Глава девятая Фланговые и тыловые позиции республики св. Марка в период ее «натиска на восток»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава девятая

Фланговые и тыловые позиции республики св. Марка в период ее «натиска на восток»

Успешное наступление Венеции на Востоке, нашедшее свое выражение во все возраставшем привилегированном положении ее на обширном пространстве византийских владений, на Сирийском побережье и во многих пунктах Малой Азии, диктовало ей строго оборонительную политику на Западе, в ее тылу и на флангах. Венецианские политики хорошо понимали, что все их успехи в Сирии, в Африке, в Малой Азии, исключительные привилегии в Византии имеют полноценное значение лишь в том случае, если на берегах Адриатики, в непосредственной близости от лагун, не будет сильного государства, если оба берега этого моря не будут сосредоточены в одних руках, если «большая дорога на Восток» будет свободной. Чем настойчивее государственными людьми республики св. Марка проводилась политика «натиска на Восток», тем менее забывали они о слабости своего тыла и своих коммуникаций с восточным Средиземноморьем. Этим определялась и политика Венеции по отношению к Венгрии, и политика на материке Италии, и ее отношения с Западной Империей, и даже в известной степени ее отношение к торговым республикам — конкурентам, Генуе и Пизе.

1. Борьба с венгерской короной за далматинское побережье

В начале XII в., как мы видели, Венеция потеряла все свои владения в Далмации. Венгрия, усиленная присоединением Хорватии, вышла на берега Адриатического моря. Столетняя борьба за обладание далматинским побережьем должна была начаться снова: венецианские политики редко отказывались от того, что однажды попало им в руки. Разнообразие политических задач, которые Венеция должна была почти одновременно разрешать, в самых различных местах, заставило ее временно помириться с этой чрезвычайно чувствительной и неприятной потерей; но Венгрия должна была ждать реванша.

Уже около 1106 г. Венеция повела переговоры с императором Алексеем о совместных действиях против венгерского короля. Усиление Венгрии не входило в расчеты Византии, поэтому венецианские планы были встречены в Константинополе вполне благосклонно.[1287] Однако назревавшая борьба с Боемундом отвлекла внимание обоих государств от выполнения этих планов. Потом республика св. Марка еще раз почла необходимым заняться сирийскими делами. Все это отсрочивало годы борьбы с венгерской короной. От 1111 г. сохранилась грамота, из которой видно, что даже остров Раб в это время принадлежал королю венгерскому, — в ней Коломан подтверждает права и земли, которыми кафедральная церковь острова пользовалась еще во времена короля Крешимира.[1288]

Борьба началась только в 1115 г., когда Венеция урегулировала все наиболее неотложные политические дела, заручилась поддержкой, по крайней мере нравственной, со стороны обеих империй и подготовила свои боевые силы для венгерской войны.[1289] Война началась походом дожа Орделафо Фальери в воды Далматинского архипелага. В первую очередь, несомненно, были подчинены большие острова северной части архипелага — Раб, Крк и Црес. Затем флот дожа произвел высадку в районе Задара и заставил венгерский гарнизон его запереться в городе. Для того, чтобы осажденным не было подано помощи со стороны городов южной части побережья, дож направил часть своих вооруженных сил в сторону Биограда, откуда венгры могли, в первую очередь, ожидать себе подкреплений. Эти операции увенчались лишь частичным успехом: дож сумел в этот поход овладеть только городскими кварталами Задара, тогда как цитадель осталась в руках венгерского гарнизона.[1290] Дож вернулся в Венецию с намерением в ближайшее время продолжить военные операции против отложившихся городов и их венгерских гарнизонов.

Второй свой поход Орделафо Фальери совершил при еще более благоприятной международной обстановке. В 1116 г. в Венеции побывал германский император Генрих V, который и до этого визита, как мы говорили, благосклонно относился к венецианским планам возвращения Далмации под знамя св. Марка. Император отнесся к республике весьма милостиво, называя даже, по уверению Дандоло, владения дожа королевством и обещал свою помощь против Венгрии. Первое вовсе не входило в планы венецианской знати, второе было весьма желательно, если бы у императора, кроме доброго намерения, были бы и силы для его практического осуществления. В этом же году дож со своим флотом вторично отправился к берегам Далмации. На этот раз его усилия увенчались более решительным успехом. При сочувствии обоих императоров дож смело развернул военные операции. Он одержал над венграми победу в открытом поле, осадил и принудил к сдаче венгерский гарнизон, запершийся в цитадели Задара, овладел укреплениями Шибеника, подчинил Сплит и Трогир, поставил в зависимость от себя Биоград, и таким образом, восстановил положение Венеции на Далматинском побережье. С большою добычей, пленниками и заложниками победоносный венецианский флот вернулся в лагуны.[1291] Принадлежность с этого времени Биограда Венеции устанавливается, между прочим, также и грамотой, выданной дожем монастырю Биограда и датированной 1116 г.[1292]

Венгры, однако, не думали считать себя окончательно побежденными, и потому война в следующем, 1117 г., возобновилась. В этом году неутомимый Орделафо Фальери снова на далматинском берегу. Этот поход лично для него кончился трагически: он погиб в одной из стычек с венгерскими войсками.[1293] Несмотря на это, венграм, по-видимому, не удалось на этот раз восстановить свое положение в Далмации, так как в 1122 г., когда венецианский флот отправился в новую, третью экспедицию в Сирию, то он не только нигде не встретил сопротивления, но даже получил подкрепления от далматинских городов.[1294]

