Рузвельт и Литвинов, или Разговор о религии и атеизме

Рузвельт и Литвинов, или Разговор о религии и атеизме

Отношение Соединенных Штатов к Советской России было сформулировано сразу после Гражданской войны: американское правительство не намерено признавать советское правительство, которое не представляет в полной мере волю народов России. Об этом свидетельствует роспуск Учредительного собрания и тот факт, что большевики не допустили всенародных выборов. О безответственности лидеров советского правительства свидетельствует их отказ признать обязательства России перед другими странами. И наконец, тот факт, что эти лидеры злоупотребляют привилегиями дипломатических представительств, используя их в качестве каналов для распространения революционной пропаганды…

В январе 1921 года советская миссия была выслана из США после двухлетних бесплодных попыток договориться. 4 марта 1921 года Вудро Вильсона на посту президента сменил Уильям Гардинг, бывший издатель городской газеты и сенатор от штата Огайо.

— Я не гожусь для этой работы и не должен был здесь оказаться, — констатировал Гардинг, оказавшись в Белом доме.

31 марта 1921 года советское правительство предложило ему подписать соглашение между двумя странами. Оно было отвергнуто. Хотя президент Гардинг не был ястребом. Он отправил американцев спасать русских от голода в конце 1921 года. Подписал декларацию об окончании войны с Германией. Помиловал видного американского социалиста Юджина Дебса, отбывавшего десятилетний срок, и даже пригласил его в Белый дом.

Энн Рузвельт Лонгворт, дочь покойного президента Теодора Рузвельта и жена влиятельного конгрессмена-республиканца из Огайо, побывала на вечеринке в Белом доме. Она обнаружила в президентском кабинете всех дружков Гардинга, начиная с министра юстиции, огромное количество бутылок с виски любых сортов, игральные карты и фишки, словом, атмосферу полного расслабления.

— Гардинг не был плохим человеком, — заметила она. — Он имел несчастье окружать себя сомнительными персонажами.

Президент привел с собой в правительство многих старых приятелей. Самый близкий из них, руководитель его избирательной кампании Гарри Догерти, стал министром юстиции. Два видных сенатора-республиканца отговаривали президента от этого назначения. Гардинг к ним не прислушался. Отрезал:

— Догерти — мой лучший друг. Он сказал мне, что желает стать министром юстиции. И, видит бог, он им станет!

22 августа 1921 года Эдгар Гувер был назначен заместителем начальника Федерального бюро расследований, а подчиненный ему разведывательный отдел вошел в состав бюро. В том же году умер отец Гувера — как тогда говорили, от «меланхолии». В реальности он страдал от депрессии, что стоило ему потери работы и ускорило его смерть. Гувер жил с матерью, пока она не умерла. Близким помощникам говорил, что не женится из страха, что неудачный брак сломает ему жизнь. Племянница Гувера, которая очень хорошо его знала, как-то заметила:

— Мне иногда кажется, что он действительно боялся слишком близких отношений с людьми.

Эдгар Гувер оказался неплохим организатором. Но, пожалуй, его главное качество — невероятное терпение и умение ждать.

На борьбу с коммунизмом Гувер мобилизовал всех — своих агентов, различные спецслужбы, полицию. Он считал, что красные пытаются проникнуть в профсоюзы, школы, колледжи, редакции газет и журналов. В его еженедельных сводках для министра об этом говорилось постоянно. А министра Догерти и уговаривать не надо было.

— Советская Россия — враг человечества. Они намерены захватить не только Америку, но и весь мир.

Почти все, кто руководил американской компартией, в 1918–1923 годах оказались в тюрьме. И не по одному разу. Редкая неделя обходилась для них без встречи с полицейским или судьей. Глава компартии США Чарлз Рутенберг упрямо отстаивал свои права в суде, пока 2 марта 1927 года не ушел из жизни в возрасте сорока четырех лет. Его прах отправили в Москву, где захоронили в Кремлевской стене.

Видные коммунисты понимали, что следят за ними постоянно. И были правы. В осведомителях недостатка не было, так что в ФБР точно знали, кто ездит в Москву, какие инструкции получает и сколько денег привозит с собой.

