Глава Х Последняя ставка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава Х

Последняя ставка

После перегруппировки наши части в десятых числах октября располагались в следующем порядке.

II-ая армия генерала Абрамова – от Азовского моря до Днепровских плавней; штаб армии в Мелитополе; 3-я донская казачья дивизия – на участке от Азовского моря до Б.Токмака (включительно); от Б.Токмака до плавней – 6-ая и 7-ая пехотные дивизии 3-го армейского корпуса; в резерве Главнокомандующего, в районе Михайловка – Тимашевка – 1-ая и 2-ая донские казачьи дивизии.

1-ая армия генерала Кутепова – от Днепровских плавней по нижнему течению Днепра до Черного моря; штаб армии на станции Рыкове; 42-ой донской стрелковый полк – на участке Балки – Знаменка, в Днепровке – ядро Марковской дивизии, в Верхнем Рогачике – ядро Корниловской дивизии, перед каховским тэт-де-поном – 13-ая и 34-ая пехотные дивизии 2-го армейского корпуса; в Б. Маячках – ядро гвардейского отряда; в Нижних Серагозах – Торгаевке – ударная группа 1-ой армии; Дроздовская пехотная дивизия, 1-ая конная дивизия, Кубанская казачья дивизия, Терско-Астраханская конная бригада; 2-ая конная дивизия подходила к Нижним Серагозам со стороны Рыкова.

Части противника располагались:

на участке от Азовского моря до плавней – IV-ая и XIII-ая советские армии:

запасная кавалерийская бригада Федотова, морская экспедиционная дивизия, 2-ая донская и 3-ья, 9-ая, 23-ья, 30-ая, 40-ая и 46-ая стрелковые дивизии, бригада 29-ой стрелковой дивизии, бригада курсантов, 5-ая кубанская кавалерийская дивизия, 7-ая и 9-ая кавалерийские дивизии и повстанческие отряды, именующие себя «махновцами»; на участке по правому берегу Днепра: в никопольском районе – II-ая конная армия Миронова, в составе 2-ой, 16-ой и 21-ой кавалерийских дивизий и отдельной кавалерийской бригады с приданными конной армии 3-ей и 46-ой стрелковыми дивизиями, бригадой курсантов и 85-ой бригадой 29-ой стрелковой дивизии, далее от Ново-Воронцовки до Алешек и в каховском тэт-де-поне – части VI-ой армии в составе латышской, 1-ой, 13-ой, 15-ой, 51-ой и 52-ой стрелковых дивизий, огневой ударной бригады, отдельной стрелковой бригады в районе Херсона и кавалерийской бригады Гофа.

К 14-му октября в районе Бериславля сконцентрировалась 1-ая конная армия Буденного, в составе 4-ой, 6-ой, 11-ой и 14-ой кавалерийских дивизий и отдельной кавалерийской бригады. (Таким образом, против Русской армии во второй половине октября 1920 года развернулись IV-ая, VI-ая и XIII-ая советские армии, I-ая и II-ая конные армии и повстанческие отряды, именовавшиеся повстанческой армией Махно; в составе армии южного фронта действовало не менее четырнадцати пехотных и двенадцати кавалерийских дивизий: 1-ая, 2-ая донская, 3-ья, 9-ая, 13-ая, 15-ая, 23-ья, 30-ая, 40-ая, 42-ая, 46-ая, 51-ая, 52-ая, латышские стрелковые дивизии, отдельные бригады и отряды и 2-ая, 4-ая, 5-ая кубанская, 6-ая, 7-ая, 9-ая, 11-ая, 16-ая, 21-ая кавалерийские дивизии, сводная кавалерийская дивизия Гофа и несколько отдельных кавалерийских бригад).

Общая численность красных войск на южном фронте должна была быть исчислена в 55–60 тысяч штыков и 22–25 тысяч сабель, имея в виду только бойцов на фронте. Численность всех войск красного южного фронта вместе с тыловыми частями была конечно значительно больше.

Соотношение сил было не в пользу Русской армии не менее как в три, три с половиной раза.

План красного командования сводился к захвату в клещи на полях Северной Таврии живой силы Русской армии и к стремительному прорыву через перешейки в Крым. С этой целью по красному южному фронту была дана следующая директива: II-ая конная армия должна 13-го октября старого стиля форсировать течение Днепра в никопольском районе. Части VI-ой советской армии получили задачу расширить Каховский плацдарм и обеспечить за собой все нижнее течение Днепра от Ново-Воронцовки до устья. Одновременно IV-ая и XII-ая советская армия с севера и с востока должны были выдвинуться на линию Ногайск – Большой Токмак – Васильевна, для занятия более выгодного для маневра положения. После этих подготовительных операций IV-ая, VI-ая, XIII-ая, I-ая и II-ая конные армии должны были нанести решительный удар для разгрома Русской армии и прорыва в Крым.

Я своевременно учел планы красного командования и, стянув ударную группу генерала Кутепова в район Серагоз, предпринял операцию последовательных, по внутренним операционным линиям, ударов частями ударной группы по главным силам противника, наступающим из никопольского района и каховского плацдарма; на восточном участке нашего фронта предполагалась активная оборона.

Согласно директивы красного командования, противник 13-го октября переправился в никопольском районе частями II-ой конной армии, с временно приданными ей пехотными дивизиями. В дальнейшем II-ой конной армии Миронова была поставлена задача стремительно ударить на юг в направлении станции Сальково. IV-ая армия из района Орехов – Александровск двинулась всей массой пехоты в направлении Васильевка – Тимашевка для нанесения удара главным силам Русской армии с северо-востока. XIII-ой армии, занимавшей линию Бердянск – Пологи ставилась задача овладеть Мелитополем. Главный удар должен был быть нанесен из каховского плацдарма частями I-ой конной и VI-ой советских армий, причем в то время, как VI-ая армия должна была наступать на юг в общем направлении на Перекоп, I-ая конная должна была бить по нашим главным силам в районе Серагоз, стремясь прорваться к Салькову и Геническу. Закончив сосредоточение, противник 15-го октября перешел по всему фронту в решительное наступление.

