Киевское государство в XI–XII веках

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Киевское государство в XI–XII веках

§ 16. Князь Ярослав Мудрый. После смерти Владимира Святого (1015) на Руси возникли княжеские междоусобия. Старший сын Владимира Святополк, заняв киевский «стол», стремился истребить своих братьев. Двое из них, князья Борис и Глеб, были застигнуты убийцами врасплох и не думали противиться старшему брату. Их мученическая смерть и их нравственная правота возбудили против Святополка общее негодование и вызвали благоговейное почтение к памяти погибших. Церковь причла их к лику святых, и в древней Руси князья-страдальцы стали примером братолюбия и кротости. (Святополк же за братоубийство был уподоблен Каину и получил прозвание Окаянного.) Уцелевший брат Святополка Ярослав, бывший в Новгороде, пошел на Святополка войною, одолел Святополка и утвердился в Киеве, а Святополк погиб где?то в изгнании. У Ярослава оставался однако в живых последний брат – Мстислав, княживший в Тмутаракани. Между ним и Ярославом вспыхнула война, последствием которой был раздел государства: Киев и земли к западу от Днепра получил Ярослав; Чернигов и земли к востоку от Днепра получил Мстислав. И только после смерти Мстислава Ярославу удалось восстановить единовластие в Русской земле (1034).

Ярослав приобрел на Руси большую славу и любовь; за его ум и начитанность ему дали прозвище Мудрого. Ярослав очень любил читать книги и собирал их. Для него переводили книги с греческого языка и покупали книги славянские. Собрание книг, устроенное Ярославом при главном киевском храме Св. Софии Премудрости Божией, служило на пользу общую и было доступно всем любившим книжную мудрость. Ярослав, по словам летописца, «насеял книжными словесами сердца верных людей»: он устраивал школы, строил церкви и приказывал духовенству учить людей, наставляя их в новой христианской вере. Так Ярослав являлся просветителем Руси.

Он был и ее крепким защитником, деятельно охраняя границы государства от внешних врагов. Ему удалось между прочим наголову разбить печенегов и навсегда отогнать их от Киева[14].

Киевское государство при Ярославе несомненно окрепло и процветало. Ярослав обладал большими богатствами, позволявшими ему предпринимать обширные и великолепные постройки (§ 15). В Киеве он выстроил замечательный храм Св. Софии и несколько других каменных храмов и монастырей. В Новгороде при нем начали строить также храм Св. Софии. Для своих построек Ярослав выписывал из Греции мастеров и строительные материалы и не щадил на это средств: Софийская церковь в Киеве была одним из самых богатых и прекрасных сооружений во всей Европе. Торговля Руси при Ярославе связывала Киев почти со всеми странами Европейского юга и запада. Ярослав посылал своих послов и купцов во все страны средней Европы. С дружественными правителями даже отдаленных государств киевский князь вступал в родственные связи[15]. Таким образом, Русь при Ярославе вошла в состав европейских государств, и город Киев получил значение одного из крупных европейских центров, которому принадлежало торговое посредство между европейскими рынками и востоком.

§ 17. Порядок княжеского владения после Ярослава Мудрого. Единовластие, восстановленное Ярославом Мудрым после многой смуты, окончательно исчезло на Руси с его кончиною (1054). При сыновьях и внуках Ярослава Киевское государство постепенно утратило свое единство и превратилось в ряд отдельных волостей, объединенных только тем, что у них была одна церковь и один княжеский род. Так как князья русские, потомки Ярослава, находились в постоянной вражде и междоусобии, то и волости, управляемые ими, не хранили мира между собою и питали взаимное отчуждение. Последствием был общий упадок Киевской Руси. Только что победившая печенегов, Русь не могла собрать достаточно сил для борьбы с новым кочевым народом – половцами, которые появились в южных степях с середины XI века. Пользуясь неурядицами на Руси, половцы «несли розно» Русскую землю: грабили ее и мешали русской торговле, захватив все пути из Руси на восток и юг. Общее разорение и обеднение было следствием княжеских усобиц и половецкого разбоя, и Киевская Русь понемногу захирела и запустела. Уже к XIII столетию, всего лет 150 спустя по смерти Ярослава, Киевское государство распалось на несколько частей, а самый Киев стал запустевшим и обедневшим городом.

