Действия армии. Предложение суда. Октавиан соглашается. Ослабление позиции Антония. Луций Антоний. Маний. Дальнейшее вмешательство

Действия армии. Предложение суда. Октавиан соглашается. Ослабление позиции Антония. Луций Антоний. Маний. Дальнейшее вмешательство

Мы очень неверно стали бы судить об армии, если бы думали, что она приветствует перспективу военных действий или игнорирует вероятность гражданской войны, пребывая в летаргическом сне. Дело обстояло совсем иначе, и армия предпринимала все от нее зависящее, чтобы утихомирить разгоравшиеся ссоры внутри партии и выступить посредником между соперниками. Ничего нельзя было поделать, пока разногласия не были определены; но как только появилось нечто, в чем армия могла выступить арбитром, ее полководцы вмешались в дело.

Пока Октавиан улаживал дела в последних новых поселениях в Кампании, Фульвия послала детей Антония с Луцием, чтобы они были на глазах у ветеранов. Это было неприятно и вызывало раздражение, поскольку ни у кого не было желания выступить против Антония или каким-то образом запятнать его славу. Но возможно, эти ее действия и были рассчитаны на то, чтобы вызвать раздражение. Пока шло обустройство новых поселенцев, Секст Помпей совершал морские набеги на побережье Бруттия; вполне естественно, Октавиан послал кавалерийский отряд патрулировать побережье и выбить неприятеля из тех мест, где они могли закрепиться. Луций нашел пристанище у колонистов – ветеранов Антония – и стал набирать телохранителей под предлогом, что его жизнь в опасности и Октавиан замышляет недоброе против Антония. Октавиан отвечал, что он в прекрасных отношениях с Марком Антонием и что Луций интригует и старается скомпрометировать триумвират, который был организован для того, чтобы наделить ветеранов землей. Кавалерия была послана на побережье для защиты от набегов Секста Помпея, и никто не посягает на жизнь Луция.

Это было разумное объяснение, и высшие офицеры предложили свои услуги. Октавиан приветствовал этих миротворцев. Возможно, он поступал неискренне либо проявлял искусство дипломатии, но в любом случае он поступил мудро. Он понимал, что армия не хочет еще одной гражданской войны и не простит того, кто сделает ее неизбежной.

Лидеры Антония проявили себя не с лучшей стороны. Ни у кого из них не было таланта предугадывать общественные настроения, как это умел Марк Антоний; и, кроме того, их было трое, что обусловило несообразности в намерениях и поведении. Луций Антоний надеялся, что вдобавок к восторженному приему армией он сумеет к тому же приобрести симпатии и поддержку могущественной партии оптиматов, говоря о поддержке Цезаря перед одними и выступая против Цезаря перед другими. Маний обвинял Октавиана в неискренности, и, хотя хитро плел интригу, он не знал, что зашел слишком далеко в этих обвинениях. У Фульвии были свои аргументы, совершенно не относящиеся к делу: она хотела напугать Марка Антония так, чтобы он покинул Клеопатру и возвратился в Италию. Чем явнее будет угроза гражданской войны, тем скорее он вернется домой. Переплетение всех этих разных линий поведения фатально ослабляло положение Антония. Армия колебалась, ее смущала антицезарианская политика оптиматов. Многие из тех, кто не пошел бы против Антония, теперь лишь нехотя и равнодушно его поддерживали; они считали циничным и неискренним Мания; и у них не было ни малейшего желания прерывать пребывание Антония в компании с Клеопатрой. Но политика Октавиана была последовательной и твердой; он намеревался выполнить условия соглашения с Антонием. Армия полагала, что он скорее прислушается к ее мнению, чем будет настаивать на своем; что он позволит ей делать что она хочет и что его поведение заслуживает доверия. Если бы он счел это заслуживающим внимания, Октавиан показал бы это. Вряд ли и сам Октавиан в то время мог с уверенностью сказать, в какую сторону он направится и куда поведет других; был ли он последовательным или нерешительным. Все они плыли по течению, не в силах ему сопротивляться.

