Глава седьмая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава седьмая

Крупная промышленность обороняется

Национал-социалистская волна, прокатившаяся по провинциям и партиям, затопила также бесчисленное множество объединений и профсоюзов, в которых было самостоятельно организовано германское народное хозяйство. В короткий сравнительно срок национал-социализм частью захватил, частью уничтожил, частью перестроил союзы работодателей, рабочих и лиц свободных профессий. Господствующая и задающая тон в Германии идеология потребовала того, чтобы это завоевание командных высот было изображено как «сословная перестройка». Однако ни о каком плане перестройки до сих пор ничего не слышно. Поэтому приходится остановиться только на процессе унификации этих организаций, который происходил в основном в трех направлениях: против предпринимательских союзов, против рабочих организаций и против крестьянства.

Из трех подвергшихся нападению групп успешней всего устояли союзы промышленников, где дело свелось лишь к некоторому изменению в составе руководящего персонала. Та борьба, которую с 1 апреля повел хозяйственный референт национал-социалистской партии д-р Отто Вагенер против германской промышленности, закончилась ужасающим поражением нападающей стороны. Она не только стоила Вагенеру его поста, но и привела ряд его друзей в концентрационный лагерь. Имперский союз промышленности после вступления Гитлера на пост канцлера холодно заявил, что его отношение к правительству будет зависеть от мероприятий последнего. После этого Вагенер потребовал не только включения национал-социалистских доверенных лиц в правление имперского союза, но и отставки его председателя Круппа фон Болена и ухода управляющего делами тайного советника Кастля. Правда, эта могущественная организация была вполне готова сделать известные уступки правительству, необходимые для поддержания его престижа. Она выпустила отличавшееся весьма сдержанным энтузиазмом заявление по поводу возвещенного Гитлером национального празднества в день 1 мая. Точно так же, присоединившись в середине июня к лозунгу дня и переименовавшись в «имперское сословие германской промышленности», она этим самым исправила один из дефектов организации германских работодателей и слилась с объединением германских союзов работодателей. Кастль оставил свой пост, на котором и без того не хотел оставаться. Напротив, Крупп остался председателем и в новом «имперском сословии промышленности». Правда, президиум с перепуга подал 6 апреля в отставку, однако вскоре с помощью Фрица Тиссена, пользующегося влиянием на Гитлера, Крупп одержал победу над комиссарами из Коричневого дома. Некоторое время Вагенер со своими коллегами Меллером и фон Люкке вмешивался в дела имперского союза. Когда же в конце июня министром народного хозяйства стал д-р Курт Шмитт, доверенное лицо хозяйства, то этому был положен конец. Вагенер хотел объединить имперский союз с профессиональными союзами в одну сословную организацию промышленности и упрекал Круппа в том, что он осмелился назвать имперским сословием лишь одну организацию работодателей. Этот протест был одним из последних должностных действий Вагенера на его посту. Его преемник по руководству этим отделом национал-социалистской партии Вильгельм Кеплер был доверенным лицом промышленников. 13 июля Гитлер ввел его в качестве уполномоченного по экономическим вопросам как в Коричневый дом, так и в правительство.

Несколько большим успехом увенчалась национал-социалистская атака на самые могущественные объединения предпринимателей Запада, на союз, который ввиду своего длинного названия — «Союз для защиты хозяйственных интересов в Рейнской области и Вестфалии» — обычно назывался «Союз с длинным именем». Руководство этим союзом, в течение ряда лет оказывавшим крупное влияние на германскую политику, принадлежало честолюбивому д-ру Шленкеру, который был раньше политически близок германской народной партии, а затем дейч-националам. Его соперником был прежний руководитель другой могущественной организации этого угольного и железорудного района, союза работодателей Северо-запада. Это был тот самый прокурор в отставке Грауерт, которого Геринг сделал своим сотрудником в министерстве внутренних дел. Национал-социалистская атака была направлена теперь против Шленкера. Он должен был согласиться с тем, чтобы в сотрудники, т. е. фактически в качестве контролера, ему был дан один из младших командиров штурмовиков. Разумеется, такое положение долго продолжаться не могло. В конце июня Шленкер ушел. Выгоду отсюда в конечном счете извлек Фриц Тиссен, крупный акционер Стального объединения, самого крупного концерна германской тяжелой промышленности, друг Геринга, оказывавший большую финансовую помощь Гитлеру. Он старался получить в дар от правительства господство над Стальным объединением, которое в свое время Фридрих Флик захватил в свои руки и затем снова продал правительству. С помощью целого ряда слияний правительство, которое владело большинством важнейших акций концерна, должно было остаться в меньшинстве и потерять всякое влияние, а вместе с ним и 125 млн. марок, предоставленных в помощь концерну.