Ко времени моего прибытия в Джанкой части генерала Кутепова и генерала Абрамова уже третий день вели бой. Мороз все крепчал, десятилетиями Крым не видал в это время года таких холодов. Количество обмороженных беспрерывно росло. Люди кутались в первое попавшееся тряпье, некоторые набивали под рубахи солому… Несмотря на всю доблесть войск, Корниловская дивизия была оттеснена от Н. Рогачека, противник прочно закрепился на левом берегу реки и стал распространяться на юг. Потеснены были 15-го октября и части 2-го корпуса наступавшим из каховского плацдарма противником. Отсюда должно было ожидать главного удара красных.

Я передал в распоряжение генерала Абрамова бывшие в моем резерве 1-ю и 2-ую донские казачьи дивизии, приказав им ударить в тыл, действовавшей со стороны Н. Рогачека II-ой конной армии красных, стремясь отрезать ее от переправ. Одновременно я приказал генералу Кутепову, заслонившись с севера Корниловской дивизией, всеми силами ударной группы сосредоточенной в районе Серагоз обрушиться на каховскую группу красных.

16-го октября мороз с утра достиг 14 градусов. Спустился густой туман. В нескольких шагах ничего не было видно. К вечеру поступило донесение от 2-го корпуса, что части последнего, теснимые противником, продолжают отходить к Перекопу. Крупные массы конницы красных, обтекая правый фланг 2-го корпуса, быстро продвигались на восток, I-ая конная армия красных всей своей массой двинулась в тыл нашим армиям, стремясь отрезать их от Крыма. Между тем генерал Кутепов медлил. В течение целого дня 16-го он продолжал оставаться в районе Серагоз. Я по радио передал ему приказание спешно двигаться к Салькову, стремясь прижать прорвавшегося противника к Сивашу. Однако было ясно, что противник успеет подойти к перешейку прежде, нежели части генерала Кутепова туда прибудут. Противник двигался беспрепятственно и ожидать его в районе Салькова можно было к вечеру 17-го. Укрепленная позиция, прикрывшая выходы из Крыма, была занята лишь слабыми караульными командами. Красные части с налета легко могли захватить сальковское дефиле, прервав всякую связь Крыма с армией. Необходимо было спешно занять дефиле войсками.

Генералу Абрамову я послал приказание в ночь с 16-го на 17-ое направить к Салькову под прикрытием бронепоездов сосредоточенную в Мелитополе 7-ую пехотную дивизию. В течение ночи эшелоны с войсками двинулись по железной дороге. Однако вследствие забитости пути движение шло крайне медленно. Мороз достиг 20 градусов. Неприспособленные к таким холодам станционные водокачки замерзли. Эшелоны с войсками застряли в пути. Наступили жуткие часы. Под рукой у меня войск не было, – доступ в Крым для противника был открыт. В течение всего дня 17-го все, что только можно было собрать из способного носить оружие, направлялось к Салькову: юнкерское училище из Симферополя, артиллерийская школа, мой конвой; из Феодосии были вытребованы не успевшие закончить формирование кубанские части генерала Фостикова.

В сумерки передовые части красной конницы подошли к Салькову и завязали перестрелку с нашими слабыми частями. К ночи спешенная красная кавалерия пыталась наступать, однако ружейным огнем и артиллерией была отбита.

Среди ночи удалось связаться по радио с генералом Кутеповым. Он занимал район с. Агаймана и на утро 18-го предполагал двигаться в Отраду – Рождественское. Я приказал ему возможно ускорить движение, войти в связь с частями II-ой армии, отходящими по железной дороге и, объединив командование, ударить на противника с севера, прижимая его к Сивашу.

Утром 18-го части генерала Абрамова стали подходить к станции Рыково. 3-ья донская дивизия доблестного генерала Гусельщикова завязала бой с противником в районе Ново-Алексеевки. К полудню части генерала Кутепова подходили к Рождественскому и Отраде, имея в правой, западной, колонне Кубанскую казачью. 2-ую конную дивизии и Терско-Астраханскую бригаду, в левой, восточной, – 1-ую конную и Дроздовскую дивизии, в арьергарде – Корниловскую дивизию.

Противник, видимо, плохо осведомленный в обстановке, продолжал всей массой своей конницы оставаться в районе Ново-Алексеевка – Сальково – Геническ. Положение конницы «товарища» Буденного, прижатой с северо-востока и с севера нашими частями к болотистому, солончаковому, еще плохо замерзшему Сивашу, могло оказаться бесконечно тяжелым. Части пешей 3-ей донской дивизии генерала Гусельщикова, совместно с подошедшей 7-ой пехотной дивизией, поддержанные бронепоездами, решительно обрушились на, видимо, не ожидавшего удара с этой стороны врага. Конница Буденного была застигнута врасплох; полки стояли по дворам расседланными. Беспорядочно металась красная кавалерия. Врассыпную выскакивали наспех собранные эскадроны, прорываясь между нашей пехотой. Одна батарея противника в полной запряжке и большая часть его обозов попали в руки генерала Гусельщикова. Выход в Крым для армии был открыт.