Одной из причин такого бедствия был порядок княжеского владения, установившийся на Руси после Ярослава. Ярослав, по преданию, сам посадил своих сыновей по городам так, что старшему из них (Изяславу) достались Киев и Новгород, следующему (Святославу) Чернигов, следующему (Всеволоду) Переяславль и т. д. Старший брат почитался старшим или «великим» князем, но он не один владел государством. Князья стояли на той мысли, что Русская земля принадлежит всему княжескому роду. Старший князь, как родовладыка, сидел в старшем городе Киеве, а прочие князья по старшинству размещались в городах, более или менее значительных или богатых. Все князья самостоятельно управляли своими городами и каждый из них надеялся со временем сам стать великим князем, когда умрут его старшие братья и он станет старшим в роде над своими братьями, сыновьями и племянниками. По родовому наследованию, великому князю наследовал не его сын, а его брат, старший после него; а если не было в живых его братьев, то наследовал его старший племянник, то есть сын его старшего брата. Поэтому, когда в Киеве умирал великий князь, на его место, по правилу, должен был заступить его брат, сидевший в Чернигове, а на его место в Чернигов переходил третий брат из Переяславля и т. д. Со смертью великого князя все князья подвигались на одно место ближе к Киеву, «восходили лестницею» к великому княжению, пока, наконец, его не достигали. Если же какой?либо князь умирал, не достигнув великого княжения в Киеве, то его дети теряли права свои на наследство в княжеском роде и считались «изгоями», которым уже «не было части в Русской земле». Сыновья же умершего великого князя, не оставаясь после отца в Киеве, получали от нового великого князя особые волости наряду с прочими родичами.

Так сложны были правила княжеского владения; их трудно было соблюдать. Уже первые наследники Ярослава Мудрого, его сыновья Изяслав, Святослав и Всеволод, ссорились между собою. А его внуки дошли до кровавых междоусобиц. Дети Святослава Ярославича подверглись гонениям от других князей; их считали изгоями и не давали им Чернигова, который они надеялись получить после своего отца. Тогда Святославичи оружием стали добывать Чернигов. Особенно деятелен был старший из Святославичей, князь Олег. Он добился своего после долгих междоусобий: в 1097 году, на общем княжеском съезде в г. Любече, князья решили отдать Чернигов Олегу с его братьями. (С тех пор потомки Олега – князья Ольговичи – укрепились в Чернигове и в Северской земле и никому уже не уступали своей «отчины».)

Но склонность Олега к усобицам и кровопролитию отвратила от него население, страдавшее от княжеских ссор, и потому, когда Олегу Святославичу пришла по старшинству очередь стать великим князем в Киеве, киевляне не захотели его принять к себе, а настояли на том, чтобы в Киев перешел из Переяславля на великое княжение младший двоюродный брат Олега, знаменитый Владимир Всеволодович, прозванный Мономахом (1113). Мономах сначала отказывался идти в Киев мимо старших князей; но упорство киевлян заставило его согласиться. Таким образом, народное избрание в данном случае явно нарушило правильность родового преемства великокняжеского стола, как в других случаях нарушали его сами князья в своих ссорах и распрях.

