Часть 7. Мы отменяем Апокалипсис

Часть 7. Мы отменяем Апокалипсис

В прошлой, финальной части рассказа о Катастрофе Бронзового Века я постарался поставить последнюю, жирную точку в деле описания кризиса поздней бронзы. Однако, обратившись к иллюстративному материалу, который я давным-давно почерпнул в журнале уважаемого neznaika_nalune, я с ужасом увидел, что большинство ссылок в его записях уже нерабочие, а ряд иллюстраций давным-давно «протухли». Вот так и встречаешь демона Второго Начала стоящим за неплотно прикрытой дверью.

Поэтому — небольшая компилятивная зарисовка того, что бывает там, «за гранью» коллапса и распада. За моментом Апокалипсиса. Который всё-таки не жирная точка, а всего лишь слабое, но оптимистическое многоточие. Многоточие в длинном пути человека наверх, в этом постоянном споре и в сражении падшего ангела человеческого духа с поднимающейся с колен обезьяной.

Воины Апокалипсиса. Виктор Васнецов, 1887 год.

«Наиболее подробно материальные свидетельства катастрофы и возможные причины её описываются в книге Роберта Дрюза „Catastrophe: the End of the Bronze Age“

Конец восточно-средиземноморского Бронзового века, в XII столетии до нашей эры, был одним из самых ужасающих поворотных пунктов в истории. Для тех кто жил то время, оно стало бедствием. В долгосрочной перспективе, этот эпизод означал скорее начало чем конец, „раннее время“ которому народы Израиля, Греции и даже Рима, обязаны своим происхождением. Во многом это определение остаётся верным, потому что Железный век гораздо ближе к нам чем мир Бронзового века. Прогресс в металлургии — от бронзы к железу — был только одной из значительных инноваций. Более важными стали развитие и распространение алфавитной письменности, рост национализма, республиканских политических институтов, монотеизма и, в конечном итоге, рационализма. Эти и другие исторические инновации Железного века часто отмечаются и прославляются.

Но главной целью этой книги будет рассмотрение отрицательных последствий. Во многих местах древнее и развитое общество закончило существование около 1200 года до нашей эры. В Эгейском море „дворцовая цивилизация“, как мы называем Микенскую Грецию, исчезла. Хотя некоторые барды-сказители „Тёмных веков“ помнили её, она канула в неизвестность, пока археологи не стали производить раскопки. В Малой Азии потери были даже больше. Хеттская империя дала Анатолийскому плато уровень стабильности и процветания, которoго эта территория не увидит и в последующую тысячу лет. В Леванте, на территории современного Ливана, Израиля и Сирии, восстановление произошло гораздо быстрее: некоторые общественные институты бронзового века уцелели там с небольшими изменениями, но везде городская жизнь была резко отброшена назад. В Египте ХХ-я династия означала конец Нового Царства и почти конец достижений эпохи фараонов. Везде в восточном Средиземноморье XII век до нашей эры привёл за собой „тёмное время“, из которого Греция и Анатолия не вышли ещё в течении 400 лет. В целом, конец Бронзового века стал одной и глубочайших катастроф древней истории, даже большим бедствием, чем падение Римской Империи.

Конец трансформации институтов Бронзового века — очень обширная тема. С перспективы сегодняшнего дня исчезновение этих древних форм которое даёт периоду около 1200 года до нашей эры чрезвычайную важность. Но основная тема этой книги — физическое разрушение городов и дворцов. Кто-то может возразить, что само по себе это разрушение не подразумевает коллапса цивилизации. В конце концов разрушение Афин в 480 году до нашей эры расчистило место для великих монументов эпохи Перикла, а пожар уничтоживший Рим в 387 году до нашей эры предшествовал периоду беспрецедентной Римской экспансии. Но хотя разрушение городов около 1200 года до нашей эры не было достаточным условием коллапса цивилизации Бронзового века, это было необходимым условием. В течении 40 или 50 лет на рубеже XIII-го и XII-го веков почти все значительные города и дворцы в восточном Средиземноморье были уничтожены, и большинство из них так и не были заселены снова.