Уже через несколько недель после прихода Гитлера к власти все знали, что величайшие выгоды от национальной революции 1933 г. достанутся Фрицу Тиссену. После ухода Шленкера подал в отставку в начале июля также номинальный председатель «Союза с длинным именем» д-р Шпрингорум, который одновременно являлся председателем союза работодателей Северо-запада. Его преемником на обоих постах стал Тиссен. О сословной организации хозяйства больше не было и речи. Кто не в состоянии был обойтись без идеологии, мог утешиться тем, что в настоящее время и в народном хозяйстве был введен принцип вождя в его чистой форме, без всякого демократического аппарата, и что вождем промышленности в важнейшей германской промышленной области является Тиссен, издавна снабжавший Гитлера деньгами и оттеснивший на задний план даже Круппа. Вдобавок Геринг ввел Тиссена в свой государственный совет. Тем самым Тиссен стал одним из могущественных людей, перед которыми должны дрожать обер-президенты. Руководители 4 национал-социалистских окружных организаций, на которые простирается власть Тиссена, поспешили поэтому в середине июля обратиться к этому крупному промышленнику с письмами одинакового содержания, в которых выражали ему свою преданность.

«Вы являетесь, — гласили письма, — высшей государственной властью в экономических вопросах нашего округа. В соответствии с этим я приказал своим органам обращаться по всем вопросам экономической политики, за исключением вопросов сельскохозяйственных, только к вам и считать ваши решения обязательными».

Преисполненный гордости, Тиссен опубликовал это письмо, угрожая рабочим организациям и требуя, чтобы они не смели нарушать мир на предприятиях. Хотя это и был вполне национал-социалистский лозунг, однако слова Тиссена вызвали раздражение среди национал-социалистских вождей и побудили имперского министра труда Зельдте выступить 21 июля с высокомерным контрзаявлением, в котором за Тиссеном (имя его при этом не было названо) отрицалось право вмешательства в вопросы труда, а Герингу напоминалось, что в данном случае речь идет о вопросах, касающихся всей Германии, а не одной лишь прусской провинции.

Оглушенное среднее сословие

Печальнее всего кончилась национал-социалистская атака на торговые организации, производившаяся из рядов среднего сословия; печально не для главных ее действующих лиц, а для самого дела. В 1932 г. в рамках национал-социалистской партии был основан «Боевой союз промышленного среднего сословия», руководителем которого являлся бывший вождь национал-социалистской молодежи д-р Теодор-Адриан фон Рентельн. С Боевым союзом была связана для миллионов национал-социалистских избирателей великая надежда, во имя которой они отдали Гитлеру свои голоса. Мелкие лавочники расхаживали в 1932 г. по большим универсальным магазинам, высматривая себе там отдельные местечки, где, в соответствии с пунктом 16-м партийной программы, «Третий Рейх» должен был устроить для них прилавки. 16-й пункт, как известно, обещал «немедленную муниципализацию крупных торговых предприятий и их сдачу в наем по дешевым ценам мелким промышленникам».

Своего первого «успеха» Боевой союз добился 28 марта, когда Главное объединение германского союза розничной торговли предоставило в своем правлении членам национал-социалистской партии 51 % голосов. 4 мая это объединение слилось с прочими оптовыми и розничными торговыми союзами в единое «имперское сословие германской торговли». Вождем этого имперского сословия был избран сам д-р фон Рентельн. За день до того он был избран также вождем нового «имперского сословия германского ремесла», как был переименован прежний имперский союз. Заместителем Рентельна и фактическим руководителем этого союза стал д-р Целени.

После некоторого сопротивления, исходившего от Гугенберга, Боевой союз завоевал также «Съезд германской промышленности и торговли». Съезд представлял собой объединение всех германских торговых палат. Последние являются органами публично-правового порядка, представляющими перед правительством интересы всего хозяйства какого-либо округа. Кроме того, они располагают некоторыми правами контроля над хозяйством.

22 июня Съезд промышленности и торговли избрал д-ра фон Рентельна своим единственным председателем. Его прежний председатель д-р Грунд объяснил свою отставку тем, что «необходимо пойти навстречу требованиям времени». В своей вступительной речи д-р фон Рентельн обещал повести завоеванную им организацию навстречу счастливым временам; для этого его полномочия должны быть расширены, хозяйство в соответствии с национал-социалистской идеей должно само управлять собой и торговые палаты должны стать краеугольными камнями грядущего сословного переустройства Германии.

Это были неосторожные слова, ибо в национал-социалистском движении имелись люди, более могущественные, чем д-р фон Рентельн, которые совершенно иначе представляли себе краеугольные камни сословного переустройства. Организационный руководитель партии д-р Лей предназначал для этой цели рабочие организации. Наконец, самый сильный из них, Гитлер, положил конец этому спору. Гитлер приостановил сословную перестройку и на время отложил покровительственную политику в отношении среднего сословия. Это ужасное разочарование, о котором мы будем говорить подробнее ниже, вызвало ряд манифестаций протеста, во время которых не были соблюдены даже внешние формы вежливости в отношении национал-социализма. Лей воспользовался этим, чтобы в силу своих партийных полномочий и с согласия Гитлера избавиться от конкурента. 7 августа он объявил Боевой союз промышленного среднего сословия распущенным. Он разбил его на две различные организации. Первая из них называлась «Национал-социалистская ремесленная, торговая и промышленная организация», вторая — «Объединенный союз германского ремесла, торговли и промышленности». Первая из них объединяет тех членов, которые вступили в прежний боевой союз до 1 мая, вторая — всех остальных. Практически это разделение означало не что иное, как исключение всех «конъюнктурных национал-социалистов», а вместе с тем серьезное ослабление роли среднего сословия внутри партии. Тем самым движение среднего сословия, которое стало стеснительным для национал-социалистских вождей, было оглушено ими; умерло ли оно, покажет будущее.