Иначе обстановка сложилась во время продолжительного отсутствия нового дожа Доменико Микьеле с флотом и войсками в восточных водах. Ряд городов снова оказывался в венгерских руках, — Сплит, Трогир, Биоград. Это видно из того, что в 1124 г. Стефан, король венгерский, подтвердил Трогиру и Сплиту права и вольности, которыми они пользовались при короле Коломане.[1295]

На обратном пути из восточной экспедиции Доменико Микьеле в начале лета 1126 г. еще раз подчинил себе эти города, изгнав или пленив венгерские гарнизоны.[1296] Все эти города попали в руки венгров не путем завоевания, а добровольно перешли на их сторону, так как чем далее, тем все более и более они убеждались в том, что им с Венецией не по пути. По-видимому не остался верным Венеции и Задар, но этот город, после неудачной попытки оказать сопротивление победоносному флоту Доменико Микьеле со стороны Биограда и суровой расправы с ним венецианцев, не решился на открытую борьбу и принял венецианский флот, как уверяет Дандоло, с почетом.[1297] Таким образом, Венеция еще раз вернула под свою власть упорно не желавшие ей подчиняться города Далмации.

Результаты всех этих усилий Венеции не были, однако, прочными: по-видимому, в ближайшие же после знаменитого похода Доменико Микьеле годы некоторые города материковой Далмации опять оказались в венгерских руках.[1298] Нам не ясен ход событий в Далмации в конце и начале 30–х годов, но из письма папы Иннокентия II к венгерскому королю Бэле видно, что по крайней мере Сплит принадлежал в 30–х годах венгерской короне.[1299] Принадлежность этого города венграм и в самом начале сороковых годов подтверждается грамотой венгерского короля Гейзы, выданной сплитской церкви в обеспечение ее старых прав и вольностей.[1300] Сведения, восходящие к 50–м годам, позволяют установить, что в венгерских руках находились также Шибеник и Трогир.[1301]

С другой стороны, принадлежность Венеции за все это время островов северной части Далматинского архипелага не подлежит сомнению: в сороковых годах без всяких осложнений происходит назначение двух сыновей дожа в качестве комитов островов Цреса и Пага.[1302] По-видимому не вышел за это время из подчинения Венеции и Задар, так как в 50–х годах, когда Венеция начала борьбу с Венгрией за Далмацию, мы видим переход этого города на сторону венгерского короля.

Это было не то, к чему стремилась Венеция в Далмации, но она вынуждена была до поры, до времени мириться с этим положением, — по крайней мере, начиная с 30–х годов, в течение двух десятков лет мы не видим с ее стороны новых попыток изменить положение в Далмации в свою пользу. Под 1130 годом, когда дожем стал Пьетро Поляно, анонимный автор «Истории дожей венецианских» нашел возможным заметить: «Мудро управляя венецианцами, дож со всеми пребывал в мире».[1303] Миролюбие Венеции в 40–х годах XII в. не является случайным. В это время назревал конфликт у Византии с норманами, — надо было ожидать, что Восточная империя будет искать помощи у своего старого союзника. С другой стороны, древнейшая сфера венецианского влияния, истринское побережье, нуждалось в пристальном к нему внимании.

Города истрийского побережья несомненно также тяготились венецианской супрематией. Здесь нельзя было обвинять в интригах венгерского короля, — он не смел притязать на эту территорию, так как это был старинный лен империи; но и здесь, как и в Далмации, экономическая политика «царицы Адриатики» шла в разрез с интересами приморских городов. Сходные причины вызывали и одинаковые последствия: Венеция время от времени силой принуждала города Истрии к повиновению.[1304]

В 1145 г. Венеция вынуждена была предпринять экспедицию в районы Каподистрии и Пулы, «давних данников дожей». Республика еще раз напомнила этим городам о необходимости подчинения. Каподистрия и Пула вынуждены были поклясться в верности и принять на себя ряд обязательств, изложенных в договорах с этими городами, заключенных дожем с ними в том же 1145 г. Содержание этих договоров одно и то же. Жители Пулы и Каподистрии поклялись дожу и Венецианской коммуне верностью «на вечные времена». Эта клятва должна была возобновляться при каждой смене дожа. Для них было обязательным военное сотрудничество с республикой на лагунах: они должны были выставлять по одной галере всякий раз, когда венецианский флот оперировал в Адриатическом море между Дубровником и Анконой; если бы в распоряжении Каподистрии и Пулы не оказалось военных судов, Венеция брала снаряжение таковых за их счет; Венеция брала на себя защиту истрийских городов с моря и с суши: если бы нападение было совершено с моря, то на помощь должен был придти венецианский флот, при нападении с суши, — Венеция должна была послать на помощь сотню хорошо вооруженных солдат. В договоре были оговорены экономические и юридические привилегии Венеции: в городах венецианским резидентам должно было быть отведено место для поселения и торговли в непосредственной близости от порта; венецианские купцы освобождаются в Каподистрии и Пуле от всяких налогов за исключением портовых пошлин; венецианцы в спорах с местными жителями судятся по венецианским законам, если они являются исковой стороной, и наоборот, — по местным, если они являются ответчиками.[1305]