§ 18. Владимир Мономах и судьбы Киевского великокняжеского стола до 1169 года. Избрание Владимира Мономаха на Киевский стол было признано всем русским народом, который очень любил его, и всеми князьями, которые боялись и уважали Мономаха. Мономах вступил на великое княжение, уже имея 60 лет от роду, будучи богатым и сильным князем. Власть свою он умел держать крепко: те из князей, кто решался идти против его воли, жестоко платились за наклонность к междоусобию. Великий князь умел смирить непокорных и поддержать порядок в стране. Точно так же умел он быть грозным и для половцев, которые при нем не смели тревожить Русь. Понятно поэтому то чувство преданности и любви, какое питали к Мономаху русские люди. Он был самым чтимым князем как при жизни, так и после смерти. Летописец называет его «чюдным князем», «милостивым паче меры» и «жалостливым». Личные свойства Мономаха узнаем мы из его собственных произведений, которые летописец приводит в своей летописи. Это – «поучение» детям и «послание» к князю Олегу Святославичу. Мужественный и деятельный, скромный и честный, благочестивый и милостивый, Мономах учит своих детей не лениться и самим трудиться, не полагаясь на слуг; быть гостеприимным и щедрым; веровать в Бога и проявлять свою веру добрыми делами: покаянием, слезами и милостынею; держать клятву, любить мир, не гордиться и защищать слабых. В письме к Олегу Святославичу Мономах кротко жалуется на то, что Олег, не ища мирного соглашения, начал с ним войну. В этой войне погиб один из сыновей Мономаха, и Мономах просит Олега освободить из плена жену убитого сына.

Утверждение в Киеве Владимира Мономаха мимо его старших родичей обострило вражду между разными ветвями княжеского рода. После смерти Мономаха Киев достался не братьям его, а его сыновьям, и обратился таким образом в семейную собственность Мономаховичей. После старшего сына Мономаха, очень способного князя Мстислава (1125–1132), в Киеве один за другим княжили его родные братья. Пока они жили дружно, их власть в Киеве была крепка; когда же у них начался разлад, то против них поднялись сидевшие в Чернигове князья Ольговичи и не раз завладевали Киевом. Но Мономаховичи, в свою очередь, не желали отказаться от обладания Киевом и тем самым признать над собою старшинство Ольговичей. Разгорелась долгая и упорная борьба за Киев. Победа в ней осталась в конце концов за потомством Владимира Мономаха[16]. Киев достался внуку Мономаха, Андрею Боголюбскому (сыну князя Юрия Владимировича Долгорукого). Но к этому времени обстоятельства на Руси так переменились и Киев так явно склонился к упадку, что Андрей не пожелал сам сидеть в Киеве и остался в любимом своем Ростово-Суздальском краю. Киев же, ограбленный и сожженный его войсками, был передан одному из подручных Андрею младших князей (1169).

Во время борьбы за Киев, в XII веке, обнаружилось ясно, что княжеский единый род распался и что вместо него стало существовать несколько взаимно враждебных его ветвей, обратившихся как бы в особые роды. Эти ветви владели каждая своею «отчиною»: Ольговичи владели Черниговом, Северскою землею и Рязанским краем; Мономаховичи старшие – Смоленском, Переяславлем и землями на Волыни; Мономаховичи младшие – Ростово-Суздальским краем. В Полоцке со времен Владимира святого сидела особая княжеская ветвь (родоначальником которой был сын Владимира и его языческой жены Рогнеды, князь Изяслав). Все эти ветви желали владеть Киевом как столицею когда?то единого государства, и из своих гнезд силою «добывали» Киев друг у друга. Понятно, что при постоянной общей вражде киевский князь уже не мог быть на самом деле единовластным государем и не мог рассчитывать на общее ему повиновение. Его не слушались ни князья, ни отдельные города. Каждая семья князей имела своего особого старшего «великого князя». Каждый большой город, не желая быть жертвою княжеских смут, хотел сам устраивать свои дела и норовил вступить со своим князем в договор с целью охранить себя от княжеского произвола. Государство, словом, разлагалось и потому слабело и беднело. Вместо единой Руси образовалось много «волостей», разрозненных и взаимно враждебных.

