Глава 13. КОНЧИНА КЛЕОПАТРЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 13. КОНЧИНА КЛЕОПАТРЫ

Поэты, например Гораций, утверждали, что после бегства Клеопатры и Антония из-под Акция Октавиан сразу бросился за ними в погоню, но это – поэтическая вольность. В действительности он остался на некоторое время в Греции, чтобы подвести итоги своим успехам. Прежде всего Октавиан отправился в Афины, где демонстрировал свое эллинофильство и уважение к традиционной религии, демонстрируя грекам, что он в этом смысле не уступает Антонию. После того как он убедился, что контролирует Грецию и Малую Азию, он отправился на остров Самос, где устроил временную резиденцию на зимний период.

На Самосе Октавиан получил тревожные новости из Италии. Там был раскрыт заговор, в котором участвовал молодой Марк Лепид, сын триумвира, низложенного самим Октавианом. Меценат, наместник Октавиана в Италии, казнил Лепида-младшего, но это происшествие вызвало недовольство в Риме. Октавиану пришлось отправить в Рим Агриппу на помощь-Меценату. Однако, когда Агриппа прибыл в Италию, он столкнулся с еще более серьезным недовольством, на этот раз – со стороны многих солдат, которые участвовали в ряде сражений под началом Октавиана или перешли к нему после поражения других полководцев. Все они требовали увольнения, вознаграждения и земли. Самому Октавиану пришлось срочно вернуться в Брундизий, где поздравления с победой при Акции были омрачены неприязнью ветеранов.

Октавиан принял меры, чтобы их успокоить, но одно было ясно: он не сможет удовлетворить их требования, пока не завладеет сокровищами и владениями Клеопатры, теперь восстановленными почти в древних пределах.

Это был последний источник богатств в Средиземноморье, который еще не находился в руках римской власти. Захват сокровищ Птолемеев стал необходим Октавиану, поскольку не было другого способа расплатиться с солдатами. А сторона, терпевшая поражение, могла бы, с помощью богатств Египта, добиться мира.

* * *

По дороге в Египет Антоний и Клеопатра узнали о капитуляции своего войска в Северной Греции, а также о том, что Скарп, военачальник Антония в Киренаике, перешел на сторону Октавиана. Поэтому Антоний решил остановиться в греческом городе Паретонии в Египте на тот случай, если бы Скарп отправился морским путем в Александрию через этот город. Клеопатра же не осталась там вместе с ним, но предпочла отправиться прямо на родину. Ее прибытие вполне могло вызвать мятеж, организованный ее политическими противниками, но Клеопатра проявила решительность во время назревавшего кризиса, «Клеопатра поспешно отправилась в Египет, опасаясь, как бы ее подданные не подняли мятежа, узнав о постигшем ее несчастье прежде, чем она сама прибудет туда. Чтобы благополучно вернуться на родину, царица велела украсить корабли венками и петь триумфальные песни под музыку флейт, как если бы она и вправду одержала победу. Однако, вернувшись домой, она вскоре казнила немало знатных людей, которые всегда питали к ней вражду, а теперь радовались ее бедам. Затем Клеопатра стала собирать средства ради спасения своего дела как со своих имений, так и везде, где можно было достать их, не щадя даже почитаемых святынь, и одновременно приводила в порядок свои войска и искала союзников».

Антоний же, прибыв в Александрию, некоторое время просидел, запершись, в башне, погруженный в мрачные раздумья, после чего вернулся во дворец.

Клеопатра тем временем решила позаботиться о том, чтобы сохранить власть за своей династией, что бы ни случилось с ней самой. Она решила торжественно отпраздновать официальное совершеннолетие своего сына Птолемея Цезаря (Цезариона), а также Антония-младшего, сына и наследника Антония. Цезариону в то время исполнилось шестнадцать лет, а Антонию-младшему – четырнадцать. Царица хотела показать египтянам, что ее старший сын стал взрослым человеком, который уже сам вполне способен править царством.