Эдгар Гувер говорил министру юстиции, что стране грозит кровавая коммунистическая революция. Догерти, в свою очередь, внушал президенту, что страну ждет гражданская война. Похоже, министр слишком серьезно относился к тому, что слышал от Гувера. Советские шпионы мерещились ему повсюду, даже в конгрессе. В конце 1922 года Догерти серьезно заболел. У министра случился нервный срыв: ему показалось, что из корзины с цветами — у подножия трибуны, с которой он выступал, — сочится отравляющий газ. Его уложили на больничную койку.

Президент Гардинг 2 августа 1923 года скончался в гостинице «Палас» в Сан-Франциско. Ему было всего пятьдесят семь лет. В Белом доме его сменил Кэлвин Кулидж, бывший губернатор Массачусетса, известный тем, как сурово он подавил забастовку бостонских полицейских.

Министром юстиции Кулидж сделал своего старого друга — еще по колледжу — Харлана Фиска Стоуна, декана Колумбийского юридического факультета. Тот не был либералом, но верил в закон. Он жестко критиковал облавы на красных в 1920 году. Просил сенат расследовать аресты и депортации радикалов как очевидное нарушение закона и конституции. 8 апреля 1924 года министр был приведен к присяге.

Месяц Стоун бродил по коридорам министерства, изучая своих новых подчиненных. Он нашел, что от бюро расследований плохо пахнет, что там работают люди, совершившие правонарушения. 9 мая он уволил директора ФБР Уильяма Бернса.

Министр издал приказ: «Секретная полиция может стать угрозой свободным институтам, потому что несет в себе возможности злоупотребления властью, что не сразу становится понятным».

10 мая министр вызвал к себе Эдгара Гувера и поручил ему временно руководить ФБР. Уточнил объем его полномочий:

— Бюро занимается только случаями нарушения федеральных законов. Никаких ночных вторжений. Никакой незаконной деятельности. Никаких массовых арестов. Бюро не будет инструментом политической борьбы. И шпионажем оно не занимается.

Гувер дисциплинированно ответил:

— Есть, сэр.

Он всегда говорил начальству «да», а делал по-своему.

10 декабря 1924 года Гувер стал полноправным директором бюро. На его счастье принципиальный Харлан Фиск Стоун пробыл в кресле министра всего девять месяцев, потом стал членом Верховного суда.

А Эдгар Гувер руководил ФБР сорок восемь лет.

В министерстве юстиции Гуверу объяснили, что федеральное законодательство не запрещает коммунистам и другим радикалам действовать. По закону за ними даже нельзя следить. Первая мировая закончилась, и закон о борьбе со шпионажем перестал действовать. Все, что осталось, — это закон времен еще Гражданской войны в Америке, требовавший доказательств, что подозреваемые намеревались силой свергнуть правительство…

Но Гувер к своему удовольствию обнаружил, что есть юридическая зацепка для секретной слежки за левыми. В 1916 году, накануне вступления в Первую мировую войну, администрация Вудро Вильсона поручила бюро секретно подслушивать немецкое посольство. Деньги на это тайно выделялись из бюджета. Этим прецедентом Гувер и воспользовался.

Когда в сенате в 1924 году обсуждался вопрос о признании СССР, Государственный секретарь Чарлз Эванс Хьюз попросил Гувера представить справку о влиянии Москвы на американских коммунистов и получил объемистый пятисотстраничный доклад.

Гуверу доложили, что глава компартии Уильям Фостер и его соратники отправились в Москву в мае 1929 года и их принял сам Сталин. Директору бюро расследований стало известно, что именно им сказал советский вождь:

— Недалек тот день, когда в Америке начнется революционный кризис. Товарищи, вам надо употребить все силы на подготовку к этому моменту.

Конгрессмен Гамилтон Фиш из Нью-Йорка спросил лидера американских коммунистов Уильяма Фостера:

— Верно ведь, что американские рабочие считают Советский Союз своей второй родиной? И считают советский флаг своим флагом?

— У рабочих людей есть только один флаг, — последовал ответ, — это красный флаг.

Экономический кризис начался в ноябре 1929 года с краха на Уолл-стрит и фактически продолжался до самой Второй мировой.