§ 19. Борьба со степью и упадок Киевского государства. Политическая неурядица была первым бедствием Киевской Руси. Вторым бедствием ее было соседство кочевников. Беспокоившие Русь печенеги были разбиты и прогнаны от Киева Ярославом Мудрым (§ 16). Вскоре после этого они совсем ушли из русских степей на Балканский полуостров. На их место из Азии появилось новое кочевое племя половцев, более сильное, чем печенеги (1061). Половцы непрерывно беспокоили русские области своими набегами и разбоями. Они нападали врасплох на села и города, жгли их и разоряли, жителей убивали или уводили в плен. Пленных они обращали в своих рабов или же продавали в рабство в Крым, откуда рабы развозились в разные страны Европы и Азии. Набеги половцев на Русь были так часты, что их нельзя и перечесть; наиболее крупных насчитывают около пятидесяти в полтораста лет (1061–1210). Разумеется, от половецкого «зла» страдали больше всего южные русские волости, которые прилегали к степям: Киевская, Переяславская, Черниговская (Северская) и др. Чем больше бывало здесь междоусобий, тем свободнее и удобнее могли половцы проникать на Русь. Иногда сами князья вмешивали «поганых» в свои распри и показывали им путь в Русскую землю, обращаясь к ним за военною помощью и натравливая их на своих врагов – русских же князей.

Но так бывало, конечно, не всегда. Обыкновенно князья заботились об обороне русского населения и как могли боролись с половцами. Во-первых, они так же, как и ранее против печенегов, строили против половцев укрепления на границе. Эти укрепления представляли собою сплошной вал со рвом; он тянулся на десятки верст по степи и закрывал собою вход в русские земли. Через него можно было проникнуть лишь в нарочно устроенные ворота, прикрытые укрепленными городами, в которых всегда находилась стража. Если половцам удавалось так или иначе перебраться за вал, население спасалось в этих городах и отсиживалось в осаде, пока половцы не уходили. Не довольствуясь постройкою укреплений, князья держали на своих границах вооруженные отряды для наблюдения за степью. Иногда эти отряды составлялись из замиренных печенегов и торков («черных клобуков»), которых нарочно селили на границах государства – в степи, чтобы они сохраняли подвижность и удаль кочевников и тем успешнее боролись со своими исконными врагами, такими же кочевниками, половцами. Иногда же сами князья оберегали границу с собственными дружинами. Во-вторых, принимая на своих границах оборонительные меры, русские князья пытались, сверх того, и сами переходить в наступление: они нападали на половцев в местах их кочевий для того, чтобы внушить им страх, отогнать их подалее от Руси и освободить от них торговые дороги, ведшие через степи к южным морям. Из всех князей в особенности Мономах отличался способностью переносить войну в половецкие кочевья, не ожидая половецких набегов на Русь. Он старался мирить усобицы и соединять силы враждующих князей против общего всем врага. Для этого он устраивал княжеские съезды и на них увещевал князей идти в степь на «поганых». К сожалению, после Мономаха постоянные усобицы князей не только давали половцам возможность оправляться от наносимых им ударов, но и вели к непрерывному их усилению. Половцы все более и более наседали на русские окраины, а наступательные действия против них русских князей становились менее часты и удачны. Так, предпринятый в 1185 году в половецкие степи поход северских князей Игоря и Всеволода Святославичей (внуков Олега Святославича Черниговского) окончился их поражением и пленом. Подробности этого несчастного похода изложены в летописи и воспеты в знаменитой песне, носящей название «Слова о полку Игореве – Игоря, сына Святославля, внука Ольгова». Поражение русских дружин в далекой степи, плен нескольких князей и удачный побег Игоря из плена сильно действовали на умы русских людей. Причину неудачи Русь видела в отсутствии мира и согласия среди своих князей. Составитель «Слова о полку Игореве» горько жалуется на эту беду и призывает князей к единству и миру. Но увещания не помогали, князья продолжали ссориться, а половцы продолжали надвигаться на Русь. Наиболее близкое к степям Переяславское княжество было почти занято половцами, которые в нем уже «жили», а не только его грабили наездом. Степные дороги оказывались совсем во власти кочевников. Русь потеряла свои владения на Азовском море (Тмутаракань), так как пути к ним были заняты половцами. Русские купцы не могли добираться через степь до Черного моря, и потому торговля Руси с Грецией постепенно падала и, наконец, совсем замерла. А вместе с этим упало и прежнее значение Киева. Отрезанный кочевниками от южных морей, Черного и Каспийского, Киев уже не мог посредничать в торговле Европы с востоком[17]. Он беднел и глох. Население южно-русских княжеств, не находя от постоянных усобиц и разбоев ни безопасности, ни заработка, понемногу оставляло свои места и переселялось подальше от степи, или на север, или на запад. Так совершалось постепенное падение Киевского государства, утратившего свое политическое единство и торговое оживление.