Действуй генерал Кутепов более решительно, цвет красной кавалерии, конницу «товарища» Буденного, постигла бы участь конницы Жлобы. К сожалению, наступательный порыв войск был уже в значительной степени утерян. Не имея тыла, окруженные врагом со всех сторон, потрясенные жестокими испытаниями, войска дрались вяло. Сами начальники не проявляли уже должной уверенности. Главная масса красной конницы почти беспрепятственно успела проскочить перед фронтом конницы генерала Кутепова на восток.

К ночи части генерала Кутепова сосредоточились в районе Отрада – Рождественское, где и удерживались, отбивая атаки красных в течение 19-го октября. Части генерала Абрамова медленно отходили, ведя тяжелые бои, к Геническу и Салькову.

20-го октября генерал Абрамов стал втягиваться в дефиле. За частями генерала Абрамова стали подходить части генерала Кутепова, преследуемые по пятам конницей красных, II-ая конная красная армия к этому времени сосредоточилась в Петровском, туда же подтягивалась латышская, 9-ая, 30-ая и 52-ая стрелковые дивизии. Восточнее, вдоль линии железной дороги, наступали 5-ая и 9-ая кавалерийские дивизии и части «батьки» Махно. Западнее действовали части 1-ой конной армии красных. К вечеру 20-го октября сальковскую позицию заняла Дроздовсккая дивизия. Остальные части генералов Кутепова и Абрамова (1-ая и 2-ая донская дивизии, 1-ая и 2-ая конные дивизии, Кубанская казачья дивизия, Терско-Астраханская бригада и Корниловская дивизия) проходили на Чонгарский полуостров. Марковская дивизия с частями 7-ой пехотной и 3-ей донской дивизией прошли на Геническ.

В ночь на 21-ое октября красные обрушились на сальковскую позицию, прорвали было фронт Дроздовской дивизии и на плечах ее ворвались на Чонгарский полуостров, но контратакой были отбиты и положение восстановлено. Части 2-го корпуса заняли перекопскую позицию.

Решительная битва в Северной Таврии закончилась. Противник овладел всей территорией, захваченной у него в течение лета. В его руки досталась большая военная добыча: 5 бронепоездов, 18 орудий, около 100 вагонов со снарядами, 10 миллионов патронов, 25 паровозов, составы с продовольствием и интендантским имуществом и около двух миллионов пудов хлеба в Мелитополе и Геническе. Наши части понесли жестокие потери убитыми, ранеными и обмороженными. Значительное число было оставлено пленными и отставшими, главным образом, из числа бывших красноармейцев, поставленных разновременно в строй. Были отдельные случаи и массовых сдач в плен. Так сдался целиком один из батальонов Дроздовской дивизии. Однако армия осталась цела и наши части в свою очередь захватили 15 орудий, около 2000 пленных, много оружия и пулеметов.

Армия осталась цела, однако боеспособность ее не была уже прежней. Могла ли эта армия, опираясь на укрепленную позицию, устоять под ударами врага. За шесть месяцев напряженной работы были созданы укрепления, делающие доступ врагу в Крым чрезвычайно трудным: рылись окопы, плелась проволока, устанавливались тяжелые орудия, строились пулеметные гнезда. Все технические средства Севастопольской крепости были использованы. Законченная железнодорожная ветка на Юшунь давала возможность обстреливать подступы бронепоездами. Не были закончены лишь блиндажи, укрытия и землянки для войск. Недостаток рабочих рук и отсутствие лесных материалов тормозили работу. Наступившие небывало рано морозы создавали особенно неблагоприятные условия, так как линия обороны лежала в местности мало населенной и жилищный вопрос для войск становился особенно острым.

Еще в первые дни по заключению мира с поляками, решив принять бой в Северной Таврии, я учитывал возможность его неблагоприятного для нас исхода и того, что противник, одержав победу, на плечах наших войск ворвется в Крым. Как бы ни сильна была позиция, но она неминуемо падет, если дух обороняющих ее войск подорван.

Я тогда же приказал генералу Шатилову проверить составленный штабом, совместно с командующим флотом, план эвакуации. Последний был рассчитан на эвакуацию 60 000 человек. Я отдал распоряжение, чтобы расчеты были сделаны на 75 000; распорядился о срочной доставке из Константинополя недостающего запаса угля и масла.

Как только выяснилась неизбежность отхода нашего в Крым, я отдал распоряжение о срочной подготовке судов в портах Керчи, Феодосии и Ялты на 13 000 человек и 4000 коней. Задание объяснялось предполагаемым десантом в район Одессы для установления связи с действовавшими на Украине русскими частями. Дабы полнее скрыть мои предположения, были приняты все меры, чтобы в версию о подготовке судов для будущей десантной операции поверили. Так штабу было приказано распускать слухи, что десант намечается на Кубань. Сама численность отряда была намечена в соответствии с общей численностью войск, так что не могла возбудить в лицах даже осведомленных о численности армии особого сомнения. На суда было приказано грузить запасы продовольствия и боевые.

Таким образом, имея в Севастопольском порту некоторое число свободного тоннажа, я мог, в случае несчастья, быстро погрузить в главнейших портах – Севастополе, Ялте, Феодосии и Керчи, 40–50 тысяч человек и, под прикрытием отходящих войск, спасти находящихся под их защитой женщин, детей, раненых и больных.

