Между прошлым и будущим

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Между прошлым и будущим

20 февраля 1946 г. корреспондент «The New York Times» К. Сульцбергер удостоился приема в Эль Пардо. Корреспондента, как он впоследствии писал, встретил невысокий плотный человек в аккуратной военной форме, с полным бледно-оливковым лицом и принужденной улыбкой. Во время беседы его маленькие руки все время находились в движении[403].

Таким Франко оставался многие годы.

Его жизнь в Эль Пардо была подчинена строгому регламенту, им самим установленному. Он рано вставал, завтракал, совершал прогулки верхом или же играл в теннис около часа. Рабочий день начинался в 10 часов: во вторник — аудиенция с военными, в среду — с гражданскими чиновниками, в четверг — прием иностранных послов и работа с Карреро Бланко над вопросами, которые он намеревался поставить перед правительством, в пятницу — заседание совета министров, которое длилось нередко 10–12 часов и во время которого он практически не покидал кресла и не обнаруживал следов усталости, по вечерам — консультации с министрами и лицами, занимавшими важные позиции в системе режима. Согласно журналу посещений, до конца жизни он принял 9169 персон.

Обедал Франко в кругу семьи, меню — простое, блюда — испанские. В воскресенье — месса, охота в окрестностях Эль Пардо.

Охота и рыбная ловля были его страстью. Отпуск он проводил в Сан-Себастьяне и Галисии, проводя дневное время на любимой яхте «Асор» и отдаваясь своему любимому занятию — рыбной ловле. С годами Франко все реже бывал на охоте, предпочитая всем развлечениям телевизор и домашнее кино.

Биографы Франко не сообщают о круге его чтения. Известно, что на его письменном столе постоянно лежал трактат «Государь» Макиавелли. Те, с кем он общался, отмечают его умение слушать. Возможно, его осведомленность о том, что происходило в стране и мире, была почерпнута от собеседников. Его доверенный секретарь Салгадо Араухо приводит пример того, как Франко тщательно отслеживал все, что касалось гражданской войны, вступая в заочную полемику с авторами исследований, например, с X. Томасом, перу которого принадлежит фундаментальная монография «Испанская гражданская война»[404].

26 октября 1961 г. в беседе с Салгадо Араухо Франко с недоумением воспринял известия о самом тоне, с каким молодой президент Дж. Кеннеди отозвался о России во время своего пребывания в Западном Берлине. Франко готов был признать, что «Кеннеди вдохновлен самыми добрыми намерениями, однако, он напрасно слишком уж полагается на суждения некоторых своих советников, которые недостаточно вникают в политику русских и их образ жизни. Россия сегодня не та, что была раньше. Надо иметь в виду, что она преобразовалась в огромной степени, она обладает великой культурой. Народ ее хочет жить лучше, сравнивая свой уровень жизни с тем, что имеют страны Запада.

Поэтому ее руководители уже не имеют в своем распоряжении народ, который снесет все. Сегодня у русских большое желание процветать, работать, учиться, чтобы быть более просвещенными, с надеждой и желанием жить лучше… Поэтому русскому правительству с каждым разом все труднее продолжать править в форме распоряжений, не обращая внимание на то, что полагает и думает народ…

Россия, по моему мнению, совершает ошибку, держа часть своих войск в странах-сателлитах, что всегда поддерживает их желание быть независимыми и ненавидеть своих захватчиков»[405]. Франко, по-видимому, был убежден, что испанцы уже имеют все то, о чем русские только мечтают. Диктаторам всегда не хватает самокритики.

С удовлетворением Франко воспринимал и все известия об улучшении отношений со многими странами Европы, особенно с соседней страной — Францией.