Возможно, ее также вдохновляли заявления о поддержке ее сторонников, включая жрецов Верхнего Египта, которые обещали ей даже защитить ее дело с оружием в руках. Однако Клеопатре следовало понимать, что для победившего Октавиана ее сын, как и сын Антония, объявленные совершеннолетними, гораздо опаснее, чем если бы они считались несовершеннолетними.

Клеопатра, видимо, действительно это осознала, поскольку она вскоре решила отослать Цезариона за границу. В сопровождении своего наставника Родона, с частью царской казны, он был отправлен в верховья Нила, чтобы потом через канал доплыть до порта Береника. Оттуда он должен был отплыть в Индию, с которой Египет давно имел торговые связи.

Сама Клеопатра также стала готовиться к тому, чтобы покинуть Египет и отправиться на Восток, где ее сокровища могли помочь ей стать правительницей какого-нибудь княжества (как уже поступали до нее другие эллинистические монархи, например грекоиндусы). Прежде всего царица решила укрепить союз с царем Верхней Мидии, чья малолетняя дочь была обручена с ее сыном, Александром Гелиосом. Чтобы доказать мидийскому царю свою дружбу, Клеопатpa казнила своего пленника, царя Армении, которого его тезка, мидийский царь, ненавидел за дружбу со своими врагами парфянами. Александра Гелиоса она отправила в Верхнюю Мидию. Сама царица решила, что лучше всего покинуть Египет морским путем, через Нил и Красное море. Не воспользовавшись каналом, который тогда не был судоходен, царица велела перетащить суда по суше волоком к Геронполису у Суэцкого залива. Но, когда ее корабли были по ее приказу доставлены в нужное место, Малх, царь набатейцев, напал на стоянку египтян и сжег корабли. Это можно было счесть неблагодарностью, ведь Клеопатра в свое время не позволила Ироду уничтожить царство Малха. Но аравийцы, видимо, не простили царице того, что она собирала налоги с добычи битума в их стране и получила под свое управление часть их земли.

Клеопатра отомстила за уничтожение своего флота, организовав убийство Малха. Однако после этого несчастья царице пришлось оставить намерение покинуть Египет, о чем она впоследствии очень сожалела.

* * *

Квинт Дидий, вдохновивший Малха на сожжение флотилии Клеопатры, не смог его спасти. Дидий, наместник римской провинции Сирия-Киликия, сделал это потому, что, как и многие его коллеги, понимал: поскольку Октавиан стал победителем, ему надо угождать.

Что касается самого Октавиана, то он в начале 30 года до н.э. при первой возможности уехал из Италии и сначала прибыл на Самос, а оттуда отправился дальше на восток. Узнав о его появлении в регионе, многие сирийцы и сам римский наместник Дидий решили, что не стоит больше хранить верность Антонию и Клеопатре, а лучше поддержать Октавиана.

Дидий не только подговорил Малха сжечь корабли Клеопатры, но и велел царю Ироду остановить отряд бойцов, которые шли на подмогу Антонию из Малой Азии.

Ирод также искал расположения победителя. Когда Октавиан прибыл на Родос, царь Ирод нанес ему визит и почтительно заверил, что прежде был верен Антонию, а теперь будет верен Октавиану. Ирод утверждал также, будто он после битвы при Акции советовал Антонию убить Клеопатру. Октавиан отнесся к Ироду благосклонно, поскольку, как и ранее Антоний, он считал, что Ирод – лучший правитель для Иудеи с римской точки зрения.

Измена Ирода не должна была удивить Клеопатру после их взаимоотношений, но все же это событие произвело на нее сильное впечатление. По свидетельству того же Иосифа Флавия, узнав об этом, она закричала, что желала бы сама истребить иудеев, потому что тогда все было бы хорошо. Конечно, она имела в виду Ирода и его сторонников. Ведь Антоний не позволил ей уничтожить Ирода, и дело кончилось тем, что тот перешел на сторону Октавиана, который теперь мог беспрепятственно дойти до Египта, причем нельзя было исключить, что иудеи в самом Египте станут оказывать ему помощь.