20-го вечером прибыл в Джанкой генерал Кутепов. Он выглядел наружно спокойным, однако, в словах его проскальзывала тревога. Он между прочим осведомился, приняты ли меры на случай несчастья. Мой ответ его, видимо, успокоил, 21-го прибыл генерал Абрамов. Переговорив с обоими командующими армиями, я 22-го октября отдал войскам директиву:

оборона Крыма возлагалась на генерала Кутепова, в руках которого объединились войска; от Азовского моря до Чувашского полуострова включительно, располагалась 3-ья донская дивизия, до смены ее на этом участке 34-ой пехотной дивизией, которая в свою очередь подлежала смене на правом участке Перекопского вала 1-ой бригадой 2-ой кубанской дивизии 24-го октября;

1-ая и 2-ая донская дивизии должны были сосредоточиться в резерве в районе к северу от Богемки; на этот же участок должна была оттянуться после смены 3-я донская дивизия;

средний участок Сиваша оборонялся Донским офицерским полком, Атаманским юнкерским училищем и стрелковыми спешенными эскадронами конного корпуса;

конному корпусу с Кубанской дивизией приказано было сосредоточиться в резерве в район к югу от Чирика;

Корниловская дивизия к 26-ому октября должна была сменить на левом участке перекопского вала 13-ую пехотную дивизию; последняя временно, до подхода Марковской дивизии, оставалась в резерве 1-го армейского корпуса в районе Воинки; Дроздовская дивизия должна была сосредоточиться к 26-ому октября в Армянском Базаре;

Марковская дивизия, отходившая по Арбатской стрелке к Акманаю, подлежала перевозке по железной дороге в район Юшуни.

По завершении перегруппировки всех частей I-ой армии к 29-ому октября, правый боевой участок от Азовского моря до Чувашского полуострова включительно должен был обороняться частями 2-го армейского корпуса генерала Витковского; левый участок, от Чувашского полуострова до Перекопского залива, передавался 1-ому армейскому корпусу генерала Писарева.

В ночь на 22-ое я выехал в Севастополь. Малейшая паника в тылу могла передаться в войска. Необходимо было сделать все, чтобы этого избегнуть. Немедленно по приезде я вызвал представителей прессы и ознакомил их с общим положением. Последнее было обрисовано мною, как не внушающее особых опасений.

Одновременно появилось сообщение штаба:

«Официальное сообщение Штаба Главнокомандующего Русской Армией.

№ 661.

Ставка.

21-октября / 3-го ноября 1920 года

Заключив мир с Польшей и освободив тем свои войска, большевики сосредоточили против нас пять армий, расположив их в трех группах у Каховки, Никополя и Полог. К началу наступления общая численность их достигла свыше ста тысяч бойцов, из коих четверть состава – кавалерия.

Сковывая нашу армию с севера и северо-востока, красное командование решило главными силами обрушиться на наш левый фланг и бросить со стороны Каховки массу конницы в направлении на Громовку и Сальково, чтобы отрезать Русскую армию от перешейков, прижав ее к Азовскому морю и открыв себе свободный доступ в Крым.

Учтя создавшуюся обстановку, Русская армия произвела соответствующую перегруппировку. Главная конная масса противника, 1-ая конная армия с латышскими и другими пехотными частями, численностью более 10 000 сабель и 10 000 штыков, обрушилась с каховского плацдарма на восток и юго-восток, направив до 6000 конницы на Сальково. Заслонившись с севера частью сил, мы сосредоточили ударную группу и обрушившись на прорвавшуюся конницу красных, прижали ее к Сивашу. При этом славными частями генерала Кутепова уничтожены полностью два полка латышской дивизии, захвачено 216 орудий и масса пулеметов, а донцами взято в плен четыре полка и захвачено 15 орудий, много оружия и пулеметов. Однако, подавляющее превосходство сил, в особенности конницы, подтянутой противником к полю сражения в количестве до 25 000 коней, в течение пяти дней атаковавшей армию с трех сторон, заставили Главнокомандующего принять решение отвести армию на заблаговременно укрепленную Сиваш-Перекопскую позицию, дающую все выгоды обороны. Непрерывные удары, наносимые нашей армией в истекших боях, сопровождав иеся уничтожением значительной части прорвавшейся в наш тыл конницы Буденного, дали армии возможность почти без потерь отойти на укрепленную позицию.

Начальник Штаба, генерального штаба

генерал-лейтенант Шатилов. Генерал-квартирмейстер, генерального штаба

генерал-майор Коновалов

Начальник оперативного отделения, генерального штаба

полковник Шкеленко».

Вечером 22-го состоялось под моим председательством заседание правительства Юга России, на котором я подробно ознакомил участников совещания с последними боями, указал на тяжелое положение войск, на большое превосходство сил противника. Остановившись на том исключительно тяжелом положении, в котором окажутся армия и население в осажденном Крыму и на той напряженной работе, которая от всех потребуется, я выразил уверенность, что мы отстоим последнюю пядь родной земли и, оправившись, отдохнувши и пополнившись, вырвем победу из рук врага.

Создавшиеся условия требовали в тылу сильной руки. Эту сильную руку, конечно, не мог представлять собой мягкий, гуманный С. Д. Тверской. Последний был назначен товарищем председателя высшей комиссии правительственного надзора. 25-го октября последовал приказ об объявлении Крыма на осадном положении. В тот же день я отдал приказ о назначении исполняющим обязанности таврического губернатора, начальника гражданского управления и командующего войсками армейского тылового района командира 3-го корпуса генерал-лейтенанта Скалона.

Принятыми мерами удалось рассеять начинавшуюся тревогу. Тыл оставался спокойным, веря в неприступность перекопских твердынь. 26 октября открылся в Симферополе съезд представителей городов, в резолюции своей приветствовавший политику правительства Юга России и выразивший готовность всеми силами правительству помочь. На 30-ое октября в Севастополе готовился съезд представителей печати. Жизнь текла своим чередом. Бойко торговали магазины. Театры и кинематографы были полны.