§ 20. Устройство отдельных волостей, или княжеств, Киевского государства. Как мы видели, Киевское государство в IX веке составилось из отдельных «волостей», или «княжеств», в которых когда?то сидели варяжские или же славянские князья, покоренные или истребленные киевскими великими князьями. Пока киевские князья были единовластны, волости повиновались им и управлялись княжескими наместниками («посадниками») из Киева. Когда же княжеский род разделился на ветви, тогда в каждом значительном городе оказались свои князья. Не все они хотели повиноваться киевскому князю; очень часто они старались стать от него независимыми. Понемногу связь волостей с Киевом слабела, и в XII веке Киевское государство снова превратилось в ряд волостей, или земель, друг от друга обособленных. (Важнейшими из них были земли: Киевская, Чернигово-Северская, Волынская и Галицкая – в южной половине Руси; Полоцкая, Смоленская, Новгородская, Ростово-Суздальская и Муромо-Рязанская – в северной половине Руси.)

В центре каждой из таких волостей, или земель, был город старший, или «великий», которому повиновалась вся волость и младшие в ней города – «пригороды» старшего города. По словам летописца, «новгородцы изначала и смолняне и кияне и полочане и вся власти (то есть волости), якоже на думу, на веча сходятся; на что же старейшии сдумают, на том же пригороди станут». Обычай вечевых совещаний существовал издревле в родовых союзах и общинах. Когда волости жили обособленно и еще не соединились в одно государство, они управлялись вечами: вече призывало и рядило князя; вече выбирало «старейшин» или «старцев» для управления мирскими делами; вече судило своих сограждан, начинало войны и заключало мир с соседями. Когда киевская династия подчинила себе волости, деятельность вечевых собраний, естественно, сузилась: они стали ведать только свои местные общинные дела. Когда же в XII веке киевская династия ослабела в междоусобиях, веча в волостях возвратились к прежней самостоятельности. Они вступали с князьями в договоры (ряды), призывали князей, угодных им, и не пускали в город князей нелюбимых; старались влиять на ход княжеских усобиц, требуя прекращения их или возбуждая войну против враждебных городу князей. Для управления делами своего города вече выбирало своих людей, «старейшин». В их среде одним из самых заметных бывал тысяцкий. Тысяцкий начальствовал над городским ополчением, носившим название «тысячи»; ему были подчинены «сотские» и «десятские», начальники меньших отрядов. Когда князья были сильны и пользовались большою властью в волостях, то тысяцких назначали они; с падением их власти право выбирать тысяцкого переходило к вечу. Вече старших городов присваивало себе власть посылать от себя посадников в пригороды; а иногда, как, например, в Новгороде, оно и для самого старшего города избирало своего посадника, независимо от князя и княжеских чиновников. Так укреплялось в городах вечевое управление, с которым князьям приходилось бороться.

