Будни и праздники
Будни и праздники
Рассказывая о наших друзьях – летчиках, я забежал вперед. Между тем будни войны шли своим чередом. Мы, советские добровольцы, сроднились с испанскими товарищами в этой повседневной боевой работе. Так же, как и они, радовались всякому успеху республиканской армии, с болью узнавали о ее неудачах. Мы чувствовали себя среди испанских бойцов своими людьми. Но в наших добровольцах было нечто такое, я бы сказал, особенное, что заставляло гордиться ими. Сколько раз я видел этих, порой совсем еще молодых, русоволосых ребят, когда они только что ступили на испанскую землю! Разве думали они, выросшие где-нибудь в северных русских лесах, шахтерских украинских поселках или больших индустриальных центрах, что судьба занесет их в эти края апельсиновых рощ, в картахенские суровые горы? Но вот дошла до них весть о борьбе, которую, изнемогая в боях, ведет испанский народ, и сердце позвало их сюда.
История знает множество случаев, когда люди, сделавшие своей профессией военное дело, шли драться, рисковали своей головой под чужими знаменами, на чужой земле, за чужое дело. Обычно это были наемники, которых прельщали на чужбине золото, богатая добыча, чины. Но наши люди не искали на земле Испании ни золота, ни чинов. И далекая земля та не была им чужой, и не было чужим знамя, под которым они сражались. Их вело сознание интернационального долга. Испанские рабочие и пахари были для них братьями. И еще: в Испанию нашу молодежь привело стремление вовремя остановить фашизм. Об этом нечасто говорили вслух, как бы стесняясь громких слов, но чувства, владевшие товарищами, были истинно благородными.
Интересно было наблюдать, как только что приехавшие добровольцы акклиматизировались в незнакомой стране. Вначале многие из них держали себя несколько стесненно, замкнуто.
Как-то я ехал поездом из Барселоны в Валенсию. В один вагон со мной вошли несколько молодых людей. Провожавшая их девушка, очевидно переводчица, перед отходом поезда негромким голосом давала последние наставления по-русски:
– В Валенсии вас обязательно встретят, а по дороге держитесь вместе.
Молодые путешественники выполняли ее наказ точно – они сидели и тихонько разговаривали между собой. Рядом со мной сидели мои соотечественники. Они только что прибыли из Советского Союза, и мне до смерти хотелось побеседовать с ними. Но не тут-то было! Все мои попытки завязать разговор разбивались, как о каменную стену.
– Куда едете? – спросил я их.
Молодые люди только переглянулись и тотчас отвернулись, делая вид, что не понимают меня.
Впрочем, куда они едут, я знал и даже назвал им адрес в Валенсии, по которому они должны были явиться. Все было тщетно. Их подозрительность усилилась, когда я без всякого злого умысла предложил им распить пару бутылок сервесы – пива. Лишь когда мы доехали до места назначения и встречавший их товарищ подтвердил, что я действительно советский человек, и назвал мою должность, новобранцы разговорились со мной. Они извинились, правда, немного смущаясь, но и с сознанием своей правоты.
Что ж, обстановка была сложная, следовало держаться начеку.
Но очень скоро новички завязывали дружбу с испанскими товарищами, завоевывали их уважение и любовь не словами, а своими действиями в боях.
Однажды я услышал об отважном рейде танкистов. Группа танков, прокладывая дорогу пехоте, ворвалась в город, где стоял сильный гарнизон Франке. Танкисты дважды прочесали его, уничтожили несколько батальонов пехоты, смяли фашистские батареи и моторизованную колонну. О рейде очень долго помнили. Рассказывали, что в нем участвовали молодые советские добровольцы. Я подумал: не те ли это юноши, с которыми я ехал в Валенсию? Вполне возможно…
Еще больше приходилось слышать о наших волонтерах-летчиках. Это они в ноябрьские дни прикрывали мадридское небо, атаковали итальянский корпус под Гвадалахарой. Я. Смушкевич, П. Рычагов, Г. Прокофьев, И. Проскуров, И. Конец, Н. Остряков… – всех не перечислить. Прибыв в Картахену, они желали только одного – как можно лучше выполнить задание. Вместе с республиканцами наши летчики проявляли в боях такие чудеса храбрости и отваги, что вокруг стали говорить о русском характере, подразумевая под этим удаль, мужество и самоотверженную верность дружбе. И в этом заключалось главное. А носить по-испански берет и освоиться с местными обычаями – дело нехитрое.