25-го октября Корниловский союз устраивал благотворительный концерт и вечер. Заглушив в сердце мучительное беспокойство, принял я приглашение. Мое отсутствие на вечере, устроенном союзом полка, в списках которого я состоял, могло бы дать пищу тревожным объяснениям. Я пробыл на вечере до 11 часов, слушая и не слыша музыкальных номеров, напрягая все усилия, чтобы найти ласковое слово раненому офицеру, любезность даме-распорядительнице…

17-го октября скончался в Ялте адмирал Саблин и последовал мой приказ об утверждении адмирала Кедрова в должности. Последний с первых же шагов проявил кипучую деятельность, требуя такой же от своих ближайших помощников. В качестве таковых он привлек ряд новых лиц. Помощник начальника морского управления контр-адмирал Евдокимов был заменен контр-адмиралом Тихменевым, а начальник штаба командующего флотом контр-адмирал Николя – капитаном 1-го ранга Машуковым.

К 25-ому октября группировка противника была следующая: в районе Геническа и на Чонгарском полуострове последовательно части XIII-ой и IV-ой советских армий; за правым флангом IV-ой армии – на Чонгарском полуострове – II-ая конная армия; на среднем участке северного побережья Сиваша – 1-ая конная армия, 7-ая кавалерийская дивизия и повстанческая армия Махно; на Перекопском перешейке – VI-ая советская армия. В течение 23-го, 24-го и 25-го октября противник безуспешно атаковал наши части в районе Чонгарского моста. Наши войска заканчивали перегруппировку. Жестокий мороз сковал болотистый соленый Сиваш льдом, наша линия обороны значительно удлинилась; благодаря отсутствию жилья и недостатка топлива, количество обмороженных росло. Я приказал выдать весь имеющийся в складе запас обмундирования.

В эти дни прибыл наконец большой транспорт «Рион» с зимней одеждой для войск, но было уже поздно…

У последней черты

26-го октября вечером я присутствовал на заседании правительства, когда вошедший ординарец вручил генералу Шатилову, переданную по юзу, телеграмму генерала Кутепова. Пробежав телеграмму, генерал Шатилов передал ее мне. Генерал Кутепов доносил, что в виду создавшейся обстановки, прорыва противником позиций на Перекопе и угрозы обхода, он отдал приказ в ночь на 27-ое войскам отходить на укрепленную позицию к озерам Киянское– Красное – Старое – Карт-казак. Как содержание, так и самый тон донесения не оставляли сомнения, что мы накануне несчастья. Сославшись на необходимость переговорить по прямому проводу с генералом Кутеповым, я передал председательствование А.В.Кривошеину и вышел в соседнюю комнату. За мной последовал генерал Шатилов. Для него, как и для меня, было ясно, что рассчитывать на дальнейшее сопротивление войск уже нельзя, что предел сопротивляемости армии уже превзойден и что никакие укрепления врага уже не остановят.

Необходимо было срочно принимать меры к спасению армии и населения. Я вызвал из зала заседания адмирала Кедрова и вкратце ознакомил его с обстановкой.

– «Боже, зачем я согласился принять этот крест», – вырвалось у адмирала. Однако он быстро овладел собой. Он имел тоннаж на 60000 человек. Высланный из Константинополя дополнительный запас угля и масла только что прибыл; это давало возможность использовать еще некоторый тоннаж и рассчитывать принять 70–75 тысяч человек. На большее количество тоннажа не имелось. Я отдал распоряжение принять меры, чтобы все суда, могущие держаться на воде, были использованы. Из Константинополя приказал срочно вытребовать количество судов, какое только представится возможным. Наконец, задержать в портах Крыма все коммерческие суда, в том числе и иностранные, для использования их тоннажа.

Предчувствуя недоброе, вышел из зала заседания А. В. Кривошеий. Он сильно волновался. Мы постарались успокоить его, заверив, что все меры на случай несчастья уже приняты. Я просил его с своей стороны всячески успокоить членов правительства.

Сам я решил ехать на фронт, дабы на месте отдать себе отчет в обстановке.

27-го в три часа дня я выехал в Джанкой, куда и прибыл уже в темноте. В Симферополе сели в мой вагон командующий II-ой армией генерал Абрамов и его начальник штаба генерал Кусонский; с объединением командования войсками, обороняющими Крым, в руках генерала Кутепова, штаб II-ой армии расположился в Симферополе.

Немедленно по приезде в Джанкой я принял генерала Кутепова, доложившего мне общую обстановку.

В ночь на 26-ое октября пехота красных атаковала северную оконечность Чувашского полуострова («Турецкие батареи»), но была остановлена огнем у проволоки. Пользуясь туманом, противник большими силами пехоты, поддержанной конницей, обошел «Турецкие батареи» с запада и повел наступление на Старый Чуваш. С утра 26-го октября обнаружилось наступление противника против перекопского вала, особенно интенсивное на флангах. Сосредоточив на Чувашском полуострове до двух пехотных дивизий с конницей, красные 26-го октября продолжали движение от Старого Чуваша на юго-запад.

1-ая бригада 2-ой кубанской дивизии под давлением противника отошла на укрепленную позицию к северу от Карповой балки, 2-ой и 3-ий дроздовские полки, двинутые в атаку (из Армянского Базара) в район Караджаная против красных, распространявшихся от Чувашского полуострова, успеха не имели. Понеся большие потери, главным образом в командном составе, Дроздовская дивизия к вечеру 26-го октября сосредоточилась в Армянском Базаре, 13-ая пехотная дивизия, отходившая после смены на Воинку, была задержана в районе Карповой балки для усиления 1-ой бригады 2-ой кубанской дивизии. Красные распространялись до Тупого полуострова, занимая основание Чувашского.

