8. Влияние Войн Роз на английское общество

8. Влияние Войн Роз на английское общество

Король Генрих:

О бедный край, больной от войн гражданских!

Я не сберег тебя от смут заботой, -

Что ж будет, коль заботой станет смута?

О, снова превратишься ты в пустыню,

Где будут волки лишь бродить, как встарь!

Уильям Шекспир. Генри IV. Часть II, IV, 5

Вера в то, что Войны Роз явились катастрофой для Англии, за века поселилась в умах необычайно прочно. Долгое время никто даже не пытался всерьез оспаривать этот тезис. В настоящее время историки уже не утверждают безапелляционно, что последствия гражданских войн были настолько уж разрушительными, хотя оценивают их влияние на политическое устройство английского общества как существенное и длительное.

Со всей ответственностью можно заявить, что главные мифы всех учебников по истории — самоубийство феодального баронства и построение тюдоровского абсолютизма на руинах аристократии — можно сдать в архив. Но влияние английской знати, ее независимость от королевской власти к середине XVI века действительно сократились. Частично это стало результатом Войн Роз, но в большей степени — политики первых двух королей династии Тюдоров.

Генри VII целенаправленно лишал аристократов возможностей нарушать мир в королевстве. Он не спешил создавать новых лордов и заполнять вакансии, образовавшиеся в их рядах в результате естественной убыли и репрессий. Король последовательно запугивал знать аттинктурой, ввел систему денежных залогов и обязательств, которые угрожали разорительными штрафами за нелояльное поведение. Ко времени его смерти редкая аристократическая семья не запуталась в тенетах королевского контроля.

В отличие от Генри VII, короли из династий Ланкастеров и Йорков старались вести себя великодушно по отношению к противникам. Последствия гражданских войн для английских лордов могли стать более серьезными, если бы последовательно применялась такая форма наказания, как конфискация имущества за измену. Аттинктура была обычной карой за выбор «неправильной» стороны, и распространялась она не только на самого преступника, но на всю его семью. Однако явное стремление Плантагенетов примириться с противниками и завоевать их поддержку приводила к тому, что приговоры в большинстве случаев отменялись.

К участию в Войнах Роз титулованное дворянство подталкивало несколько причин. В первую очередь большинство баронов действовало все-таки под влиянием вассальных, родственных и дружеских связей, а личный интерес не играл доминирующей роли. Многие, особенно на начальных стадиях войны, руководствовались своими феодальными обязанностями по отношению к сюзерену — королю Генри VI. Английские аристократы в конце XV века ни в коем случае не были однородно эгоистичны или политически циничны. Впрочем, они были в достаточной степени реалистами, чтобы признать поражение и понять, что дальнейшая поддержка побежденных могла стоить им жизни и чести. Вторая причина, по которой знать участвовала в Войнах Роз, состояла в том, что для многих родов они стали продолжением старинной феодальной вражды, распалявшейся желанием отомстить за родственников, погибших в предыдущих сражениях, — что-то вроде вендетты, мести за прошлые обиды.

В 1459–1461 годах почти 80 % аристократов были вовлечены в борьбу на той или другой стороне. Для большинства из них лояльность сюзерену оставалась главным мотивом, по которому они брались за оружие. Высокий процент лордов принял участие и в сражениях 1461–1464 годов. В 1469–1471 годах война была уделом 70 % знати. Показательно, что к 1483 году ситуация в корне изменилась. Войны Роз закончились, а влезать в семейные междоусобицы внутри династии Йорков уставшие от сражений лорды не видели смысла. Равно как никто не хотел рисковать жизнью и состоянием, поддерживая дело Генри Тюдора — явного выскочки и парвеню. На его сторону встали лишь изгнанники, которым нечего было терять: Джаспер Тюдор и Джон де Вер 13-й граф Оксфордский. Особняком стояло семейство Стэнли, изменническое поведение которого меньше всего соответствовало их родовому девизу — Sans Changer (фр. «Не изменяясь»).

