Глава 6. Все вновь сходятся при Филиппах

Глава 6. Все вновь сходятся при Филиппах

Марк Юний Брут. Гай Кассий Лонгин. Кассий в Сирии. Военные расходы

Сцену с привидением в лагере Брута придумал не Шекспир. Темной ночью, когда Брут работал, в его военной палатке появился черный страшный призрак. Каждый историк, писавший о Бруте, рассказывает об этом привидении, которое на вопрос Брута «Ты кто? И почему явился предо мною?» отвечало: «Я — твой злой гений, Брут. Мы все сойдемся при Филиппах».

Кассий лишь рассмеялся, услышав эту историю. Это лишь галлюцинация, говорил он, нервное перенапряжение. Однако Брут впал в депрессию, отнимавшую у него все силы. В отличие от Цицерона, который был человеком слов и идей, Брут был человеком действия, и сейчас у него ничего не получалось, все валилось из рук.

Кассий был опытным полководцем, он уже доказал, на что способен, в дни войн Красса и Помпея, однако политиком он был посредственным. Прибыв в Сирию, он увидел, что провинция охвачена беспорядками. Юлий послал туда большой военный отряд в преддверии парфянской кампании, но из-за отсутствия всякого контроля из Рима легионеры сами стали представлять проблему. В одном из легионов убили командира и захватили три легиона, посланные для наведения порядка. Этим трем легионам на помощь послали еще три легиона из Вифинии, поэтому по прибытии в Сирию Кассий обнаружил здесь семь легионов, находившихся в состоянии войны друг с другом. Как только он огласил постановление сената о назначении его правителем Сирии, эти семь легионов, не связанных с событиями в Италии, беспрекословно ему подчинились. Тем временем четыре других легиона, которые набирали в Египте, завершив срок службы, направлялись домой через Палестину. Кассий со своими семью легионами вышел им навстречу и предложил или вступить с ним в сражение, или присоединиться к ним. Они не были готовы противостоять семи легионам и приняли предложенные условия; таким образом, по счастливому стечению обстоятельств Кассий получил под свое начало одиннадцать легионов. Ему повезло еще больше. Отряды знаменитых парфянских горных лучников, помня его добрую репутацию во время предыдущей войны, перешли на его сторону в качестве наемников.

Долабелла, направлявшийся в это осиное гнездо, чтобы взять провинцию в свое управление, не сразу сообразил, с какой силой ему предстоит иметь дело. Он думал, что сможет удержать сирийский порт Лаодикею. Однако Кассий захватил флот из финикийских и азиатских портов, отрезал путь к отступлению Долабеллы и захватил Лаодикею. Долабелла скорее умер бы, нежели стерпел такой позор, и потому двинул свое войско против Кассия.

Мощная армия и огромная территория, оказавшиеся в распоряжении Кассия, казалось, предвещали ему успех. Теперь надо было раздобыть денег на содержание огромной армии, которую он так удачно заполучил. Египет с огромными его богатствами, большим количеством зерна и морской мощью подходил как нельзя лучше для этой цели. Клеопатра, известная своей связью с Юлием, не слишком дружелюбно отнеслась к Кассию, и благоразумие заставило его искать союза с возможным врагом в тылу, прежде чем он отправится на запад.

Кассиий, тем не менее, так и не достиг Египта, потому что получил известие от Брута о том, что Октавиан и Антоний уже выступили войной и находятся в Адриатическом море. Следовало подготовиться к встрече с ними.

Кассий присоединяется к Бруту. Политика Брута и Кассия. Кассий на Родосе. Сбор податей на Родосе

Из-за поспешности, с которой Кассий должен был перевезти свое огромное войско на запад, требовалось пополнить казну за счет других источников, кроме Египта. Он уже наложил дань на город Таре. Теперь он захватил Каппадокию и завладел казной и войском царя Ариобарзана. Перед тем как покинуть Сирию, Кассий расплатился со своими парфянскими наемными лучниками и отправил их набирать еще солдат. Затем он направился по степной дороге к горам через Киликийские ворота и вышел на древнюю персидскую Царскую дорогу к Эгейскому морю через Сарды и Смирну, где и встретился с Марком Брутом.