В виду создавшейся обстановки, угрожавшей обходом перекопского вала и прорывом позиции на Перекопском валу, вследствие разрушений проволочных заграждений, частям 1-го армейского корпуса приказано было в ночь на 27-ое октября отойти на укрепленную позицию по северо-западным окраинам озер Киянское– Красное – Старое – Карт-казак. Отход был совершен без особого давления со стороны противника. Одновременно в Карповой балке был подтянут для контрудара конный корпус генерала Барбовича (1-ая и 2-ая кавалерийская и Кубанская казачья дивизии); 1-ая и 2-ая донские дивизии были направлены из района Богемки на Чирик.

На рассвете 27-го октября 1-ая кавалерийская дивизия произвела успешную атаку и отбросила красных к Чувашскому полуострову, но вследствие тяжелых потерь от мощного артиллерийского огня, развить успеха не смогла и красные вновь распространились к хутору Тихоновка. Для восстановления положения были двинуты 2-ая кавалерийская и 1-ая кубанская казачья дивизии. В дальнейшем обнаружилось наступление больших сил красных на перешеек между озерами Красным и Старым. Наши части были вынуждены отходить на последнюю укрепленную позицию – юшуньскую.

Генерал Кутепов предполагал с утра перейти в наступление с целью обратного захвата утерянных позиций, однако сам мало надеялся на успех. По его словам, дух войск был значительно подорван. Лучшие старшие начальники выбыли из строя и рассчитывать на удачу было трудно. Я сам это прекрасно понимал, однако настаивал на необходимости удерживать позиции во что бы то ни стало, дабы выиграть по крайней мере пять-шесть дней, необходимых для погрузки угля, распределения судов по портам и погрузки на суда тыловых учреждений, раненых, больных из лазаретов и т. п. Генерал Кутепов обещал сделать все возможное, но по ответам его мне было ясно, что он сам не надеется удержать позиции своими войсками.

Гроза надвигалась, наша участь висела на волоске, необходимо было напряжение всех душевных и умственных сил. Малейшее колебание или оплошность могли погубить все. Прежде всего необходимо было обеспечить порядок в Севастополе. Войск там почти не было. Несущий охранную службу мой конвой был незадолго перед тем выслан в район Ялты для окончательного разгрома загнанных в горы «зеленых» – «товарища» Мокроусова. Я приказал по телеграфу вызвать на вокзал в Симферополь к приходу моего поезда роту юнкеров Алексеевского военного училища и подготовить нужное число вагонов, дабы рота могла с моим поездом следовать в Севастополь. В Симферополе я принял и.д. Губернатора А. А. Лодыженского и ознакомил его с обстановкой. Приказал генералу Абрамову принять все подготовительные меры к эвакуации военных и гражданских учреждений Симферополя, раненых и больных офицеров и юнкеров, семей служащих и лиц, коим в случае прихода большевиков, грозила бы особая опасность. Все подготовительные меры должны были быть приняты по возможности скрытно, дабы преждевременно не возбудить тревоги. Я обещал, что приказ о начале эвакуации будет своевременно прислан и необходимое число подвижного состава предоставлено.

В девять часов утра 28-го октября я, в сопровождении юнкеров, прибыл в Севастополь. С вокзала я проехал во дворец, пригласил А. В. Кривошеина, генерала Шатилова, адмирала Кедрова и генерала Скалона и отдал последние распоряжения:

приказал занять войсками главнейшие учреждения, почту и телеграф, выставить караулы на пристанях и вокзале. Окончательно распределил по портам тоннаж, по расчету: Керчь – 20 000, Феодосия – 13 000, Ялта – 10 000, Севастополь – 20 000, Евпатория – 4000. Дал указания разработать порядок погрузки тыловых учреждений, раненых, больных, продовольственных запасов, наиболее ценного имущества, дабы, по отдаче приказа, погрузка могла начаться немедленно. В десять часов я принял французского верховного комиссара графа де Мартель, представителей иностранных миссий, адмирала Мак-Колли, полковника Уольша, майора Токахасси, коих просил снестись с представителями их правительств в Константинополе на предмет оказания возможного содействия иностранными судами на случай необходимости для нас оставить Крым. Днем я пригласил представителей русской и иностранной печати, которых ознакомил с создавшимся положением: армия, сражавшаяся не только за честь и свободу своей родины, но и за общее дело мировой культуры и цивилизации, армия, только что остановившая занесенную над Европой кровавую руку московских палачей, оставленная всем миром, истекла кровью. Горсть раздетых, голодных, выбившихся из сил героев продолжает отстаивать последнюю пядь родной земли. Их силы подходят к концу и не сегодня, завтра они могут быть сброшены в море. Они будут держаться до конца, спасая тех, кто искал защиты за их штыками. Мною приняты все меры, чтобы на случай несчастья вывезти всех, кому грозит кровавая расправа. Я в праве надеяться, что те государства, за общее дело которых сражалась моя армия, окажут гостеприимство несчастным изгнанникам.

С быстротой молнии тревожные вести распространились по городу. Беспрерывно звонили по телефону, приходили справляться о положении. Среди тревожной, болезненной обстановки неожиданно всплыла фигура генерала Слащева. На его больное, расстроенное воображение опьяняюще подействовала нездоровая атмосфера тревоги и смутных слухов. В своем фантастическом костюме он появлялся на улицах, беседовал с толпой, собравшейся перед витриной телеграфного агентства, давал интервью представителям печати, давая понять, что в создавшемся положении виновны те, кто не слушал его, генерала Слащева, что и теперь еще не все потеряно и что, если ему, генералу Слащеву, поручат разбить врага, то он так же, как и несколько месяцев назад, это сделает.