Завоевание предприятий

Самый бурный и помпезный характер носило вступление национал-социализма в рабочие организации. Профсоюзы всех направлений, включая близко стоявшие к социал-демократии, пытались мирно ужиться с национал-социализмом, выразив ему свою преданность. В день вступления Гитлера в должность канцлера Теодор Лейпарт, председатель свободных профсоюзов, выставил следующий лозунг: «Правда, мы находимся в оппозиции к новому правительству, однако лозунгом дня является организация, а не демонстрация». После 5 марта свободные профсоюзы отказались даже от этой умеренной оппозиции. Штурмовики заняли профсоюзные дома. 7 апреля Лейпарт в речи, произнесенной в комитете Всеобщего объединения германских профсоюзов, заявил, что профсоюзы вправе потребовать признания со стороны правительства, ибо и они в свою очередь признали великую цель, преследуемую правительством, а именно — построение внутренней и внешней свободы нации, базируясь на творческих силах всего народа.

Самое слабое сопротивление национал-социалистам оказали союзы служащих, ибо здесь наибольшим политическим влиянием с давних пор пользовался крайне правый антисемитский союз — «Германский национальный союз приказчиков». 29 марта ушел в отставку основатель и вождь Всеобщего свободного союза служащих, социал-демократ и депутат рейхстага Ауфгейзер. Спустя месяц союз распался сам собой. Напротив, рабочие профсоюзы, несмотря на тактику предупредительности в отношении правительства, оказались жизнеспособнее, чем союзы служащих, занимающие колеблющуюся политическую линию. Перевыборы фабзавкомов, которые произошли 2 марта на берлинских коммунальных предприятиях, показали, что господство свободных профсоюзов далеко не было сломлено. Наряду с ними утвердились только коммунисты, между тем как национал-социалисты получили всего несколько процентов голосов.

То, с чем не справилась революция снизу, было довершено сверху. 5 апреля имперское правительство издало «закон о представительстве на предприятиях и в хозяйственных объединениях». Он давал работодателю право увольнять любого рабочего «по подозрению в противогосударственных взглядах». Частью добровольно, частью под нажимом «коричневых рубашек» многие работодатели выбросили после этого на улицу своих «марксистов». Закон этот сломил сопротивление на предприятиях. Единственной рабочей организацией национал-социалистов были национал-социалистские ячейки на предприятиях, которые, судя уже по названию, охватывали только национал-социалистов в отдельных предприятиях и вели с их помощью пропаганду. При такой организации они не в состоянии были выступать в вопросах заработной платы в какой-нибудь отрасли производства. Вожди организации национал-социалистских ячеек на предприятиях хотели того же самого, чем занимались ранее национал-социалистские вожди среднего сословия: они хотели сохранить профсоюзы и занять в них руководящие посты. Некоторые рассчитывали, что этого удастся добиться мирным путем, и уговаривали Лейпарта, равно как и его коллегу Грасмана, добровольно и без шума уйти со своих постов. Лейпарт не пришел по этому поводу ни к какому решению.

Первое мая

Лейпарт безусловно примирился с новым политическим положением. Национал-социалисты возымели блестящую пропагандистскую мысль объявить первое мая, давний рабочий праздник, национальным праздником и на законном основании приостановить в этот день работу, чего социал-демократы не могли добиться даже во времена республики. 20 апреля свободные профсоюзы приняли решение, в котором приветствовали введенный законом первомайский праздник национального труда и предложили своим членам повсеместно участвовать в устраиваемом по инициативе правительства празднике, «в полном сознании своих пионерских заслуг в деле первого мая, в почитании созидательного труда и вполне заслуженном вовлечении рабочих в государство».

Первого мая «национальный праздник» был отпразднован с большой пышностью. Речь Гитлера многих разочаровала. Ее никак нельзя считать одной из лучших его речей. Раньше всего она не содержала того, что надеялись услышать многие: конкретной программы хозяйственного развития и создания работ. Указание на второстепенный по существу проект, а именно на постройку автомобильных дорог, подействовало на массы раздражающе. Основная мысль его речи заключалась в том, что физический труд должен быть освобожден от того пренебрежительного отношения, с которым к нему еще относятся в обществе. «Чтите труд и уважайте рабочих». В общем, эта идея оказала более сильное, можно сказать, романтическое влияние на слои народа, не занимающиеся физическим трудом, чем на рабочих, которые больше заинтересованы в получении справедливо оплачиваемой работы и в человеческом рабочем дне. Таким образом, речь эта являлась по существу обходом социального вопроса. Это было совершенно неуместное важничание, пренебрегавшее вопросами хлеба насущного во имя социальной чести, а возможно, лишь во имя снисходительного отношения к меньшему брату. Эти взгляды «Фелькишер беобахтер» несколько лет назад поэтически выразил следующим образом:

«Bruder im Gold und Seid, Bruder im Arbeitskleid, Reicht euch die Hand!» («Брат в золоте и в шелку, брат в рабочем платье, подайте друг другу руки!»)