Эта моральная усталость знати, накопившаяся за время династических смут и мешавшая решительно выступить против сурового правления Генри VII, сыграла ему на руку. Король максимально использовал ее в своих интересах и добился уничтожения аристократии. Из семей региональных магнатов, способных собрать сильную частную армию и бросить королю вооруженный вызов, — герцогов Йоркских, Бакингемских, Сомерсетских, Норфолкских, Кларенсских и Глостерских, а также графов Уорикских и Нортумберлендских — к 1509 году сохранили свое состояние и власть на местах лишь Бакингемы и Нортумберленды. Богатство и влиятельность остальных лордов зависели исключительно от их близости ко двору. Все, кто мог с успехом сопротивляться королю, были осуждены за измену и казнены первыми Тюдорами. Ослабление возможностей высшей знати конкурировать с королевской властью породило серьезные перемены в характере английской внутриполитической системы.

Рыцари и беститульные дворяне также не могли избежать активного участия в Войнах Роз, поскольку они были связаны вассальными узами либо с королем, либо с лордами. Многие занимали высокие посты при королевском дворе, в правительстве, находились на административных должностях у знати. В их прямые обязанности входила поддержка сеньора в его военных предприятиях под угрозой потери чести, лишения источников дохода и тяжелых штрафов. Участь рыцарских и дворянских семей напрямую зависела от перипетий судьбы аристократических домов. Например, йоркширская фамилия Пламптонов более века служила Перси графам Нортумберлендским. Пламптоны несли потери в битвах, подвергались лишению гражданских и имущественных прав, конфискации собственности, страдая за свою верность сеньорам и покровителям.

Духовенство, законоведы и торговцы практически полностью устранились от участия в династическом конфликте. Это были не их войны, и они старались не демонстрировать своих фракционных пристрастий. Духовенство в целом весьма вяло реагировало на события 1460–1461 годов, хотя большинство было обязано своими епархиями свергнутому королю Генри VI. Явными ставленниками Йорков можно назвать лишь Томаса Буршье архиепископа Кентерберийского и позже — Джорджа Невилла архиепископа Йоркского. Епископы играли пассивную роль в 1469–1471 годах, стараясь оказаться полезными любому королю, занявшему трон. Точно такое же равнодушие проявило духовенство в 1483 году при вступлении на трон Ричарда III. Один Джон Мортон епископ Илийский активно участвовал в мятеже герцога Бакингемского. Кроме него, личную заинтересованность в успехе мятежников проявляли Лайонел Вудвилл епископ Солсберийский, мать и брат которого были вовлечены в заговор, а также Питер Кортеней епископ Эксетерский, находившийся в кровном родстве с некоторыми заговорщиками запада страны. В 1485 году епископы столь же хладнокровно восприняли вступление на трон Генри VII. Впрочем, простые клирики активнее демонстрировали поддержку той или иной партии: имена приходских священников и капелланов часто мелькали в списках обвиняемых в мятеже — кафедра проповедника была мощным оружием в борьбе за симпатии народа.

Юристы вели себя еще более осторожно. Их позицию очень хорошо проясняет следующий пример. Когда Ричард герцог Йоркский заявил в 1460 году о своих претензиях на трон, то королевские судьи и законоведы без колебаний ответили, что такие высокие материи «выше закона и вне их компетенции». Они благоразумно передали право решения этого вопроса Палате лордов. В соответствии с проявляемой осмотрительностью срок пребывания судей на своих должностях был весьма продолжительным. Так, сэр Уильям Хасси, поставленный Эдуардом IV на пост лорда-верховного судьи Суда королевской скамьи в 1481 году, сохранял свою должность при королях Эдуарде V, Ричарде III и Генри VII.

