Реорганизация полка и замена механиков
Реорганизация полка и замена механиков
Командование полком «Нормандия» принял Пьер Пуяд.
В первый же просвет между боями, наступивший только 28 июля, командир дивизии генерал Захаров вызвал Пуяда к себе и категорически запретил ему самому участвовать в боях, без личного разрешения Захарова. Они вдвоем занялись реорганизацией полка.
Пьер Пуяд так писал об этом в своих воспоминаниях: необходимо было решить несколько вопросов. «Первый — дисциплина полетов. Или скорее разница между советской и французской концепциями воздушных операций. Генерал считал, что индивидуализм, который он приписывал французскому темпераменту, нас толкает на рассеивание во время полета и никчемному риску, и даже выходу из боя». Пуяд считал, что это из-за недостаточности опыта и молодости пилотов. Из-за того, что пилоты прошли разные программы обучения: гражданские аэроклубы, полевые курсы, военные школы — уровень подготовки очень разнился. «Вторая проблема — французские механики. Их количество было недостаточно. Кроме сорока французов, командование было вынуждено добавить СОТНЮ советских механиков под командованием капитана Агавеляна. Кроме того, они доставляли множество проблем, к которым добавлялись языковой барьер и невозможность пополнения французским техническим персоналом. Генерал и я пришли к заключению, что единство языка и командования предпочтительнее в сложившейся ситуации. Генерал Захаров предложил заменить французский технический персонал на советский, добавив, что в случае необходимости он всегда сможет предоставить механиков, числом до 10 человек на самолет. Я согласился с этим предложением»[68].
В целом вопрос о замене французских механиков на советских был решен майором Мирлесом и маршалом авиации Новиковым за месяц до этого, в рамках переговоров о создании авиадивизии «Франция», ввиду того, что французы не смогли организовать набор для комплектования дивизии, было решено иметь однородный состав механиков[69].
Из-за отъезда Мирлеса и гибели Тюляна это решение не было корректно доведено до французов, затем сгинуло в архивах Мирлеса и стало объектом домыслов.
До сих пор существует масса различных версий, в последнее время склоняющихся к той, что французских механиков в СССР вообще не кормили, заставляли работать на морозе по 20 часов в сутки, по 3–4 человека на самолет, тогда как сменивших их «морозостойких» и «стойких к голоду русских» было по 7–8 на истребитель.
Герой Советского Союза Ролан де ля Пуап в своей замечательной книге «Эпопея „Нормандии-Неман“», в которой он много и с любовью писал о России, о русских друзьях, о военных воспоминаниях юности, в разделе, касающемся вопросов высылки французских механиков из СССР, не моргнув глазом, пишет: «Если нас кормили более-менее соответственно… то механики были предоставлены сами себе. То, как обращались с механиками, по сравнению с пилотами, было весьма далеко от того, к чему они привыкли во французской армии. Именно поэтому некоторые дошли до того у что свернули шею коту, чтобы немного улучшить ежедневный рацион, что было крайне негативно встречено русскими»[70].
Ситуация с тем, что в вопросах питания «механики были предоставлены сами себе», не подтверждается ими самими. В 1972–1974 гг. французский журнал, посвященный истории авиации «Икар», издал шесть номеров воспоминаний ветеранов «Нормандии-Неман». Второй из этих выпусков содержит множество воспоминаний механиков, в том числе и Раймона Троллье, который, собственно, и совершил этот поступок, когда французы съели кота, жившего в летной столовой. А также воспоминания механика командира «Нормандии» Жана Калобра, который пишет: «…одной из проблем был вопрос званий. Французские механики все были сержанты и старшины… тогда как у русских нас приняли как офицеров»[71]. Он принял это с неудовольствием, поскольку посчитал, что к офицерам русские относятся как к тем, кто умеет командовать, но не умеет работать.
Механики действительно были поставлены на довольствие как офицеры. Русская кухня им была не привычна, а в условиях 1942–1943 гг. СССР имел ограниченные возможности. Голодали многие на всей территории страны. Разница между рационами пилотов и механиков во время тренировок в Иваново была минимальна, если вообще была. Однако при передислоцировании на фронт летчики стали получать фронтовой паек, тогда как механики, как не принимающие никакого участия в боях, продолжали питаться как тыловые служащие. Несмотря на то, что уже в это время в «Нормандию» стали приходить посылки из Ирана. Но после вмешательства Мирлеса механики тоже стали получать фронтовой паек.
