XXIV

XXIV

Помощь. — Брошенный с башни. — Правильная осада. — Костер. — Благодетельная буря.

Окончив свою исповедь, Надод впал в совершенно угнетенное состояние духа.

При всей своей низости он был вполне храбрый человек и, не приди Грундвигу дьявольская мысль лишить его зрения, не убивая его, он не побоялся бы никаких пыток и не раскрыл бы рта. Но лишиться зрения значило бы для Надода лишиться возможности отомстить, а месть Биорнам сделалась единственной страстью этого негодяя. Вот почему он решился сделать признание. Потом, постепенно увлекаясь, он начал как бы похваляться, как бы кокетничать своей преступностью. Ему доставляло удовольствие следить по выражению лица своих слушателей, какое впечатление производит на них этот ужасный рассказ.

Вдруг, когда он только что кончил свою исповедь и собирался потребовать от Грундвига и Гуттора исполнения их обещания, раздался сильнейший стук в дверь башни.

Надод встрепенулся в душе, но ни один мускул не тронулся у него на лице.

Кто бы это мог быть так рано? Убийцы Гленноора? Но нет, едва ли от них можно было бы ожидать такой прыти. Не Гаральд ли хватился своих служителей и послал искать их?.. Во всяком случае надо сначала узнать, кто это. Этого требовала самая элементарная осторожность. Но наши норрландцы были люди не из робкого десятка.

— Кто там? — спросил для формы Грундвиг, уже отпирая дверь.

— Друзья! — отвечал чей-то голос. — Отворяйте скорее.

Так как в это время гремел заржавленный замок отпираемой двери, то Грундвиг не обратил внимания на голос и потянул на себя дверь, но сейчас же вслед за тем отчаянно закричал:

— Ко мне, Гуттор!.. Скорее!..

Тщетно старался он захлопнуть дверь опять. В нее уперлись уже человек пять и мешали старику затворить ее. Но Гуттор явился одним прыжком и, схватив переднего из нападающих, отшвырнул его внутрь залы, затем захлопнул дверь и спокойно спросил товарища:

— Запереть, что ли, на замок?

— Конечно, запереть, разумеется! — поспешил ответить Грундвиг. — Ведь их там десять на одного!..

— Только десятеро? — заметил богатырь самым естественным тоном, без малейшего хвастовства, продолжая прижимать дверь спиною, между тем как в нее ломились двадцать бандитов. Грундвиг торопливо задвинул болты.

— Ты, кажется, с ума сошел, — заметил он товарищу. — Ты забываешь, что я больше как с одним противником не справлюсь, а их тут двадцать пять человек, может быть, даже тридцать.

Гуттор с сожалением вздохнул: он только что было воодушевился для битвы, а тут ему напоминают об осторожности!

Бандит, втолкнутый им в залу, смирнехонько притаился в уголке. Это был дюжий, широкоплечий мужчина, очевидно, силач, опасный для всякого, только не для Гуттора.

— Что нам делать с этой гадиной? — спросил богатырь.

— Для убийц Гленноора не может быть пощады, — отвечал Грундвиг. — Они явились сюда для того, чтобы расправиться точно также и с нами, а своего атамана освободить.

Гуттор схватил пленника за шиворот и внушил ему:

— Сиди — не шевелись, а то я разобью тебя об стену.

Указывая на Надода, богатырь прибавил:

— Одним камнем не убить ли уж двух зайцев?

— Нет, — отвечал Грундвиг, — этот нам еще нужен… Пусть участь его решают Черный герцог и Фредерик Биорн.

А тем временем перед башней нападающие яростно выли и бесновались. Один голос выделялся над всеми прочими.

— Наберем валежнику и подожжем дверь! — кричал он.

— Да! Это отлично! — отозвалась толпа.

— Ладно же! Я вас потешу! — сказал богатырь и, схватив пленника, потащил его по лестнице на верх башни.

Выйдя на террасу, он крикнул оттуда нападающим:

— Эй, вы! Псы голодные! Вот вам ваш товарищ! Нате, берите его!

И, одной рукой покрутив несчастного пленника у себя над головою, богатырь со всего размаха бросил его с башни на землю.

Раздался ужасный крик, — и бандит распластался у ног своих товарищей! Брошен он был с такой силой, что упал шагах в двадцати от башни…

Ничто так не поражает людей, как примеры неслыханной физической силы. Бешеная стая разбойников опешила и стояла с минуту неподвижно и безмолвно.

Богатырь между тем стоял на верху башни, и высокая его фигура сквозь утренний туман казалась еще выше. Он представлялся каким-то легендарным великаном старинных норвежских баллад.

Но вот бандиты опомнились от испуга и с новыми яростными криками бросились собирать валежник, чтобы исполнить свое намерение насчет костра.

— Дверь сделана из очень старого и крепкого дерева, — сказал Грундвиг Гуттору, когда тот сошел вниз, — она будет гореть медленно, как ртуть.

— Ладно! Мы им еще покажем!.. Посмотрим, как-то они сюда войдут!

Он сходил в погреб, где хранились огромные поленья для огромных средневековых каминов башни, выбрал одно из них — оглоблю футов в десять длиною — и приладил к нему огромный топор. Вооружась этим грозным оружием, он встал у двери, готовый уложить одним ударом всякого, кто войдет в дверь.

Увидав это, Надод невольно почувствовал ужас. Великан в два-три приема мог искрошить таким образом половину нападающих.

Снаружи послышались радостные крики: бандиты устроили костер, зажгли его, и огненные языки уже начали облизывать массивную дверь.

Прошло десять минут. Дверь, разумеется, в конце концов должна была загореться.

Вдруг словно само небо послало помощь осажденным: собиравшиеся всю ночь тучи пролились на землю сильнейшим ливнем — и в несколько минут костер бандитов был залит до последнего уголька.