Моя третья поездка в Стокгольм

Моя третья поездка в Стокгольм

Я прибыл в Стокгольм 26 февраля в полночь по стокгольмскому времени. Хотя было уже поздно, Эркко, профессор Т. М. Кивимяки и я проговорили два часа в моем гостиничном номере.

Кивимяки, который только что вернулся из Германии, сообщил нам, что все, с кем он встречался, советовали нам заключить мир, даже на жестких условиях. При любом повороте событий, считали они, как только закончится большая война, будет шанс вернуть все отданные территории. Финляндия может сказать, что она сражалась до предела своих возможностей и теперь выходит из войны.

Из рассказа Кивимяки стало ясно, что граф Гольц, после получения от Паасикиви письма, был принят Гитлером и обсуждал с ним финский вопрос. Затем германское правительство предложило свою помощь в мирном урегулировании, но Москва отвергла это предложение.

Мы решили, что Кивимяки должен доложить комиссии по внешнеполитическим вопросам кабинета министров о результатах этой поездки.

На следующее утро 27 февраля ко мне в гостиницу заехал генерал Раппе, командующий шведским Генеральным штабом. Он начал с разъяснения шведской позиции. С его точки зрения, отправка добровольцев в Швецию не принесет никаких результатов, а Швеции придется официально участвовать в войне. Он также считал, что, если Финляндия обратится за помощью к Западу, Швеция окажется втянутой в большую войну.

Я согласился с его мнением относительно отправки добровольцев, но сказал, что мы никогда не просили Швецию официально участвовать в финской войне. Я также рассказал ему о планах западной помощи.

Эта беседа длилась около часа.

В десять часов я уже был в кабинете премьер-министра Ханссона. Я сказал, что хочу поговорить наедине с ним, поскольку наш предыдущий разговор носил чересчур официальный характер из-за присутствия министров Скёльда и Гюнтера. Ханссон ответил, что рад возможности встретиться «без протокола».

Я начал с того, что нам предстоит принять окончательное решение. Поэтому нам очень важно тщательно проанализировать ситуацию и возможные последствия. Поэтому мне нужно задать ему ряд вопросов, на которые прошу дать откровенные ответы.

1. Характер помощи Швеции. Я спросил, какой объем может составить помощь, предложенная Швецией. Ответ, который мы получили от шведского правительства 24 февраля, весьма расплывчат. Что понимать под словами «при существующих обстоятельствах»? Какой смысл скрывается за этой оговоркой?

Ханссон ответил, что шведское участие в войне совершенно исключено, как и отправка в Финляндию регулярных армейских соединений. Любая из этих акций автоматически втянула бы Швецию в большую войну. Тем не менее Швеция готова отправлять в Финляндию добровольцев. Насколько эта мера будет эффективной, сколько добровольцев можно отправить, когда они могут появиться в Финляндии — на все эти вопросы нельзя сказать ничего определенного. Личный состав вооруженных сил Швеции получил разрешение отправиться в Финляндию в качестве добровольцев. Установленный первоначально лимит в 8 тысяч человек был вскоре увеличен до 12 тысяч; когда Швеции было заявлено, что даже этого слишком мало, лимит был увеличен на 4 тысячи человек. Таким образом, в общей сложности 16 тысяч человек могли покинуть свои части в качестве добровольцев. Силы местной самообороны получили разрешение откомандировать до 10 процентов своего личного состава, если найдется столько претендентов. Но правительство не может никого обязывать. Из армии поступают весьма различные сведения об отношении личного состава. Из одних частей докладывают о наличии добровольцев, а в других их нет. Добровольцев, которые будут отправлены, надо полностью экипировать. Вопрос о добровольцах был рассмотрен комиссией по внешнеполитическим вопросам риксдага. Лишь один человек (Рикард Сандлер) высказался в пользу оказания более широкой помощи.

Затем обсудили утечку информации о моем предыдущем визите. Ханссон выразил сожаление, что этот вопрос стал достоянием общественности. Вероятно, утечка информации в прессу произошла из-за городского советника Сундберга. Сундберг предложил эту информацию газете «Stockholms Tidningen». Она не стала публиковать ее сама, но посвятила во все детали газету «Folkets Dagblad Politiken».

Я заметил, что коммюнике Ханссона и последовавшее за ним заявление короля выбили почву из-под всей шведской деятельности по оказанию помощи Финляндии и произвели очень плохое впечатление в самой Финляндии. Эти официальные заявления стоили Финляндии городов Виипури (Выборг) и Сортавала, поскольку раньше условия заключения мира были значительно скромнее.