Наблюдательный совет сошелся на семи пунктах относительно партий. Нам интересны только два – первый и последний; первый оговаривал, что триумвиры не должны вмешиваться в обычные обязанности консулов; а седьмой утверждал, что Луций должен распустить своих стражников и продолжать исполнение своих магистерских обязанностей без всяких опасений. Очевидно, наблюдатели сочли жалобы Луция Антония безосновательными.

Луций, однако, отказался подчиниться этим постановлениям. Он удалился в горную Пренесте, жалуясь, что он беззащитен, а Октавиан вооружен до зубов. Фульвия поддержала его, выказывая опасения преданной матери, детям которой угрожает опасность. Оба посылали в Египет слезные письма, и, вероятно, именно эти послания заставили удивленного и заинтригованного Антония вернуться домой и выяснить, что же там происходит. Высшие офицеры опять попытались вмешаться и спасти то, что они решили делать.

Луций отказался предстать перед судом добровольных арбитров, Октавиан, наоборот, пришел. Он рассказал собравшимся о поведении Луция и лидеров сторонников Антония. Теперь уже оптиматы участвовали в споре и послали к Луцию депутацию с просьбой избежать риска гражданской войны и согласиться с наблюдателями. Если он не удовлетворен решением офицеров, они предлагают ему свои услуги. Луций колебался, но тут на сцене появился Маний. Статьи обвинения, выдвинутые Манием, представляют интересную версию того, что сделал Октавиан в Италии. Октавиан был виноват в том, что подкупил и перетянул на свою сторону армию; подчинил себе Цизальпийскую Галлию, вырвав ее из рук Марка Антония; вместо восемнадцати ранее предполагавшихся для раздачи земли городов он разделил всю Италию среди своих солдат; землю должны были получить лишь двадцать восемь легионов, участвовавших при Филиппах, а в итоге участвовали тридцать четыре легиона; деньги, одолженные у храмов для защиты Италии от Секста Помпея, использовались для того, чтобы перетянуть на свою сторону солдат Антония; собственность попавших в проскрипционные списки не была, как полагается, продана, а раздана солдатам. Если Октавиан хочет мира, Маний приглашает его дать полный отчет о том, что он сделал, и впредь делать лишь то, на что получено всеобщее одобрение.

Это было очень оскорбительное выступление, и требование, чтобы впредь Октавиан делал лишь то, на что они согласились сообща, было равносильно разрыву соглашения Октавиана с Марком Антонием и упразднению закона, в соответствии с которым был создан комитет триумвиров по реорганизации государства. Такое требование переходило все рамки разумного, и после этого заявления Октавиан решил, что настало время готовиться к военному столкновению.

Еще до того, как до этого дошло дело, вновь вмешалась армия. Военные колонисты в Аконе, ветераны, служившие под началом Юлия и Антония, направили делегацию с просьбой о дальнейших раздачах. Октавиан отвечал, что они должны обратиться к Луцию. Тогда объединенные арбитражная комиссия и депутация обратились к Луцию Антонию. Они просили его отослать дело на усмотрение трибунала и ясно дали понять, что будет в случае отказа. И были привлечены для раздела Габии, что на полпути между Пренесте и Римом на Пренестийской дороге. Октавиан прибыл первым и выслал вперед подразделение, чтобы удостовериться в том, что все чисто. Довольно странно, что этот отряд столкнулся с отрядом, посланным Луцием Антонием. Произошла стычка: несколько человек были убиты, а Луций отступил, заявив, что он опасается ловушки. Судьи приготовили в Габиях зал для заседания, в котором с полной серьезностью намеревались разбирать дело. Они поклялись, что Луций будет в безопасности, но Луций не явился на суд. Либо он действительно испугался, либо воспользовался возможностью отказаться от разбирательства – нам остается только гадать.