Вновь подтвержденные обязательства, по-видимому, выполнялись плохо, по крайней мере Пулой. Не прошло и пяти лет со времени очередного признания зависимости от Венеции этими двумя городами Истрии, как мы видим вновь венецианский флот в истрийских водах. Это была большая экспедиция против прибрежных городов, организованная новым дожем Венеции Доменико Моросини (1148–1156). В 1150 г. сын дожа и Марино Градениго получили в свое распоряжение войско и 50 кораблей, и отплыли к берегам Истрии. Истрийские города, один за другим без серьезного сопротивления признали свою зависимость от республики св. Марка. Они, по уверению венецианских анналистов, принесли повинную за совершенные перед Венецией «преступления». Конечно, — это обычное обвинение в морском разбое, который, будто бы затруднял мореплавание и вредил торговле венецианцев в Адриатике, — обвинение, выдвигавшееся каждый раз, когда Венеция покушалась на свободу приморских городов этого большого залива Средиземного моря.[1306] Подчинена опять была Пула, признали свою зависимость Ровиньо, Паренцо, Умаго, Читта Нуова. Строптивые города в заключенных ими договорах, помимо клятвы в верности, обязались данью в пользу св. Марка частью натурой, частью денежными взносами. В них предусматривалось также и военное сотрудничество в указанных выше районах Адриатического моря. Предусмотренная договорами дань в пользу св. Марка была, конечно, невелика и имела не материальное, а символическое значение вассальной зависимости от Венеции: Пула, например, должна была ежегодно доставлять к рождеству в Венецию два милиария оливкового масла, Читта Нуова и Умаго обязались, помимо 40 фунтов масла, вносить ежегодно в кассу св. Марка первый два и второй семь перперов, в то время, как Ровиньо обязался поставлять 15 фунтов масла и 20 баранов.[1307]

Закрепив свои позиции в Истрии, Венеция обратила теперь свои взоры на Далмацию. В пятидесятых годах, как уже было отмечено, Сплит, Шибеник и Трогир находились в руках венгров. Задар, по-видимому, сначала оставался верным Венеции, — в 1152 г. мы видим в качестве комита в этом городе одного из сыновей дожа Доменико Моросини, — но ненадолго.[1308] При новом доже Витале Микьеле (1156–1172) венгерский король Гейза II с тридцатитысячной армией овладел также и этим городом.[1309] При этом, как это всегда бывало, при приближении армии венгерского короля, жители Задара не замедлили перейти на его сторону, — король овладел городом «вследствие измены задратинцев», — вынуждены признать венецианские анналисты.[1310]

В XIX в., некоторые итальянские историки объясняли эту «измену» личными качествами жителей Задара, разумеется весьма отрицательными (в их изображении), среди которых «легкомыслие» является еще самым невинным.[1311] Венецианские летописцы XIII и XIV вв. усматривали причину «неверности» задратинцев в том, что архиепископская кафедра Задара, до XII в. входившая в состав Сплитской митрополии, передана была в ведение патриарха Градо, т. е. в церковном отношении подчинена была Венеции. Как ни наивно это объяснение с первого взгляда, тем не менее в нем гораздо больше смысла, чем во мнении историков, подобных Капелетти. Действительно, еще папа Евгений III в 1145 г. изъял из сферы церковного подчинения Сплитскому митрополиту епископские кафедры в Задаре, на островах Рабе, Цресе и Крке; папа Адриан IV, подчинив епископов этих островов архиепископу Задара, поставил последнего в зависимость от венецианского патриарха Градо.[1312] Ясное дело, что эта перетасовка церковных округов была делом рук венецианских политиков, которые хотели закрепить обладание Задаром также и церковными узами, — подчинение этих епископских кафедр находившемуся в венгерских руках Сплиту было для Венеции совершенно неприемлемо. Именно так и понимали жители Задара эту церковно-административную реорганизацию и потому были ее решительными противниками: в ней они справедливо видели новые цепи, которыми Венеция хотела приковать их к себе и подчинить своей экономической политике, политике удушения местной хозяйственной инициативы.[1313]

Дож думал первоначально ограничиться демонстрацией у берегов Задара, но появление его флота в составе 30 кораблей не произвело на город должного впечатления. Надо было подготовиться к серьезной военной операции.[1314] В 1159 году Витале Микьеле с большим войском и флотом выступил к далматинским берегам. Хотя вся материковая Далмация находилась в венгерских руках, дож благополучно сделал высадку и осадил Задар. Город не получил своевременно необходимой помощи со стороны своего венгерского суверена и не был в состоянии отразить венецианцев. После упорной борьбы, стоившей венецианскому войску больших потерь, город все-таки оказался снова в венецианских руках.[1315] Затянувшаяся и стоившая больших потерь осада Задара сделала венецианцев неспособными на этот раз к дальнейшему развитию в Далмации своего успеха, и флот, по окончании операции под Задаром, вернулся в свою базу в лагуны. Возможно, что в данном случае имело значение и возраставшее напряжение взаимоотношений с Западной империей, при котором развязывание большой войны в Далмации не было бы благоразумным.

Венецианское правительство стало искать компромиссного решения вопроса о Далмации и устойчивого мира с венгерской короной. В 60–х годах между Венецией и Венгрией был заключен мир и была сделана попытка закрепить его брачным союзом: сын дожа Николо Микьеле был обвенчан с венгерской принцессой Марией. «Краткая летопись» относит это событие к 1167 г.[1316] Однако из этих планов ничего не вышло: Задар опять перешел на сторону Венгрии, и в 1171 г. мы видим дожа с большим флотом и войском вновь под стенами этого города, который к этому времени успел принять венгерский гарнизон. Осада привела к сдаче города и бегству из него венгров. Венеция на этот раз должна была ограничиться только этим успехом, так как в Далмации появился новый претендент на обладание далматинскими городами, император Мануил. Незадолго перед тем, счастливо справившись с вооруженными силами венгров, византийский император овладел всеми венгерскими приобретениями в Далмации, и в частности, такими, как Сплит и Трогир.[1317] Еще в 1167 г. Шибеник, по крайней мере, находился в венгерских руках, — об этом свидетельствует грамота короля Стефана III, выданная этому городу как раз в этом году[1318]; но к 1171 г. у венгров в Далмации не осталось уже никаких владений, и в Сплите находился греческий наместник.

