«Мы здесь надолго. Возможно, навсегда»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Мы здесь надолго. Возможно, навсегда»

Об Абукирской катастрофе Наполеон узнал только две недели спустя от курьера, посланного Клебером. Как и предполагал Тальен, он не впал в уныние, а напротив, постарался воодушевить свою армию, обратившись к ней со словами: «Ну что ж, теперь мы вынуждены совершать великие подвиги, и мы их совершим, основать великую империю – и она будет нами основана. Моря, на которых мы более не господствуем, отделяют нас от родины; но никакие моря не отделяют нас ни от Африки, ни от Азии. Нас много, у нас не будет недостатка в людях для пополнения рядов. Мы здесь надолго. Возможно, навсегда. У нас много времени, мы можем спокойно обдумывать свои предприятия, заниматься управлением и науками».

С этой целью Наполеон организует в Каире Институт, который по его замыслу должен был стать аналогом французскому. Первое его заседание под председательством видного физика Гаспара Монжа состоялось 23 августа 1798 года. На нем Бонапарт предложил ученым обсудить ряд проблем, разных по значимости, но весьма актуальных: строительство печей для обеспечения армии хлебом, использование местных растений вместо хмеля при изготовлении пива, возможные средства для очистки Нила, постройка ветряных мельниц, способы производства пороха, состояние законодательной системы Египта.

Под руководством Института ученые, которых Наполеон предусмотрительно отобрал для участия в египетской экспедиции, разворачивают широкую и многогранную работу. Судя по их отчетам и протоколам собраний, они исследовали географию, геологию, минералы, флору и фауну Египта, в многочисленных поездках по регионам изучали его историю, демографию, проблемы здоровья нации. В рамках Института была создана комиссия по изучению современного состояния страны, которая объезжала провинции и систематически собирала сведения о топонимике, демографии, культуре, торговле, промышленности, состоянии путей сообщения, качества воды и воздуха, особенностях животного и растительного мира. В частности, проводилось масштабное изучение нильских рыб и минералов Красного моря, растений дельты Нила, состава песков пустыни, натриевых озер и нильского ила, системное описание ракообразных и насекомых.

Изучение собранных образцов и работа по их классификации приносили как научные, так и практические плоды. Именно в Египте французскими учеными были сделаны важные открытия, сформулированы интересные гипотезы. К примеру, физик Гаспар Монж, опираясь на законы преломления и отражения света, дал объяснение такому удивительному явлению, как миражи, химик Бертолле исследовал свойства каустической соды, которую древние египтяне использовали при мумификации, а зоолог Этьен Жофруа Сент-Илер на основе изучения нильской фауны сделал вывод о том, что три слуховые косточки в черепе млекопитающих – это не что иное, как видоизмененные жаберные дуги рыб.

Заботясь о здоровье как местного населения, так и французской армии, ученые многое сделали и в области медицины. В книге А. Иванова «Тайны египетской экспедиции Наполеона» можно найти такие примеры их лечебной деятельности: «Главный хирург экспедиции великий гуманист Доминик Ларрей, человек-легенда наполеоновской армии, и доктор Деженетт вместе с другими медиками организовали госпитали в Александрии, Розетте, Дамиетте, Каире и исследовали причины чумы и страшной трахомы, от которой слепла половина населения Египта.

Многие солдаты и ученые пострадают от этой болезни. Заметно ослабнет зрение у молодого Даву, будущего маршала.

Одного Наполеона ничто не берет. Когда он вернется в Париж, один журналист напишет: “Бонапарт оказался, пожалуй, единственным сохранившим здоровье офицером Египетской армии. На вид хрупкого телосложения, он наделен исключительной физической и моральной силой”».

Однако наибольшее число открытий и находок, конечно же, пришлось на долю археологов, архитекторов и искусствоведов. Архитекторы и археологи досконально изучили строительное искусство арабов и эпохи Птолемеев – великолепные храмы в Дендере, Ид фу, Амбосе, Филэ. В Каире они исследовали уникальные мечети, бани, покрытые арабесками здания времен халифов. Все постройки были богато украшены резьбой по дереву, изразцами, мозаикой. Они выявили определенную закономерность в расположении архитектурного достояния страны. В связи с тем что в Нижнем Египте господствует сырость, которая разрушает камни, в Танисе, Пелузии и Саисе не осталось ни одной целой постройки древних времен, а лишь холмы мусора. А вот в Среднем и Верхнем Египте, где, напротив, всегда сухо, находится множество хорошо сохранившихся памятников древности.

Иногда замечательные археологические находки делались случайно. Так, однажды Бонапарт, находясь среди развалин Пелузии, приподнял ногой несколько камней и вдруг увидел прекрасную вещицу. То была камея императора Августа, высоко оцененная учеными. Сначала он отдал ее генералу Андреосси, но потом взял назад и позднее подарил своей супруге Жозефине. А офицер Сулковский нашел на берегу Нила бюст богини Изиды. Но самой ценной оказалась находка капитана Бушера, сделанная им 19 июля 1799 года: при производстве земляных работ вблизи города Розетты он обнаружил черный камень, на котором были начертаны древнеегипетские надписи. Двадцатью годами позже этот знаменитый черный камень позволил ученому Шампольону расшифровать иероглифы.