По совету А. В. Кривошеина и генерала Шатилова, я послал предписание генералу Слащеву выехать немедленно на фронт в распоряжение генерала Кутепова; последнему приказал передать, чтобы он задержал генерала Слащева при себе, не допуская возвращения его в Севастополь. Генерал Слащев на автомобиле выехал в Джанкой.

Поздно вечером были получены сведения с фронта: наши части с утра перешли в контратаку, временно овладели оставленной накануне укрепленной позицией, но удержаться на ней не могли и, под натиском превосходящих сил противника, откатились на прежнюю позицию. Правый участок последней заняли спешенные части подошедших донцов. Наши резервы были исчерпаны. Красные в течении дня, вводя свежие силы, продолжали наступление и к вечеру сбили наши части с последней укрепленной позиции у Юшуни.

На утро 29-го октября коннице генерала Барбовича, при поддержке донцов, была дана задача: ударом во фланг опрокинуть дебушировавшие из Перекопского перешейка части противника, но наша конная группа сама была атакована крупными силами красной кавалерии с севера, в район Воинки и контрманевр нашей конницы не удался. Одновременно противник продвинулся по Арабатской стрелке южнее хутора Счастливцева. На Тюп-Джанкойском полуострове (юго-восточнее Чонгарского) шли бои в районе Абуз – Крка. У Сивашского моста противник подготовлял переправу.

Положение становилось грозным, остававшиеся в нашем распоряжении часы для завершения подготовки к эвакуации были сочтены. Работа кипела. Днем и ночью шла погрузка угля; в помощь рабочим грузчикам были сформированы команды из чинов нестроевых частей, тыловых управлений и т. п. Спешно грузились провиант и вода. Транспорты разводились по портам. Кипела работа в штабе и управлениях, разбирались архивы, упаковывались дела.

В два часа дня прибыл из Константинополя французский крейсер «Waldeck Rousseau», в сопровождении миноносца, имея на своем борту временно командующего французской средиземной эскадрой адмирала Дюмениля. Адмирал Дюмениль был с графом де Мартель у меня и произвел на меня чарующее впечатление, человека выдающегося ума и исключительного благородства. Мы беседовали около двух часов, итоги нашей беседы были изложены в письме адмирала ко мне от 29 октября (11 ноября):

«Командующий

Легкой эскадрой

№ 9 – Ам.

Крейсер „Вальдек-Руссо“ 11-го ноября 1920 г. Контр-адмирал Дюмениль, командующий легкой эскадрой. Его Превосходительству генералу Врангелю, Главнокомандующему вооруженными силами на юге России.

Ваше Превосходительство,

При сем имею честь препроводить Вашему Превосходительству резюме нашего сегодняшнего разговора и просить не отказать подтвердить мне правильность такового резюме, прежде нежели я поставлю о нем в известность французское правительство:

– „Ваше Превосходительство, полагая положение на фронте безнадежным, не видите ныне иного исхода, как эвакуацию всего гражданского населения, желающего избежать расправы большевиков, вместе с остатками белой армии, как ранеными, так и здоровыми. Для осуществления такой эвакуации необходима моя помощь, так как она не может быть осуществлена полностью без прикрытия подчиненными мне судами и помощи некоторых французских транспортов и буксиров.

Ваше Превосходительство, в случае если Франция не обеспечит перевозку армии на соединение с армией русско-польского фронта, в каком случае армия была бы готова продолжать борьбу на этом театре, полагаете, что ваши войска прекратят играть роль воинской силы. Вы просите для них, как и для всех гражданских беженцев, помощи со стороны Франции, так как продовольствия, взятого с собой из Крыма, хватит лишь на десяток дней, громадное же большинство беженцев окажутся без всяких средств к существованию.

Актив крымского правительства, могущий быть употребленным на расходы по эвакуации беженцев, их содержание и последующее устройство, составляет боевая эскадра и коммерческий флот.

На них не лежит никаких обязательств финансового характера и Ваше Превосходительство предлагаете немедленно передать их Франции в залог“.

Прошу Ваше Превосходительство принять уверение в моем глубоком уважении и преданности.

Дюмениль».

Теснимые противником, наши части продолжали отходить. К вечеру части конного и Донского корпусов с Дроздовской дивизией отошли в район Богемки. Прочие части 1-го армейского корпуса сосредоточились на ночлег в районе села Тукулчак.

Я отдал директиву: войскам приказывалось, оторвавшись от противника, идти к портам для погрузки, 1-ому и 2-ому армейским корпусам – на Евпаторию; Севастополь, конному корпусу генерала Барбовича – на Ялту, кубанцам генерала Фостикова – на Феодосию; донцам и Терско-Астраханской бригаде, во главе с генералом Абрамовым – на Керчь. Тяжести оставить. Пехоту посадить на повозки, коннице прикрывать отход.

Вместе с тем мною был подписан приказ, предупреждающий население об оставлении нами родной земли.

«ПРИКАЗ

Правителя юга России и Главнокомандующего Русской Армией. Севастополь, 29-го октября 1920 года.

Русские люди. Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существуют право и правда.

В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности.

По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства, с их семьями, и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.

Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих.

Дальнейшие наши пути полны неизвестности.

Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.

Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье.

Генерал Врангель».

Одновременно было выпущено сообщение правительства:

«В виду объявления эвакуации для желающих офицеров, других служащих и их семейств, правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное пребывание на рейде и в море. Кроме того совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем. Все это заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилия врага – остаться в Крыму».

Приказ и сообщение разосланы были по телеграфу для широкого оповещения населения городов.