Ханссон. Какой у меня был другой выход, кроме заявления? Мог ли я все отрицать или промолчать?

Таннер. Лучше было промолчать.

2. Транзит западных войск. Я поделился информацией о планах Запада, не называя никаких чисел. Если Швеция откажется направить вспомогательные силы, Финляндия будет вынуждена переориентироваться на помощь Англии и Франции. Но единственно возможный маршрут их войск — через Скандинавию, используя порты Нарвик и Тронхейм. В этих условиях Швеция становится обладательницей ключевой стратегической позиции; разрешит ли она транзитный проход войск?

Ханссон. Шведское правительство желает соблюдать нейтралитет и в этом вопросе. Транзит войск по нашей территории не может быть разрешен. Возможен транзит только добровольцев и небольших групп.

Таннер. Как велики они могут быть?

Ханссон. Трудно сейчас сказать. Не очень большие.

Таннер. Могут ли они иметь при себе оружие?

Ханссон. Нет.

Таннер. То есть транзит невозможен; вопрос решен. На Западе, предполагаю, не захотят настаивать на этом варианте.

Ханссон. Если бы западные государства решились пройти по территории наших стран против нашей воли, Швеция оказалась бы втянутой в войну на стороне России и сражалась бы против Финляндии.

3. Мирные переговоры. Я отметил, что мы больше не в состоянии вести войну собственными силами. Советские условия мира теперь куда жестче, чем ранее. Коммюнике Ханссона и заявление шведского короля выбили у Финляндии почву из-под ног. По крайней мере, Виипури (Выборг) и Сортавала теперь потеряны для нас. Будущая линия границы пройдет теперь глубже по нашей территории. Мир на таких условиях станет для нас горькой пилюлей, и народ Финляндии едва ли одобрит его. Вся структура национальной независимости, которая была возведена на общественном согласии, может быть потрясена до основания.

Ханссон ответил, что ситуация очень серьезна, но ее надо рассматривать с реалистических позиций.

Можно принять решение о продолжении войны, но чем она закончится? Исход может быть еще хуже. Куда больше мужества требуется, чтобы заключить мир, чем бить в барабаны войны. Он считает, что мир нужно заключить даже на таких жестких условиях.

4. Поддержка Швеции.

Таннер. Если мы начнем мирные переговоры, готова ли Швеция поддержать их, сделав заявление, что Швеция вступит в войну, если Финляндии будут предъявлены очень тяжелые условия мира?

Ханссон. Исключено. Это означало бы наше участие в войне.

Таннер. А дипломатическая поддержка?

Ханссон. В пределах наших возможностей.

5. Оборонительный пакт.

Таннер. В Финляндии распространено мнение, что, если мир будет заключен в ближайшее время, советская сторона позже может предъявить новые требования и начнется новая война. Единственным способом избежать такого варианта является заключение оборонительного пакта со Швецией и, мы надеемся, с Норвегией. Как относится шведское правительство к такому варианту?

Ханссон. С этой идеей шведское правительство уже знакомо. Этот пакт обязательно должен быть заключен и с Норвегией. На заседании Комитета по сотрудничеству стран Севера я уже касался этого вопроса. Если бы такой пакт существовал между нашими странами, Советский Союз ни за что не посмел бы напасть на Финляндию.

Таннер. Я такого же мнения по этому вопросу.

Ханссон. Но вопрос достаточно сложен, затрагивает многие аспекты и требует тщательной проработки. Необходимо скоординировать армейские круги, промышленность, внешнюю политику и т. д. Потребуется активная подготовительная работа.

Таннер. Разумеется. Но кто-то должен выступить в его поддержку.

Ханссон. Мы подумаем, как лучше поднять этот вопрос.

6. Экономическая поддержка.

Таннер. Теперь я перехожу к вопросу, ответить на который шведскому правительству будет куда проще. После заключения мира в Финляндии начнутся восстановительные работы; это весьма трудная для нас задача. Мы потеряли очень много. Можем ли мы рассчитывать на помощь Швеции, по крайней мере в виде займов?

Ханссон. Несомненно. Это наш прямой долг, и мы сделаем все, что в наших силах. Вы можете рассчитывать на нас.