Мы приняли уже много транспортов. Благодаря приобретенному опыту разгружали их значительно быстрее, даже несмотря на попытки фашистов помешать этому. И все-таки прибытие каждого «игрека» становилось для нас событием: вместе с праздником приходили страдные дни.
Когда прибывали транспорты, на причалах становилось особенно оживленно. Испанские моряки, уже знакомые со многими нашими добровольцами, встречались с ними, как старые друзья.
– Салуд, амиго! (Привет, друг!) – кричал кто-нибудь из русских.
– Привет, Гриша! – отвечал испанец. В Картахену прибыл крупный испанский транспорт «Санто Томе», доставивший из СССР много оружия, бомбардировщики, торпедные катера. Он ошвартовался у основного длинного причала. Военные корабли, сопровождавшие его, еще только входили в гавань, а на причале уже закипела работа. Мы знали: коль прибыл такой транспорт, ночью будут «гости» – «хейнкели» и «фиаты». Надо было выгрузить за день как можно больше.
Береговые краны снимали тяжелые грузы с верхней палубы, портовые рабочие приступили к разгрузке трюмов. Огромные ящики устанавливали на грузовики с прицепами и железнодорожные платформы, подогнанные к самому борту лайнера…
Встречать транспорт на этот раз прилетел сам командующий республиканской авиацией генерал Игнасио Сиснерос. Он беспокоился о транспортировке громоздких фюзеляжей бомбардировщиков и прикрытии с воздуха порта, аэродромов Лос-Алькасарес и Сан-Хавьер. Приехало много летчиков-добровольцев, которые сразу же включились в разгрузку. Приехал генерал Дуглас – Смушкевич. Ему хотелось побыстрее увидеть товарищей, прибывших на транспорте, и осмотреть привезенную материальную часть. Республиканцы сразу узнали его и горячо приветствовали: «Вива руса! Вива!»
Смушкевича в Испании знали как героя Гвадалахары. В этот район был брошен для захвата Мадрида итальянский экспедиционный корпус. На пути итальянцев стояли лишь слабые, разрозненные республиканские части. Противник считал, что дорога к столице открыта. Но вместо победного марша его постигло жестокое поражение. Это многим показалось настоящим чудом. Подробности «чуда» были таковы. Фашисты шли на Мадрид плотной, сплошной колонной. Погода стояла очень плохая. Авиация мятежников в воздух не поднималась. Фашисты были убеждены в том, что республиканские летчики тоже не смогут летать. Но наши товарищи вылетали в любую погоду. Обнаружив итальянские колонны на марше, они бомбили их, расстреливали из пулеметов. Над шоссе, закупоренным разбитыми, горящими машинами, организовали, своего рода авиационный конвейер – одна группа самолетов заканчивала штурмовку, на смену ей сразу же приходила другая.
Так продолжалось три дня. Итальянский корпус понес огромные потери. Потом подоспевшие республиканские наземные части завершили разгром противника, а оставшихся в живых обратили в бегство.
– Откуда республиканцы взяли столько самолетов ? – недоумевали фашистские заправилы и вместе с ними иностранные наблюдатели.
На самом деле у республиканцев было совсем мало авиации, но она действовала с утра до ночи, не оставляя в покое итальянцев ни на минуту. Самолеты возвращались на аэродром для того, чтобы заправиться горючим, взять боеприпасы, и снова шли на штурмовку.
Душой всей этой блестяще организованной боевой операции был главный авиационный советник Яков Смушкевич.
На «Санто Томе» прибыла из Советского Союза новая группа моряков-добровольцев. На верхней палубе разыскал своего старого товарища – В.А. Алафузова. Ему было поручено доставить этот важный груз. Кстати, в пути он пережил немало беспокойных минут. Встреча с соотечественником вдали от Родины всегда приятна. Во время войны мы это почувствовали особенно сильно и остро. А тут еще был друг, с которым прожили бок о бок не один год – во время учебы и службы на Черном море.