В Смирне у них состоялся военный совет. У Брута было восемь легионов плюс большое вспомогательное войско, а также 16 тысяч талантов. Брут предложил объединить силы и двинуться в Македонию. У сторонников Цезаря насчитывалось сорок легионов, но не все были в непосредственном их распоряжении, восемь находились в Македонии под командованием Децидия Сакса и Норбавна Флакка. Поэтому следовало воспользоваться собственными превосходящими силами — двадцать одним легионом, атаковать более слабые подразделения врага по мере их прибытия и затем уничтожать. Этот разумный план Кассий моментально отверг. Он полагал, что лучше позволить всем силам цезарианцев собраться в Македонии. Вскоре, полагал он, они окажутся в затруднительном положении, находясь в этой пустынной горной стране, где не сумеют собрать достаточно продовольствия. Брут и Кассий тем временем займутся жителями Родоса и Ликии, которые симпатизировали сторонникам Цезаря; таким образом они и пополнят свою казну и избавятся от опасности в своем тылу. Брут согласился. Он попросил разрешения воспользоваться военной казной Кассия, так как потратил большую часть личных средств на строительство флота, который теперь стоял в Ионическом море. Поскольку Кассий заказывал музыку, он должен был и платить за нее.

Кассий заколебался; советник предостерегал его от того, чтобы снабжать Брута деньгами, на которые тот купит себе популярность. Кассий, тем не менее, согласился выделить ему одну треть всей суммы, предназначенной для ведения войны. Теперь они разделились: Кассий отправился на Родос, чтобы наложить на него осаду, Брут — покорять города внутренней территории Ликии.

Бруту пришлось нелегко, ликийцы вовсе ему не обрадовались. Когда же он оттеснил их до Ксан-фа, они стали отчаянно сопротивляться. При взятии города они поджигали свои дома, убивали женщин и детей и сами бросались в пламя. Плутарх сохранил для нас несколько таких трагических эпизодов, например рассказ о женщине, которая повесилась с младенцем на руках, и факел, которым она подожгла свой дом, она не выпустила из рук и в петле. Брут плакал, а это говорит о многом. Ему удалось собрать в Ликии лишь сто пятьдесят талантов.

Кассий был более суров. Попытки родосцев пойти на переговоры он отверг и потребовал беспрекословного подчинения. Жители города, вдохновляемые своими правителями и памятуя о прежних славных победах, решили сопротивляться. Они выслали к нему еще одно посольство напомнить, что он тоже когда-то жил и учился на Родосе. Кассий заявил, что они стали на сторону тиранов и поработителей и, кажется, игнорируют тот факт, что он и его друзья являются освободителями. Кассий предъявил постановление сената, в соответствии с которым он и Брут получали в свое управление римские владения на востоке Адриатики. Поскольку родосцы все еще не желали сдаваться, началась осада.

Родосцы решили сражаться, однако судьба была против них. Потерпев поражение в двух морских сражениях, они обнаружили, что захвачены врасплох и не готовы к борьбе; город не обеспечен достаточным количеством продовольствия и не оснащен необходимыми орудиями для того, чтобы вынести длительную осаду. Среди горожан начались разногласия, некоторые считали, что сопротивляться бесполезно. Потом уже пришли к выводу, что ворота открыли предатели, находившиеся внутри города; наступил день, когда Кассий появился в городе и никто не мог сказать, как ему это удалось. Он укрепил копье на рыночной площади, что было знаком того, что город взят приступом, однако жестоких расправ не последовало, его люди были очень дисциплинированны, но ему удалось взять у Родоса то, чего он добивался.

Кассий был не единственным провозвестником свободы, развязавшим войну против людей, не разделявших его взгляды. Пятьдесят самых знатных горожан должны были явиться к нему. Они отказались, тогда он приказал их казнить, а еще двадцать пять лишить прав. Было конфисковано все золото и серебро в городской казне и в храмах, и был назначен день, когда частные граждане должны были принести туда свои сбережения. Наказанием за отказ сдавать драгоценные металлы была смерть, а информаторам обещали десять процентов от имущества потерпевшего. Поначалу многие отказывались, но, когда Кассий начал рассылать письменные уведомления со своими условиями, все изменилось. Более восьми тысяч талантов было изъято у родосцев.[24] Если мы судим о проскрипциях в Риме как о чем-то ужасном, не будем забывать, что то, что устроил Кассий на Родосе, немногим отличалось от проскрипций в Риме.