* * *

Клеопатра понимала: пока она владеет сокровищами, ей легче платить своим солдатам, чем Октавиану оплачивать свое войско. Поэтому он постарается во что бы то ни стало захватить сокровища Египта, а она должна сделать все, чтобы их удержать.

Летом Октавиан устроил свой лагерь в Финикии, и в этот период к нему прибыли три посольства из Александрии с целью добиться от него сохранения власти Птолемеев в Египте.

Первый посланец привез Октавиану знаки царской власти Клеопатры и ее сообщение, что она готова отречься от престола, но просит сохранить власть за ее детьми. Октавиан принял знаки царской власти, но уклонился от прямого ответа.

Вторым посланцем был сын Антония, некогда обрученный с дочерью Октавиана. Он привез крупную сумму денег и сообщение, что его отец готов стать частным лицом. Шла речь о том, чтобы передать власть Дециму Туруллию, но это был один из убийц Цезаря, которым Октавиан поклялся мстить. Октавиан казнил Туруллия в Косе, где его ненавидели за то, что он вырубил священную рощу; однако на предложение Антония об отставке Октавиан не ответил. Наконец, третьим посланцем стал Эвфроний, учитель детей Клеопатры, который также привез Октавиану крупную сумму денег и просьбу царицы оставить детей наследниками египетского престола. Октавиан снова не дал определенного ответа.

* * *

Между тем войска Октавиана все ближе подходили к пределам Египта.

Скарпа в Киренаике заменил на посту наместника Корнелий Галл, друг Вергилия и сам поэт. Он отправил морскую экспедицию к берегам Египта. Антоний с 40 военными кораблями пытался остановить Галла, но потерпел поражение и вынужден был вернуться. А на востоке Октавиан, при поддержке Ирода, вторгся в Египет и штурмом взял Пелусий. Клеопатра приказала казнить жену и детей Селевка, сдавшего Пелусий. Слухи о том, будто она намеренно сдала этот город, поскольку предала Антония, очевидно, являются вымыслом и исходят из тех же враждебных источников, что и рассуждения об ее «измене» после Акция.

Но по мере приближения войск Октавиана Клеопатра отказалась от дипломатических способов решения проблемы и сосредоточилась на своей главной цели – на том, чтобы спасти от него свои сокровища. Она приказала даже закрыть мавзолей, который она построила для себя в некрополе Птолемеев. По словам Плутарха:

«Незадолго до того она построила в свою честь несколько больших памятников и усыпальницу удивительной красоты рядом с храмом Исиды. Теперь же она собрала все свои драгоценности из царской сокровищницы – золото, серебро, изумруды, слоновую кость, а также велела заготовить большое количество дров. Октавиан встревожился, узнав об этих приготовлениях, и, приближаясь к городу с войском, продолжал посылать к царице гонцов, через которых обещал ей милостивое обращение, так как опасался, что Клеопатра в отчаянии сожжет все свои богатства».

Одно из таких писем доставил Клеопатре молодой вольноотпущенник Тирс, но Антоний велел выпороть гонца и сказать Октавиану, что тот может в возмещение выпороть бывшего вольноотпущенника Антония – перебежчика Гиппарха. Около этого времени Антоний также отправил Октавиану письмо, в котором сообщал, что готов покончить с собой, если это спасет Клеопатру. И на этот раз ответа не последовало.

Войска Октавиана теперь вошли в один из восточных пригородов Александрии, где, бывало, любили отдыхать Антоний и Клеопатра. Когда захватчики встали лагерем у ипподрома, Антоний напал на них и обратил их в бегство. После этого, по словам Плутарха, «Антоний, радуясь своей победе, вернулся в город, вошел во дворец, обнял Клеопатру, не снимая доспехов, и представил ей своего воина, который сражался особенно храбро. Клеопатра наградила его за смелость золотым шлемом и золотым нагрудником. Тот принял их и той же ночью перебежал к Октавиану».

Антоний пытался переманить наступавших легионеров на свою сторону, посылая в лагерь Октавиана стрелы с записками, обещавшими им деньги. Это не принесло результатов, как не было принято предложение Антония Октавиану о поединке. Наступило время решающего сражения, которое должно было определить судьбу обеих сторон.