17 ноября 1961 г. итальянская «Avanti» опубликовала статью «Де Голль восхищается Франко». В ней говорилось, что президент Франции утром 16 ноября принял в Елисейском дворце испанского министра иностранных дел Кастиэлью, с которым имел беседу в течение получаса. Не было никаких сообщений о цели визита, известно лишь, что оба собеседника дискутировали об европейских проблемах. Источники сообщают, что де Голль передал Кастиэлье устное послание главе испанского государства, в котором президент Франции высказал мнение, что испанский режим в высшей степени способствует европейской стабильности и социальной умиротворенности. «The Economist» был более эмоционален. В статье «До каких пор», опубликованной 25 ноября 1961 г., говорилось, что «генерал де Голль сделал еще один шаг в своей новой политике дружбы с генералом Франко, когда он принял господина Кастиэлью, испанского министра иностранных дел». Он уверил его «во всей симпатии» к каудильо и его режиму, «который представляет собой фактор стабильности и социального мира в Европе». Автор статьи расценил это как благодарность за бескорыстное решение каудильо прекратить деятельность высланных в Испанию французских правых (речь идет о членах праворадикальной организации ОАС. — С. П.). Но его благодарность генералу Франко, хотя и понятна, уживается с неблагодарностью к изгнанным испанским республиканцам, которые сначала в Сопротивлении, а затем и во время мира оказали столь большую услугу ему самому и французской нации. Был запрещен конгресс Испанской социалистической партии в Тулузе, и только в результате протеста французских социалистов было получено разрешение на проведение конгресса в По. В начале этого месяца была запрещена публикация всех испанских республиканских газет, выходивших на территории Франции. Среди наиболее важных газет, попавших под эти меры, были «El Socialista», умеренный еженедельник, основанный в Мадриде Пабло Иглесиасом в 1890 г., и три динамичные анархо-синдикалистские газеты, выходившие в свое время в Барселоне. Все — антикоммунистические, хотя и антифранкистские…

Но Франко не задевали выпады европейской прессы, для него было более важно отношение де Голля, которым он восхищался, хотя и не понимал, почему президент мирится с существованием партий.

Радовали его и успехи в экономике и экономической внешней политике, о которых его информировали министры и послы, хотя и не вдаваясь в детали. Служба дипломатической информации МИД 24 марта передала ему сообщение, посланное Кастиэльей из Вашингтона: «С американской помощью и сотрудничеством мы начинаем программу экономической реконструкции, которая, без сомнения, будет иметь огромное значение для упрочения Западного мира», — утверждал министр иностранных дел сеньор Кастиэлья по прибытии в Вашингтон, где ему на аэродроме были оказаны военные почести[406]. Кастиэлыо поместили в резиденции для официальных гостей, близ Белого дома.

Комментируя цели Кастиэльи, «The Times» делала вывод, что испанский министр будет информировать президента Эйзенхауэра «о прогрессе в области экономики и финансов как результате подписанного правительством в Мадриде в июле прошлого года «Плана стабилизации»»… Эта операция проходит с таким успехом, что Испания уже готова выплатить 50 млн долларов Международному валютному фонду и 24 млн долларов — Европейскому валютному фонду. Баланс испанских счетов в публичных и частных коммерческих банках США увеличился более чем на 150 млн долларов[407].

Выступая на завтраке Испанского института и Испанской торговой палаты, Кастиэлья сказал, что «с тех пор, как Испания вступила в эру тесного сотрудничества с США, к настоящему времени были достигнуты следующие результаты: 425 млн долларов были получены в качестве экономической помощи, 4 млн долларов — технической помощи, 154 млн долларов — в виде кредита Эксимбанка, 22,5 млн долларов — от Фонда развития и 400 млн долларов — на восполнение сельхозресурсов… Вся эта помощь была безвозмездной».

По словам Кастиэльи, экономика Испании прошла два этапа — период затягивания поясов и период «распускания поясов» благодаря помощи США; оба они подготовили третий этап — «План стабилизации». За восемь месяцев реализации этого плана резервы Испании превысили 200 млн долларов. Первая фаза пройдена; на второй фазе были предоставлены большие возможности для иностранного, прежде всего североамериканского капитала, и был продолжен процесс либерализации. В настоящее время, по словам Кастиэльи, в Испании — абсолютная свобода для вложения иностранного капитала — до 50 % капитала предприятия[408].

Сообщенные Кастиэльей результаты «Плана стабилизации» были подтверждены Милтоном Барелли, вице-директором экономической миссии в Испании, перед Торговой палатой США 24 мая 1961 г.: «Для Испании «План стабилизации» является основой, наиболее прочной, для его будущего экономического развития и отправной точкой на пути к более тесной экономической интеграции и кооперации с другими странами Европы и свободным миром»[409].