Кассий следовал примеру Суллы. Он ввел общий налог, равный десятилетнему сбору провинции Азия. С этими деньгами армия олигархов готовилась выступить, переправившись через Дарданеллы, в Македонию. Одновременно их флот направился к Брундизию, чтобы помешать посадке армии цезарианцев на корабли.

Марк Антоний. Преимущества Антония. Сторонники Цезаря переправляются через Адриатику. Армии Брута и Кассия. Битва при Филиппах. Исход сражения

Возраст, опыт и темперамент — все говорило за то, что главнокомандующим цезарианцев должен быть Марк Антоний. После нескольких недель увеселений и развлечении, проведенных в Риме, он принялся за дело. Он, очевидно, предвидел, что Секст Помпей не упустит возможности послать корабли из гавани Сицилии, чтобы блокировать Брундизий, поэтому Октавиану предстояло направиться на Сицилию, чтобы блокировать корабли Секста. Это была задача не из легких, Секст находился на вершине своего могущества и популярности. Кроме Испании, он мог использовать богатства Сицилии, ее гавани и порты; города Кампании снабжали его новобранцами, и половина финикийского и половина греческого населения — мятежные народы — собирались под его штандартами. Нападение на Брундизий, когда легионы грузились на корабли, чтобы отплыть в Македонию, могло стать фатальным для цезарианцев.

Без сомнения, Антонию трудно было поверить в свою удачу, а также в то, что летаргия оптиматов способствовала эффективному взаимодействию войск на востоке на Сицилии. У него не было никаких шансов, кроме надежды, что Октавиан будет контролировать Секста, пока не закончится транспортировка войск. Октавиан снарядил флот под командованием Сальвидиена, чтобы патрулировать проливы. Флот Секста, выйдя из Мессинской гавани, встретился с Сальвидиеном в северной части пролива, там, где Сцилла выходит к морю и Пелор, самая северная оконечность Сицилии, отделен от противоположного берега узкой полоской воды, а на юго-западе виднеется Этна. Залив славился ужасающе сильным течением — раньше еще более сильным, чем теперь, как о том свидетельствуют знаменитые Сцилла и Харибда, — там большим римским кораблям приходится очень трудно. Небольшие корабли Секста, управляемые местными жителями, имели все преимущества. На закате Сальвидиен дал сигнал к прорыву. Обе стороны отошли, чтобы на скорую руку заделать повреждения. Флот цезарианцев прошел пролив, но сможет ли он вернуться?

Тем временем Антоний послал за подмогой к Октавиану, чтобы его флот подошел к Брундизию, так как азиатский флот пытался блокировать порт. При появлении Октавиана флот отошел. Цезарианцы погрузились на трехпалубные галеры и благополучно направились к Диррахию. Хотя Брут и Кассий послали дополнительные эскадры, они решили перейти на сторону триумвиров и не мешали прохождению флота с легионерами. Легионы пересекли море и спешно направились к горам огромного Македонского полуострова.

Тем временем Брут и Кассий подошли со стороны Сард, воспользовавшись древним прибрежным путем, — здесь шел Ксеркс столетиями раньше, поскольку это самый легкий путь и тут достаточно воды, необходимой для перехода армии. Они переправились через Дарданеллы из Абидоса в Сеет и направились вверх по узкому перешейку к месту, где две крепости Лисимахия и Кардия стерегли дорогу на Фракию. Как раз за ними в долине Мелас они в последний раз сделали привал, чтобы произвести осмотр своих войск.

На ровном поле Меласа построились девятнадцать легионов — многие не полностью, но все они состояли из хорошо обученных солдат, а некоторые и проходили подготовку под командованием Юлия, — всего там находилось около 80 тысяч легионеров. К тому же там было немало вспомогательных войск из Испании, Галлии, Иллирии, Фракии и Фессалии; отряд парфянских горных лучников, галаты, новобранцы из Малой Азии, выходцы из Галлии, некогда осаждавшие Дельфы; Короче, огромная армия. После речей лидеров, объяснявших, куда и зачем они идут, и обещавших блестящие перспективы победы, им было выдано щедрое вознаграждение: по 1,5 тысячи драхм получил каждый воин и по 7500 каждый центурион. Затем армия двинулась на запад.