Французские археологи, конечно же, особое внимание уделяли знаменитым египетским пирамидам. Они сделали подробные замеры больших и малых пирамид Гизы, вели раскопки не только на поле пирамид в Каире, но и в Фивах, в Долине царей, в Луксоре, в Карнаке, в Розетте и Пелузии. Все их находки впоследствии хранились в доме или в саду «султана Кебира» – так называли Бонапарта египтяне. С обследованием пирамид связано немало загадок. Одна из них – побывал ли в этих древнейших захоронениях сам Наполеон? Мнения исследователей на этот счет неоднозначны. Одно из них, за прошедшие два столетия превратившееся, по сути, в легенду, воссоздает это посещение во всех деталях. Итак, как-то раз выслушав очередного рассказчика, поведавшего о тайнах египетских пирамид, Бонапарт рассмеялся и заявил, что сам посетит самую большую из них – пирамиду Хеопса. Далее современники рассказывали: «На следующее утро будущий император действительно в окружении своих старших офицеров прибыл к пирамиде Хеопса и потребовал от служителей, чтобы его ввели внутрь и все показали. От их настойчивых попыток отговорить его не делать этого Наполеон начал впадать в ярость. Испугавшись, служители ввели его в так называвшуюся «королевскую комнату-усыпальню», оставили одного и тут же вышли наружу, к восседавшим на коням офицерам. Наполеон появился минут через двадцать. От его нетерпеливой горячности не осталось и следа. Лицо его было пепельно – серым, глаза безжизненно тусклыми, глядящими в землю. Не отвечая ни на какие вопросы, он трясущейся рукой поймал повод коня, с трудом влез в седло и молча потрусил в свой штаб. Офицеров томило любопытство.

Что там случилось такое с бесстрашным полководцем в этой проклятой пирамиде, что он весь день сидит сам не свой, не ест, не пьет, не разговаривает? Уже вечером адъютант капитан Жере все же осмелился обратиться к Наполеону с вопросом, не вызвать ли ему врача и не поделится ли он тем, что так сильно угнетает его дух? Подошли рядом стоящие офицеры, среди них врач, окружили Наполеона. Внезапно, Наполеон закрыл ладонями глаза и, медленно покачиваясь из стороны в сторону, с глухим стоном воскликнул: “О, Господи! Да зачем это нужно! Ведь все равно не поверите!” Через несколько секунд он пришел в себя, молча кивнул офицерам и удалился в спальню. Разговора этого больше никогда не начинали, и тайна увиденного в пирамиде Хеопса умерла с развенчанным императором Франции в 1821 году».

Есть еще более невероятное предположение о том, что Наполеон якобы пробыл в подземелье три дня, которые пролетели для него как три часа. Хотя историками оно воспринимается скорее как занимательный анекдот, какие-либо достоверные свидетельства того, что будущий император не спускался в погребальную камеру фараона, тоже отсутствуют. Единственным доводом тех, кто опровергает рассказ о его пребывании внутри пирамиды, является то, что сам Наполеон, любивший рассказывать об интересных случаях во время этой экспедиции, лишь коротко упоминает о посещении пирамид. Впоследствии это послужило Гете основанием для того, чтобы утверждать: «…то, что он спускался в пирамиды – миф. Он спокойно стоял на свежем воздухе и слушал рассказы тех, кто побывал в подземельях». Но как Гете может быть в этом уверен, если сам при этом не присутствовал? Единственным достоверным фактом, по словам А. Иванова, является то, что Бонапарт сам «посмотрел вблизи и замерил великие пирамиды. Он провел в этом районе несколько дней и совершил поездки по пустыне в направлении Малого оазиса».

Современники Наполеона из уст в уста передавали еще один занимательный рассказ, окутанный неким мистическим флером. «Бонапарт потребовал вынести ему саркофаг с телом Рамсеса Великого. “Вам любопытно, мой генерал?” – спросил Жюно. “Я хочу посмотреть на человека, которого даже его враги считали богом, на великого фараона, жившего за пять столетий до Эллады и за тысячу лет до Рима”. Немного помолчав, произнес: “Египтяне – самый великий народ из живших когда-то на этой Земле – только у них Смерть не была всесильна! Они лишили ее первородного права глумиться над лицами самых красивых женщин и самых великих правителей! Бросить смерти вызов… Как эти пирамиды. О фараонах будут помнить вечно!” Из тайного зала дворца Султана вынесли открытый саркофаг с мумией Рамсеса. Как велел Бонапарт, его поставили, прислонив к полуразрушенной стене древнего храма… Мумия была как живая! “Господи, мне кажется, он дышит!” – произнес Бонапарт, давно я не слышал от него имени Создателя. Бонапарт встал перед мумией, скрестив руки на груди, почти так же, как египтяне скрещивали руки своим умершим властителям. Так, под палящим солнцем Востока Бонапарт, не проронив ни слова, смотря прямо в лицо мертвого великого фараона, простоял почти два часа». Было это или не было – неизвестно. Но может быть именно тогда, в Египте великий французский полководец таким образом «заглянул в глаза Вечности»?