Торговые олигархии, контролировавшие крупные города, крайне неохотно ввязывались в военные действия и обычно успешно избегали даже символической причастности к делам противоборствующих партий. Большинство городов, правда, симпатизировало той или другой стороне, но сохраняло нейтралитет. Если горожане и вступали в какого-либо рода военные предприятия, то для защиты своих домов от грабежей и разбоя. Как правило, города широко распахивали ворота перед армией победителей. Войны Роз не знали сколь-нибудь значительных осад, стратегические планы кампаний игнорировали этот вид военных действий.

Городскую торговую верхушку в большей степени заботили те политические решения королей, которые непосредственно отражались на ее благосостоянии. Торговцев обеспокоило в 1459–1461 и в 1469–1471 годах вмешательство государства в экспорт английской шерсти через Кале, когда этот оплот Англии на континенте оказался в руках противников короля. Все остальное время торговые операции шли по налаженному пути. В экономической депрессии, начавшейся в 1450 году и продолжавшейся до 1475 года, купцы не без оснований обвиняли правительство Ланкастеров: запущенные международные отношения, неблагоразумная коммерческая политика, неконтролируемое пиратство — все это осложняло ведение дел с другими странами. Король Эдуард IV пользовался симпатиями торговцев, поскольку много трудился над восстановлением экономического процветания Англии, поддерживал мир и заключал выгодные коммерческие соглашения с соседними государствами. Вот это для купцов было гораздо важнее, чем какие-то династические распри.

^{Замок Таттершелл}

Простых англичан Войны Роз волновали очень мало. Войска не онустошали местности, не разбойничали, не жгли, не убивали. Конечно, были случаи грабежей, но их можно пересчитать по пальцам. За редким исключением, не подвергались разорению и систематической осаде крупные английские города. Войны Роз не шли ни в какое сравнение со Столетней войной, последствия которой ощущались во Франции в течение многих десятилетий после ее завершения. «Низкий уровень общественной безопасности, — заметил К. Б. МакФарлейн, — прекрасно уживался с насыщенной общественной жизнью». Во время пика военных действий — с июня 1460 года по март 1461 года — Уильям Вустерский преспокойно разъезжал по всей Англии, инспектируя владения своего господина сэра Джона Фастолфа.

Поразительно, но англичане в это, казалось бы, опасное время совершенно не стремились укреплять свои дома. Даже при строительстве замков отдавалось предпочтение изяществу и красоте, а не обороноспособности. Большая кирпичная башня, сооруженная Ральфом лордом Кромвеллом в Таттершелле, графство Линкольншир, скрывала изящные внутренние помещения, а за зубчатыми вершинами стен на крыше был разбит сад. Замки служили скорее показателем богатства и влияния владельца, нежели военным объектом, превосходным примером чего являлся замок Кирби-Максло, возведенный Уильямом бароном Хастингсом. В Окуэллзе, графство Беркшир, Джон Норрис построил прекрасную усадьбу, сооружение которой было закончено около 1465 года. Главный зал, отделанный деревом, имел ряд больших прямоугольных окон, что явно не служило оборонным целям. Этот дом в архитектурном плане явился родоначальником больших сельских усадеб тюдоровской Англии.

В период Войн Роз страна переживала расцвет позднеготического стиля, достигшего своей кульминации в таких сооружениях, как часовня Святого Георгия в Виндзоре или изящные башенки сомерсетских церквей. Спокойные и величавые контуры этих архитектурных памятников не отражают никакой тревоги, присущей военному времени. Они органично сочетаются с богатым художественным оформлением, включающим каменные и деревянные скульптуры, цветные витражи. В резьбе по дереву и работах со стеклом английские мастера того времени достигли непревзойденного совершенства. Некоторое снижение темпов строительства во время Войн Роз прекратилось в 70-х годах XV века. Расширение масштабов строительных работ практически точно совпало с началом экономического процветания во второе десятилетие правления короля Эдуарда IV.