Сакса и Норбан с наступательными отрядами цезарианцев захватили узкий проход к востоку от Филипп, находившийся как раз на полпути между Константинополем и Диррахием. Их задачей было удерживать выгодное место сражения для Антония, который стремительным маршем продвигался с главными силами цезарианцев. Брут и Кассий подходили с запада, не вполне уверенные, верно ли они поступают. Тиллий Кимбер с моря обошел фланг Норбана, который отступил, призвав на помощь Саксу, и вместе они заняли выгодную позицию. По совету местных жителей Брут и Кассий направились на север и после тяжелого марша продвигались через горы с таким успехом, что даже смогли на узком пространстве отрезать силы цезарианцев. Их продвижение было замечено, Норбан и Сакса отступили к Амфиполису, продолжая наблюдать за ними.

Город Филиппы описан у Аппиана. Он расположен на вершине пологого холма на восточной стороне широкой и плодородной долины реки Стримон, охраняя горный проход на восток. К югу от него тянутся болота почти до самого Фракийского моря. К северу растут густые леса, и вся долина полого спускается в западном направлении к Амфиполису, что дает преимущество армии, находящейся выше армии врага. В двух милях от Филипп пролегает старая дорога в восточном и западном направлении к Византию и Азии между двумя холмами, она поднимается в горы, примерно в милю длиной, затем резко изгибается к югу от болот и пересекает горы в непосредственной близости от моря. Именно эти два холма теперь и занимали Брут с Кассием. Брут занял более низкий северный холм, а Кассий — более высокий южный. Они укрепили свои лагеря, а также дорогу между ними. Получилась хорошая оборонительная позиция с достаточным количеством леса и воды поблизости от торгового города. Поскольку этот путь был единственным доступным в то время между Македонией и Малой Азией (горы на севере, в которых в нескольких днях пути лежали провинции Мезия и Иллирия, все еще незавоеванные и незаселенные), цезарианцы были полностью отрезаны с восточной стороны, кроме моря, где их враги имели преимущество. Поэтому надо было решать, стоит ли вести сражение в этом месте.

Как раз вовремя успели они занять эту выгодную позицию. Марк Антоний стремительно приближался, идя из Диррахия через Гераклею Линкестиду, Пеллу, Фессалоники и Амфиполис. Ему необходимо было занять Амфиполис, и с огромным облегчением он узнал, что город оккупирован и укреплен Норбаном. Кассию и Бруту придется постараться, если они попытаются штурмовать Амфиполис, цезарианцы хорошо подготовились к встрече врага.

Планы Антония. Прибытие Октавиана. Путь через болота. Наступление на лагерь Кассия

Однако Антоний, который прошел военную подготовку под руководством Юлия, плохо представлял, как вести оборонительную войну без крайней нужды. Он стремился нанести сокрушительный удар, и как можно скорее, чтобы показать врагам, что армия цезарианцев всегда побеждает. Сражения выигрываются в умах людей, прежде чем вступят в дело клинки или прозвучат выстрелы, а в уме Антония сражение при Филиппах уже представлялось победоносным. Он прошел через Амфиполис, подошел прямо к лагерям-близнецам и окопался вблизи линии неприятеля.

Запас леса и древесины был неравным — лишь тощие заросли на болотах были доступны его людям, а сама почва часто подвергалась наводнениям. Хотя было достаточно воды в колодцах, ее могло потребоваться гораздо больше. Дополнительные войска и продовольствие приходилось доставлять из Амфиполиса, за тридцать миль, если двигаться вдоль дороги. Брут и Кассий с главным своим военным складом на острове Фасос, на противоположном от Филипп берегу, могли пользоваться продовольствием, поставляемым всеми восточными провинциями, а цезарианцы имели за спиной лишь Македонию и Италию, которые не могли длительное время снабжать их всем необходимым. Но поскольку Антоний не имел ни малейшего желания сидеть на месте и ждать, его это мало волновало, в отличие от Кассия и Брута.

Прошло семь дней, в течение которых войска Антония отдыхали после перехода, закончив оборонительные работы в своем лагере и ожидая подхода Октавиана.

К счастью для Октавиана, основная ответственность за происходящие события легла не на его плечи. Он был молод, всегда имел слабое здоровье и плохо переносил перемену климата и морское путешествие. Он заболел еще до того, как покинул Италию; в Диррахии он вынужден быть оставаться в постели. Однако война не ждет, и до Амфиполиса он ехал в повозке. Годы спустя Марк Антоний в своей грубоватой манере шутливо напоминал об этом эпизоде, намекая, что Октавиан испугался и, разумеется, Антонию пришлось нести двойную нагрузку, учитывая недееспособность Октавиана. Однако этот переход по македонским горам, хотя и в повозке, ясно показал, что если что-то и могло его подвести, то только не выдержка и решимость.

