Об упадке творчества

Об упадке творчества

В жизни каждой личности — будь то отдельный человек или многочеловеческая личность, т. е. народ или многонародное целое, — бывают периоды творческого подъема и творческого упадка. Периоды эти не всегда совпадают с теми периодами общего жизненного подъема и депрессии, существование которых попытался показать наглядно на древнерусском историческом материале П.Н. Савицкий в XI выпуске «Евразийской хроники». Но все же подъем творчества естественнее связывается с ощущением собственной мощи и с уверенностью в себе, упадок же творчества — с утратой веры в себя. Творчество (понимая это слово в самом широком смысле) является барометром, реагирующим на происходящие глубоко в подсознании движения и изменения задолго до того, как эти явления дойдут до порога сознания. На этой истине основано, как известно, использование наблюдения над работой творческого воображения для изучения подсознательного (так называемый психоанализ).

Между отдельным человеком и органической многочеловеческой личностью в этом отношении и принципиальной разницы нет, а есть только разница в степени сложности соответствующих явлений. Так, определение какого-нибудь периода жизни данного человека как творческого подъема или творческого упадка сравнительно просто, ибо у каждого человека есть какая-нибудь одна определенная область творчества, которая для него характерна, и всегда можно установить, проявляет ли данный человек в данный момент в своей области больше или меньше творчества. В жизни же целого народа все это гораздо сложнее, так как народ творит одно временно в разных областях, творческий подъем в одной области может по времени совпадать с упадком в другой, а равнодействующую вывести трудно ввиду качественного различия и несоизмеримости отдельных областей творчества. К тому же само понятие упадка творчества далеко не однозначно, особенно в применении к народу. Ведь в самом деле, не безразлично, является ли упадок творчества естественным или вынужденным, выражается ли он в качественном или в количественном понижении и т. д.

Естественный упадок творчества может просто явиться последствием исчерпанности какого-нибудь доселе господствовавшего направления. Наступает момент, когда ясно становится, что в данном направлении все возможное уже сделано и дальше идти некуда. Это неизбежно влечет за собой некоторый, хотя бы краткий период застоя, сопровождаемый качественным понижением творчества, и такой период длится до того момента, когда удается найти новое направление творчества. Само по себе такое предметно обусловленное временное понижение творчества, разумеется, отнюдь не свидетельствует об иссякании творческих сил. И только если период застоя принимает затяжной характер, есть основания видеть в этом явлении признак ослабления творческой способности. Но такое ослабление допускает, в свою очередь, различные толкования. Оно может быть выражением естественного временного утомления, следующего за периодом перенапряжения творческих сил, но может быть и симптомом окончательного иссякания и умирания.

От такого естественного периодического упадка творчества следует отличать упадок вынужденный. Если в силу каких-либо внешних причин все направления творчества, кроме какого-нибудь одного, оказываются запретными, творчество, направляясь по единственному разрешенному направлению, очень скоро упирается в тупик, и наступает

период застоя, притом застоя безвыходного, так как всякие новые направления творчества запрещены. Когда такой период застоя затягивается, может наступить и полная атрофия творчества.

Каковы бы ни были причины упадка творчества, этот упадок может быть здоровым явлением только в том случае, если он выражается не только в качественном, но и в количественном понижении продукции. Ибо количественное уменьшение свидетельствует о передышке, которая может быть (хотя далеко не всегда бывает) и вполне естественной и даже полезной. Но когда понижается лишь качественный уровень творчества, а количественная интенсивность не уменьшается или даже увеличивается, этот факт приходится учитывать как неблагоприятный признак: он свидетельствует либо о вырождении вкуса, либо о несоответствии между желанием и способностью творить, т. е. о своего рода бессилии.

Рассматривая с этой точки зрения культурную жизнь современного СССР, трудно отделаться от известного чувства тревоги. Если еще не так давно в разных областях культуры там наблюдался подъем, то за последнее время явно стал обозначаться упадок творчества. Разумеется, как указано было выше, сущность этого упадка трудно выяснить. Так как коммунистическая власть с самого начала ограничивала свободу культурного творчества и допускала творчество только в одном направлении, по которому идти дальше стало уже некуда, то застой до известной степени создан искусственно самой властью. В то же время искусственно создаваемая суета, спешка, постоянное подхлестывание, требование каких-то рекордных темпов и т. д. — все это не могло не переутомить нацию, и некоторая передышка была бы вполне естественной реакцией на перенапряжение творческих сил в предыдущий период. Можно также утешаться тем, что техническое строительство продолжает идти усиленным темпом и что застой и упадок во всех прочих областях культуры объясняется перенесен всех сил нации на техническое строительство.

Все эти аргументы, однако, никак не могут рассеять чувства тревоги, вызываемого современным состоянием застоя культурной жизни СССР.