Переход почти всего далматинского побережья из венгерских в византийские руки также мало соответствовал политическим и экономическим интересам республики, как и пребывание его в составе владений венгерской короны, но Венеция в 60–х годах не могла вести серьезной борьбы за это побережье, будучи связана событиями на материке Италии, и потому довольствовалась пока ролью простого наблюдателя. К 1171 г. в руках Венеции сохранялись только островные владения и Задар; но в этом году произошли события, которые побудили Венецию активизировать свою политику на далматинском побережье: Венеция могла теперь покинуть лагерь Ломбардской лиги, а византийский император, разгромив венецианские колонии в пределах византийских владений, тем самым объявил войну своему старому, но в высшей степени своекорыстному союзнику.

Естественно, что с этого времени далматинская политика Венеции тесно связана с ее византийской политикой.

В 1171 г., отправляясь на Восток с целью мести Мануилу за причиненные им венецианским купцам обиды и убытки, дож имел возможность получить некоторое подкрепление от Задара и подчинил себе Трогир и Дубровник, причем первый из этих городов, оказавший упорное сопротивление венецианскому флоту, был сурово наказан, а второй оказал лишь слабое сопротивление.[1319] Так изображают дело венецианские анналисты. Дубровницкие источники отрицают акт насильственного подчинения Венецией своего города и представляют его, как акт политики местного архиепископа, который был родственником дожа.[1320] Таким образом, в руках Венеции в 1171 г., помимо островов северной части Далматинского архипелага, были Задар и Трогир, и сделана была первая серьезная попытка наложить руку на Дубровник.

Катастрофа, которой закончился поход Витале Микьеле, и сильное ослабление Венеции в результате этой неудачи, необходимость бороться с Анконой и императором Мануилом лишили республику на некоторое время возможности вести политику сильной руки на далматинском побережье: был вновь потерян Трогир, вновь оказался независимым Дубровник. С другой стороны, неудачи последних лет правления императора Мануила и последовавшие вслед за его смертью годы внутренних и внешних потрясений сделали неспособной и Византию отстоять в Далмации сделанные Мануилом к началу семидесятых годов приобретения. В Далмации еще раз возникла обстановка, благоприятная для венгров, которой они и не преминули воспользоваться. Их задача по возвращению себе прежних позиций в Далмации, как всегда, облегчалась тем, что далматинские города предпочитали венгерское верховенство венецианскому.

Тотчас же после смерти Мануила венгры овладевают одним далматинским городом за другим. Еще в 1180 г., незадолго до своей смерти, византийский император писал своему далматинскому дуке, чтобы он возвратил сплитской церкви часть отнятых у нее земель, что тот и исполнил[1321], однако уже в 1181 г. Сплит находился в подчинении у венгерского короля, так как папа Александр III обращается в этом году к Бэле III с просьбой, чтобы он разрешил, по обычаю, свободные выборы архиепископа Сплитского.[1322] В восьмидесятых же годах в руках венгров мы видим Трогир, Биоград[1323] и даже Задар опять оказался у венгров, причем венецианские источники опять признают, что инициатива смены венецианской супрематии на венгерскую, как и ранее, принадлежала самим жителям Задара. Венгерский король Бэла III принял Задар под свое покровительство, поспешил поставить там свой гарнизон и обнести город стенами.[1324]

Борьбу надо было начинать снова, но Венеция умела быть настойчивой, когда дело шло об ее серьезных экономических или политических интересах. Напряженная обстановка на Западе после Венецианского конгресса 1177 г. в корне изменилась: отношения с Западной империей были наилучшими. Нечего было опасаться теперь и со стороны Византии: внутренние неурядицы и разбойное нападение из Палермо сделали ее бессильной.

Сначала Венеция попыталась «уговорить» задратинцев добровольно вернуться под покровительство св. Марка. Из Венеции писали, что хотя задратинцы «и сделали немало такого, чего они не должны были бы делать»[1325], но дож не питает к ним враждебных чувств, и они, при желании, легко могут сохранить мир. Задар остался глух ко всем этим призывам, — в Венеции решили взяться за оружие.

Венеция начала приготовления в широком масштабе: правящая аристократия в лице Большого Совета вынесла решение об экстраординарном обложении торговых предприятий на Риальто, где к этому времени сконцентрировалась «большая» хозяйственная жизнь дуката, в размере 2,5 % с оборота; завербованы были корабли, пригодные для военных или транспортных целей, принадлежавшие частным лицам, под гарантию их целости или возмещения убытков со стороны государства.[1326] Скоро приготовления были закончены, и дож Орио Малипьеро выступил в 1187 г. с большим войском и флотом в воды Далматинского архипелага.[1327] Предприятие оказалось нелегким: венецианский флот сумел внушить уважение к себе со стороны островов архипелага, овладев, между прочим Пагом; но разрешить основную задачу, овладеть Задаром и другими далматинскими городами, не был в состоянии, так как венгры оказали упорное сопротивление, и боевые операции венецианцев не были удачными.[1328] В сентябре этого же года флот республики вернулся в Венецию.