Во время Великой депрессии компартия, несмотря ни на что, получила поддержку профсоюзов и безработных. Тогда, в 1930 году, конгресс пожелал выяснить, что такое американский коммунизм. Через год комитет по расследованию коммунистической деятельности под председательством республиканца Гамилтона Фиша завершил работу.

Фиш констатировал, что ни один правительственный орган не занимается коммунистами. А в одном только Нью-Йорке сто тысяч коммунистов! Если члены партии в один прекрасный день нападут на Белый дом и похитят президента, то правительство узнает об этом только на следующий день из газет…

Но ни конгресс, ни Верховный суд не желали принимать репрессивные законы против коммунистов. Председатель Верховного суда Чарлз Эванс Хьюз исходил из того, что и коммунисты имеют такие же конституционные права, как и все остальные американцы. Он добился отмены приговора калифорнийского суда, который дал пять лет молодому человеку, работавшему в летнем лагере, за то, что он каждое утро поднимал красный флаг. Верховный суд счел, что приговор нарушает Билль о правах: в Америке можно свободно поднимать красный флаг.

20 января 1931 года директор ФБР Эдгар Гувер сообщил правительству о пугавших его планах Лиги рабочих — ветеранов Первой мировой, которую считал прокоммунистической. Лига требовала денежных выплат за участие в войне. Гувер предупредил: Лига объединяет силы с компартией.

Летом 1932 года тысячи безработных ветеранов вышли на антиправительственную демонстрацию. Один из лозунгов гласил: «В той войне мы сражались за боссов. В следующей будем сражаться за рабочих». Вместе с семьями ветераны устроили марш на Вашингтон. Разбили лагерь на Капитолийском холме.

28 июля президент Герберт Гувер вызвал войска. Ими командовал знаменитый генерал Дуглас Макартур и его адъютант майор Дуайт Эйзенхауэр, которого тоже ждало блестящее будущее. Они без колебаний пустили в ход танки, кавалерию, пулеметы. Лагерь сожгли. Вооруженные силы не использовались против гражданского населения со времен Гражданской войны.

Компартия США оставалась организационно слабой — всего несколько тысяч членов, которые клялись в верности Сталину и советской власти. Но среди сочувствующих коммунистическим идеям было немало левых интеллектуалов и радикалов, презиравших американскую политическую систему.

ФБР сопротивлялось признанию Советской России. Не хотело, чтобы в Вашингтоне появились советское посольство и дипломаты: где дипломаты, там и шпионы. Признание затормозили на десятилетие. Аргумент был простой: зачем признавать режим, который так откровенно желает уничтожить Соединенные Штаты?

В 1933 году американским президентом стал Франклин Делано Рузвельт. Уже из его предвыборных речей следовало, что он намерен признать режим в Москве. Советский Союз — изолированный и самоизолировавшийся от внешнего мира — в двадцатых и начале тридцатых годов не играл сколько-нибудь значительной роли в глобальной политике. Но Рузвельт почувствовал, сколь опасен приход Гитлера к власти. Для противостояния немецкому фашизму требовались все союзники, которых только можно было найти.

Но Государственный департамент не спешил вступать в переговоры с Москвой. У американцев были свои заботы. Они боялись японцев, которые уже захватили Китай и намеревались еще больше расширить свою империю. Американские дипломаты опасались, что сближение с Советской Россией «разозлит бешеную собаку, сорвавшуюся с цепи на Дальнем Востоке» — так говорили тогда о Японии.

Правда, в Вашингтоне нашлось и немалое число сторонников признания — среди тех, кто рассчитывал на развитие торговли, наивно полагая, что Советский Союз будет покупать американские товары на десятки миллионов долларов. Экономика США остро нуждалась в заказах, чтобы стимулировать производство и остановить рост безработицы. Некоторым американцам нравилась идея планового хозяйства. Читая левые газеты, они восхищались грандиозными преобразованиями, затеянными в Советском Союзе.