В общем, день был наполнен горячей работой, всеми владело приподнятое, праздничное настроение. Первое Мая! Невольно представлялось, как торжественно и радостно проходит этот день на Родине, и от этого настроение еще больше поднималось.
Вечером мы собрались в нашем, советском клубе, пели песни, без конца заводили пластинку «Лейся, песня, на просторе… Штурмовать далеко море посылает нас страна…». Казалось, что эти слова относились к нам, советским добровольцам. Только одни штурмовали море, другие – небо над Мадридом, а третьи – фашистские колонны на испанской земле.
То, что мы называли клубом, была просто квартира вблизи капитании, где можно было послушать патефон, перекусить, а главное – посидеть с товарищами, если позволяла обстановка. Там мы чувствовали себя словно на Родине: в Севастополе или Кронштадте.
Но это все же была Испания. Черноглазых девушек, взявших на себя заботу о нашей столовой, звали, помнится, Консуэла и Кончита. Приветливые и веселые, они быстро научились понимать нас и болтали с нами на смешанном русско-испанском языке.
– Если можно, Кончита, мне, пожалуйста, лос уевос фритос и вино вьехо – жареные яйца и старое вино! – обращался к испанке кто-либо из наших добровольцев-старожилов.
Организатором и хозяином нашего клуба был дон Хуан Гарсиа – С.С. Рамишвили, а душой – дон Рамон – В.П. Дрозд, который на корабле целиком отдавал себя службе, а в редкие свободные часы умел повеселиться. Счастливое и завидное сочетание!
Так прошел и вечер Первого Мая. Мы не произнесли ни одной речи, праздник был у всех в душе и на лицах. Его не смогли испортить даже фашистские самолеты, совершившие налет на Картахену.
В полночь мы настроили приемник на Москву и с замиранием сердца слушали Красную площадь. Сквозь помехи в эфире доносился до нас бой Кремлевских курантов. Я не помню других звуков, которые бы так глубоко проникали в душу каждого из нас.
Мы любили наш клуб. В свободную минуту мы приходили сюда, чтобы встретиться с друзьями. Часто здесь бывали наши моряки В. Гаврилов, Н. Басистый, С. Солоухин, И. Елисеев, В. Богденко и другие волонтеры. Остротам и шуткам не было конца. Если это было вскоре после прибытия «игрека» с посылками для моряков, то Кончита и Консуэла кроме обычных блюд подавали консервы, нарезали копченую колбасу, и «вино вьехо» заменялось «русским газолином», как звали испанцы нашу водку. Крепкими напитками не злоупотребляли. Традиционный кофе заменяли иногда чаем и удивлялись, как испанский повар мастерски его готовил. Бывали дни, когда в клубе можно было встретить и наших генералов – Д.Г. Павлова или Я.В. Смушкевича, но они обычно появлялись в Картахене на короткий срок в связи с прибытием крупных партий грузов, отдавали нужные распоряжения и уезжали.
Приезжали в Картахену и летчики с соседних аэродромов – И.И. Проскуров, Н.А. Остряков, Г.М. Прокофьев и другие. Реже заезжали танкисты из Арчены. Когда в ожидании оказии в Картахене собирались раненые волонтеры, то те из них, которые «находились на плаву», то есть свободно двигались, тоже любили заходить в клуб.
«Вы когда соберетесь в море, чтобы переправить нас в Севастополь?» – полушутя-полусерьезно обращался к морякам танкист с рукой на перевязи. Ему уже надоело «отдыхать» в Картахене на транспорте «Магальянес» или «Map Контабрико», которые стояли у причала, выжидая улучшения обстановки на море и заодно ремонтируя машины перед ответственным плаванием. «Лучше не спеша попасть в Севастополь, – отвечали моряки, – чем поторопиться и угодить в Кадис». Такая опасность в то время действительно существовала. Например, у берегов Алжира мятежники потопили советский транспорт «Комсомол». Весь экипаж во главе с капитаном Г.А. Мезенцевым попал в застенки Франке. Судно шло с гражданским грузом, и даже не в Испанию, и все же было захвачено. Тем более нельзя было рисковать судьбой людей, отправлявшихся на испанском транспорте. Однако и Картахена – место не очень подходящее для отдыха, и мы принимали все меры, чтобы скорее переправить раненых на Родину.