29-го поздно вечером состоялось под председательством А. В. Кривошеина последнее заседание правительства. С утра 30-го должна была начаться погрузка многочисленных отделов военного и гражданского управлений. Отдав последние распоряжения, А. В. Кривошеин выехал в Константинополь на отходящем английском крейсере «Centaur». Я просил его переговорить с французским верховным комиссаром в Константинополе г. де Франс и заручиться содействием его, на случай прибытия нашего в Босфор. Вместе с тем, я поручил Александру Васильевичу принять меры к организации помощи имеющим прибыть беженцам, привлекши к работе русские, и, если представиться возможность, и иностранные общественные силы. Особенно надеялся я на помощь американского красного креста.

Поздно ночью, закончив работу, я лег отдохнуть, однако вскоре был разбужен. От командующего флотом прибыл начальник его штаба капитан I ранга Машуков. Наша радиостанция приняла советское радио. Красное командование предлагало мне сдачу, гарантируя жизнь и неприкосновенность всему высшему составу армии и всем положившим оружие. Я приказал закрыть все радиостанции за исключением одной, обслуживаемой офицерами.

Отпечатанный в течении ночи мой приказ и сообщение правительства утром 30-го были расклеены на улицах Севастополя.

Охватившее население в первые часы волнение вскоре улеглось. Население почувствовало, что власть остается в твердых руках, что представители ее не растерялись, что распоряжения их планомерны и сознательны, что каждый сможет рассчитывать на помощь, что всякий произвол будет в корне пресечен. Несколько лиц, пытавшихся самоуправными действиями внести беспорядок, были тут же схвачены и один из них, солдат автомобильной команды, по приговору военно-полевого суда, через два часа расстрелян.

Погрузка лазаретов и многочисленных управлений шла в полном порядке. По улицам тянулись длинные вереницы подвод, шли нагруженные скарбом обыватели. Чины комендатуры, в сопровождении патрулей юнкеров и моего конвоя, ходили по улицам, поддерживая порядок движения обозов и наблюдая за погрузкой. Желающие выехать записывались в штабе генерала Скалона. Количество таковых оказалось необыкновенно велико. Становилось ясным, что расчеты наши будут значительно превзойдены и тоннажа может оказаться недостаточно.

Мороз стал спадать. На море был штиль и адмирал Кедров решил использовать все суда и баржи, могущие держаться на воде, взяв их на буксиры. В эти тяжелые часы, среди лихорадочной напряженной работы, он проявил редкую распорядительность, не отдыхая ни днем ни ночью, поспевая всюду, требуя от подчиненных того же. Огромная работа выпала и на долю начальника штаба. Он также не знал ни минуты покоя. И адмирал Кедров, и генерал Шатилов, и генерал Скалон и помощник его генерал Стогов – все оказались на высоте положения, с полным самообладанием, неослабевающим напряжением сил, выполняя свое дело.

Около полудня я прошел в штаб и вызвал к аппарату генерала Кутепова; последний находился на станции Сарабуз (15 верст к С. от Симферополя). Войска продолжали отход. Линия фронта проходила южнее станции Юшунь, отход производился в полном порядке. В конце разговора генерал Кутепов доложил, что со мной желает говорить генерал Слащев. Я уклонился от разговора под предлогом недостатка времени. Вскоре мне была доставлена телеграмма генерала Слащева.

«Главкому. Лично видел части на фронте. Вывод – полное разложение. Последний приказ о неприеме нас союзниками окончательно подрывает дух. Выход следующий: из тех, кто не желает быть рабом большевиков, из тех, кто не желает бросить свою родину, – сформировать кадры Русской армии, посадить их на отдельные суда и произвести десант в направлении, доложенном вам мною еще в июле месяце и повторенному в моих докладах несколько раз. Колебанию и колеблющимся не должно быть места – должны идти только решившиеся победить или умереть. С подробным докладом выезжаю к вам в поезде юнкеров и прошу по моем приезде немедленно принять меня, хотя бы ночью. Жду ответа в штарм один. (т. е. в штаб 1-ой армии). № 10285, 12 часов 20 минут 30–10–20. Слащев-Крымский».

В ответ я просил генерала Кутепова передать генералу Слащеву:

«Желающим продолжать борьбу предоставляю полную свободу. Никакие десанты сейчас, за неимением средств, не выполнимы. Единственный способ – оставаться в тылу противника, формируя партизанские отряды. Если генерал Слащев решится на это – благословляю его на дальнейшую работу. Предлагаю вам задержать генерала Слащева на фронте, где присутствие его несравненно нужнее, нежели здесь. Севастополь, 30–10 – 20. № 417. Врангель».

Однако генерал Слащев не успокаивался. Через несколько часов я получил новую его телеграмму, в которой он заявил, что глубоко оскорблен нежеланием моим с ним говорить. «Прошу либо доверия, либо военно-полевого суда. Я же буду спасать родину или умирать», и неожиданно кончал: «прошу вас не отказать дать срочный ответ и сообщение ответной телеграммой. Пока всего хорошего». – Я конечно ничего не отвечал. Ночью генерал Слащев прибыл в Севастополь, пытался меня видеть, однако я его не принял. «Спасать родину или умирать», он видимо уже раздумал и поспешил погрузиться на ледокол «Илья Муромец».

Вечером посетили меня представители городского самоуправления. Последние просили заблаговременно принять меры к охране города, портового завода и артиллерийских складов после нашего ухода. Они предлагали охрану эту принять на себя, организовав ее из рабочих. Я охотно дал свое согласие, обещал выдать своевременно рабочим оружие. Это впоследствии и было сделано.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.