Вечевые порядки нам мало известны, потому что от вечевых собраний не сохранилось никаких письменных документов. Обыкновенно на вече по звону колокола сходились все свободные взрослые люди города; если в городе бывали приезжие из пригородов люди, то и они шли на вече. Дело докладывалось вечу или князем, если вече собирал князь, или «старейшинами града», выборными властями города, составлявшими особый совет. Вече криком высказывало свое мнение. Для решения дела требовалось, чтобы все стали согласно на одной мысли; отдельных голосов не считали, а на глаз убеждались, что нет заметных возражений против господствующего мнения. Если же возражения были громки и упорны и меньшинство не желало подчиниться большинству, то дело доходило до открытой ссоры и междоусобий; меньшинство подавлялось даже силою. Определенного времени для созыва вечевых собраний не было: вече «звонили», когда являлась в нем нужда. Местом собраний бывала обыкновенно открытая городская площадь.

Одновременно с вечевою властью в городах действовала и власть княжеская. Князь, как и в древнее языческое время, был по преимуществу военным охранителем волости, за что и получал с волости «дань». С своею дружиною он становился во главе земского ополчения, «тысячи», и вел ее на врага. В мирное время князь принимал участие в управлении волости: судил суд по важнейшим делам, предоставляя менее важные дела своим «тиунам» (слугам); руководил деятельностью веча, созывая его и докладывая ему дела; сносился с соседними волостями и иноплеменными владетелями по политическим и торговым делам. Все, что князь делал, он делал с своею дружиною. Она состояла из старшей дружины и младшей дружины. Первую составляли бояре и мужи – свободные и даже знатные княжеские слуги; вторую составляли гриди и отроки – несвободные и полусвободные воины и работники. Из старшей дружины князь составлял свою «думу» – совет по всем государственным делам; в эту думу приглашались иногда и городские «старейшины» или «старцы». Из своей дружины князь выбирал своих наместников в города и вообще судей и чиновников. Без бояр князь не предпринимал никаких важных дел, потому что бояре, служа по добровольному уговору, могли отказаться помогать князю в таком деле, которое он замыслил без них. Они могли уйти от одного князя к другому, «отъехать» от своего господина, и это не считалось тогда изменою. Каждый боярин имел собственную дружину, иногда очень многолюдную, и владел землями, а потому и пользовался большим значением и почетом в тогдашнем обществе. Младшая дружина князя, вполне от него зависимая, составляла его дворню и его войско. Чем многочисленнее была княжеская дружина, тем сильнее был сам князь. Вот почему князья очень заботились о дружине, привлекали к себе бояр и слуг и старались их хорошо обеспечить, чтобы крепче к себе привязать. Получая дань со своей волости и пошлины со своего суда, князья обращали эти средства, главным образом, на содержание дружины. Имея у себя богатые и благоустроенные села, князья и с них доходы делили с дружиною.

§ 21. Состав населения в Киевской Руси. Люди, служившие князю и составлявшие его дружину, были особым классом киевского населения. Так повелось еще с варяжской эпохи, когда князья с их варяжскими дружинами были иноплеменными пришельцами среди русских славян. Служба князю считалась почетною и давала дружинникам высокое общественное положение. Только на княжеской службе можно было сделаться боярином, то есть вступить в ряды тогдашней аристократии. Остальная масса киевского общества, как и в языческую пору, состояла из двух главных слоев: людей свободных и рабов. С развитием городской жизни и торговой деятельности в составе свободных людей, или мужей, стали различать горожан от сельского населения. Горожане назывались «градскими людьми» и делились на «лучших», или «вятших» (то есть зажиточных), и «молодших», или «черных» (то есть бедных). По занятиям своим они назывались «купцами» и «ремественниками». Сельское население носило название смердов. Смерды были свободные люди, имели свою пашню и свое хозяйство[18]. Смерды жили общинами, носившими название «верви» или «погоста», и платили подати (или «дань») князю. Особо от мирского населения, подчиненного князьям и вечам, стояло церковное общество, подчиненное русскому митрополиту: духовенство, монастыри, изгои и церковные рабочие, «страдные» люди. Как и в языческие времена, продолжало существовать холопство, то есть рабство. По-прежнему продавали и покупали рабов, обращали в рабство пленных и несостоятельных должников; так как рабство было бессрочным, то дети рабов сами становились рабами. Влияние христианства смягчало отношение господ к их рабам, но не могло искоренить самого обычая. В господских «боярских» селах все рабочее население состояло обыкновенно из «челяди», то есть холопов, которые пахали на своего господина пашню и вели все его хозяйство.