Существовало предание, будто боги покидают города накануне их падения. Согласно античной традиции, так было в Трое, в Афинах, в Иерусалиме.

Возникла и легенда, будто в ночь накануне последней битвы Дионис покинул Александрию.

"Около полуночи, когда все затихло и весь город замер в тревожном и мрачном ожидании своей судьбы, вдруг раздались чудесные звуки музыки и гармоничное пение. В то же самое время поднялся шум, какой бывает во время вакханалий, когда сатиры скачут в экстазе и огромная толпа бражников уходит из города с песнями и криками.

Эта процессия, говорят, направлялась от центра города к внешним воротам, в ту сторону, где находился неприятельский лагерь. В это время шум достиг высшей точки, а потом смолк. Те, кто пытался истолковать это чудо, пришли к заключению, что Антония покинул бог Дионис, с которым Антоний претендовал на родство и старался подражать ему" (см. Плутарх. Антоний).

1 августа флот Антония отплыл на восток из Александрии, чтобы сразиться с вражеским флотом, а его армия заняла позиции между ипподромом и городскими стенами Александрии. Однако флот сдался без боя, так же как и конница, а пехота Антония после этого обратилась в бегство. Говорят, что Антоний кричал, будто Клеопатра предала его. Возможно, в этот последний час поражения и безысходности у него и вырвались такие слова, но если так, они были несправедливы: в те дни поражений солдатам не требовались советы Клеопатры, чтобы переходить на сторону врага.

Армия Октавиана вошла в Александрию, и, хотя никакой битвы, по сути, не было, день 1 августа с тех пор отмечался как государственный праздник. Именно поэтому победитель избрал август, а не сентябрь, в котором он родился, для того, чтобы назвать месяц своим будущим титулом.

После того как все было кончено, Клеопатра бежала в свой мавзолей, где находились ее сокровища, и забаррикадировалась там вместе со своей служанкой Ирадой, придворной дамой Хармионой и евнухом. Антонию сообщили, будто царица покончила с собой (возможно, это было сделано, чтобы также подвигнуть его на самоубийство, а может быть, это сообщение просто явилось результатом какого-то недоразумения). Во всяком случае, Антоний поверил, что ее нет в живых, и велел своему слуге заколоть его. Однако слуга вонзил лезвие в себя, и Антоний, схватив другой меч, нанес себе смертельную рану.

В это время явился секретарь Клеопатры Диомед и сказал умирающему, что царица еще жива и хочет его видеть. Рабы отнесли Антония в мавзолей, но дверь была заперта, и его можно было внести только через окошко на верхнем этаже, что было довольно нелегко. Когда это удалось сделать, Антоний велел дать ему вина и попросил Клеопатру «не горевать об этой злосчастной перемене в его судьбе и считать его счастливым, помня, что он достиг величайшей в мире славы и власти и что нет бесчестья для римлянина умереть, уступив другому римлянину» (см. Плутарх. Антоний).

Вскоре Антоний скончался, и один из его телохранителей отправился с этой вестью к Октавиану. В последние минуты Антоний успел сказать Клеопатре, что ей можно положиться на Гая Прокулея, который был шурином Мецената и одним из приближенных Октавии. Но этот Прокулей вскоре появился перед мавзолеем с приказом Октавиана взять Клеопатру живой и, главное, не дать ей уничтожить свои сокровища. Ведя переговоры у запертой двери, он заметил открытое окно на верхнем этаже, через которое недавно втащили наверх умирающего Антония. Ни до чего не договорившись, он вернулся и рассказал обо всем Октавиану, но тот послал его обратно вместе с Корнелием Галлом. Пока Галл беседовал с царицей, Прокулей принес лестницу, забрался внутрь мавзолея, сбежал по ступенькам и схватил царицу, которая еще продолжала разговаривать с Галлом. Клеопатра выхватила кинжал, но он обезоружил ее, и она стала его пленницей. Тревогам Октавиана пришел конец: сокровищница была цела, Клеопатра стала пленницей. Теперь он сможет купить достаточно земли в Италии, чтобы вознаградить ветеранов, и сможет чеканить серебряную и золотую монету в большом количестве.