На литературе того периода также не лежит печать обеспокоенности, которую непременно должны были вызвать жестокие гражданские войны. Третья четверть XV века стала временем торжества национальной культуры — любимых простым народом баллад, стихов, песен, театрализованных постановок; предпочитаемых торговцами историй, хроник и нравоучительных трактатов; рыцарских романов, переведенных на английский язык с французских и бургундских оригиналов, которыми увлекались двор и знать. Джон Пастон в письме от 16 апреля 1473 года упоминает об одном из своих слуг, которого он держит лишь за то, что тот прекрасно «играет святого Георгия, Робина Гуда и Ноттингемского шерифа».

^{Замок Кирби Максло}

Толчком к широкому распространению грамотности послужил запуск печатной машины Уильяма Кекстона в Лондоне, также пришедшийся на время правления Эдуарда IV. Ужасы гражданской войны не нашли отражения в литературном творчестве того времени, если не принимать в расчет политизированные песни и баллады, написанные с явными пропагандистскими целями. Трепет перед непредсказуемостью бытия, скорее, выпал на долю сочинителей тюдоровского периода, которые выплескивали собственные страхи на страницы своих произведений.

Институциональные образования, в отличие от широких масс, не могли не отреагировать на династическую борьбу могущественных семей. Поскольку одной из основных задач Парламента была легитимизация всех значимых политических изменений, то на его сессиях разворачивалась упорная, часто скрытая от постороннего взгляда борьба. Обе стороны, участвовавших в конфликте, пытались добиться там преимуществ, «укомплектовать» Парламент своими сторонниками, чтобы обеспечить беспрепятственное прохождение нужных актов через Общины. Поскольку две трети нижней палаты составляли делегаты от «гнилых местечек», подтасовать результаты выборов было делом несложным: эти «карманные» городки за щедрую подачку всегда были готовы выставить в качестве своих депутатов королевских слуг или прихлебателей знатных лордов.

На протяжении всего конфликта — с начала XV века и до середины 80-х годов — Парламент отличался удивительной покладистостью. С большим хладнокровием он отменял свои же решения, принятые на предыдущих сессиях, в угоду той партии, которая на данный момент оказывалась у власти. Совершенно закономерно, что Палата общин утеряла самостоятельное значение, и это было следствием династических войн. Правительство прямо контролировало ход дел в Общинах. Нужные билли готовились и представлялись ее депутатам королем и Советом, в то время как билли, родившиеся в недрах самой Палаты, отклонялись, если они не отвечали интересам короля. Спикер Общин почти всегда являлся членом Королевского совета и получал плату за свою деятельность как слуга короны.

Увеличение численности королевских чиновников и расширение полномочий королевской власти в конечном счете стали одними из главных политических последствий Войн Роз. Англичане прекрасно понимали, что сдерживать разгул фракционной или частной феодальной вражды, подавлять мятежи, бороться с бандитизмом могла только сильная и беспристрастная королевская власть. Лишь она была способна устранить судебную несправедливость и защитить торговлю. Поэтому укрепление власти короны расценивалось как невысокая цена за внутренний мир и стабильность. Большинство англичан готово было многое простить королю, сумевшему обеспечить порядок.

Хотя Эдуард IV правил достаточно жестко и властно, ему удалось снизить общий уровень насилия и притеснений по стране, прекратить дорогие континентальные войны, уменьшить налогообложение и принять некоторые меры по поддержке английской торговли. Никого особо не заботили произвол и бесконтрольность его правления, отсутствие сдерживающих механизмов, раз он принес стране процветание. Генри VII следовал той же самой политике с еще большей твердостью.

Как мы видим, Войны Роз коренным образом отличались от нашей трагической Гражданской войны. В них не было столкновения антагонистических идеологий, борьбы непримиримых интересов разных социальных слоев общества. Именно поэтому Войны не сопровождались тотальным террором, грабежами и реквизициями, а повседневная жизнь большей части англичан не была ими затронута.