Главное недовольство вызывала каша, к которой вообще все французы так никогда и не привыкли. Могу понять. В моей жизни тоже был момент, когда в армии я не мог есть перловую кашу и за месяц похудел почти на 10 килограммов. Однако никоим образом не могу сказать, что меня в армии не кормили. Один мой приятель за то же время, на той же каше, значительно располнел. Поэтому обвинения в том, что механиков не кормили вообще, — неправомочны.
Французский технический персонал, как и летчики, тоже был разнороден. В основной массе это мобилизованные рабочие, жители французских ближневосточных колоний, довольные, что в военное время в армии им досталось безопасное место. Были среди них и такие, кто, как и летчики, бежали к де Голлю сражаться за родину и, не имея летных навыков, были зачислены механиками. Многие из них не являлись добровольцами и были отправлены в СССР в приказном порядке, как уже упоминавшийся нами Жан Калобр, который отказался ехать в СССР, но был вынужден уступить приказу, поскольку Жан Тюлян хотел взять с собой своего механика.
Изначально многие не имели мотивации воевать, да еще в России. Незнакомые с российскими холодами, дорогами, питанием, они попали в ситуацию морального дискомфорта, из которой большинство не смогло выбраться.
Не считая других причин, в частности, технической подготовки. Из 40 французских техников 17 набирались как бортстрелки. Из остальных — 12 были новичками и не имели подготовки. Кроме того, если летчики демонстрировали отсутствие дисциплины в воздухе, то механики — на земле.
В апреле 1943 г., в самом начале боев, командир механиков лейтенант Мишель писал в рапорте во французскую миссию в Москве: «Из общего числа механиков „Нормандии“ только 15 имеют достаточную квалификацию. Лейтенант Дюпра и я, мы сами вынуждены заниматься подготовкой самолетов к вылетам». Личные характеристики некоторых содержали рекомендации к отправке из СССР[72]. Это уже в апреле 1943 г.
Механики стали доставлять проблемы сразу по прибытии в Россию. Еще до получения удостоверений личности двое из них самовольно отправились за пределы части без документов. Они были задержаны милицией и доставлены через два дня, после того как была установлена их личность. Эти два дня они провели в подвале ивановской комендатуры. К их счастью, они не были расценены как шпионы. По возвращении в «Нормандию» они провели еще по 4 дня в подвале ивановского Дома офицеров, где жили летчики. Жан Тюлян был крут в гневе.
После размещения «Нормандии» в Полотняном Заводе произошел схожий случай. Один из механиков во время боевых вылетов провел несколько дней с жительницей соседней деревни, за что был отправлен на гаупвахту на восемь суток. Любопытно, что если верить Иву Курьеру, то в момент, когда его забирали солдаты советского комендантского взвода, он кричал: «Товарищи! Французские буржуи оговорили коммуниста!»[73] Потребовалось вмешательство лейтенанта Кунина.
Во время боев за Орел один из механиков вдруг стал требовать отпуска для поездки в Дамаск, под предлогом того, что давно не получал известий от невесты. Его не поняли не только советские, но и французские летчики, совершавшие тогда до шести вылетов в день. Взбешенный Жан Тюлян приказал посадить его в яму. В прямом смысле слова. Была вырыта яма, в которую посадили нарушителя и сверху закрыли досками. Через два дня он якобы одумался. Жан Тюлян угрожал передать его в советский трибунал для расстрела.
Один из техников во время регулировки пулемета самолета сделал несколько пристрелочных очередей в сторону леса, за которым находилась деревня. В результате погиб мальчик 10 лет. Еще один по неосторожности ранил из пулемета сам себя. Двое других при старте самолета, удерживая его за хвостовое оперение, не отпустили машину вовремя и взлетели вместе с самолетом. К счастью, свалились в болото, а не на твердую землю, и даже не получили ранений. Один обморозил ноги. Механик Ролана де ля Пуапа Жорж Марселей дважды оставлял его без самолета из-за неисправностей, допущенных по неосторожности.