Поняв, что Октавиан недееспособен, Антоний взял на себя руководство с удвоенной энергией. Силы с обеих сторон были примерно равны — по девятнадцать легионов. Антоний сразу разгадал намерения Брута и Кассия удерживать его на одном месте как можно дольше, пока хорошая погода, продовольствие и терпение его людей не подойдут к концу. Он, в свою очередь, каждый день демонстрировал готовность к атаке, вынуждая Брута и Кассия заниматься тем же. Тем временем инженеры и рабочие мостили дорогу через болото слева, или к югу от позиций Кассия. Они работали день и ночь, рубя деревья и укладывая их, затем насыпали на них землю и обкладывали камнями, чтобы края гати не осыпались в болото. В самых глубоких местах болота дорога держалась на сваях. Так быстро они работали, что закончили ее в десять дней, после чего Антоний использовал ее для переброски войска. Двигаясь по ночам, они перешли на другую сторону, где вырыли линию редутов и закрепились напротив южного фланга Кассия.

Кассий — знающий, но не изобретательный полководец — был сильно удивлен таким умением и секретностью проведенной врагом операции. В его распоряжении также имелись инженеры, и он приказал, чтобы была сделана дорога под прямым углом к дороге цезарианцев, которая отрезала бы войска Антония от подкреплений и подвоза продуктов. Он сосредоточил свои силы внизу на опасной позиции на краю болота, чтобы иметь возможность защищать строительство дороги. Это передвижение оборонительных частей сразу насторожило цезарианцев, и целая их позиция была поспешно перемещена к югу. Антоний, охваченный нетерпением, принял на себя командование и повел наступление прямо на холм со стороны вновь возведенного вала, где был оставлен лагерь, продвигаясь через болото. Атака была столь стремительной и столь неожиданной, что цезарианцы, оставив защитные отряды, дошли до вала. Они принесли с собой инструменты и лестницы и, несмотря на град стрел, сыпавшихся с укрепления, заполнили ров, поставили лестницы и попытались взять штурмом оборонительный вал.

Поражение Октавиана. Вина Брута. Захват лагеря Кассия. Самоубийство Кассия

Тем временем войска Брута, расположившиеся на верху северного холма в трех четвертях мили, едва могли поверить своим глазам, увидев цезарианцев, которые напротив них продвигались на юг. Зазор, оставленный войсками Антония, должен был заполнить Октавиан. Поскольку Октавиан лежал больной в своей палатке, операцию нельзя было провести стремительно и эффективно. Легионеры Брута, не ожидая приказа, устремились вниз и напали на смешавшиеся ряды Октавиана. Атакующие наступали в таком же беспорядке, как и атакуемые. Легион, которым командовал Мессалла Корвин, захватили фланг Октавиана и ворвались в лагерь цезарианцев, воины Октавиана бежали. Это, казалось, был критический момент в судьбе Октавиана, счастливая звезда которого, сверкнув, могла закатиться окончательно; вся его армия обратилась в бегство, и лагерь был взят приступом. В палатку Октавиана ворвались легионеры Брута и бросали копья в носилки, на которых, как полагали, его уносили.

Однако Октавиана там не было.

Некий необъяснимый инстинкт — сам он в своих мемуарах говорил, что это был вещий сон, другие говорят, что сон приснился одному из его друзей, — заставил его искать более безопасное убежище при первых признаках беды. Многие воины считали его погибшим и в доказательство предъявляли Бруту окровавленные мечи, подробно описывая, как его закололи. Брут выиграл бы сражение при Филиппах, если бы мог контролировать ситуацию и своих людей и понимал бы, что с ними делать. Однако они вышли из подчинения в самом начале сражения и теперь, вместо того чтобы закрепить победу, преследуя неприятеля, теряли время, грабя лагерь. Поэтому воины Октавиана, хотя и потрепанные и бежавшие, не были уничтожены и сумели восстановить силы. Но — и это фатальная ошибка! — Брут не разобрался в сложившейся ситуации и не понял, что Кассий нуждается в его помощи.

