Глава 22 ОБВИНЯЕМЫЙ

Глава 22

ОБВИНЯЕМЫЙ

Суд над Рудольфом Гессом и двадцатью другими нацистскими лидерами начался в Нюрнберге во вторник 20 ноября 1945 года.

Нюрнберг во время войны подвергся страшным бомбежкам англо-американской авиации. Его красивые дома с фронтонами и живописные улочки, вымощенные камнем, превратились в горы развалин, через которые бульдозерами прокладывали узкие проходы. Тысячи тел все еще лежали под обломками, и рабочим, которые убирали изогнутые балки и битый кирпич, приходилось терпеть запах разложения. Люди, лишившиеся крова, все еще ютились в поврежденных бомбами подвалах, в которых водилось огромное количество разжиревших крыс.

Нюрнбергский Дворец правосудия был полностью перестроен для суда над нацистами. Зал суда имел прямоугольную форму, а стены его были отделаны деревянными панелями. Зеленые бархатные портьеры на окнах были плотно закрыты, чтобы в зал не проникали солнечные лучи, а с потолка мощные люстры заливали ярким светом людей, которые должны были разыграть самое драматическое судебное представление в истории человечества.

На одном конце суда была сооружена длинная скамья обвиняемых, которая должна была вместить всех подсудимых. Вдоль стен тянулись небольшие звуконепроницаемые будки для переводчиков и кинохроникеров. Журналисты числом двести пятьдесят человек сидели там, где в английском суде располагаются адвокаты. Американские охранники носили хорошо заметные белые шлемы и белые пояса. На галерее размещалось сто пятьдесят зрителей. Все сиденья были покрыты обивкой и снабжены наушниками. На правом подлокотнике каждого кресла располагался специальный диск, с помощью которого можно было настроиться на английский, французский, немецкий или русский перевод.

Наконец, наступил момент, которого все ждали, – обвиняемые были введены в зал суда и заняли свои места на скамье подсудимых. Их политические и философские идеи стали причиной гибели миллионов людей разных национальностей. Многие в суде в тот момент ощутили чувство ужасного разочарования: ведь если даже этих людей признают виновными, ни одно показание не сможет стать адекватным возмездием за их чудовищную жестокость. Наказание никогда, никогда не будет соответствовать преступлению.

Среди подзащитных находились:

Герман Геринг. Он был одет в выцветшую форму летчика люфтваффе без знаков отличия. Занимая место на скамье подсудимых, он удовлетворенно кивнул. Это было первое место, которое он, после гибели фюрера, занимал теперь в нацистской иерархии.

Рядом с ним сидел Рудольф Гесс. Лицо заместителя фюрера было изможденным, а глубоко посаженные глаза безо всякого выражения глядели в пространство.

Иоахим фон Риббентроп, который обладал искрящимся характером, похожим на шампанское, теперь потерял весь свой блеск. Его плечи были подавленно опущены.

Генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель выглядел усталым.

Альфред Розенберг, главный идеолог нацистов, оглядывался вокруг, словно пораженный суровой реальностью.

Юлиус Штрейхер, беспощадный борец с евреями, был лысым стариком, который сильно потел, но глаза его по-прежнему пылали от ненависти. Он смотрел на своих судей с осуждением, как будто они были евреями. И как только они осмелились подвергать его суду!

Фриц Заукель, организатор рабского труда в Третьем рейхе, имел небольшие глазки-щелки, которые делали его похожим на кабана.

Бальдур фон Ширах, сидевший рядом с ним, напоминал раскаявшегося студента, которого выгнали из колледжа за безнравственное поведение. Он был первым руководителем гитлерюгенда, и в его жилах текло больше американской крови, чем немецкой.

Доктор Вальтер Функ, когда-то бывший президент Рейхсбанка, бросал косые взгляды вокруг себя и, очевидно, очень сильно нервничал.

Доктор Ялмар Шахт кипел от негодования за то, что союзники осмелились судить его как военного преступника, ведь последние несколько месяцев существования Третьего рейха он провел в концлагере в качестве заключенного.

Франц фон Папен, в свое время много раз находивший выход из самых неудобных ситуаций, имел лицо умудренного опытом человека и лисьи глаза. Он, казалось, думал о том, что снова оказался в сложной ситуации, из которой надо как-то выпутываться.

