант де Галль.

В эту минуту Рама и Нариндра спускались в долину после бесплодных поисков, оглашая лес своими криками и выстрелами из карабинов.

— Слышал? — сказал Кишная своему сообщнику. — Через час они соединятся и у нас не хватит ловкости убежать от них.

Они теперь спешат к гроту, где Сердар, я сам слышал это утром, назначил им собраться. Видишь, прежде чем что-нибудь предпринять против нас, им нужно свидеться друг с другом и знать, что мы не только существуем, но что мы причина опасности, которой подвергался их друг. Это дает нам всего два часа отсрочки, и мы скорее должны воспользоваться ими.

Не желая попасть в руки товарищей Сердара, которые обходили пешком южную оконечность долины, предатели медленно направились в сторону прохода, чтобы прибыть туда только к ночи. Когда они добрались до первых уступов горы, прошел уже час с тех пор, как Сердар ждал их; подымаясь по склонам, ведущим к верхнему проходу, они старались делать поменьше шуму, опасаясь разбудить бдительность своих врагов, если те, паче чаяния, запоздали в джунглях. Веллаен просил сообщника пустить его вперед, потому что в большинстве случаев здесь нельзя было идти рядом.

— Ступай, трус! — отвечал ему Кишная. — Ты боишься, что нас будут преследовать, и хочешь, чтобы первые удары доставались мне.

Веллаен оставил без внимания этот новый сарказм своего достойного друга, поспешив воспользоваться данным ему позволением.

Им понадобилось не более получаса, чтобы добраться до места, где Сердар поджидал того, которого он знал и не мог иначе знать, как под названием «шпиона англичан».

Ночь была тихая и безмолвная; ни малейшее дуновение ветра не шевелило листьев деревьев, и, не будь оба сообщника босиком, шум шагов их по камням давно уже предупредил бы Сердара об их приближении. В эту минуту в соседней роще послышался обычный в это время крик гелло, жалобный и заунывный, который всегда наводит таинственный ужас на индусов, потому что зловещая птица эта предвещает близкую смерть тому, кто ее слышит с левой стороны от себя, — а роща, откуда слышался этот крик, находилась по левую сторону от ночных путешественников. Веллаен сразу остановился.

— Что случилось? — шепотом спросил его Кишная. — Почему ты не идешь дальше?

— Ну, слышал ты?

— Что?

— Крик гелло?

— Неужели нам ложиться посреди горы из-за того только, что этой зловещей птице угодно было нарушить молчание ночи своим отвратительным пением. В таком случае пропусти меня вперед, мне не особенно нравится долго оставаться здесь.

Веллаен, возвращенный к действительности этими словами, не пожелал идти назад, убежденный в том, что в случае нападения им нечего бояться, чтобы на них набросились спереди, и с новым жаром пустился дальше. Можно было подумать, что страх дает ему крылья; моментально опередил он на двадцать пять, тридцать шагов своего спутника, который продолжал идти все тем же ровным шагом, не замедляя и не ускоряя его.

Сами того не зная, приближались они к роковому месту. Еще несколько шагов, и зловещее пророчество гелло должно исполниться… Сердар замечает уже едва заметную тень, которая увеличивается… удлиняется… Притаившись в своем углу с охотничьим ножом в руке, готовый броситься на врага, ждет он с лихорадочным нетерпением… хотя в честной и великодушной душе этого человека является минутами сомнение в том, имеет ли он право убивать человека, притаившись в засаде? Человек этот, правда, искал его смерти, и утром он имел полное и законное право защищаться против него, но теперь, когда все это прошло, имеет ли он право сам, собственной рукой совершить над ним правосудие?

Правосудие! Какая горькая насмешка! Кому же передаст он этого убийцу для заслуженного возмездия?