Вернувшись после своей победы, он посмотрел на южный холм — более высокий из двух, где располагался лагерь Кассия. Он удивился, не увидев привычной картины. Огромная палатка Кассия, которая была ориентиром, отсутствовала, да и остальное выглядело необычно. У Брута, в отличие от современных командиров, не было бинокля, а его зрение было не слишком хорошим. Некоторые из командиров с более острым зрением докладывали, что в лагере Кассия они видят сверкающие клинки и щиты и они не похожи на оружие охранявших лагерь воинов. Однако нигде не видно было мертвых тел, как если бы там произошло сражение. Брут задумался при этом сообщении и послал нескольких командиров восстановить штандарты.

Дело обстояло так: Антоний, преодолев укрепленный вал, был встречен воинами, которые там работали, и теперь, схватив оружие, они выступили против него. В последовавшей затем рукопашной он одержал победу. Защитники были сброшены с холма в болото. Пока сражение продолжалось на другой стороне вала, Антоний перестроил своих людей и атаковал лагерь Кассия. Лагерь, находившийся на вершине холма и хорошо укрепленный, охранялся лишь горсткой людей, которых застали врасплох. Тем временем цезарианцы по ту сторону вала одержали победу. Как только распространился слух о захвате лагеря, люди Кассия начали разбегаться. В то время когда был захвачен лагерь цезарианцев, а Октавиан боролся за спасение своей жизни, Антоний одержал победу над армией Кассия и грабил его лагерь — это и объясняло странные передвижения, замеченные из лагеря Брута.

Но судьба Кассия была не похожа на судьбу Октавиана. Октавиан был готов бежать и остаться живым, чтобы вернуться в строй, а Кассий не мог заставить себя подчиниться обстоятельствам. С несколькими командирами он устремился туда, где еще мог спасти свое войско на поле боя. Таких мест оставалось не так уж много, но с севера показался отряд всадников. Поскольку войска с обеих сторон были одеты одинаково, Кассий послал командира Тириния узнать, что это за отряд и кому он принадлежит. Когда Тириний к ним приблизился, передний ряд всадников, которые оказались друзьями, стал наклоняться и поздравлять его со спасением, столпившись вокруг. Этот эпизод, однако, совсем иначе был истолкован наблюдавшими издалека. Для них было очевидно, что Тириний захвачен врагами. Тогда Кассий обратился к своему щитоносцу: «Вот я и дождался того, что мои друзья захвачены». Они возвратились в палатку, и никто не знал, что случилось, однако, когда туда спешно прибыл Брут, он обнаружил мертвого Кассия, а его щитоносца Пиндара нигде не было видно. Такова, если можно этому верить, история гибели Гая Кассия Лонгина. Тот день был днем его рождения: 23 октября.

Дождь и грязь. Несчастье в Брундизий. Антоний выжидает. Брут сдает позиции

Так закончилось первое сражение при Филиппах. Это было странное сражение. Баланс потерь был не в пользу сторонников Цезаря, которые потеряли 16 тысяч человек, в то время как Кассий потерял лишь 8 тысяч во время наступления на его лагерь. С другой стороны, смерть Кассия была большой потерей, поскольку он был одним из лучших воинов своей партии. На следующую ночь Брут оставил свой лагерь и занял лагерь Кассия. Шел проливной дождь, и цезарианцы в долине насквозь промокли в залитых водой палатках. Они находились в состоянии глубокой депрессии, но к вечеру появился человек по имени Деметрий, который принес Антонию одежду и снаряжение Кассия, залитые кровью, а также его меч. Вот это была новость! И цезарианцы на нее отреагировали должным образом.

Обе армии находились не в лучшем состоянии, и успех зависел от того, сумеют ли их лидеры внушить им волю к победе. Брут много времени проводил, реорганизуя своих легионеров и отряды Кассия. Он говорил с ними, указывал на то, что их позиции на вершине холма более выгодны по сравнению с положением сторонников Цезаря внизу в долине; он посулил поощрительные награды и распределил их между всеми. Благодаря своим действиям он создал большую и боеспособную армию; однако в душе он был не так уверен. Увидев мертвого Кассия, он, говорят, сказал: «Счастливец! Он свободен от тех несчастий, которые преследуют Брута, — кто знает, чем они закончатся?»