В международном плане, по мнению Барелли, Испания уже сейчас является полноценным членом Международного валютного фонда и Международного банка, а в скором времени — Международного валютного сотрудничества.

18 октября 1961 г. министр торговли США Лютер Ходжес и сопровождавшие его лица удостоились приема у Франко. В интервью газете «ABC» Ходжес поделился впечатлениями о стране: «Уровень золотовалютных резервов в Испании сейчас более высок, чем когда-либо… Но что самое важное — Испания либерализовала свою торговую политику и сократила свой контроль над национальными и иностранными инвестициями капитала»[410].

Успехи в сфере экономики во многом — следствие стратегии, предложенной опусдеистами, находившими неизменную поддержку у Карреро Бланко. А это, в свою очередь, увеличивало дистанцию между фалангой и технократами, что стало источником самой большой напряженности внутри режима на протяжении последних лет жизни Франко. Перед ним вставала не только тень прошлого, которое он никогда не забывал — воспоминания о его недругах по ту сторону траншей гражданской войны. Его тяготили и новые заботы — прежние сторонники-фалангисты не могли простить его очередного отступления от «максим» Хосе Антонио Примо де Риверы.

20 ноября в двадцать четвертую годовщину смерти основателя фаланги, во время церемонии в «Долине павших», на которой присутствовали только сторонники режима, диктатор услышал: «Франко, ты — предатель». Франко не удивился, если бы эти слова принадлежали кому-либо из потомков тех, кто навеки, как он полагал, остался по ту сторону траншей прошлого. Но это был молодой фалангист Роман Алонсо Урдиас — один из тех, кто сохранил веру в утопию Хосе Антонио.

Первая реакция Франко: расстрелять! Но в последний момент он изменил решение. Урдиас был приговорен к 20 годам тюрьмы и был отправлен в дисциплинарный батальон в Сахару, куда в свое время отправляли пленных республиканцев[411].

Фалангисты высокого ранга — Арресе, Фернандес Куэста и Солис, не могли себе позволить выражать свои чувства столь откровенно, как молодой радикал, но и они доставляли немало хлопот каудильо, интригуя против технократов из «Опус деи» и их планов либерализации экономики… Франко приходилось соблюдать «баланс сил», проявляя поистине дипломатическую изворотливость.

13 октября 1961 г. Солис и Эрреро Техедор организовали «дефиле» по улицам Мадрида, названное «Европейская академия ветеранов». Разбитые в 1945 г., они собрались в столице Испании, чтобы почтить того, кто нанес поражение их врагам в канун Второй мировой войны, т. е. Франко. Итальянские фашисты и германские нацисты, генералы, изгнанные из стран Восточной Европы, шли плечом к плечу с ветеранами испанской гражданской войны. Но тот, кого собирались приветствовать, уклонился от этой чести, хотя и направил поздравительное послание участникам «дефиле», зачитанное генералом Мартином Алонсо[412].

Но фаланга была недовольна не только отведенным ей местом в «балансе сил».

Фалангисты всегда выступали против монархии как института и династии Бурбонов в особенности. Заявление о своем праве на престол сына покойного Альфонса XIII дона Хуана де Бурбона, графа Барселонского перенесло вопрос о воскрешении монархии из теоретических высот в поле практической политики.

В ноябре 1942 г. дон Хуан в «Journal de Geneve» разъяснял: «Я — не глава заговора, я — законный представитель того политического бесценного сокровища существующего века, которым является испанская монархия. Я уверен, что монархия будет восстановлена. Моя высшая цель — стать королем Испании, в которой все испанцы, пришедшие к согласию, будут жить вместе»[413].

Дон Хуан назначил своим представителем в Испании генерала Вигона, бывшего министра Франко и единственного германофила среди тех, кто входил в директивную группу, цель которой была в объединении усилий по возведению на трон претендента. Остальные — генералы Кинделан и Аранда, бывший министр образования П. Саинс Родригес, известный летчик Ансальдо, тот самый, кто должен был в начале мятежа доставить Санхурхо в Испанию, писатель Е. Вегас Латапие — были англофилами, поддерживавшими контакт с посольством Великобритании. В эту группу входил и Хуан Марч, в свое время оказавший столь значительную финансовую поддержку Франко.