По воспоминаниям Жана Калобра, механики действительно просили отпуска, и Жан Тюлян даже был вынужден согласиться на предоставление трем из них отпусков после окончания боев, которые не были утверждены французской военной миссией. В разгар Орловско-Курской операции ни о каких отпусках и речи не могло идти. Тем более в самом начале боевого пути французской эскадрильи. Майор Мирлес совершенно справедливо полагал, что в условиях, когда прибытие второй эскадрильи сорвано, набор пополнения летчиков и механиков не ясен, советское командование может ответить высылкой всего капризного подразделения из СССР.
Еще во время тренировок в Иваново «Нормандии» были приданы 17 советских механиков, и при вхождении в состав 303-й авиадивизии, и с поступлением на вооружении самолетов Як-9 к ней прикомандировали инженера капитана Агавеляна с ротой «обслуги», чтобы обеспечить техническую исправность самолетов.
С поступлением на вооружение самолетов Як-9 положение еще больше усугубилось. В отличие от Як-1, Як-9 не имел французского мотора. Переучивание в боевых условиях при незнании русского языка создавало объективные трудности для французов.
Ко всему добавилось демонстративное неприятие советской пищи французскими механиками. Если ситуация, когда некоторые из них разграбили находившуюся недалеко животноводческую ферму и наворовали там кормовых бобов для приготовления их в пищу, была принята с удивлением, но сошла с рук, то история, когда французы поймали и съели кота, спокойно жившего в столовой, вызвала сильный скандал. Когда же французы у всех на виду нарвали и стали есть одуванчики, потрясенные буфетчицы решили, что они посходили с ума, и вызвали доктора Лебединского, объяснившего, что одуванчики во Франции являются съедобным растением.
Раймон Троллье, один из участников события с котом и одуванчиками, сам описал это в воспоминаниях, понимая, наверное, что столь громкое гадкое событие необходимо как-то загладить[74]. По иронии судьбы, Раймон Троллье — тот самый француз, который служил в Западном Берлине и попал в автомобильную аварию в советской зоне в 1963 г. В этой аварии погибли его дочь и племянник. Сам он остался жив. Для решения вопроса, связанного с пересечением советской зоны французом, собрались представители всех четырех оккупационных зон. Американцы хотели забрать француза, но советский представитель остался крайне недовольным происшествием и был намерен предъявить претензии. У Раймона Троллье с собой среди документов оказалось удостоверение личности механика «Нормандии». Как только советский офицер его увидел, инцидент был моментально исчерпан, а Раймона Троллье, его жену и двоих детей тут же перевезли в советский военный госпиталь, что вызвало недовольство американского представителя. В госпитале его встретили как героя, и он даже удостоился визита командующего Группой советских войск в Германии.
А тогда, в начале августа 1943 г. французское и советское командование решили отпустить французских техников и заменить их на советских. «Французские техники были уставшие, деморализованные, в нервной депрессии, неспособные на позитивные действия»[75]. Ввиду предполагаемого увеличения численности французских пилотов и их вооружения новыми моделями самолетов это было единственное решение в той ситуации.
Пятнадцать человек из технического состава подали рапорты с просьбой оставить их в СССР и обучить на пилотов. Формирование школы пилотов численностью 50 человек входило в планы французской военной миссии по формированию авиадивизии и было одобрено советским командованием. Проблема с набором пилотов, их подготовкой решалась проще в случае, если бы их готовили на месте. Советское командование, как всегда, согласилось. Однако в связи с организацией Комитета Национального Освобождения в Алжире и реорганизацией французского военного командования кандидатов для школы не удалось набрать к осени 1943 г. 15 механиков «Нормандии», надеявшиеся стать пилотами, пробыли в Москве до октября и затем выехали на Ближний Восток.
Генерал Эрнест Пети обращался с просьбой наградить механиков советской наградой в память об их пребывании в СССР. Эта просьба была отклонена. В то время в СССР не существовало юбилейных наград, а вручение боевой в качестве сувенира считалось недопустимым. Позднее механики были награждены колониальной медалью со специально сделанной для них планкой «Россия». А после войны — советской медалью «За победу над Германией».
Неожиданное возвращение механиков на Ближний Восток, без наград и славы, в середине войны, также вызвало многочисленные слухи, разговоры и домыслы.
Вместе с ними, под предлогом состояния здоровья, был отправлен пилот второй группы Анри Бубэ. Никакой подробной информации мне найти не удалось. Этого пилота не вспоминает никто. Его нет ни в одних воспоминаниях ветеранов, в том числе доктора полка Георгия Лебединского, достаточно подробно описывающего все случаи болезней в части.