Почему вообще существует разница между золотом, шелком и грубым сукном — этого Гитлер первого мая не сумел объяснить.

«Германский рабочий фронт»

За блестящими кулисами этого национального праздника уже стояли наготове подрывные команды, которые должны были взорвать профсоюзы. 2 мая между 10 и 11 часами утра ко всем профсоюзным домам в Германии подъехали грузовики с членами штурмовых и защитных отрядов. Они заняли помещения союзов и арестовали их вождей. Лейпарт, Грасман и бывший министр труда Виссель были арестованы, избиты и отведены в концентрационный лагерь. Этим выступлением руководил доктор Лей, шеф национал-социалистской партийной организации. Он выпустил воззвание, в котором заявил: «Рабочий, твои учреждения священны и неприкосновенны для нас, национал-социалистов. Сам я бедный крестьянский сын и знаю нужду. Рабочий, клянусь тебе, мы не только сохраним для тебя все, что существует теперь, но и расширим охрану и права рабочего, чтобы он стал в новом, национал-социалистском государстве полноценным и почетным членом народа».

Все профсоюзы были объединены в один «Германский рабочий фронт». Это было воинственное название, весьма странное для организации, которая должна была знаменовать собой конец классовой борьбы. 10 мая в Берлине на имперском конгрессе этого фронта Гитлер произнес речь, в которой призывал рабочих «устранить у миллионов, стоящих по другую сторону, мнение, будто они остаются внутренне чуждыми германскому народу и его восстанию». Тогда якобы в Германии все люди, стремящиеся только к величию своего народа, обретут друг друга.

Как просто разрешится в таком случае социальный вопрос — «они уже как-нибудь столкуются между собой, и если бы от случая к случаю снова возникли сомнения и суровая действительность разыграла какую-нибудь из своих шуток, то почетнейшая задача правительства в качестве честного маклера будет состоять в том, чтобы снова соединить готовые опуститься руки».

И в отношении профсоюзов преобразовательная деятельность национал-социалистов свелась до настоящего времени лишь к их внешнему завоеванию. Параллельные организации, которые возникли в хаосе различных направлений, были постепенно слиты. Таким образом, в конце июня существовали только 14 рабочих союзов для такого же количества отраслей промышленности. Они представляли собой столпы германского рабочего фронта. Наряду с ними из объединения различных организаций служащих возник еще один столп этого фронта. Даже предпринимателей Лей хотел включить в свой рабочий фронт, однако его односторонний «приказ» практически не дал никаких результатов. Обоими столпами рабочего фронта управляет центральное бюро, которое до известной степени является личным бюро Лея. Управлением в непосредственном смысле слова ведает «малый рабочий конвент». Представители различных союзов образуют «большой рабочий конвент». Заместителем Лея, который несет обязанности и по партийной линии, является его старый сотрудник, депутат рейхстага Шмеер. Наряду с новым профсоюзным аппаратом сохранилась прежняя организация национал-социалистских ячеек на предприятиях, значение которой сильно уменьшилось. Она продолжает заниматься вербовочной работой для национал-социалистской партии и находится под руководством депутата рейхстага Шумана.

Доктор Лей рассчитывал, что германский рабочий фронт явится для него позицией, которая поможет ему стать первым человеком в государстве после Гитлера и превзойти Геринга. Однако здесь его ждало полное разочарование. Геринг всяческими способами дал ему почувствовать свое превосходство. Сам Лей своевременно понял, что он должен пойти навстречу предпринимателям. В статье, помещенной в «Фелькишер беобахтер», он обещал работодателям, что они снова станут хозяевами в своем доме, если только согласятся стать слугами народа в целом. Иными словами, национал-социалистские профсоюзы не будут чинить помех предпринимателям, если последние будут политически поддерживать правительство. Лей мечтал о том, что рабочий фронт станет равнозначущим великой сословной перестройке, к которой сведется вся политическая жизнь Германии.

Эти надежды оказались тщетными благодаря двум событиям. Профсоюзы утратили большую часть своего значения в связи с «законом о доверенных лицах труда», который имперское правительство издало 19 мая. Эти доверенные лица, которых рейхсканцлер назначает по предложению провинциальных правительств для крупных экономических районов, должны быть «честными маклерами», о которых говорил Гитлер. Закон этот отменял самовластие Лея, который вместе с Вагенером, имперским комиссаром народного хозяйства, назначенным национал-социалистской партией, рассадил повсюду своих так называемых окружных руководителей. С помощью этих руководителей национал-социалистская партия хотела сохранить за собой право вмешательства в конфликты между трудом и капиталом и намеревалась не допускать открытой борьбы. Теперь государство отнимало у них эти полномочия. Доверенные лица вплоть до «нового урегулирования социального законодательства» устанавливают вместо профсоюзов и союзов предпринимателей условия коллективных договоров, обязательность которых остается неприкосновенной. Следует избегать, чтобы обе стороны в будущем противостояли друг другу как классовые противники; однако нынешние организации еще не созрели для этого идеального состояния. Это было свидетельством о неспособности Лея, который в середине июня на международной рабочей конференции своим грубым и бессмысленным выступлением вызвал всеобщее возмущение и насмешки. Все, что последовало за тем, является, собственно говоря, лишь прелюдией к его неизбежному падению.