Одним из направлений научных разработок Наполеон предложил сделать создание календаря, «который бы заключал разделение времени по французскому и по египетскому способу». Изучив восточное летоисчисление, «астроном и консул» Бошам вскоре представил такой календарь. Но вместе с Нуэ он пошел дальше и издал альманах, включавший пять календарей: Французской Республики и церквей (римской, греческой, коптской и мусульманской). Кроме того, были напечатаны французский словарь и грамматика, начато издание двух газет на французском языке: «Египетская декада» и «Курьер Египта».

Однако основополагающим в работе ученых, по мнению Наполеона, должна была стать помощь армии. Он считал, что для этого необходимо найти сырье для изготовления пороха, восстановить оросительную систему, строить ветряные мельницы для производства муки и совершенствовать технологии выпечки хлеба, разработать систему фильтрации нильской воды. По предложению Наполеона «глава воздухоплавателей» Конте создал в Каире специальные механические мастерские, которые обслуживали армию, а также построил новые гидравлические машины для очищения селитры.

Бонапарт активно покровительствовал торговле. «Новая таможня, – писал генерал Бертье, – которой пошлина была не столь тягостна, как была до него, заменила бывшую до его прихода. Он принял меры обеспечения и охранения транспорта из Суэца в Каир и Бельбей; наконец, старался всеми средствами возвратить Суэцу его древний блеск». С этой целью в конце декабря 1798 года Наполеон вместе с частью академиков и генералов отправился в этот город, чтобы осмотреть его, увидеть следы древнего канала, построенного во времена правления фараона Нехо II, и побывать на берегах Красного моря. В Суэце, как писал А. Иванов, он нашел «прекрасный базар, несколько красивых мечетей, остатки красивых набережных, около тридцати магазинов и дома для населения в 2000–3000 душ и отдал приказы о сооружении батареи для защиты фарватера и порта… Затем Бонапарт сел на коня, чтобы посетить “Моисеевы источники” (ключи, бившие из холмиков), и пробыл в пустыне до поздней ночи. Он видел остатки венецианских складов, следы былого величия».

Это путешествие не обошлось без происшествия. Вот как описал его в своей книге А. Иванов: «В девять часов вечера егеря вдруг стали кричать, что они погружаются в воду – начался прилив! К тому же, группа сбилась с пути… Эскадрон стоял в боевом порядке посреди впадины – лошади по брюхо в воде; ночь была темной, луна должны была взойти только в полночь, на море замечалось легкое волнение, и ветер как будто свежел, продолжался прилив, идти вперед было столь же опасно, как и отходить назад.

“Неужели мы пришли сюда, чтобы погибнуть, как фараон?” – воскликнул Бонапарт. К счастью, солдаты нашли выход: отличились квартирмейстер Луи и бригадир Карбонель. Пережив тяготы и тревоги, путешественники через несколько часов достигли суши, будучи по пояс в воде».

Вскоре после этой поездки были начаты подготовительные работы по обследованию и выравниванию уровней грунта на Суэцком перешейке для соединения двух морей. Но, к сожалению, из-за недостатка воды, постоянных опасностей и, самое главное, неудачи последующей сирийской экспедиции Наполеона, они были приостановлены.

Столь успешная работа ученых Института была бы не возможна без поистине сверхъестественной активности Бонапарта, который, по словам А. Иванова, «успевал и воевать, и управлять, и исследовать, и учиться, и советовать». Нося генеральскую форму, великий полководец никогда не забывал о своей академической мантии и однажды даже заметил: «Если бы я не стал главнокомандующим, то занялся бы точными науками… И поскольку я всегда был успешен в моих великих начинаниях, я стал бы выдающимся ученым». Таким образом, становится ясно, что во время пребывания в Египте, помимо полководческих, он в полной мере проявил и другие свои способности, а его участие во всех сферах жизни страны свидетельствовало о долговременных планах, направленных не только на завоевание ее территории, но и на строительство здесь новой жизни. Вспомним, как он заявил своим легионерам: «Мы здесь надолго. Возможно, навсегда».

Та же мысль, но только в несколько слащавой и пафосной форме была выражена и Жаном Ламбером Тальеном в газете «Египетская декада»: «Мы более не живем в то время, когда единственным делом завоевателей было разрушение, где жадность была главным мотивом, а опустошение, насилие и нетерпимость сопровождали каждый их шаг. Сегодня французы уважают не только законы и обычаи страны, но и предрассудки тех, чью территорию они занимают». Однако сказанное журналистом являлось правдой лишь отчасти: на самом деле уважение законов и обычаев соседствовало с насилием и жестокими карательными мерами, а перемены, зачастую непонятные и неприемлемые для египтян, насаждались силой. Все это не могло не вызывать протестов у местного населения. Его недовольство порядками, навязываемыми европейцами, поднималось, как нильская волна во время прилива, пока наконец не обрушилось на них шквалом восставшего Каира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.