Надо было готовиться к новой кампании. Шел 1188 г. Дела в Сирии приняли такой оборот, что там затрагивались жизненные интересы республики. Венеция не могла пока одновременно ввести двух больших войн, — надо было выбирать между далматинским или сирийским фронтом. Венеция, как уже нам известно, выбрала сирийское направление и приняла участие в третьем крестовом походе. Политика «натиска на Восток», которой республика св. Марка твердо держится в XII в., властно требовала именно такого решения. С венграми надо было заключить, если не длительный мир, то по крайней мере, перемирие. Не было оснований отказывать в мирных переговорах и у венгерского короля, — Далмация теперь ведь находилась в его руках. Предлог для начала переговоров был как нельзя более благовиден: обе стороны готовились к походу для «помощи св. земле». Начавшиеся переговоры привели стороны к соглашению о перемирии на два года, которое потом должно было быть или могло быть продолжено.[1329]

Так в Далмации на некоторое время был восстановлен мир. В руках венгров оставалось побережье, Венеция владела крупнейшими островами северной Далмации. Дубровник оставался фактически независимым. В 1190 г., когда истек первый срок перемирия, оно было возобновлено. Но к 1192 г., когда дожем стал знаменитый Энрико Дандоло, «старец разумнейший, благородный, щедрый и доброжелательный», как характеризует его Джустиниани, политика Венеции активизировалась, так как новый дож на время был свободен от восточных забот, где сирийские дела были улажены, а со всеми остальными соседями он постарался жить в мире.

В первый же год своего догата Энрико Дандоло начал войну. Закрепив положение Венеции на подчиненных ей островах Далматинского архипелага, Дандоло предпринял осаду Задара. Операция протекала, по-видимому, совсем не так хорошо, как можно было надеяться: хотя город был отрезан и с суши, и с моря, но жители его и венгерский гарнизон мужественно сопротивлялись и, несмотря на все усилия, взять город не удалось. И на этот раз большую роль сыграло «упорство» самих задратинцев.[1330]

По сообщению хроники Джустиниани, обескураженный дож несколько позднее, около 1200 г., будто бы даже отказался от титула «далматинский» из-за «упорства задратинцев», именуясь в дальнейшем только «герцогом венецианским и хорватским»; но это известие не находит себе подтверждения в грамотах и может свидетельствовать разве о некотором и то временном разочаровании венецианских политиков, которым никак не удавалось упрочить положения Венеции на далматинском побережье.[1331]

Отказ Энрико Дандоло от дальнейшей активной политики в Далмации был, конечно, временным и диктовался продолжавшейся в это время борьбой с пизанцами и новыми осложнениями в Истрии. Неудачи венецианцев под Задаром вдохнули, по-видимому, мужество в некоторые истрийские города, и здесь началось неблагоприятное для Венеции движение. Форму восстания против венецианского господства оно приняло, однако, только, по-видимому, в одной Пуле. Когда венецианский флот отправился в экспедицию против пизанцев, то в соответствии с ранее заключенным договором, венецианцы потребовали от Пулы военной поддержки. Жители Пулы, однако, в грубой форме (cum verbis opprobrioribus) ответили венецианскому адмиралу отказом.[1332] Тогда венецианцы осадили город, взяли его и подвергли разграблению. После «возвращения жителей Пулы к прежней верности», экспедиция в истринских водах была закончена.

Прочие города Истрии все это время оставались спокойными. Морское могущество Адриатической республики было достаточно внушительным, чтобы стоило начинать открытую борьбу, — пример Пулы был поучительным. Один из истрийских городов в это время был и непосредственно заинтересован в дружбе с Венецией. Еще в 1182 г. Венеция заключила с Каподистрией договор на 29 лет, согласно которому Каподистрия превращалась в стапельное место по торговле солью в северных водах Адриатики от Градо до Пулы. Была выделена из состава венецианского флота одна галера для защиты этого права Каподистрии. Эта уступка со стороны Венеции не была, впрочем, бескорыстной: Каподистрия обязалась за предоставленное ей право передавать республике одну треть всех таможенных пошлин как со ввозимых, так и вывозимых товаров.[1333]

Из всего этого видно, что влияние Венеции в Истрии не выходило за пределы узкой береговой полосы полуострова. Попытка дожей украсить свой титул добавкой totius Istriae dominator[1334], которая была сделана в середине столетия, почти также мало соответствовала истинному положению дела, как и титул «герцога Далматинского и Хорватского». Вся эта титулатура указывала только на цели, за которые венецианская плутократия считала необходимым вести неустанную борьбу.

Так складывалась борьба Венеции в Адриатике за свои позиции на восточном фланге в течение XII в. Здесь Венеция вынуждена была преодолевать не только силы венгерских гарнизонов, но также и силы сопротивления местного населения. Не только численно преобладавшее славянское население далматинских и истрийских городов, но и его романская часть предпочитала венецианскому господству венгерское, или добивалось полной независимости. Не будучи, в состоянии в силу своей политической раздробленности, преодолеть иноземное господство, славянский приморский мир, по крайней мере в Далмации, готов был мириться с венгерской супрематией, поскольку она была в известной степени номинальной. В самом деле: из грамоты короля Стефана III, о которой выше мы уже упоминали и которая была выдана Шибенику в 1167 г., видно, что король обязуется трактовать жителей не как своих подданных, обязанных регулярно платить государственные налоги (tributarii non sitis), но как автономный город под венгерским суверенитетом. Город сам избирает своего комита, — король его лишь утверждает. Иностранцы, в том числе и венгры, селятся в нем с разрешения граждан. Даже во время коронации король не имеет права принудительно занимать дома граждан. Их денежные повинности исчерпываются двумя третями портовых пошлин и т. д. В хозяйственную, как и политическую жизнь города, король не вмешивается. Мы увидим позднее, что политика Венеции в зависимых от нее далматинских городах была иною.