Ведомственная бюрократия с помощью этого закона уничтожила в настоящее время значение профсоюзов. Поворот в экономической политике, происшедший в начале июля, разбил все надежды Лея на будущее. Был издан ряд распоряжений относительно того, что подготовительные работы по сословной перестройке Германии должны быть приостановлены. Больше того, под конец даже дискуссия о сословной перестройке была взята под подозрение как саботаж. С тех пор Германский рабочий фронт существует скорее для представительных целей. Он стал принудительной организацией, которая временно обеспечивает своим членам их место работы и за свои услуги получает довольно значительные доходы.

Борьба за пашню

В области аграрной политики национал-социализм и после прихода Гитлера к власти оставался долгое время в оппозиции, ибо сельскохозяйственное ведомство досталось Гугенбергу. Уже тогда в распоряжении национал-социалистов находилась численно самая крупная крестьянская организация в Германии — так называемый «Аграрно-политический аппарат национал-социалистской партии», весьма циничное название для союза, состоящего из живых людей. В названии этом совершенно бессознательно отразилась холодная погоня его творцов за властью. Гугенберг хотел улучшить бедственное положение германского народного хозяйства путем повышения цен на аграрные продукты. Напротив, вождь «Аграрно-политического аппарата» Дарре в соответствии с национал-социалистскими установками видел исцеление в понижении процентной ставки по крестьянским долгам, которую он хотел понизить до 2 %. Сначала Гугенберг невозбранно проводил свои планы. Путем ревизии таможенных ставок он еще до выборов в рейхстаг сильно поднял цены на молоко и жиры. Одновременно он издал постановление, согласно которому охрана сельского хозяйства от продажи имущества за долги, которая уже существовала в восточных провинциях, была распространена на всю Германию. Продажа с молотка земли и сельскохозяйственного инвентаря была временно — до 31 октября — просто-напросто запрещена. Впрочем, общим убеждением дейч-националов и национал-социалистов являлось то, что крестьянство должно быть спасено за счет других частей народа. 5 апреля в своей речи перед германским сельскохозяйственным советом Гитлер заявил, что считает своей важнейшей опорой крестьянское сословие, в котором сосредоточено будущее нации. Германский народ может обойтись без городских жителей, но не без крестьян. Ради них нужно запастись мужеством, не боясь стать до известной степени непопулярным.

Между тем Гугенберг продолжал гнать вверх цены и облегчать налоговое бремя, стараясь по возможности не нарушить системы кредита. К концу апреля он разработал законопроект об уменьшении долгов сельского хозяйства, который согласно капиталистическим принципам являлся нарушением договоров с разрешения закона. Сельскохозяйственные долги, превышавшие известную сумму, должны быть уменьшены на 50 %, а процентная ставка должна была быть снижена до 4 ? %. Однако и это Дарре счел недостаточным. Во время торжественного государственного визита, который он нанес Гугенбергу и его сотруднику, государственному секретарю фон Рору, Дарре потребовал снижения процентной ставки до 2 %. Гугенберг воскликнул, что благодаря своим таможенным ставкам он поднял цену на молоко на 1 пфенниг и этот лишний пфенниг гораздо важнее для сельского хозяйства, чем уменьшение процентной ставки на 2 %. Противники расстались непримиренными. Совершенно неожиданно в борьбу вмешался Шахт, однако не с тем, чтобы оказать поддержку Гугенбергу или Дарре. Он нашел слишком смелым даже понижение процентной ставки до 4 ? %. Однако Гугенберг настоял на своем, и его предложение о сложении задолженности стало 1 июня законом. Это было самым крупным актом в его министерской деятельности.

«Крестьянское дворянство»

Тем временем Дарре в другом месте, где он пользовался большим влиянием, успел провести свой излюбленный план. Прусское министерство юстиции, находившееся в национал-социалистских руках, опубликовало разработанный им «закон о наследственных дворах». Целью этого закона являлось — сделать заповедными дворы издавна оседлых крестьянских родов. Эти дворы нельзя было продавать, и они должны были оставаться в роду неделимыми. Таким образом Дарре рассчитывал положить конец «номадизированию» земли и воспитать из крестьянства, которое он считал ядром народа, на охраняемых законом крестьянских дворах новое «дворянство крови и земли». Главною целью закона было — не допускать впредь продажи и обременения долгами крестьянских дворов и навязать это благодеяние целому ряду поколений даже против воли нынешнего поколения. Закон этот в конце сентября был распространен на всю Германию. Вместе с законом о наследственных дворах во всей Германии была создана новая форма крестьянского землевладения, которая до сих пор существовала только в отдельных местностях.