Вскоре Октавиан разрешил Клеопатре покинуть мавзолей, чтобы позаботиться о похоронах Антония по египетскому обряду. Но все пережитое надломило дух царицы. Говорили, что Октавиан хочет отвезти ее в Рим, чтобы показать во время своего триумфа. Но царица отвечала своим приближенным, что этого она не допустит. Вот как представлял себе ее переживания Шекспир:

Клеопатра Ну вот,

И рада!

Мы, видишь ли, египетские куклы,

Заманчивое зрелище для римлян.

Толпа засаленных мастеровых,

Орудуя своими молотками,

Собьет помост.

Дышать мы будем смрадом

Орущих жирных ртов и потных тел…

Нет, Ирада, все так и будет.

Ликторы-скоты

Нам свяжут руки, словно потаскушкам,

Ватага шелудивых рифмоплетов

Ославит нас в куплетах площадных,

Импровизаторы-комедианты

Изобразят разгул александрийский,

Антония там пьяницей представят,

И, нарядясь царицей Клеопатрой,

Юнец писклявый в непристойных позах

Порочить будет царственность мою…

Не стану я ни пить, ни есть, ни спать,

И тело смертное мое разрушу [13].

Но едва ли Октавиан действительно хотел демонстрировать Клеопатру как свой трофей. Он помнил, что к ее сестре во время триумфа Цезаря римляне отнеслись даже с сочувствием, а подобная реакция в случае с Клеопатрой вовсе не была ему нужна. Кроме того, ее появление в Риме при таких обстоятельствах могло быть расценено как оскорбление памяти Цезаря, воздвигшего в ее честь статую в храме Венеры-Прародительницы. А главное – неясно было, что делать с царицей потом. Казнив ее, Октавиан нанес бы тяжелый урон собственной репутации, а оставив в живых (даже в заточении), не чувствовал бы себя в безопасности. Для Октавиана лучше всего было бы, чтобы Клеопатра умерла, но так, чтобы он остался как будто ни при чем.

Сохранилось предание, будто Октавиан посещал Клеопатру, но это маловероятно. Для историков и биографов такие предполагаемые встречи играли роль высшей точки повествования, но Октавиану это было совсем ни к чему. Он предпочел послать к царице Долабеллу, одного из членов своей свиты, который симпатизировал Клеопатре. Он должен был частным образом объяснить Клеопатре, что ей будто бы предстоит отправиться в Рим для участия в триумфе Октавиана. Через него Клеопатра попросила разрешения (и получила его) совершить ритуальные возлияния на могиле Антония перед отъездом. Но Октавиан понимал, что царица скорее умрет, чем отправится с ним в Рим. Эпафродит, который ее стерег, получил указания, заметив со стороны Клеопатры попытки совершить самоубийство, закрыть на это глаза. 12 августа она передала через Долабеллу письмо Октавиану с просьбой разрешить похоронить ее рядом с Антонием.

Октавиан понял, что это означало ее желание уйти из жизни, и послал во дворец своих людей. Они застали Клеопатру уже мертвой. У ее ног умирала верная Ирада. Хармиона, также близкая к кончине, пыталась поправить корону на голове своей госпожи. На вопрос одного из воинов: «Хармиона, неужели это произошло?» – она успела ответить: «Произошло то, что подобает царице из такого древнего рода» (см. Плутарх. Антоний).

Клеопатра отравилась. Представители александрийской медицинской школы, включая личного врача царицы Олимпа, конечно, хорошо разбирались в ядах, однако на этот раз точно определить характер яда оказалось невозможно. Древние авторы нашли для этого романтическое объяснение. Историк и географ Страбон, первый по времени, кто писал об этом, колебался между версиями отравления змеиным ядом и каким-то снадобьем. Врач Гален, живший во II веке н.э. предполагал, что Клеопатра нанесла себе ранку и ввела в нее яд. Дион Кассий утверждал, что на руке царицы было всего лишь две едва заметные ранки.