Итогами целого века напряженной борьбы с венгерской короной Венеция не могла быть довольной. В руках республики на лагунах остались к концу столетия портовые города Истрии, — ненадежные подданные, которым надо было время от времени напоминать о силе когтей крылатого льва св. Марка; под ее властью оставалось несколько островов Далматинского архипелага, — Раб, Крк, Црес, Паг, — у венгров ведь не было флота, но и за эти владения Венеция не могла быть спокойной; на далматинском побережье в ее руках не было теперь, как и в начале XII в., никаких владений, и было ясно, что за каждый опорный пункт здесь надо было вести хроническую борьбу, конца которой не было видно. Все это говорит о том, что знаменитый город на лагунах не только к началу XI, но и в конце XII в. не был «царицей Адриатики», как бы это не хотелось самим венецианцам. Венеция все еще чувствовала левый фланг своих коммуникаций с Востоком, значение которых вырастало с каждым десятилетием, не обеспеченным. Она будет вести борьбу за это и в следующем столетии, когда она превратится в великую державу Средиземноморья.

2. Взаимоотношения Венеции с ближайшими к ней крупными политическими силами Запада — империей, папством и Сицилийским королевством

Взаимоотношения всех этих трех политических сил, находившихся в непосредственной близости от Венеции, на ее правом фланге и в тылу, поскольку лицом она была обращена на Восток, так тесно были переплетены в рассматриваемое время, что они представляют собою единый политический комплекс. Как известно, империя и папство, начиная с середины XI в., находились в состоянии почти непрерывной борьбы. Борьба эта время от времени приобретала напряженную, драматическую форму. Одновременно империя с ее притязаниями на всю Италию не могла не быть во враждебных отношениях сначала с герцогством, а потом, с середины XII в., королевством южной Италии и Сицилии.[1335] Тем самым определялись дружественные отношения этого государства со «святым престолом» особенно в те периоды, когда его занимали не ставленники, а враги германского императора.

Отношение Венеции к этому комплексу политических противоречий определялось генеральными линиями ее политики «натиска на Восток», — это всемерное противодействие всякой попытке образования в непосредственной близости от нее сильного государства и заботливая охрана коммуникаций с Востоком, частным выражением которой было недопущение в одних руках обоих берегов Адриатического моря. Когда возникала серьезная угроза той или другой опасности, Венеция без колебания бралась за оружие; когда эта опасность исчезала или становилась проблематичной, Венеция старалась сохранять мир и дружбу и с германским императором, и с Сицилийским королем. Только с папой Венеция всегда в это время сохраняла дружественные отношения и особенно дружественные в том случае, когда папа боролся против империи. Стало быть, генеральная линия папской политики в это время совпадала с основными политическими задачами Венеции.

История взаимоотношений Венеции с тремя важнейшими политическими силами Италии в XII в. является иллюстрацией этих положений.

В XII в. трон западных кесарей, как известно, последовательно занимали Генрих V, Лотарь III, Конрад III, Фридрих Барбаросса и Генрих VI. Наиболее значительной фигурой из пап этого столетия был Александр III (1159–1181), еще в бытность свою кардиналом резко разошедшийся с императором Фридрихом I на сейме в Безансоне во взглядах на взаимоотношения между папской и императорской властью. В Сицилии современниками этих императоров и папы были короли Рожер, Вильгельмы I и II.

В начале столетия обе политические силы северной Италии, обессилив себя в упорной борьбе XI в., находились в состоянии равновесия. Венеция была тогда в дружественных отношениях с императором Генрихом IV, как мы это отчасти уже видели. В 1100 г. император, появившись в Вероне, мирит Венецию с падуанцами, тревизанцами и равеннатами. Пользуясь пребыванием Генриха IV в Италии, Венеция заключила с ним очередное соглашение, которое должно было определить положение венецианских купцов в пределах «королевства», т. е. северной Италии. «Пакт» Генриха V в основном воспроизводит аналогичные акты прежних императоров, в том числе и акт 1094 г. предшественника Генриха V, Генриха IV; однако в нем есть и нечто новое. Наиболее важная для венецианской торговли ст. 10 пакта Генриха V, с точки зрения венецианских интересов, идет назад по сравнению с «пактом» 1094 г. Акт Генриха IV со своей формулировкой свободного плавания итальянских купцов по Адриатическому морю только «до вас и не далее» превращал Венецию в стапельное место для всех товаров, шедших на север по Адриатическому морю, акт Генриха V исправлял это положение, изменив формулировку соответствующего места акта Генриха IV в том смысле, что итальянским купцам гарантируется Венецией право свободной торговли и провоза товаров не только по морю до Венеции, но также и по рекам до своих городов. Эта часть статьи 10 гласила: «Люди дожа имеют право свободно разъезжать по земле и рекам нашего королевства, равно как и наши — по морю и рекам до них, но не далее».[1336] Венеция, готовясь к борьбе с Венгрией за Далмацию, вынуждена была временно мириться с этим ограничением приобретенных ею в предшествующем столетии привилегий.