Покуда Гугенберг держал в своих руках министерство сельского хозяйства, подобное законодательство являлось лишь романтической прогулкой, затрагивавшей эту проблему только стороной. Главным занятием Дарре в то время являлась революция снизу против министра дейч-националов. 4 апреля он заставил все еще влиятельную сельскохозяйственную организацию — имперский ландбунд — слиться воедино с крестьянскими союзами и с его собственным Аграрно-политическим аппаратом. Во главе этого объединения было поставлено «Имперское руководство германского крестьянского сословия». Его верховным покровителем был Гитлер, а председателем — Дарре, который тем самым стал хозяином всего германского крестьянского движения. Спустя месяц национал-социалисты сместили председателя ландбунда графа Калькройта якобы по подозрению в продажности, которое позже оказалось несостоятельным. Его место занял сотрудник Дарре Мейнберг. Германский сельскохозяйственный совет — публично-правовой орган в области сельского хозяйства, наподобие съезда промышленности и торговли, — избрал в середине мая своим председателем Дарре. Таким образом, все сельскохозяйственные организации находились уже в его руках, когда в конце июня политическая борьба между национал-социалистами и дейч-националами кончилась уничтожением последних и Гугенберг ушел с поста министра.

АГРАРНАЯ ДИКТАТУРА ДАРРЕ

Гитлер назначил Дарре, которого он считал реформатором исторического масштаба в области сельского хозяйства, на пост имперского министра народного питания и прусского министра сельского хозяйства. Депутат рейхстага национал-социалист Виликенс был назначен государственным секретарем прусского министерства сельского хозяйства. В имперском министерстве народного питания, где Дарре до конца сентября должен был примириться с пребыванием сотрудника Гугенберга фон Рора в качестве статс-секретаря, ибо этого желал Гинденбург, лицом, пользующимся его доверием, являлся Бакке, комиссар для особых поручений.

Первым делом Дарре после вступления в должность было заявление, что обещанное им понижение процентной ставки не может быть проведено. Отношение-де его, Дарре, к закону Гугенберга о сложении задолженности известно, однако немедленное изменение этого закона невозможно. Верно здесь было, что назначенный одновременно с Дарре министр народного хозяйства Шмитт отказался бы занять свой пост, если бы его коллега по сельскохозяйственному ведомству позволил себе хоть словом обмолвиться о снижении ставки до 2 %. Положение германского хозяйства в конце июня 1933 г. было столь катастрофическим, что Гитлер в данный момент скорее мог обойтись без реформатора Дарре, чем без специалиста Шмитта. Дарре же считал, что министерство стоит каких-нибудь 2 %.

Вальтер Дарре родился в 1895 г. Как и многие руководящие национал-социалисты, он является заграничным немцем. Родом он из Аргентины. В течение нескольких лет Дарре находился на имперской и прусской государственной службе в качестве сельскохозяйственного эксперта по прибалтийским странам. Знакомство с крестьянским укладом в северных странах привело его к изучению проблемы, которая благодаря его формулировке «о связи между кровью и землей» приобрела известность политического лозунга. По возрасту он может поспорить со своим коллегой Геббельсом, по своему тщеславию он, пожалуй, превосходит его. Спустя несколько дней после своего назначения министром он согласился на то, чтобы нассауские крестьяне вблизи Висбадена, где Дарре написал свою книгу о «Крестьянстве как источнике северной расы», поставили ему, человеку едва достигшему 38 лет, базальтовый памятник весом в 120 центнеров со следующей надписью: «Р.-В. Дарре благодарное крестьянство его родного нассауского округа». Он сам произнес речь при освящении своего собственного памятника. О своих задачах Дарре говорит с огромным пафосом. Ведь дошел же он до того, чтобы в месте своего летнего отдыха запретить представление оперетты «Веселый крестьянин», так как содержащаяся в ней сатира не совместима с идеей о том, что крестьянство является основой новой Германии.

При своем вступлении в должность Дарре возвестил, что его задачей как национал-социалиста явятся поддержание в деревне духа народности и забота об увеличении численности крестьянства. Города-де являются только «народными потребителями». Сохранение народности — вот основное мероприятие, благодаря которому крестьянство должно быть спасено. Другим мероприятием является обеспечение независимости пропитания народа. При этом не следует односторонне уделять внимание аграрным ценам. С помощью одних лишь хозяйственных мероприятий нельзя помешать тому, чтобы германское крестьянство не очутилось через несколько десятилетий в том же положении, в котором оно находится в настоящее время. Вообще согласно национал-социалистским представлениям не хозяйство, а человек и культура играют главную роль. Сохранение крестьянства не является вопросом о ценах, а о государственном праве. Дарре хочет таким образом путем принуждения со стороны государства, началом которого является закон о наследственных дворах, прикрепить крестьянина к земле даже ценой жертв с его стороны, хочет заставить его принять участие в жертвах, которые несет народ во имя сохранения крестьянского сословия. Иными словами, он хочет заставить его остаться крестьянином, хотя бы он больше не хотел им быть. Во имя какой высшей цели он требует этого от крестьянина? Во имя того, что мировую войну Германия в значительной мере проиграла, не будучи в состоянии сама прокормить себя.

После своего назначения министром Дарре надеялся, что легко сможет овладеть движением цен на хлебном рынке. Богатый урожай, вызванное им падение цен, а также не совсем благоприятное для развития цен устранение еврейской посреднической торговли вынудили его солиднее взяться за дело.

