Виды на папский престол

Виды на папский престол

Когда Максимилиана провозгласили в Триенте императором, он уже не был молодым человеком: его светлые волосы поседели, а на лице читались следы приближающейся старости. Но его стан оставался стройным, о его ловкости и боевом духе, как и прежде, ходили легенды. Он не утратил и силу своего воздействия на дам, хотя сам, вероятнее всего, смотрел на любовные утехи уже более спокойно. На многих праздниках, как и раньше, Максимилиан с восторгом участвовал в турнирах, правда, время от времени ему случалось падать с лошади и он уже не мог сам подняться в великолепных, но тяжелых доспехах. Но неудача не становилась проблемой для императора: как только его ставили на ноги, он разражался громким смехом, с юмором просил прощения за свою неловкость, подмигивая при этом дамам. Он сам так рассказывал в письме своему доверенному лицу Прюшенку: «Я достаточно много танцевал, бился копьем и веселился на карнавале… Я ухаживал за дамами и добивался благосклонности, много и от всего сердца смеялся. Но на турнирах я слишком часто падал, и у меня почти не осталось мужества. Впрочем, никакая дама не будет любить меня всем сердцем. Теперь пост, и я не знаю, как мне каяться в грехах: все, что я натворил в эту Масленицу, говорит само за себя».

Максимилиан исповедовал собственную личную религиозную философию, не во всем согласовывавшуюся с предписаниями церкви. Но кто в те переломные времена на самом деле знал заповеди, тем более в точности следовал им? Живи сам и позволяй жить другим — так звучал тогдашний девиз, хотя время от времени к небу возносили молитвы, дабы не впасть в немилость у Бога. Все, разумеется, недобросовестно следовали учению христианской церкви, ведь распутную жизнь вели сами церковники. Большинство из них стремилось к владению материальными ценностями, причем их тактика получения денег ни в коем случае не основывалась на любви к ближнему. Деньги правили миром, а прежде всего церковью и ее служителями. Правая рука Максимилиана, Маттеус Ланг, являлся для многих образцом для подражания: он собирал должности и приходы, даже не приняв святого крещения. Только по тонзуре и облачению можно было узнать в нем кардинала, которым он в конце концов стал, но его было бы уместнее считать могущественным господином над епископствами и аббатствами, не отказывавшим себе ни в одном удовольствии и уединявшимся с красивыми девушками за задернутыми занавесами кровати с балдахином.

Максимилиан закрывал глаза на подобное поведения Ланга, прощая ему человеческие слабости. Только в одном пункте они, как и прежде, расходились во мнениях: Ланг предлагал вечный мир с Францией, а Максимилиан никак не хотел согласиться с этой идеей. И скорее всего правильно делал, ведь даже когда они действовали сообща против Венеции, Людовик XII поддерживал Карла Эгмонтского в Гельдерне большим воинским контингентом, так что дочь Максимилиана, Маргарита, правившая Нидерландами, не знала, как унять опустошительную войну. Нельзя верить ни одному французу — выстраданный итог полученного Максимилианом тяжелого опыта общения с соседом! Как только Людовик XII внезапно скончался в 1515 г., его преемник Франциск I опять начал борьбу против Габсбургов.

Удивительно, как удалось Максимилиану сохранить жизненную силу и способность к действию — казалось, с годами его образ жизни изменится, станет более сдержанным и спокойный, но нет, он с любопытством встречал каждое новое известие, каждый слух, все представлялось ему важным. Его глаза и уши всегда оставались широко открытыми. Но сообщение о смертельной болезни папы Юлиана II в августе 1511 г. для всегда информированного наилучшим образом Максимилиана оказалось подобно взрыву бомбы. Юлиан II мог умереть в любой день. Смерть папы стала для Максимилиана лучшим подарком. Ему казалось, наконец настал момент, когда он сможет осуществить идею, вынашиваемую им уже долгое время: он сам будет претендовать на тиару! По его мнению, на всем земном шаре на место преемника Юлиана II не найдется более подходящего человека, чем он сам! Аргумент, приведенный Максимилианом публично, звучал так: будучи вдовцом уже в течение нескольких месяцев, он не намерен и в дальнейшем, как он выразился, прикасаться к голой бабе. Его совершенно не заботило, будет ли столь неожиданный приступ целомудрия решающим для конклава. Но действительные причины Максимилиан не объявлял открыто. Конечно же, речь, как это уже часто случалось в его жизни, шла о деньгах. Деньги за продажу индульгенций, текущие в Германию рекой, оседали бы в его руках, и он наконец смог бы реализовать все свои планы.

Прошло немного времени, и о намерениях императора узнали в Риме. Но как и следовало ожидать, идея Максимилиана сосредоточить в своих руках мирскую и духовную власть вызвала огромное возмущение служителей церкви. Кардинал Сигизмондо Гонзага, получивший высокое духовное звание благодаря связям своей прекрасной невестки Изабеллы д’Эсте, писал брату Франческо в Мантую: «Это случай небывалый и неслыханный!» При всем том восшествие на престол святого Петра светского человека нисколько не противоречило церковному праву: согласно закону, человек, не относящийся к духовному сословию, тоже мог претендовать на тиару.