Деятельность активистов монархического движения вскоре стала известна Франко. Но репрессии были мягкими: Саинс Родригес лишился кафедры, Кинделан был вынужден оставить пост генерал-капитана Каталонии и получил назначение начальника Академии в Сарагосе, сменив Аранду, Ансальдо и Вегас — выгнаны, Хуан Марч получил предупреждение[414].

После разгрома немецких войск под Сталинградом и поражения армии Роммеля в Африке Карреро Бланко посоветовал Франко встретиться с доном Хуаном. Но эта встреча произошла только пять лет спустя. 19 марта 1945 г. дон Хуан обратился с манифестом к испанскому народу. В нем претендент на престол осудил режим Франко, созданный по образу тоталитарных систем держав «оси» как противоречивший самому духу и традициям испанского народа. Именно монархия, полагал дон Хуан, может стать надежным средством примирения и достижения согласия между всеми испанцами, к тому же приемлемым путем решения «испанского вопроса» для внешнего мира[415].

Автор манифеста призывал к восстановлению традиционного, т. е. парламентского режима, обещал гарантии демократических свобод, широкую политическую амнистию, созыв законодательной ассамблеи, проведение политико-социальных-мер в духе времени. Близкий к графу Барселонскому политолог и философ Кальво Серрер, переправивший этот манифест в Испанию из Лозанны, где в то время находился дон Хуан, охарактеризовал его «как разрыв с Франко, как настоящий заговор». Тогда же был арестован генерал Аранда.

2 февраля 1946 г. дон Хуан перенес свою резиденцию в Португалию, в замок Эсториль, исторически принадлежавший испанским Бурбонам. 13 февраля 458 представителей высшей иерархии написали открытое письмо претенденту на престол, выразив надежду, что монархия вскоре будет установлена.

Франко был в ярости. Первая реакция — «раздавить червяков!» Но отступил перед аргументом — эта акция не улучшит репутацию режима за рубежом[416].

Франко прервал всякие отношения, преимущественно эпистолярные, с доном Хуаном. Но, возможно, эта акция иерархов режима и подтолкнула его к тому, чтобы ускорить разработку «Закона об ответственности». Он сам и его ближайшее окружение давно искали выход, который бы придал «респектабельность» режиму и вместе с тем послужил бы «яблоком раздора» в стане его противников за рубежом, испанцев и неиспанцев. Таковым могло бы стать официальное восстановление монархии. Но не «классической», существовавшей до апреля 1931 г., а особой монархии «Национального движения», при которой Франко сохранил бы абсолютную власть.

В конце марта 1947 г. работа над проектом «Закона об ответственности» была завершена, и 30 марта Франко направил Карреро Бланко в Эсториль, чтобы ознакомить с ним дона Хуана. Как и следовало ожидать, ответ претендента был отрицательный. «Манифест Эсториля» осудил само намерение диктатуры, этого режима неограниченного правления, прикрыться «славной мантией монархии»[417]. Франко предвидел реакцию дона Хуана. И не дожидаясь возвращения Карреро Бланко, обнародовал текст «Закона об ответственности». О результатах «прямой консультации с народом» речь уже шла. Франко никогда не мог простить дону Хуану приверженности либерализму, в течение всей своей жизни он не переставал повторять, что его воцарение было бы истинной катастрофой для испанцев. Тем не менее вопрос о монархии привел Франко к тому же графу Барселонскому: 25 августа 1948 г. во время встречи с Франко на яхте «Асор» дон Хуан дал согласие на то, чтобы его сын Хуан Карлос выбрал местом своего жительства Испанию. Так в стадию реализации вступил план, который американский историк С. Пейн назвал «Операция Принц». Монархия должна была стать первым опорным камнем будущей Испании. Главным советником графа Барселонского тогда был Х.-М. Хиль Роблес. Возможно, он был одним из соавторов этой «операции».

Была достигнута договоренность, что Хуан Карлос продолжит свое образование и получит степень бакалавра в Сан Себастьяне. Но принц еще не раз возвращался в отчий дом. Постоянным местом жительства принца Испания стала позднее.