В тот же самый день, 23 октября, когда происходило первое сражение при Филиппах, состоялся морской бой у побережья Брундизия. При полном штиле транспорт цезарианцев атаковали быстрые галеры вражеской эскадры. Семнадцать кораблей захватили и многие потопили. Новость об этом несчастье достигла Антония и Октавиана несколько дней спустя, однако, поскольку они продвигались на запад, они могли сделать так, чтобы это известие не дошло до Брута, и они делали все возможное.

На это были причины. Их подкрепления — всегда самое слабое их место — истощались; сезон подходил к концу, и, если бы Брут, имея более выгодную позицию на вершине холма и достаточное количество подкреплений и продовольствия, мог удерживать их на месте еще несколько недель, им пришлось бы либо атаковать Брута с малыми шансами на успех, либо убраться восвояси и обречь себя на позор в Италии, имея на руках побежденную армию. А Брут, разумеется, намеревался так и поступить. Если бы он узнал, что случилось в Адриатическом море, то лишь укрепился бы в своей позиции.

Итак, шахматная партия продолжалась, цезарианцы делали вылазки, чтобы прорвать укрепления на фланге Брута и захватить дорогу, по которой он получал продовольствие и подкрепления. Если бы им это удалось, Антоний мог бы начать сражение или отступить. Но вопрос был в том, смогут ли они добиться своей цели, пока окончательно не оголодают.

В этих обстоятельствах Марк Антоний проявил себя с лучшей стороны. Неистребимый оптимизм помогал держаться и ему, и поднимать боевой дух в других. Он убедительно доказывал своим людям, что нежелание врага сражаться красноречиво говорит о том, кто должен победить в этой схватке. Они должны дождаться подходящего момента и напасть. Брут впал в уныние, его воины рвались в бой и были уверены в победе; им не нравилась его выжидательная тактика. Его полководцы ссорились с ним, и раздражительность постепенно усиливалась, в то время как Антоний смеялся и разговаривал и убеждал своих голодных людей, что осталось ждать недолго. Каждый день они подходили к окопам врага и подначивали его сразиться. Наконец Брут дрогнул — он не дрогнул бы, знай он истинное положение дел. 15 ноября он узнал от дезертира о несчастье, постигшем транспортный флот цезарианцев, но лишь посмеялся над ним как над выдумщиком. Наконец 16-го Брут сдался и принял сражение.

В ночь перед сражением — так говорят, однако Плутарх не встречал это ни у одного из авторов — призрак опять явился к нему, но вновь исчез, не сказав ни слова. Еще более странной была нерешительность Брута на утро следующего дня перед войском. Ему были доставлены донесения, поколебавшие его веру в легионеров, впрочем, он и так не слишком надеялся на них. Все они были старыми, опытными легионерами Цезаря, которые последовали за ним и Кассием из-за больших денег. Лишь немногие симпатизировали его политическим взглядам. Чем яснее он излагал их, тем меньше они им нравились. Он видел, что вспомогательная конница колеблется. Один известный полководец — Плутарх называет его Камулатом — средь бела дня перешел на сторону цезарианцев. Наконец около трех часов пополудни Брут отдал приказ о наступлении. Его люди были уверены в себе, но не в правоте своего дела и своего предводителя.

Атака Брута. Ночь на поле боя. Самоубийство Брута

Второе сражение при Филиппах было одним из самых яростных, когда-либо случавшихся в гражданских войнах Рима: рукопашный бой до победного конца, пока один из воинов не падет замертво. Как только падал один, сзади идущий занимал его место. Наконец войска Октавиана, боровшиеся на северном фланге, атаковали неприятеля и теснили его до тех пор, пока не отбросили за укрепления их лагеря. Они захватили ворота, окружив тех, кто был внутри, и отгоняли других, пытавшихся пробиться в лагерь и там укрыться. Пока люди Октавиана действовали в лагере врага, люди Антония теснили центр боевого строя Брута и с помощью кавалерии сумели помешать тем, кто пытался бежать по горным дорогам или к морю. Брут находился среди тех, кто укрылся в горах. Чудеса мужества проявили люди, прикрывавшие их тыл; и один из них, Луцилий, даже сдался цезарианцам, выдав себя за Брута. Его привели к весьма взволнованному этим событием Антонию, но, увидев Луцилия, он сказал воинам: «Вы поступили лучше, чем полагаете, а не хуже. Вы думали, что привели врага, а привели друга!» И Луцилий оставался другом Антония до самой смерти.