В 1116 г., во время своего вторичного посещения Италии, Генрих V посетил Венецию, «поклонился ее святыням» и заключил с нею нечто вроде военного союза против венгров.[1337]

Быстро меняются в это время на папском престоле Пасхалис II, Геласий II и Калликст II. Вормсский конкордат, заключенный Калликстом II и Генрихом V, смягчил на некоторое время остроту борьбы между сторонами и вселял в Венеции уверенность за прочность ее ближайшего тыла. Удары, нанесенные союзом Венеции и Византии норманам южной Италии и Сицилии, сделали на время безопасными и фланговые позиции республики св. Марка. Тем смелее она могла осуществлять свою политику «натиска на Восток», — мы видели, что это было время ее замечательных успехов на этом поприще.

В тридцатых годах состояние неустойчивого равновесия между папством и империей продолжалось. После смерти Генриха V, Лотарь III, оказавшийся на троне благодаря поддержке церкви, старался жить с нею в мире. Только во второй половине своего царствования, в 1133 г., добился он признания со стороны папы Иннокентия II условий Вормсского конкордата, а до этого времени эти условия трактовались в Риме, как уступка, сделанная лично Генриху V, но не его преемникам.[1338] Терпение Лотаря, продиктованное ему также и условиями долго не прекращавшейся борьбы с Гогенштауфенами, было вознаграждено, помимо императорской короны, особенно торжественной формой признания его императорского достоинства.[1339] Но и Иннокентий II со своей стороны вынужден был считаться с тем, что антипапа Анаклет II энергично поддерживался королем Сицилии Рожером, и даже появление римского первосвященника в своей столице сделалось возможно далеко не сразу. Это обстоятельство и сделало Иннокентия II сговорчивым по вопросу о Вормсском конкордате в гораздо большей степени, чем был его предшественник Гонорий II.

Такое отношение друг к другу политических сил на севере Италии позволяло венецианцам находиться в дружественных отношениях и с папой, и с императором. Расположение императора к Адриатической республике нашло свое выражение в том, что Лотарь III, подобно своему предшественнику, гарантировал права венецианских купцов на территории «королевства» актом, буквально воспроизводящим акт 1111 г.[1340]

Временное согласие папы и императора всегда влекло за собою их совместную вражду к королю сицилийскому. У каждого из них на это были свои причины: Иннокентий II не мог простить Рожеру поддержки антипапы, Лотарь выражал намерение овладеть южной Италией. Отношения Венеции с королем Рожером делались все более напряженными: замыслы его в отношении восточного побережья Адриатики в Венеции были хорошо известны. Это сближало ее одновременно и с папой, и с императором Запада, и с императорам Востока, который с большим подозрением относился к Рожеру. На этой почве возникла коалиция, направленная против Сицилии, не давшая, однако, серьезных результатов. Не без влияния Венеции свое правление император Лотарь закончил походом на юг Италии.[1341]

Преемник Лотаря III, Гогенштауфен Конрад III, правил в еще более трудных условиях, чем его предшественник. Длительная борьба против Вельфов в Саксонии и Баварии, междоусобная борьба в Лотарингии, неудачный крестовый поход 1147 г., стихийные бедствия, вроде страшного голода 1146 г., делали западного императора бессильным. Но и папство переживало нелегкие времена. Антипапа Анаклет II в 1138 г. умер. Иннокентий II, освободившись от соперника, поспешил объявить все постановления антипапы лишенными силы, но не посмел отказать Рожеру Сицилийскому в королевском титуле, который тот получил от антипапы. В городах Ломбардии, с другой стороны, вместе с ростом хозяйственной жизни пробудилось антифеодальное республиканское движение, дух независимости и при том не только от императора, но и от папы. В самом Риме в 1143 г. поднялось восстание, объявившее Рим республикой с сенатом во главе, представлявшем собою, впрочем, простое собрание знати.[1342] Восстание было прямо направлено против светской власти папы. С 1143 г. по 1145 сменилось двое пап, Целестин II и Люций II, но они ничего не могли поделать с мятежными римлянами. Новый папа должен был дважды покидать Рим. Это был Евгений III. В городе пробудилась демократическое движение, — теперь обе стороны, и папа, и сенат, искали поддержки у Конрада III, но он был слишком занят германскими и иными делами и все отсрочивал свое появление в Риме. Между тем положение Римского первосвященника осложнилось еще более, когда в Риме появился Арнольд из Брешии.[1343] Крестовый поход 1147 г., в свою очередь, ослабив империю, не способствовал и укреплению папского престижа. Рассчитывать теперь на Конрада III не приходилось вовсе. Отсюда сближение папы с королем сицилийским, который, казалось, один может помочь «св. престолу» против народного движения. Не нравился несомненно папе и союз западного и восточного императоров, налаживавшийся еще при предшественниках того и другого, и направленный против Рожера.[1344]

Бессилие империи и папства делало совершенно безопасными тыловые позиции Венеции в течение всего правления Конрада III, который не вмешивался не только в венецианские, но, как мы только что видели, и в италийские дела. С тем большей энергией могла отстаивать республика св. Марка свои позиции в Адриатике, которым в конце сороковых годов не на шутку угрожала сицилийская агрессия на Балканах. Соединенными силами Византии и Венеции удалось отразить сицилийцев. Третий их союзник, Конрад III, мог только сочувствовать их успехам, не будучи в состоянии что-либо для них сделать.