Правосудие! Какая это случайная, изменчивая и относительная вещь! Не оно ли также преследует и его, не оно ли вооружило против него руку негодяя, избрало для него род смерти самый ужасный, какой только можно придумать?.. Не это ли правосудие будет петь похвалы человеку, который из тщеславия изменил своим соотечественникам и обещал доставить мертвым или живым первого борца за независимость своей страны, правую руку индусской революции? И не на его ли стороне должно быть правосудие? Не английское правосудие, разумеется, но правосудие совести, олицетворенное в лице каждого человека, который всегда имеет право защиты, «право возмездия суда Линча», когда находится в такой среде, где правительственное правосудие не защищает его.

И если он пощадит этого человека, кто поручится ему, что сам он не падет завтра под его ударами, и не только он, но и товарищи его? Полно! Долой эту смешную чувствительность, это ложное великодушие: не должен ли быть в эту минуту настоящим судьей тот, кто едва не погиб от руки приближающегося теперь негодяя? Нечего медлить, туземец уже в пяти шагах от него… пожалуй, прыгнет назад, убежит от него!

Сердар бросился вперед… Раздался страшный крик, один-единственный, потому что охотничий нож по самую рукоятку вонзился в тело негодяя, который с пронзенным насквозь сердцем упал, как бык, убитый на бойне… и остался недвижим… Он был мертв!

Сердар был смущен, поражен… В первый раз убивал он человека при таких обстоятельствах, но безопасность его товарищей требовала этого и волнение его скоро успокоилось. Заставив Ауджали схватить хоботом труп, он взобрался к нему на спину и приказал ему бежать через проход со всею возможною для него скоростью.

А между тем отряд сипаев по-прежнему занимал свой пост. Что же задумал Сердар? Одно из героических безумств, которые сделали его имя популярным на всем Индостанском полуострове. Он хотел бросить к ногам сэра Вильяма Броуна, губернатора Цейлона, труп того, которого он считал шпионом, посланным заманить его в западню, где он едва не погиб. Не зная в лицо Кишнаю, которого они видели ночью и то мельком у озера Пантер, он не подозревал, что принял заклинателя змей за предводителя душителей, тень за добычу, и что несчастный, которого он убил, был «одним из самых ничтожных орудий его.

Веллаен, однако, получил давно уже заслуженное им наказание за множество совершенных им преступлений. Он был сообщником Кишнаи и его приверженцев, которые продавали ему шкуры тигров и пантер, убитых ими в лесах Малабарского берега, за что он с своей стороны доставлял им молодых еще невозмужалых девочек и мальчиков, которых в известное время года приносили в жертву на алтарь богини крови и убийства, грозной Кали.

Негодяй похищал их тайком, заманивая сначала к себе, где поил одурманивающим питьем, от которого те засыпали на все время, необходимое ему. В таком виде он прятал их на дне повозки под шкуры ягуаров или тигров и направлялся в джунгли, где отдавал их тугам, получая взамен глиняную посуду, сандал, корицу и меха, — все то, одним словом, чем душители, живущие в лесах, вели торговлю.

Сердар избавил, следовательно, мир от чудовища, такого же опасного и преступного, как и Кишная; не принадлежа к касте душителей и не имея даже права, как последние, оправдываться своими религиозными убеждениями, он совершал страшные злодейства исключительно из корыстолюбивых целей.

Как бы там ни было, но Сердар не подозревал, что собирается бросить к ногам губернатора труп человека, которого тот не знает, тогда как Кишная, скрывшись в самой густой чаще леса, благословлял небо за ошибку, спасшую ему жизнь.

Доехав до вершины прохода у озера Пантер, где расположился лагерем отряд сипаев, Сердар пустил слона галопом. Луна еще не всходила, и ночная тьма была так глубока, что ничего нельзя было различить в двух шагах от себя; кроме часовых, весь отряд спал глубоким сном. На призыв часовых, однако, все солдаты вскочили моментально, схватились за оружие и выстроились. Ауджали пустился прямо на них, и Сердар, не отвечая на приказание офицера, который не видел даже к кому обращается, прорвался сквозь цепь солдат и крикнул на тумальском наречии, на котором он говорил, как туземец:

— Сердар убит! Приказ губернатора! Я везу труп его!

И он пролетел так быстро, что никто из отряда, пораженного его словами, не осмелился остановить его.