Ведь в самом деле, если застой этот порожден политикой власти, стесняющей свободу творчества, то позволительно спросить, не привела ли эта политика к атрофии творческих способностей. Люди, вынужденные долго молчать, в конце концов разучиваются говорить. Разумеется, творчество в области техники возможно, и в этой области власть не ставит никаких ограничительных условий. Но действительно ли в этой области в СССР проявляется много самостоятельного творчества? Делается, несомненно, очень много, но самостоятельного и действительно нового создается мало. Лозунг «догнать и перегнать» во многом остается неосуществленным, и в техническом отношении СССР продолжает значительно отставать от технически развитых стран. При этом в области изобретений это отставание сказывается еще сильнее, чем в области освоения техники. Таким образом, упадок творчества в других областях культуры в современном СССР никак нельзя объяснить переключением всех сил нации на техническое строительство. Даже если такое переключение имеет место, упадок остается упадком, ибо и в технической области в современном СССР подлинно большого подъема творчества не наблюдается.

Считать современный упадок творчества естественной передышкой, к сожалению, тоже невозможно, ибо упадок этот выражается в снижении качественного уровня, а вовсе не в количественном уменьшении создаваемых культурных ценностей. Во всех областях культуры идет усиленная созидательная работа, но работа эта стоит под знаком подражания старым, давно утратившим культурную действенность образцам. Правда, бывают эпохи, когда старинные образцы вдохновляют к созиданию новых форм культуры, воспринимаемых современниками как возрождение старины, но по существу являющихся совершенно новыми. Однако для таких периодов возрождения характерно идеализирующее понимание отдаленного прошлого: именно благодаря отдаленности того прошлого, из которого черпаются образцы, творчество не может выродиться в простое воспроизведение или подражание. Но в современном СССР подражают не каким-либо старинным, ушедшим в романтическую даль образцам, а просто моде вчерашнего дня, тому, что было интересно и культурно актуально лет шестьдесят-семьдесят тому назад. «Возрождение» такого недавнего прошлого при сохранении произведенного революцией сдвига социальной и бытовой структуры России является какой-то безвкусицей, безобразнейшим диссонансом. Но главное, оно свидетельствует о каком-то бессилии создать настоящий свой, современный стиль.

Отказ от самостоятельного творчества, озирание на образцы, считавшиеся благопристойными в доброе старое время, — не свидетельствует ли это об известной утрате веры в себя, в свои собственные силы? Если так, то есть все основания для тревоги за судьбу нашей родины. Именно теперь, когда международное положение становится все более и более угрожающим, когда надвигается зловещий призрак новой мировой войны, ослабление веры в свои собственные силы может повлечь за собой самые трагические последствия. Недостаточно предаваться самовосхвалению в печати и в публичных собраниях. Эта внешняя, показная самоуверенность неспособна заменить органической, подсознательной веры в себя, истинным барометром которой является культурное творчество. А барометр этот в современном СССР стоит чрезвычайно низко…

Как было уже указано выше, упадок культурного творчества — явление очень сложное и допускающее всегда несколько толкований. В частном случае современного СССР дело осложняется еще и особыми отношениями, сложившимися между компартией и культуротворческим отбором. Если упадок творчества порожден депрессией в подсознании культуротворческого отбора (а следовательно, и всей нации), то его приходится рассматривать как грозный симптом, приобретающий в связи с современным тревожным международным положением особенно угрожающий характер. Но возможно и другое понимание этого явления. Поскольку современное культурное мракобесие и реакционность пользуются в СССР официальным признанием и подражание старомодным образцам проповедуется коммунистической властью и органами компартии, можно надеяться, что все это является отражением подсознательной депрессии современного советского коммунизма, а не советской нации. В том, что советская компартия уже обратилась в некий союз «улыбающихся авгуров», что современный коммунизм выветрился и что в него почти никто искренне не верит, — во всем этом, пожалуй, трудно сомневаться. В то же время жизнь властно требует наполнения идейным содержанием, и, поскольку выветрившийся марксизм таким содержанием быть уже не может, всякий акт подлинно нового культурного творчества неизбежно так или иначе уклоняется от марксизма. Не будучи в состоянии извлечь из марксизма желаемое новое идейное содержание и инстинктивно чувствуя, что подлинно новое творчество неизбежно приведет и к новому, т. е. немарксистскому, идейному содержанию, руководители советской компартии проповедуют подражание старомодным образцам, чтобы только не допустить никакого подлинно нового творчества.

При таком понимании сущности современного творческого упадка в СССР положение остается тревожным, но не безвыходным. Исход состоит в замене марксизма другой идеей-правительницей. Что современным руководителям советской компартии на этот шаг решиться трудно — это психологически вполне понятно. Но с другой стороны, именно «улыбающиеся авгуры» способны на безболезненную смену вех, хотя бы путем искусственного увязывания нового идейного содержания со старой фразеологией, и некоторые (пока еще довольно робкие) шаги в этом направлении в СССР уже сделаны. Как бы то ни было, с этим следует поторопиться. Иначе современный период упадка культурного творчества, чрезмерно затянувшись, может иметь самые роковые последствия как для власти, так и для страны.