Таким образом, мы видим, что вся первая половина XII в. проходит для Венеции в тылу ее и на флангах под знаком мира и дружбы с западным императором и папством, и устойчивой вражды ее с королевством Сицилийским. Эта политика полностью отвечает ее основным политическим максимам, которыми она руководилась в XII в. Эта политика была проста, и венецианские дипломаты могли следовать ей и следовали прямолинейно. Иначе обстановка сложилась во второй половине этого столетия.

Причина этой перемены кроется как в западническом направлении политики византийского императора Мануила, которую он стал проводить, начиная с пятидесятых годов, так и политических планах второго Гогенштауфена, германского императора Фридриха Барбароссы, мечтавшего об императорской власти времен Константина, Карла Великого и самое меньшее — Оттона I.

Оба императора начали проводить свою политическую линию, начиная с первых годов пятого десятилетия. Мы уже говорили о появлении греков в Анконе в 1151 г. Германский император в первый раз появился в Италии в 1154 г., т. е. во второй год своего правления. И с этого времени хроники италийских городов, до тех пор довольно мало интересовавшиеся номинальными владыками империи, наполняются известиями о деятельности этого короля и все время держат ее в центре своего внимания: она взбудоражила всю Италию.

Анконская и последующие операции императора Мануила охладили взаимоотношения давнишних союзников, — с тем большим вниманием обратила Венеция взоры в сторону западного императора. Почва для сближения была налицо: Византия из Анконы угрожала разом и венецианским интересам, и интересам Западной империи. Добрые отношения между Венецией и Фридрихом сохраняются довольно долго. В 1154 г., во время своего первого пребывания в Италии, Фридрих подтвердил Венеции те права и привилегии, которые предусматривались актами Генриха V и Лотаря III.[1345] В 1157 г. на сейме в Безансоне венецианские послы приветствовали императора от имени дожа. В шестидесятых годах, однако, эти отношения круто изменились к худшему и скоро стали враждебными.

О причине этого нам рассказывают хроники различных италийских городов и анналисты Венеции.

Фридрих, как только что было указано, появился в Италии в первый раз в 1154 г. и на Ронкальских полях наметил общую схему своей будущей политики в Италии, которая позднее и также на Ронкальских полях была развернута в целую политическую программу, хорошо переданную продолжателем Оттона Фрейзингенского.[1346]

Император не только говорил, но и сейчас же показал, что он считает себя распорядителем судеб Италии. Милан в этом году воевал с гибеллинской Павией, — ему было приказано прекратить военные действия.[1347] В следующем году Фридрих осаждает Тортону, — Милан оказал ей некоторую помощь, — за это его поля опустошены, как и ряд других территорий в Ломбардии.[1348] В 1157 г. Милан вновь вызвал гнев императора: город опять начал войну с Павией и победил ее. Фридрих ответил на это при своем втором появлении в Италии в 1158 г., осадой самого Милана, овладел им и взял заложников.[1349] В следующем году Милан снова выступает против императора, оказав помощь осажденной им Креме. За это область его вновь опустошена, а Крема в 1160 г. взята и сожжена.[1350]

1160 г. был годом зарождения Ломбардской лиги, — еще во время осады Кремы Милан, Брешия, Пьяченца и Крема заключили между собою союз с обязательством поддерживать друг друга.[1351] Союз получает поддержку со стороны папы. Впервые обнаруживает беспокойство и Венеция.

Адриан IV, занявший трон св. Петра в 1154 г., искал первоначально союза с германским королем против короля Сицилии Вильгельма I и народного движения в Риме. В 1155 г. папа короновал Фридриха императорской короной, а Фридрих выдал папе Арнольда из Брешии, стоявшего во главе движения. Однако, новый император не обнаружил желания содействовать папским планам и не совершил похода против короля сицилийского, — его больше интересовали дела в северной Италии. Началось охлаждение, которое постепенно перерастало под влиянием коллегии кардиналов, большинство которых группировалось вокруг кардинала Роланда, во враждебное чувство к императору. В 1159 г. Адриан IV умер в тот момент, когда он готовился обрушить проклятие на голову императора. Большинство коллегии кардиналов избрало ему преемником кардинала Роланда, фанатического носителя теократического идеала и непримиримого противника императорских притязаний на подлинное верховенство в Италии. Но это же было причиной того, что гибеллинская часть конклава избрала Виктора IV, а после его смерти последовательно Пасхалиса III и Климента III. Это значило, что отныне кардинал Роланд, теперь папа Александр III, будет смертельным врагом Фридриха, поборником, организатором и союзником всех сил, враждебных императору. Свою деятельность в качестве первосвященника он начал в 1160 г. с проклятия сторонников императора в Италии — Мантуи, Кремоны, маркиза Монферратского.[1352] Зародившийся союз италийских городов получил себе надежного союзника.

Политика сильной императорской власти, которую проводил Фридрих в северной Италии, заставила Венецию опасаться за свою собственную судьбу. Венецианские анналисты прямо обвиняют Фридриха в стремлении подчинить себе Венецию.[1353] Это заставило политиков св. Марка пересмотреть курс своей внешней политики. Уже в середине пятидесятых годов она заключила договор с королем сицилийским Вильгельмом I, размежевав с ним сферы влияния в Адриатике. Пришлось еще раз сблизиться с императором Мануилом и теснее примкнуть к «св. престолу».