Барон Константин фон Нейрат, который был первым гитлеровским министром иностранных дел и относился к немцам старой школы, выглядел совершенно сломленным человеком.

Среди других обвиняемых были:

Альберт Шпеер.

Доктор Артур Зейсс-Инкварт, австрийский «квислинг» (Квислинг Видкун (1887–1945) – руководитель норвежских фашистов (нацистов), в 1933 г. основал нацистскую партию «Нашунал самлинг». После захвата в 1940 г. немцами Норвегии стал главой марионеточного правительства. По приговору норвежского суда казнен. Его имя стало нарицательным в обозначении коллаборационистов. – Ред.).

Генерал Альфред Йодль.

Гросс-адмирал Эрих Редер.

Гросс-адмирал Карл Дёниц.

Доктор Эрнст Кальтенбруннер.

Ганс Франк.

Вильгельм Фрик.

Ганс Фриче, министр официальной геббельсовской пропаганды.

Ни один из этих людей не внушал ужаса, страха или благоговения. Все они обладали огромной властью и богатством, но, лишившись всего этого, потеряли и всю свою наглость и гордость. Они попробовали на вкус те муки, которым подвергли миллионы людей, и они им не понравились.

Каждый из них жил в одиночной камере на первом этаже Дворца правосудия. На дверях их камер были прикреплены таблички с фамилиями обитавших в них заключенных. Они спали на железных кроватях, прикрепленных к стене, и ели на простых столах, привинченных к полу. Днем им разрешалось сидеть на деревянном табурете, но на закате его из камеры уносили. В камерах никогда не гасили свет, и заключенные должны были спать лицом к двери, положив руки поверх одеяла. Через определенные промежутки времени охранник открывал окошечко в двери и осматривал их. У них отобрали очки, галстуки, подтяжки и шнурки от ботинок. Их брил заключенный немец безопасной бритвой под наблюдением американского охранника.

Всем пленникам разрешили являться в суд в костюме или в форме без значков и медалей. Каждый день после судебного заседания одежду забирали и тщательно исследовали, нет ли в ней флаконов с ядом или других средств для самоубийства.

Люди, многие годы обедавшие изысканными блюдами и винами со всей Европы, ели теперь свой обед из жестяных тарелок металлическими ложками, какие обычно используют в столовых. На завтрак им подавали овсяную кашу и печенье, на обед – суп, картофельное пюре и капусту, а на ужин – яичницу, морковь и хлеб. Еда была сытной, но не вкусной. Если в камеру входил начальник тюрьмы, офицер одной из союзнических армий или гражданский человек, заключенный обязан был подняться, встать по стойке «смирно» и оставаться в ней до тех пор, пока ему не скажут «вольно». Все заключенные должны были сами подметать свои камеры, а их работа заключалась в чистке мусорных бачков. Им разрешалось гулять в тюремном дворе. Между каждым из них должно было сохраняться расстояние в девять метров, им запрещалось останавливаться и поднимать что-нибудь с земли.

Они должны были четко выполнять команды, а за нарушение режима наказывались лишением различных привилегий.

Заключенных могли посещать священник, врач и парикмахер. Им разрешалось читать тщательно отобранные книги; им выдавали карандаш и бумагу, месячную порцию табака. Они могли посещать службу в церкви, что делали все, кроме Гесса, который заявил, что является христианином, но не будет ходить в церковь, опасаясь, что люди могут подумать, что он боится смерти.

Когда заключенных вели в зал суда, опускались щиты, чтобы другие пленники в камерах, мимо которых они проходили, не могли их увидеть. Это стали делать после того, как в первый раз, когда их вели на суд, при проходе открытого пространства один из эсэсовцев, увидевший их, бросил в них нож.

В конце коридора располагался стальной лифт, в котором обвиняемых доставляли в зал суда. Он был разделен на отдельные секции, чтобы пленники не могли ничего передать друг другу.

Строгая дисциплина и условия тюремного заключения наложили на лидеров нацизма свой отпечаток. Исчезла их наглость и бравада. От тяжелой работы и скудного питания они похудели, за исключением Геринга, который по-прежнему оставался толстым, хотя раньше был еще толще.