Перед рассмотрением этого разрушения полезно остановиться на времени в течении которого произошла Катастрофа. Сначала мы должны обратиться к египетской истории, поскольку только она позволяет составить связную документальную последовательность. Большинство специалистов согласятся, что существует по крайней мере одно документальное свидетельство Катастрофы — надпись которую фараон Рамзес III поместил на стену своего усыпального храма в Мединет Хабу. Это знаменитый текст, сопровождаемый рельефными изображениями, в котором Рамзес III празднует победу над „народами моря“ в 8-й год своего правления. Рамзес описывает, что перед нападением на Египет „народы моря“ уже успели разграбить землю хеттов, Алашию и Амор.

Даты правления Рамзеса III зависят от выбора даты восхождения на престол Рамзеса II, его великого предшественника, имя которого он принял. Большинство египтологов склоняются что Рамзес Великий правил с 1279 по 1212 год — большую часть периода относящегося к XIX династии… Это даёт время правления Рамзеса III с 1186 по 1155 год до нашей эры. В таком случае „вторжение 8-го года“ приходится на 1179 год. Это хорошо согласуется с недавно обнаруженными глиняными табличками в Эмаре, на Евфрате, который, согласно месопотамской хронологии, подвергся разрушительному нашествию в 1180 году.

Разрушение Тиринфа и Микен случилось, по-видимому, незадолго до начала правления Рамзеса III. Некоторые города в Эгейском бассейне были разрушены за несколько десятилетий до этого, ещё при Рамзесе Великом.

В целом, Катастрофа началась в последней четверти XIII-го века, набрала силу около 1190 года и достигла максимума примерно в 1180 году. К 1175 году худшее было уже позади, хотя ужасные вещи продолжались ещё и весь XII-й век.

Дрюз сводит причины катастрофы к изменениям в военной технологии и тактике — от больших армий с тяжёлой кавалерией колесниц к лёгкой мобильной пехоте. Но это слишком узких подход. Конец бронзового века был именно „системным коллапсом“. Нашествие завоевателей (или природные катаклизмы) не было главной причиной его, хотя завоеватели тоже присутствовали, воспользовавшись слабостью и хаосом — пришедшие с севера дорийские племена, ливийцы атаковавшие и в конце концов захватившие Египет, а потом — и иудейские и другие семитские племена из горных районов Заиорданья и из северной Аравии.»

Со своей стороны, я изложил в предыдущих статьях (по крайней мере — постарался) целый комплекс проблем, который привёл к коллапсу эпохи бронзы. Это и тотальная вырубка лесов по всему Средиземноморью (Кипр был в начале века бронзы покрыт густейшим лесом, который повырубили до 1200 года до нашей эры на древесный уголь для медноплавильных печей), и внезапный разворот глобального потепления к конце века бронзы, и рост народонаселения всей тогдашней Ойкумены (египетское Новое царство переплюнуло по населению и Среднее, и даже Древнее царство), и исчерпание рудных залежей в Греции и в Малой Азии, и страшный голод, который терзал Хеттскую державу и Грецию на протяжении последних 40 лет эпохи поздней бронзы.

Сегодня леса на Кипре сохранились лишь в горах. В век бронзы Кипр был полностью покрыт лесом.

В общем, к концу века бронзы мир средиземноморской Ойкумены столкнулся с массой проблем — и почти все они были системными. То есть именно что медленные, нарастающие день за днём и оттого — вроде бы и незаметные. А когда эти проблемы стали уже невыносимыми — то вдруг оказалось, что сил и средств на их разумное решение у общества уже элементарно нет — всё легкодоступное уже прожрали и спустили в утиль за предыдущие, «тучные» годы.

В общем — я слабо верю в катастрофу, как в причину коллапса.

Катастрофа — это всегда мобилизующий фактор для социума. Землетрясение, извержение вулкана, потоп — а люди снова и снова селятся на тех же местах, раз за разом восстанавливая дома и даже дворцы. Катастрофу победить легко. Очень трудно победить собственную лень.