Утром 18 января 1955 г. принц Хуан Карлос прибыл в Мадрид. Ему было тогда 17 лет. Франко сам составил учебный план будущего монарха: военные училища, академия генерального штаба. В 1959 г. Хуан Карлос получил звание лейтенанта пехоты и авиации и старшего лейтенанта флота. Но более всего Франко был озабочен воспитанием будущего монарха.

14 марта, вскоре после прибытия принца в Испанию, он прочел ему «настоящую лекцию по моральному воспитанию», как заметил присутствовавший при этом Салгадо Араухо. Он внушал Хуану Карлосу, что «короли должны находиться в контакте с народом, как можно более непосредственном, для того, чтобы знать его нужды и попытаться разрешить их».

Франко полагал, что Хуану Карлосу надо было продолжить изучение различных предметов в сфере экономических и политических наук. «Это можно осуществить только в Испании, посещая различные университеты и школы для специалистов, возможно чаще присутствовать в аудиториях. Для этого надо жить в стране как можно больше. Я сказал Хуану Карлосу, что надо завоевать молодежь, которая сейчас несколько отчуждена или проявляет скепсис по отношению к этой форме правления. Монархия должна быть народной»[418].

Франко поучал: «настоящий народ более здоровый, менее эгоистичный, чем люди высокого положения, наделен настоящим чувством патриотизма и любви к родине и более расположен к самопожертвованию во имя ее…

Принц должен иметь в виду, что вся нация смотрит на него и он должен представлять доказательства своей абсолютной моральности». Диктатор предостерегал от дурных примеров, напомнив о фривольности Альфонса VI, призывал не следовать примеру тех, кто уклонялся от выполнения своей миссии и защиты интересов народа, как Филипп IV, передоверивший управление графу Оливаресу[419].

9 марта 1956 г. принц пережил страшную трагедию: играя с пистолетом, подаренным Франко, он случайно выстрелил. Его любимый младший брат Альфонсо умер тотчас. Этот инцидент, по мнению автора биографии Хуана Карлoca I Пауэла, убедил Франко в том, что его выбор будущего наследника предопределен свыше[420]. Но сам факт гибели брата глубоко травмировал Хуана Карл оса и оказал большое воздействие на желание, подсказанное его отцом: сделать все возможное, чтобы братоубийственная война в Испании никогда не разразилась вновь.

Позднее Хуан Карлос скажет маркизу Луису де Вильялонга, автору наиболее известной биографии Хуана Карлоса «Король», построенной как диалог короля с его современниками: «Мой отец был прав, когда наперекор всему и вся послал меня для обучения в Мадрид. Смог ли я сделать то, что сделал в Испании, если бы провел всю свою юность в Португалии или Швейцарии и возвратился бы в свою страну, говоря по-испански с французским акцентом»[421].

В 1962 г. состоялась свадьба Хуана Карлоса и греческой принцессы Софии. Молодая чета посетила Эль Пардо, после завтрака Франко с удовольствием отметил, что принцесса говорит достаточно хорошо по-испански, очень мила, кажется разумной и очень культурной. С одобрением он отнесся и к предстоящему визиту супругов к папе Иоанну XXIII[422].

Но свадебное путешествие затянулось, после Рима — другие страны Европы и Америки. Дж. Кеннеди принял их в Белом доме, оказав большое внимание.

2 марта 1963 г. Франко с огорчением сказал своему собеседнику Франко Салгадо Араухо, что принцесса постоянно общается с персонами из высшей аристократии, которые могут настроить ее против режима, вышедшего из крусады (крестового похода, т. е. гражданской войны. — С. П.). «Я понимаю, что среди нашей аристократии есть достойные люди и большие патриоты, но беспокоит окружение, в котором принцесса должна жить в Испании»[423].

Но больше всего Франко тревожили контакты Хуана Карлоса с отцом, хотя Франко никогда не терял надежды, что его влияние на Хуана Карлоса все же возобладает над воздействием на него воззрений его отца, дона Хуана, графа Барселонского, хотя и с тревогой наблюдал за тем, как Хуан Карлос со все большей настойчивостью пытается «восстановить гармонию» в своих отношениях с отцом. Франко никогда не скрывал своего негативного отношения к дону Хуану. В беседе со своим братом Франко Салгадо 20 декабря 1962 г. он сказал: «Я уверен, что в Испании никогда не наступит царство графа Барселонского, так как его образ мышления приведет к коммунистической революции, такой же, над которой мы одержали победу в 1939 г…Испанский народ не готов и не чувствует демократию так, как это практикуется в англосаксонских странах»[424]. С еще большей тревогой на исходе своего жизненного пути он наблюдал за тем, как граф Барселонский не жалел усилий, чтобы объединить вокруг монархии все оппозиционные франкизму силы, настаивая на том, что монархия может возродиться в Испании только как конституционный и демократический институт.