В середине сентября имперский закон предоставил ему полномочия включить в «имперское сословие питания» не только сельское хозяйство, но и потребителей, объединенных в общества, которые носят характер принудительных синдикатов. В первую очередь министр в праве диктовать цены на пшеницу и рожь и ограничивать размеры посевной площади. Эти полномочия так сильно нарушили восхваляемую Гитлером свободу хозяйства, что имперское правительство по требованию Шмитта должно было выступить с успокоительными заверениями: о подобном регулировании остального хозяйства оно-де не помышляет. Таким образом сельское хозяйство, чьи долги были заморожены государством, было изъято также из-под влияния естественного хозяйственного процесса.

Хозяйство должно быть свободно, но сельское хозяйство имеет все же диктатора.

Дарре очень осторожно высказал свое мнение по поводу колонизации и крупного землевладения. Он-де полагает, что некоторые крупные землевладельцы, быть может, предпочтут избавиться от своих переобремененных долгами поместий и удовольствуются взамен них крестьянскими наследственными дворами. Однако гугенберговский закон о запрете продажи имений с молотка, а также закон о сложении задолженности способствовали сохранению многих поместий, которые были не жизнеспособны. Никогда еще на земельном рынке в германских восточных провинциях, который раньше был наводнен предложениями о продаже просроченных поместий, не предлагалось так мало земли для колонизации, как в 1933 г. Руководитель померанской окружной национал-социалистской организации государственный советник Карпенштейн грубо, но выразительно потребовал, чтобы крупные землевладельцы добровольно предоставили свою землю для колонизации. Помещики в Восточной Пруссии заблаговременно, без публичного напоминания, сами заявили о своей готовности уступить свою землю, однако лишь при условии, что она достанется в первую очередь их местным безземельным крестьянам. В общем и целом переселение крестьян при национал-социализме по настоящее время развивается далеко не в соответствии с обещаниями бранденбургского обер-президента Кубе, который заявил, что его программа колонизации будет «значительнее, чем освобождение крестьян бароном фон Штейном». Официальная политика скорее следует советам Геринга, который заявил 17 марта в Штеттине на собрании померанского ландбунда, что в соответствии со здравым смыслом он понимает вещи следующим образом: «Не нужно, с одной стороны, заниматься колонизацией, а с другой — разрешать, чтобы имения гибли. Прежде всего нужно позаботиться о сохранении того, что уже существует».

Это были слова, которые нашли глубокий отклик в сердцах крупных землевладельцев. За этими словами последовал символический жест. Заключался он в том, что 28 августа Геринг подарил главе всех крупных землевладельцев в Германии, старому президенту, принадлежавшее государству поместье Лангенау, которое было присоединено к его прежним владениям. Гитлер удвоил ценность этого подарка, освободив имение от налогов на все время, пока оно будет находиться во владении мужской линии рода Гинденбургов.

Скачка на Восток

Заселение германского Востока крестьянами взамен крупного землевладения было в Германии одной из самых популярных экономических идей. При этом люди большей частью недооценивали существующие трудности. Национал-социалистские агитаторы охотно пользовались лозунгом о колонизации. Руководство же, а именно Гитлер, вело себя сдержанно, выдвигая, правда, совершенно необычный аргумент. Так, Гитлер в своей книге пишет:

«Для нас, немцев, лозунг «внутренней колонизации» вреден уже потому, что он укрепляет среди нас мнение, будто мы открыли средство, которое в соответствии с пацифистскими взглядами позволяет в спокойной полусонной жизни «доработаться» до лучшего существования. Это учение, если бы мы отнеслись к нему серьезно, означает конец всякому усилию добыть себе место на этом свете, которое нам подобает… Во всяком случае такая земельная политика не может быть осуществлена где-нибудь в Камеруне, а может быть осуществлена в настоящее время только в Европе. Нужно совершенно холодно и трезво стать на ту точку зрения, что, разумеется, не небеса распорядились о том, чтобы один народ получил на этом свете в 50 раз больше земли, чем другой. В таких случаях нельзя позволить, чтобы политические границы отвели нас в сторону от границ вечного права. Если на этой земле действительно есть место для всех, то пусть же нам дадут столько земли, сколько нам необходимо для жизни».

Таким образом «колонизационная политика» национал-социализма заключается не в разделении и парцелляции крупного землевладения в Восточной Германии, а в завоевании новых земель в Восточной Европе. Завоевание — вот мысль, которая меньше всего способна заставить побледнеть Гитлера. Ибо в том же разделе своей книги он заявляет:

«Либо мир управляется согласно представлениям нашей современной демократии, и тогда в каждом решении центр тяжести склоняется в пользу наиболее многочисленных рас, либо мир управляется по законам естественного соотношения сил, и тогда побеждают народы с более жестокой волей и притом не народы, способные к самоограничению. Не приходится сомневаться, что этому миру придется когда-нибудь пережить ожесточенную борьбу за существование человечества. В конечном счете побеждает всегда только инстинкт самосохранения. Под его влиянием так называемая гуманность, представляющая собою смесь глупости, трусости и мнимого всезнайства, тает, словно снег под лучами мартовского солнца. Человечество стало великим в вечной борьбе — при вечном мире оно погибнет».