Сражение прекратилось с наступлением темноты, но воины разбили бивуак на поле боя. Октавиан, все еще больной, удалился в полночь; Антоний оставался с вооруженными людьми всю ночь. Брут провел похожую, но более неудачную ночь в горах. Его спутники пытались разведать, как прошел день и каковы перспективы; у самого Брута иллюзий не осталось. Он, видимо, понял, что сражался за идеалы, в которые в глубине души уже не верил. Теперь он совершенно очевидно проиграл сражение и был доволен, что освободился от тяжести, которая угнетала его. Он не собирался оставаться в живых. Его идеал оказался нереализованным, но это был его идеал.

Вечером он собрал военный совет из офицеров, которые смогли прибыть. На вопрос, смогут ли они прорваться в лагерь и помочь тем, кто оказался запертыми в нем, он получил ответ, что лучше бы побеспокоился о собственной безопасности. Сами они могли сдаться без всякого риска. Было решено, что Брут последует по единственному пути к безопасности, не потеряв своей чести. Он просил своего друга Публия Волумния оказать ему эту дружескую услугу, но Волумнию очень не хотелось этого делать. После того как еще несколько человек отказались это сделать, ему нехотя уступил Стратон из Эпира. Стратон твердо держал свой меч и, не глядя на Брута, исполнил его последнюю волю. Брут упал замертво.

Марк Антоний обнаружил мертвое тело Брута, снял с себя пурпурный плащ и накрыл им тело вождя убийц Цезаря. Он приказал, чтобы тело, обернутое в пурпур, сожгли, а пепел отослали его матери — пепел знаменитого сына, который убил ее еще более знаменитого любовника. Некоторое время спустя он обнаружил, что его приказ не выполнен. Полагаясь на его всегдашнюю беспечность, слуги украли пурпурный плащ и отправили несчастного Брута к праотцам без него. Суд Антония был скор и беспощаден, и вскоре недобросовестный слуга уже сам нес этот плащ Бруту в Елисейские поля.

Через несколько лет Мессалла Корвин представил Стратона Эпирского Октавиану, который милостиво его принял и взял к себе на службу. Стратон оставался верным будущему Августу и был рядом с ним в сражении при Акции.

Войска Брута сдаются Антонию. Антоний и Октавиан расстаются

Два сражения при Филиппах стали концом партии противников Цезаря. Секст Помпей был еще жив, но он никогда не выказывал желания возглавить партию в Риме или занять место в римском правительстве. Вместе с Брутом и Кассием было покончено и с контрреволюционной угрозой. Войска, сдавшиеся после смерти Брута, были весьма многочисленны. Около 14 тысяч легионеров в боевой готовности перешли на службу к Октавиану и Антонию. Укрепленный лагерь также был сдан вместе со всеми, кто нашел в нем убежище. С высшими чинами дело обстояло иначе. Для тех, кто был вовлечен в убийство Цезаря, не могло быть прощения. Некоторые спаслись бегством, другие погибли в сражении, третьи покончили с собой. Тех, кого поймали, казнили; и позже говорили, что Октавиан более жесток, когда Фульвия не подстрекала Антония. Сенаторы, не замешанные в убийстве Цезаря, не пострадали. Часть из них, нашедшие прибежище на острове Фасос, поручили Мессалле Корвину и Луцию Бибулу вести переговоры с победителями. Посланники выполнили свою задачу ко всеобщему удовлетворению. Огромные запасы ценностей и продовольствия острова Фасос были сданы, а сами сенаторы помилованы.

Если брать в целом, то многие победители — и прежде и после — показали себя менее разумными, чем в подобных обстоятельствах Октавиан и Антоний. Казненные были приговорены римским судом, и в любом случае они поплатились жизнью за свое преступление.

Как только все закончилось, понадобилось отправлять домой большинство легионов, а также успокоить восточные провинции. Вряд ли кто сомневался в том, кому что делать. Восток нуждался в полководце, который мог бы справиться с парфянской угрозой и обладал бы авторитетом. Марк Антоний лучше всего подходил для этого. Октавиан все еще был очень слаб. Ему необходимо было отправиться в Италию, где его ждали дела, уже подготовленные сенатом. Итак, два вождя распрощались: Антоний отправился на восток, Октавиан — на запад. Никто даже не догадывался, к каким результатам приведет эта разлука.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.