Отвечая на вопрос Вильялонги об истоках ненависти Франко к дону Хуану, Хуан Карлос ответил: «думаю, что Франко видел в моем отце… мятежного либерала, угрожавшего уничтожить полностью его дело… Когда мой отец говорил: «Хочу быть королем всех испанцев», Франко, вероятно, переводил: «Хочу быть королем победителей и побежденных»». На вопрос, разве это неправда, Хуан Карлос ответил: «Да, естественно, но для Франко, вне сомнений, это было невыносимо»[425].

Хуан Карлос разделял мнение отца, что монархия должна быть демократической, так как «это единственный способ быть принятой Европой и миром». Но до поры до времени ему приходилось соблюдать осторожность. Это имело и оборотную сторону — в глазах многих испанцев он был «наследником» Франко.

Но самый неприятный сюрприз для Франко был подготовлен ассамблеей «Европейского движения», собравшейся 7–8 июня 1962 г. в Мюнхене и проходившей под эгидой ЕЭС. Были приглашены 118 испанцев — 80 из самой Испании и 38, находившихся в изгнании. Это была внушительная делегация, представлявшая все силы оппозиции внутри страны и вне ее, за исключением Коммунистической партии. Впервые собрались вместе те, кого разделяли траншеи гражданской войны: социалисты и Хиль Роблес, республиканцы и Ридруэхо.

Хиль Роблес «от имени испанцев, здесь присутствующих, и от имени своих друзей в Испании», заявил, что нельзя допустить, чтобы «их родина оказалась в стороне, в то время как вы строите Новую Европу. Как европейцы мы, испанцы, стремимся к полной интеграции Европы и наднациональному единению на подлинно демократической основе». Делегация обратилась к ассамблее «не принимать Испанию в ЕЭС, пока не будет достигнута однородность ее политического режима с режимами остальных стран ЕЭС»[426].

Франко был в ярости. Подвластная ему пресса назвала ассамблею «Контубернио, т. е. сожительство, в Мюнхене». Было приостановлено действие XIV статьи «Хартии» о праве испанцев жить в Испании, никогда полностью и не соблюдавшейся.

Ворота Испании, как горько шутили в стране и за рубежом, никогда не были открыты после 1939 г., разве только была приоткрыта щель. Но и теперь она закрылась. Д. Ридруэхо и Хиль Роблес остались в эмиграции, многих участников ассамблеи выслали на один год на Канарские острова[427].

Франко на пороге своего семидесятилетия по-прежнему стоял перед проблемой соблюдения внутреннего «баланса сил».

Диктатор не вникал в детали новой линии экономической политики, всецело полагаясь на министров-технократов. 10 июля 1962 г. к тандему Ульястроса — Наварро Рубио присоединились опусдеисты Г. Лопес Браво и М. Лора Тамайо, занявшие соответственно посты министров индустрии и образования.

Фалангисты расценили эти назначения как подтверждение своих подозрений о заговоре «Опус деи». Чтобы «выровнять равновесие» Франко учредил пост вице-президента правительства, назначив на этот пост генерала А. Муньоса Грандеса, бывшего командующего «голубой дивизией», сторонника «твердой линии». Это назначение было чисто номинальным актом: Муньос Грандес сохранил за собой пост начальника генерального штаба и был поглощен делами армии, а его обязанности по руководству правительством негласно исполнял «серое преосвященство» режима Карреро Бланко, покровительствовавший «Опус деи».

Тогда же впервые стал членом правительства М. Фрага Иррибарне, получивший свой пост министра информации после того, как разгневанный Франко уволил в отставку преданного ему фалангиста Ариаса Салгадо только за то, что в прессу просочились сведения об акции в Мюнхене, причем в окарикатуренном виде.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.