В основе всех этих мыслей лежит ложная предпосылка. Гитлер исходит из предположения, что численность германского народа в течение одного столетия достигнет 250 млн. человек. В действительности германский народ не размножается в такой пропорции. Напротив, его численность постепенно уменьшается. По подсчетам имперского статистического бюро, в 1980 г. Германия будет насчитывать только 50 млн. жителей. В связи с этим земельная политика Гитлера лишается своих предпосылок. Что же касается вечной борьбы, то тем временем сам рейхсканцлер Гитлер должен был понять, что в соответствии с новейшими успехами в этой области кривая роста германского населения может в результате этой борьбы пасть гораздо ниже, чем при сохранении «неестественного» мира.

Мелкий лавочник проигрывает сражение

Мы можем коснуться здесь лишь некоторых важнейших пунктов экономической политики национал-социалистского государства. Важнейшим событием и для германского хозяйства явилось в 1933 г. крушение Лондонской мировой экономической конференция. Оно свело на нет величайший экономический шанс правительства Гитлера, а именно надежду, что начало национал-социалистского режима совпадает с естественным оживлением мирового хозяйства. Это оживление не наступило ни на мировом рынке, ни — с помощью какого-нибудь чуда — на германском внутреннем рынке. Тем временем сократилась германская внешняя торговля частью вследствие политического бойкота, а в еще большей степени благодаря растущей во всем мире тенденции к автаркии. В связи с этим председатель Рейхсбанка д-р Шахт после бесплодных переговоров с иностранными кредиторами объявил 8 июля об отказе Германии платить по своим долгам, что было названо мораторием трансфера. Фактически это означало, что Германия не уплачивала больше процентов по большинству своих иностранных долгов. Отдельные же должники внутри страны должны были независимо от этого вносить проценты и платежи в погашение долга. Эти взносы использовались для предоставления субсидий германским экспортерам, с тем чтобы они могла понизить цены и побить иностранную конкуренцию. С помощью картелирования эта возможность «демпинга» была использована еще в большей мере.

В общем, Гитлер в первые месяцы своего правления, когда борьба за власть казалась ему важнее, чем укрепление хозяйства, предоставил руководство экономической политикой Гугенбергу. Этим самым он также отдавал дань своим основным взглядам, а именно тому, что политика важнее хозяйства. «Капитал служит хозяйству, а хозяйство народу» — таково было несколько банальное экономическое учение, содержащееся в речи, с которой он выступил в рейхстаге 23 марта. Национал-социалисты встретили эти слова бурными аплодисментами. Что же касается экономических методов, то «правительство будет стремиться оживить экономические интересы народа не посредством организованной государством хозяйственной бюрократии, а с помощью максимального поощрения частной инициативы на основе признания частной собственности». После этих слов, согласно отчету рейхстага, следуют уже не бурные аплодисменты «коричневых рубашек», а только «оживленное одобрение справа и в центре». Гитлер предоставлял капитализму новый шанс укрепить свое существование. Покуда правил Гугенберг, активность национал-социалистов в области экономической политики сводилась преимущественно к выступлениям ее организаций среднего сословия. Проводился бойкот универсальных магазинов и потребительских обществ, которые были доведены до разорения; при случае их руководители подвергались арестам; жестокие преследования грозили тем, кто, невзирая на этот бойкот, покупал в этих магазинах. Это разрушение функционирующих хозяйственных организаций называлось сословной перестройкой Германии! Еще 31 мая Гитлер обещал представителям среднего сословия выпустить в скором времени общий закон о сословной перестройке. Однако он тогда уже намекнул, что не следует связывать с этим слишком больших надежд: жизнь-де нельзя втиснуть в определенные рамки, сословная перестройка должна совершиться органически снизу. В то время как вожди среднего сословия хотели разрушить универсальные магазины, а неразумные провинциальные правительства в погоне за популярностью оказывали им в этом поддержку, имперское правительство предоставляло универсальным магазинам кредиты из государственных средств, достигавшие многих миллионов марок.

Это нежелание национал-социалистского государства портить из-за среднего сословия свои отношения с заправилами хозяйства сказалось уже в издании противоречивых законов и в способе их применения. Один из законов об охране среднего сословия, который был разработан министерством народного хозяйства в середине марта и удовлетворял интересам розничных торговцев, так и остался на бумаге. В начале апреля действительно был издан закон «в защиту розничной торговли». Важнейший пункт его сводился, однако, лишь к запрету открывать новые розничные магазины до 1 ноября 1933 г. В универсальных магазинах была запрещена продажа прохладительных напитков и отменены мастерские. Закон 15 июля предоставлял провинциям право ввести налог на универсальные магазины. Однако самая крупная из провинций, Пруссия, не воспользовалась этим законом. Чтобы довести до крайнего предела разочарование среднего сословия, заместитель вождя национал-социалистской партии Гесс, ближайший сотрудник Гитлера, опубликовал 7 июля заявление, которое гласило:

«Отношение национал-социалистской партии к вопросу об универсальных магазинах принципиально остается неизменным. Его разрешение последует в свое время в духе национал-социалистской программы. Ввиду общего хозяйственного положения партийное руководство считает недопустимыми активные выступления, ставящие себе целью заставить закрыться универсальные магазины и другие подобные им предприятия. Членам национал-социалистской партии впредь запрещается предпринимать какие-либо действия против универсальных магазинов и подобных им предприятий».