Мы сами это видели, уже в наше время. Разрушительное землетрясение и цунами обрушилось на Японию 11 марта 2011 года, а уже через три месяца количество завалов и разрушенных домов начало стремительно уменьшаться:

Люди выстояли, как выстояла и одинокая сосна, которая осталась единственной неповреждённой из целого леса деревьев, высаженных на приморской косе возле японского города Рикудзентаката. Вот она, немая свидетельница мощи и неистовства стихии:

К сожалению, вода, затопившая огромные территории, сделала невозможным выживание растений на впитавшей морскую соль прибрежной почве. Кроме того, цунами разрушило большую часть пляжа, в результате чего одинокая сосна оказалась всего в десятке метров от берега, что в свою очередь увеличило содержание солей и в грунтовых водах, питавших корневую систему дерева. Когда, несмотря на все предпринятые усилия, стало ясно, что спасти дерево не удастся, было принято решение сохранить его для потомков, превратив в монумент, являющийся точной копией самой сосны.

Есть такие монументы и у Катастрофы бронзы. Одним из самых удивительных свидетельств социального коллапса всей цивилизации в конце Бронзового века являются так называемые «пиковые поселения» на вершинах гор на Крите, просуществовавшие примерно с 1200 по 1000 год до нашей эры. Самым известным таким поселением является Карфи, расположенный на высоте более километра от уровня моря (дополнительную информацию о Карфи можно почерпнуть ещё здесь).

Поселение Карфи. Реконструкция.

Жить там, в удалённых и тяжелейших условиях могли только те, кому грозила непрекращающаяся страшная опасность — от постоянных пиратских набегов на прибрежные районы.

Один из посетивших Карфи, так описывает свои впечатления: Но ландшафт Карфи очень труднодоступен. Дорога на вершину крутая и каменистая, и когда мы добрались наверх, облака периодически застилали окрестности, не давая ничего разглядеть. Вершина очень ветренная и холодная, даже летом. И всё же критяне в 1200 до н. э. пришли сюда. Почему? Они искали здесь безопасность. Они хотели жить, и знали что низинные районы не защищены. С вершины обитатели Карфи могли видеть во все стороны и пока враги могли добраться до их поселения, они успевали уйти. Как и у дворцов, у поселения Карфи не было укреплённых стен; жители рассчитывали на труднодоступность своих мест.

Но безопасности недостаточно для выживания. Критяне должны были выжимать какое-то пропитание из каменистой, сухой земли. По счастью, неподалёку есть родники. Но пища — другое дело. Долина внизу хорошо видна, но обработка земли там противоречила безопасности. Для пропитания поселенцы занимались охотой, пасли коз и овец, культивировали оливки и небольшие сады. Это было примитивное натуральное хозяйство, а не развитая коммерческая экономика дворцовой эпохи, но люди выжили. После 200 лет поселение было оставлено, то ли потому что стало безопаснее, то ли потому что люди уже не могли больше терпеть ужасные условия.

Вид из Карфи на благославенные долины Крита. Опасные долины.

Судя по всему, долговременная степень опасности и интенсивность вражеских набегов была во времена «тёмных веков» после коллапса бронзы намного выше чем, например, во время варварских нашествий конца Римской империи или во времена набегов викингов в VIII–X веках, в начале средневековой Европы.

Похожая ситуация наблюдается повсюду на территории Средиземноморья: люди ютятся или в таких неудобных для жизни местах — или же осторожно пытаются выстроить какой-то нехитрый быт на руинах разрушенных дворцов и городов. Показателен в этом плане пример пелопонесского города Нихория.

Ещё в конце XIII века до нашей эры Нихория упоминается, как форпост могущественного микенского города Пилос, больше известного русским людям, как Наварин. Согласно раскопкам, проведенным в ХХ веке на месте Нихории, древнегреческий город микенского времени тогда занимал более 5 гектар только под каменными постройками, фундаменты и часть стен которых дошла и до наших дней.

План раскопок Нихории.

Однако, уже к 1150 году до нашей эры Нихория оказывается разрушенной, в культурном слое обнаруживаются следы сильного пожара.