§ 22. Русская Правда и успехи гражданственности в Киевской Руси. Со времени Владимира Святого и Ярослава Мудрого князья постоянно проявляли намерение установить в государстве лучшие обычаи и создать закон, который водворял бы в обществе справедливость и порядок. Ярослав Мудрый, по преданию, судя суды, создал первый на Руси письменный сборник законов, известный под названием Русской Правды. После Ярослава Русская Правда дополнялась и переделывалась, по-видимому, частными лицами, которые вносили в нее «законы» и «уставы» сыновей и внуков Ярослава. Русскою Правдою руководились судьи как светских княжеских, так и церковных судов. Назначение Русской Правды заключалось в том, чтобы сначала ограничить, а затем и вовсе отменить варварский обычай кровной мести, а вместо частного возмездия за обиду и убийство ввести наказание от суда. В Русской Правде появляется закон, установленный сыновьями Ярослава и запрещавший вовсе месть: взамен мести устанавливается вира (штраф, взимаемый князем, как наказание за преступление) и головничество (вознаграждение в пользу родственников убитого). Вместе с тем Русская Правда устанавливает штрафы за всякую обиду действием и за оскорбления[19]. В этих случаях также не допускается самосуд и личная расправа.

Так закон старался охранить всякую личность от насилия и заменить грубый самосуд частной мести правительственною карою и судебным правосудием. Точно так же Русская Правда охраняла и частное имущество от воровства и грабежей, устанавливая за них различные наказания. Рассматривая челядь (рабов) как имущество их господ, закон давал господам большую власть над их рабочими людьми и налагал большие наказания за похищение холопов у их хозяев, за бегство холопов и за укрывательство беглых рабов. Таким образом закон как бы поддерживал рабство, уступая в данном случае развитому на Руси обычаю рабовладения. В общем же Русская Правда свидетельствует о том, что в Киевской Руси языческий быт значительно уступил влиянию христианства и византийской образованности, принесенной на Русь христианством.

В то самое время, когда нарушилось государственное единство на Руси и начался хозяйственный упадок южных волостей, в обществе народилось национальное чувство и сознание народного единства. Князья разных ветвей княжеской династии, ссорясь между собою, помнили, однако, единство своего рода и говорили о себе, что они «одного деда внуки» и владеют одною землею. Жители различных волостей знали, что эти волости составляют части единой «Русской земли», и они готовы были в минуты опасности лечь костями за всю землю Русскую[20].

Сознание единства своей земли, горячая любовь к Русской земле, горькая жалость при виде ее страданий от княжеской распри и от «поганых» половцев, – вот те чувства, которыми проникнуты русские люди во всех русских волостях. С большим воодушевлением взывают они к своим князьям, чтобы те «сами на себя крамолу не ковали», не желали бы большей волости, не противились бы старейшей братии и жили бы меж собою в мире. Первые варяжские князья объединили племена русских славян в одно государство; но это объединение было чисто внешним, механическим соединением чуждых взаимно областей. Культурные сношения с Византией повели к распространению на Руси христианства; новая религия и византийская образованность имели сильное внутреннее влияние на Русь и сплотили русские волости культурными связями. Государственное единство пало от междоусобий княжеского рода; но культурные связи оказались крепкими и создали из русских племен один, сознающий свое единство, народ. В этом заключается главное историческое значение Киевского периода русской истории.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.