Вместе с этими людьми на скамье подсудимых должны были сидеть еще пятеро. Четверо из них умерли: Гитлер, Геббельс, Гиммлер и Лей. Мартина Бормана тоже считали мертвым, хотя его трупа никто не видел (нашли гораздо позже – Борман погиб при попытке прорыва из Берлина. – Ред.).

Против двадцати одного заключенного были выдвинуты следующие обвинения:

1. Подготовка или участие в качестве руководителей или помощников в преступлениях против мира; совершение преступлений против мира путем составления планов, подготовки, начала и ведения захватнических войн.

2. Военные преступления, включая убийства, депортацию людей для рабского труда, убийства заложников и издевательства над военнопленными.

3. Преступления против человечества, включая убийство, истребление, обращение в рабство, депортацию и преследование по политическим, расовым и религиозным мотивам.

Обвинение насчитывало сорок три страницы и тридцать тысяч слов. В нем прослеживалось развитие нацистской партии от момента ее возникновения до подчинения немецкого народа власти Гитлера. Каждая страница содержала все больше и больше ужасных подробностей. Из двухсот двадцати восьми тысяч французских политических заключенных выжил только каждый десятый. В Ленинграде погибло сто семьдесят две тысячи человек (в Ленинграде во время блокады, говорилось на Нюрнбергском процессе, погибло 650 тыс. – Ред.), а в Сталинграде – сорок тысяч (40 тыс. погибло только во время известной тотальной бомбежки 23 августа 1942 г. (немцы сделали 2000 самолето-вылетов). – Ред.). В концлагере Майданек было уничтожено более полумиллиона человек, в Аушвице (Освенциме) – четыре миллиона. (Эта цифра сильно преувеличена – в настоящее время считается, что не более 1 млн, хотя и это колоссальное число. – Ред.)

Нюрнбергский процесс стал вехой в истории человечества. Впервые люди попытались поставить вне закона войну в глобальном масштабе. Но законность этого суда была сомнительна, а союзники не имели нравственного права судить нацистских лидеров – у них у самих рыльце было в пушку. Союзные армии сами совершали военные преступления. Победители (англо-американская авиация), решившие судить побежденных, безжалостно бомбили незащищенный Дрезден, пока пожар не поглотил весь город, уничтожив больше мужчин, женщин и детей, чем столь же бесчеловечные атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Русские, давно уже применявшие в «исправительно-трудовых» лагерях рабский труд заключенных, безжалостно убивали жителей захваченных ими деревень (такие случаи были, но за них также безжалостно наказывали).

Предание военных преступников суду стало шагом вперед в развитии цивилизации. Все, что способно контролировать и ограничивать жестокость войны, является благом для человечества. Суд в Нюрнберге был порожден желанием сделать так, чтобы организованное уничтожение людей никогда больше снова не повторилось. Но судебные заседания проходили в атмосфере гнева и желания отомстить. Таков был дух времени. Итальянские партизаны убили Муссолини и его любовницу и повесили их вверх ногами на рыночной площади. Лаваль, премьер-министр Франции во время оккупации, был схвачен, подвергся скорому суду, был признан виновным и расстрелян. Даже флегматичные британцы осудили Вильгельма Джойса (лорда Хоу Хоу) и приговорили его к смерти на основании улик, которые современные судебные эксперты признали неубедительными, но дух времени посчитал Джойса виновным и приговорил к смерти еще задолго до того, как он предстал перед судом.

Война держится на зверствах, и то государство, которое является наиболее жестоким, имеет больше шансов победить. Во время Второй мировой войны царила безграничная жестокость, и ни одна из стран, которая участвовала в этой войне, не может похвастаться, что вышла из нее с чистыми руками.

Но среди немецких зверств было одно, столь дикое и бесчеловечное, что возмутило весь мир. Это было их стремление уничтожать людей по расовому признаку. Немцы сделали попытку стереть с лица земли целый народ, всех его мужчин, женщин и детей. И они приводили в исполнение свой план, применяя все средства, которые дает современное государство. Миллионы евреев за время войны загнали в грузовые вагоны для перевозки скота (или войск. – Ред.) и доставляли в специально оборудованные центры уничтожения, где ликвидировали, а трупы сжигали в крематориях концлагерей.