Если в воздухе спокойно, то вечер у моряков, бывало, затягивался до 11– 12 часов, после чего все направлялись на свои боевые посты. На улице темно. Мрачными массивами выделяются на фоне моря горы Синесо и Неграте. Глаза постепенно привыкают и начинают различать границы гавани с темными силуэтами кораблей. Кто еще не достаточно хорошо ориентируется в порту и на причалах, старается объединиться с кем-нибудь из «стариков», чтобы добраться до своего эсминца иди крейсера. Хуже, если начинается тревога. Тогда ближайшее убежище в капитании служит укрытием. Кончита и Консуэла, не успевая убрать посуду со столов, тоже спешат туда. Первые выстрелы зениток глухо раздаются со стороны моря, откуда мятежные самолеты любят атаковывать базу.
В воскресные и праздничные дни клуб открывался с утра, но днем посещался редко, так как все испанские моряки отправлялись в город и на главной улице Калья Майор вместе с нашими добровольцами устраивались где-нибудь за столиком. Там же в это время собиралось и гражданское население города. Вынесенные на улицу столики заполняли всю проезжую часть, и целые семьи проводили за ними свободное время. Это по-испански!
Сидя за столиком, испанские моряки весело шумели, обсуждая проходящих сеньорит: «Ке гуапа» (какая красавица), «Ой морена» (чернобровая), – и это было в обычаях испанских городов, особенно на юге. Сама сеньорита считала это заслуженной похвалой и даже обижалась, если ее не провожали такими восклицаниями. Реплики она принимала как должное и отвечала: «Грасиас, мучас грасиас» (спасибо, большое спасибо).
В городе иногда шли русские фильмы: «Чапаев» и «Броненосец „Потемкин“. Все наши добровольцы по несколько раз смотрели эти картины и жаловались только на порядки, которые существовали в испанских кинотеатрах: курение, шум, постоянное движение публики, а нередко и скандалы. Но со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
Изредка у наших добровольцев появлялась возможность отправиться с каким-нибудь поручением в Мурсию или Валенсию. Эти города в то время бомбили еще редко, и пару ночей можно было провести спокойно в постели.
В Картахене не было «пласа де торос», где происходят корриды, и поэтому каждый, кому удавалось попасть в Мурсию или Валенсию, стремился на это представление.
Быть в Испании и не посмотреть бой быков действительно было бы обидно. Об этом не раз говорил мне Хосе Дельмас, управляющий делами командира базы. Еще молодой человек, он до войны сам собирался стать тореро, и только несчастный случай (перелом ноги), не связанный, кстати, с быками, прервал его карьеру на «пласа де торос».
Влюбленный в корриду, Хосе любил поговорить о ней. Он рассказывал, как происходили бои быков еще в Греции и Риме, как уже более тысячи лет этим развлечением болеют испанцы и что нет ни одного приличного города в Испании, в котором не было бы круглого, как цирк, только без крыши, здания, где происходит коррида. Он с удивлением и даже сожалением смотрел на тех, кто не видел такого на редкость волнующего зрелища. Дельмас и меня уговорил съездить с ним в Мурсию, чтобы посмотреть там бой быков. Зрелище действительно волнующее и красочное. Но я не столько смотрел на арену, сколько на зрителей: болели они неистово.
На вопрос Хосе, как мне понравилась коррида, я уклончиво, чтобы не обидеть своего гида, ответил, что просмотрел «кон муча густо» (с большим удовольствием) это своеобразное зрелище.
«Все-таки это зрелище на любителя», – решил я. Увлечение корридой в Испании настолько сильно, что во время войны истребители иногда прикрывали это огромное скопление людей. Правда, сборы в этом случае шли на войну.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.