Повотрно поселение заселяется только через 75 лет — около 1075 года до нашей эры. В тот период в Нихории уже живёт не несколько тысяч человек, а лишь около 40 семей. Одно из сохранившихся помещений города эпохи поздней бронзы используется в этот период для всех общественных целей одновременно — и как амбар, и как церковь и как убежище на случай нападения. В этом сохранившемся мегароне, который на плане обозначен чёрным цветом, находят и остатки зерна, и нехитрые предметы культа и искусства. Высокая культура поздней бронзы практически полностью утрачена, стандарты жизни «элиты» того времени не сильно разнятся от стандартов жизни простого люда. Работают многие, неграмотны в массе, молятся и надеются все.

Статуэтка богини из Карфи.

Только около 1000 года до нашей эры появляется заря нового мира. В локальных общинах Греции и Малой Азии возрождается, пока робко, искусство выплавки и обработки железа. Технология, освоенная ещё во времена Хеттской Империи, понемногу пробивает себе дорогу в мир. Уже к 900 году до нашей эры Греция почти полностью покрыта центрами обработки железа. Однако мир Греции будет «немым» ещё вплоть до 800 года до нашей эры: воины всегда возвращаются быстрее, чем придворные поэты или летописцы.

Не лучше обстоят дела в закрывшемся наглухо от ужасов внешнего мира Египте. Такой выбор спасает Египет, как страну, но уже навсегда превращает его из субъекта мировой истории лишь в объект для чьих-то притязаний на плодородные земли поймы и дельты Нила.

Один из самых интересных древнеегипетских письменных документов хранится в Пушкинском Музее в Москве. Он известен как «Папирус Голенищева» (это один из трёх разных документов с таким названием) и содержит историю путешествия высокопоставленного чиновника Ун-Амуна из Египта (вероятно, из Фив) в Библ, закончившуюся на Аляшии (на современном Кипре). Папирус с историей Ун-Амона был приобретён русским исследователем Голенищевым у египетского торговца антиквариатом в 1891 году. Он плохо сохранился, некоторые части его пропущены, а некоторые можно восстановить лишь фрагментарно. Истории о вояже Ун-Амона по бывшим вассальным территориям Египта можно назвать одниими из первых «записок путешественника» в литературной истории человечества. Они сильно отличается от традиционных египетских жанров: пропагандистского прославления правителей, административных указов и дипломатической переписки, религиозных и мистических текстов. В этой истории нет никакого прославления, и автор достаточно откровенно описывает свои злоключения, неуважение со стороны принимающих его левантийских царьков, и, в конечном итоге, — провал своей миссии.

Я не буду описывать многочисленные научные споры о подлинности или поддельности этого манускрипта. Относительный консенсус насчёт этого — что история более-менее подлинная, но сам папирус является копией более старой рукописи, с вкравшимися при переписке ошибками и некоторой отсебятиной.

Карта путешествия Ун-Амона.

Папирус интересен в первую очередь тем что описывает эпоху от которой осталось очень мало письменных документов. Дело происходит в середине XI века до нашей эры, в самой середине эпохи «тёмных веков», наступившей в Восточном Средиземноморье после Катастрофы бронзового века на рубеже XIII–XII веков. Египет крайне ослаб в конце XX династии, уже в период правления Рамсеса XI — последнего из Рамсессидов. Фактически он разделён на две независимые страны — Верхний Египет (со столицей в Фивах) и Нижний Египет, в дельте Нила, со столицей в Танисе. Как и у русских, у египтян деление на «много Египтов», судя повсему, национальный вид выживания в тёмные времена — что-что, а социальные практики быстрее нарабатываются в изолированных сообществах, достаточно сравнить Россию, Украину и Белоруссию всего лишь по прошествии 20 лет отдельной жизни.

Белая роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви. Белая и красная короны для Верхнего и Нижнего Египтов.

Однако, в Египте прорыа не происходит. Фактически обеими частями управляют почти идентичные жреческие олигархии — обе с верховным божество Амоном, но несколько отличающимися религиозными версиями. Имя фараона у Ун-Амона даже не упоминается. Контакты Египта с остальным миром — очень слабые и нерегулярные. «Великая песчаная стена» Синая и Ливийской пустыни надёжно изолирует Египет от остального мира.