Согласно Плутарху, змею принес ей египетский крестьянин в корзине с фигами; она была спрятана под листьями, закрывавшими корзину сверху, поскольку Клеопатра велела сделать так, чтобы змея бросилась на нее внезапно. Царица, сказав: «Будь что будет», обнажила и подняла руку, чтобы змея ужалила ее. Другие же говорят, будто эта змея сидела в кувшине и Клеопатра вызвала ее оттуда, ударяя по кувшину золотым веретеном. Но подлинной правды не знает никто – рассказывали также, будто царица всегда носила с собой яд; однако ни воспаления, ни иных следов отравления не было найдено на ее теле: Да и самой змеи никто не нашел в мавзолее, хотя будто бы видели ее след на песке с той стороны, где окна выходят на море. Некоторые еще утверждали, что видели на руке царицы две едва заметные ранки. Октавиан же, очевидно, поверил в этот рассказ, потому что во время триумфа в Риме его люди пронесли статую Клеопатры, вокруг которой обвилась змея.

Версия об укусе змеи в конечном счете оказалась господствующей, тем более что змея считалась одним из символов Исиды, и, возможно, во время триумфа римляне видели в действительности статую Исиды со змеей, поскольку богиня отождествлялась с самой Клеопатрой.

Египетские кобры, почитавшиеся как божества в дельте Нила, считались покровительницами фараонов, и их диадемы были украшены изображениями змеи, угрожавшей врагам царей, а иногда двух змей. Отсюда, вероятно, родилась легенда, будто Клеопатру укусили две змеи, а не одна.

Гораций и Вергилий говорят не об одной, а о двух змеях. В целом рассказ о гибели Клеопатры от укусов змеи (или змей) понадобился для того, чтобы показать, что она ушла из жизни как настоящая царица, приняв кончину от яда змеи – эмблемы царской власти.

Враги Клеопатры утверждали, будто бы она, прежде чем выбрать способ ухода из жизни, наблюдала, как убивали осужденных на смерть преступников на александрийской рыночной площади. Однако сам Октавиан не пишет ни о чем подобном. Победив своих врагов и добившись их ухода из жизни, готовясь занять трон Птолемеев, он теперь позволил себе быть великодушным. Во-первых, возникла версия, будто Октавиан, услышав о самоубийстве Клеопатры, послал к ней заклинателей змей, чтобы они высосали яд из раны (это, очевидно, правда, так как подобную ложь было бы легко опровергнуть). Однако заклинатели опоздали, что вовсе не огорчило Августа. Октавиан также разрешил похоронить царицу с царскими почестями, вместе с Ирадой и Хармионой, рядом с могилой Антония, и даже распорядился достроить мавзолей. Кроме того, он дозволил своим сторонникам и окружению восхищаться силой духа ушедшей царицы. Вергилий, относившийся к делам Клеопатры с глубокой неприязнью, все же красочно изображает печаль бога Нила, к которому Антоний, Клеопатра и их сторонники вернулись после Акция:

… Как уносили ее дуновенья япитского ветра,

Выковал все огнемощный кузнец.

А напротив горюет Нил: одежды свои на груди распахнул он широкой,

Кличет сынов побежденных к себе на лазурное лоно [14].

Еще ярче эту санкционированную Октавианом оценку Клеопатры (когда «злая жизнь» царицы противопоставлялась ее достойному концу) выразил Гораций. Закончив рассказ о ее «испроченности и буйстве», он признал, что она ушла из жизни со славой, и его стихи стали ее лучшей эпитафией:

… Но доблестной Себе искала женщина гибели.

Не закололась малодушно,

К дальним краям не помчалась морем,

Взглянуть смогла на пепел палат своих

Спокойным взором, и, разъяренных змей

Руками взяв бесстрашно, черным

Тело свое напоила ядом…

Не допустила, чтобы суда врагов

Венца лишенную царицу

Мчали рабой на триумф их гордый [15].