Покончив с этими вопросами, мы перешли к обсуждению совещания министров иностранных дел, состоявшегося 24 февраля в Копенгагене. Я пожаловался, что Финляндия не получила приглашения участвовать в этой встрече, хотя финский вопрос был основным. Я спросил, не было ли это проявлением политики нейтралитета. Если так, нейтралитет обернулся своей дурной стороной. Когда большая держава нападает на маленькую страну, «малышка» становится подобна прокаженному, которого все стараются избегать.

Ханссон очень удивился: он понятия не имел о том, как это совещание было организовано. В любом случае, заверил он меня, тот факт, что Финляндия не была приглашена на него, не говорит о мудрости его организаторов.

Наш разговор продолжался около полутора часов, затем я откланялся.

В полдень состоялась моя третья встреча с мадам Коллонтай. Она произошла в доме баронессы Стёль фон Хольштайн в Валхаллавегене. Прислуга была отпущена, мы были в доме одни.

Мы говорили о новых условиях мира. Мадам Коллонтай была весьма расстроена и едва сдерживала слезы. Она упрекнула нас за то, что мы не начали переговоров раньше, когда в качестве основного требования выступал полуостров Ханко. Теперь Красная армия добилась значительных успехов и требования возросли. Я спросил ее, не являются ли эти требования пробным шаром, сможем ли мы обсуждать их.

Мадам Коллонтай ответила отрицательно. Возможно, в ходе переговоров могут быть сделаны незначительные изменения.

Я постарался объяснить ей, какие трудности для Финляндии принесет такой мир, затем изложил основные моменты меморандума Рюти и обещал передать их в письменном виде. Я высказал надежду, что ей удастся довести их до сведения Сталина. Я также сказал, что Финляндия не могла в короткий срок дать ответ на советские условия мира. В демократических странах требуется больший срок для принятия решений, чем в диктатурах. Необходимо было заручиться поддержкой парламента. Я попросил ее передать в Москву, что мы ответим в ближайшее время. Мадам Коллонтай обещала сделать это.

Не успел я войти в свой гостиничный номер, как мне позвонил Эркко и сказал, что Гюнтер просил меня зайти к нему. Эркко обещал разыскать меня.

Мы вошли в кабинет Гюнтера в 15.00. По дороге я сказал Эркко, что знаю, о чем Гюнтер хочет сказать: почему Финляндия не была приглашена на конференцию в Копенгаген.

Так оно и было. Гюнтер сразу заговорил об этом и пересказал нам программу конференции.

Я изложил ему свое мнение в тех же выражениях, что и в разговоре с премьер-министром Ханссоном.

Гюнтер не мог скрыть своего огорчения оттого, что ему пришлось услышать от меня: он был поэтом и тонкой чувствительной натурой. Он сказал, что организатором конференции был премьер-министр Дании Мунч, который даже не оповестил приглашенных о повестке дня. У него не было намерения оставить Финляндию за рамками встречи.

В Финляндии происшедшее вызвало сильное раздражение. Чем, в конце концов, обернулась хваленая скандинавская солидарность?

Справедливости ради я должен заметить, что о нас не совсем забыли в ходе копенгагенской встречи министров иностранных дел. Двадцать пятого февраля я получил телеграмму следующего содержания: «Выражая искреннее сочувствие сражающемуся братскому народу, мы шлем вам свои самые сердечные пожелания и надежды на то, что финский народ обретет мир и независимость. Кохт. Гюнтер. Мунч».

После этого разговор коснулся тех трудностей, которые испытывает Финляндия при выборе направления дальнейшего движения. Должны ли мы заключать мир или рассчитывать на помощь Запада?

Я выразил сожаление, что после решения Швеции мы остались в одиночестве. Если бы нам пришлось обратиться к Англии и Франции, Швеция оказалась бы в трудной ситуации. Могла бы она запретить транзит? В противном случае ей пришлось бы воевать на стороне СССР против Финляндии.

Гюнтер тоже опасался такой возможности. Он попросил меня поставить в известность Швецию до того, как мы обратимся за западной помощью.

Я обещал сделать это, хотя не понимал цели Гюнтера. Позиция Швеции уже определена, сегодня я получил еще один отрицательный ответ от премьер-министра.

В 16.00 я вылетел в обратный путь. Из Турку я возвратился домой на автомобиле, захватив с собой профессора Т. М. Кивимяки. По дороге он убежденно выступал в пользу достижения мира. Он считал, что у нас нет другого пути, если мы не хотим привести страну к полному уничтожению.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.