Прибрежные левантийские города, за 200 лет до того находившиеся в вассальном подчинении или в плотной сфере влияния у египетских фараонов, уже давно независимы и управляются местными князьками. Никакой другой сильной державы в тот момент на горизонте не видно. Во главе приморских городов-государств стоят потомки «народов моря», захвативших эти территории около 150 лет назад, и уже в основном смешавшиеся с остатками местного населения и ассимилированных в его религиозные культы. В тексте, в частности, упоминается правитель Библа Чекер-Баал. Баал — древнее верховное божество местных ханаанских культов, а Чекер — название одного из племён «народов моря» (?JKR в египетском написании), которые упоминаются в Египте ещё во времена Мернептаха и Рамсеса III, в надписях Мединет-Абу.

В Ветхом Завете, другом письменном источнике, предположительно повествующем об этом времени, примерно в этот период происходило завоевание внутренних регионов Палестины иудеями, и их войны с коалицией филистимлян. Название «филистимляне», по-видимому, соответствует «пелешет» — другому племени из «народов моря», упоминаемому в египетских хрониках. В истории Ун-Амона нет упоминания ни о филистимлянах, ни об израильтянах, ни о любых других событиях внутренней части сирийско-палестинского региона.

Ун-Амон представлял правителя Верхнего Египта (Фив) и был отправлен в командировку в город Библ (Гебал), чтобы привезти груз древесины ливанского кедра для постройки церемониального корабля с посвящением богу Амону. Торговые связи Египта с Библом к тому времени насчитывали уже почти две тысячи лет, и брали начало с раннего периода Древнего Царства, примерно с XXVIII–XXVII веков до нашей эры. Первым делом по пути в Библ экспедиция остановилась в городе Дор (чуть южнее нынешней Хайфы). Правитель Дора, по имени Бедер, прислал Ун-Амону гостинца — 50 хлебов, сосуд вина, и бычью ногу. Вот такие у нас были скромные подарочки от правителя Дора — мясо, судя по ситуации, в то время было положено преподносить в виде подарка.

Но тут же один из членов команды свалил от Ун-Амона вместе со всей корабельной кассой, утащив с собой почти полкило золота и чуть менее 3 килограммов серебра. По-видимому команда корабля Ун-Амона состояла в основном из левантийцев, а не из египтян, и вор имел в Доре родственников или знакомых. Во всяком случае, единовременная кража корабельной кассы представлялась ему более выгодной, нежели перспектива карьеры в египетском флоте. Это — одно из косвенных свидетельств падения престижа и слабости Египта к тому времени. Ун-Амон апеллировал к правителю Дора, призывая его компенсировать потерю, поскольку кража произошла в принадлежавшей тому гавани. Правитель Дора отвечал, откровенно издевательски: вот если бы вор был моим подданным, я бы нёс ответственность за него. А поскольку это твой подданый — ты сам и разбирайся, я тут совсем не виноват. Подожди у меня в гавани, авось мы найдём вора.

Ун-Амон с командой безрезультатно околачивался в гавани Дора почти целый месяц, но в конце концов осознал бесперспективность ожидания и, отправился дальше на север. По пути в Библ он остановился в гаванях Тира и, затем, Сидона. В Тире Ун-Амону удалось захватить другой торговый корабль, который, как он считал, принадлежал правителю Дора. Ун-Амон конфисковал серебро, найденное на том корабле, в качестве компенсации за воровство с его корабля в гавани Дора, и отправился дальше по пути в Библ.

Прибытие в Библ в начале не предвещало Ун-Амону ничего хорошего. В течении месяца месяца правитель Библа, Чекер-Баал, ежедневно присылал Ун-Амону своего посланника со словами: «Вали отсюда, из моей гавани, ты мне не желанный гость». Поняв намерения правителя Библа, Уну-Амон принял уже решение возвращаться в Египет, так и не выполнив своё задание.

Однако, внезапно, после месячного ожидания, Ун-Амон попадает-таки на приём к правителю Библа и, наконец-то может просить его об искомом кедре для погребального судна. Сам Уну-Амон объясняет такую резкую перемену «чудесным случаем», случившимся с царским приближённым во время храмовой церемонии — тот якобы был «охвачен богом» и упал в приступе, выкрикивая желание самого Амона принять гостя из Египта. Однако при Уну-Амоне была вдруг нашлась ножка белого рояля в кустах