Маттеус Ланг по поручению императора отправился в Рим узнать общее настроение. Максимилиана интересовало, насколько тяжело в действительности заболевание папы. Ланг провел в Риме подробные беседы с высокопоставленными представителями духовенства, выяснив, что шансы Максимилиана минимальны. Слишком негативные сообщения, безусловно, дополненные отзывами Юлиана II, о Максимилиане, стекались в Рим. Юлиан II называл его «варваром» — явное издевательство, учитывая личность Максимилиана.

Но император все еще надеялся получить папство. Дочери Маргарите в длинном письме от 18 сентября он в шутливой манере сообщал: «Завтра я пошлю Маттеуса Ланга, епископа Гурка, в Рим для заключения соглашения с папой об избрании меня коадьютором (помощником и преемником. — Примеч. ред.). Это наверняка позволит мне после его смерти получить трон папы, принять сан священника и быть объявленным святым. Когда я умру, меня будут почитать как такового, хотя я сам о себе так не думаю… Ваш добрый отец Макси». Вопрос о получении престола святого Петра был решен. С одной стороны, Юлиан II еще покоился на смертном одре, с другой стороны — в Риме уже давно наметили человека, способного отсчитать сумму, соответствующую получению такого поста. Хотя Фуггеры и объявили о готовности поддержать Максимилиана в этом приключении — они почуяли возможность расширения торговли, — их обещания меркли перед полными мешками денег семейства Медичи из Флоренции. Дом Медичи после краткого, но страшного интермеццо в феврале 1513 г., когда скончался Юлиан II, действительно выдвинул папу из своих рядов. Им стал Лев X.

Максимилиана объединяло с папой жизнерадостность и любовь к искусству. Лев X, как и император, больше всего любил Масленицу с ее маскарадами. Много денег утекало из его кассы на празднование карнавальных дней. Максимилиан мог бы найти в папе конгениального партнера для новых задумок и идей, но между императором и папой не завязалось никаких личных отношений, поскольку политические противоречия, как и прежде, оставались слишком большими.

Игра за власть в Италии росла день ото дня, но самыми заклятыми врагами Максимилиана оставались Венеция и Франция. Непримиримая ненависть, бывшая взаимной, заставляла императора идти на все, лишь бы поставить Людовика XII и дожей на колени. Наглые выходки французов помогли ему в этом, так как спровоцировали участие в этом плане войск других стран. Когда французы под покровом тьмы и тумана напали на Ломбардию, они не приняли во внимание наличие крупного войска из швейцарских солдат, превосходивших их и в мужестве, и в воле к победе. Швейцарцы не только нанесли Людовику XII уничтожающее поражение, но и преследовали его до противоположной стороны Альп, в то время как Максимилиан вел секретные переговоры с Генрихом VIII Английским. Они хотели взять Людовика XII в клещи и покончить с ним раз и навсегда.

В августе 1513 г. войско Максимилиана стояло против французов в Гинегате, в том самом месте, где много лет тому назад он, тогда еще молодой и смелый боец, разбил своего тогдашнего заклятого врага Людовика XI. Постаревший император, все еще неутомимый воин, воспламенял солдат, и они с восторгом сражались на исторической для Максимилиана земле. Совместно с английскими войсками Генриха VIII удалось одержать большую победу в битве. Затем старый император и молодой английский король отпраздновали сокрушительное поражение французов, причем Генрих VIII по своей юношеской самонадеянности, как само собой разумеющееся, принимал все почести, оказываемые ему Максимилианом из рыцарской вежливости. Он входил в дверь впереди Максимилиана, не пытаясь уступить дорогу старшему.

Из-за всех последующих боев, к которым Максимилиана, по большей части принуждали, он не смог осуществить первоначальную мечту, вынашиваемую всю жизнь. Хотя он долгие годы воевал против Венеции и Франции, единственной настоящей целью для него являлась война против турок. Почти пророчески Максимилиан понял: турки, стремящиеся к экспансии, в следующих столетиях будут представлять наибольшую угрозу для империи Габсбургов и для всей Европы. Первое представление об этом он получил в Венгрии. Австрийские границы охранялись слишком ненадежно и не могли противостоять мощному натиску османов, которого следовало рано или поздно ожидать. Максимилиан приказал заложить приграничные крепости, но не имел возможности предпринять что-либо еще для защиты своих пределов: везде, где Максимилиан предлагал свои планы и требовал денег на войну против турок, он наталкивался на стену. Зачем платить деньги, если турки еще далеко, а дунайские просторы велики? Поход против османов казался частным делом Габсбургов, никак не касающимся немецкой империи.