В октябре 1933 года президент Рузвельт подписал послание председателю ЦИК Михаилу Ивановичу Калинину с предложением направить в Вашингтон советского представителя для переговоров о нормализации отношений между двумя странами. 7 ноября нарком Литвинов сошел в Нью-Йорке с борта океанского лайнера «Беренгария». Плавание продолжалось целую неделю. Наркома принял Рузвельт.

Американцы хотели получить от советского правительства гарантии, что оно не станет с помощью Коммунистического интернационала поддерживать организации, которые ставят своей целью насильственное свержение американского правительства. Кроме того, американцы надеялись вынудить советское правительство согласиться со свободой вероисповедания, в частности, позаботиться о том, чтобы персоналу американского посольства в Москве была обеспечена возможность религиозного обучения своих детей. Третьей крупной проблемой был вопрос о долгах и будущих кредитах. Поскольку Советский Союз принципиально отказывался выплачивать долги прежних правительств и компенсацию американцам за национализированную собственность, кредитов Москва не получила. Американцы специально создали Экспортно-импортный банк, но он практически не работал, потому что существовал закон, по которому кредиты предоставлялись только тем государствам, которые возвращают военные долги.

У каждой стороны имелся список претензий, но вместе с тем наличествовало и желание установить дипломатические отношения, хотя и Рузвельт и Литвинов подозревали друг друга в попытке обмануть партнера.

Когда Франклин Рузвельт 7 ноября 1933 года без пятнадцати шесть вечера впервые принял наркома Литвинова, то они довольно легко договорились о долгах царской России. И президент Соединенных Штатов сразу заговорил о том, что религиозные свободы в России — базовое условие для переговоров об установлении дипломатических отношений. 17 ноября Рузвельт опять принял Литвинова и вновь завел разговор на эту тему.

— Ну, хорошо, Макс, — говорил американский президент наркому, — знаете разницу между религиозными и нерелигиозными людьми? Вот в чем она заключается. Вас воспитали благочестивые родители. Через какое-то время настанет вам срок умирать, и что же, Макс? Вы вспомните своих родителей — хороших, набожных евреев, которые верили в Бога и возносили ему молитвы. Я уверен, они и вас научили молиться.

Литвинов покраснел как рак, не зная, что ответить. Рузвельт продолжал как ни в чем не бывало:

— Сейчас вы считаете себя атеистом. Но я говорю вам, Макс, вас воспитали в религиозном духе. И когда придет время умирать, вы будете думать о том, чему вас учили ваши отец и мать…

Максиму Максимовичу, искреннему коммунисту и в силу этого атеисту, было не по себе, но он упрямо защищал позицию Советского государства: верить в Бога не запрещено, хотя это и не приветствуется. Он договорился с Рузвельтом только об одном: американские граждане, приезжающие в Россию, получат возможность посещать церковную службу…

Президент сказал жене, что добился двух третей того, чего желал, но каждый раунд переговоров с советским наркомом так же мучителен, как рвать зубы без наркоза.

16 ноября 1933 года дипломатические отношения с Соединенными Штатами были установлены. Последняя крупная страна Запада признала Советскую Россию. Это стало звездным часом наркома иностранных дел. После возвращения Литвинова Сталин подарил ему дачу.

Первым американским послом поехал в Москву Уильям Буллит. Он долго ждал этого часа, уговаривая последовательно нескольких президентов признать Советскую Россию. В 1923 год Буллит женился на вдове американского коммуниста Джона Рида, похороненного у Кремлевской стены. Посла ждало большое разочарование. Он писал о Сталине: «Президент Рузвельт думал, что в Москве сидит джентльмен, а там сидел бывший кавказский бандит».

А вот обещание пустить в страну католического священника, который бы духовно окормлял американских дипломатов, было исполнено. Дело в том, что католическая церковь тоже стала жертвой борьбы против «реакционного духовенства».

В декабре 1922 года закрыли католические церкви Петрограда, а в марте 1923-го в Москве арестовали группу католических священнослужителей и посадили их на скамью подсудимых как «участников контрреволюционной организации церковников». Экзарх русских католиков Леонид Федоров заявил на суде:

— Мы смотрим на советскую власть как наказание Божие за наши грехи.

Прелата Константина Буткевича, который в Петрограде преподавал в тайной семинарии и отказался сдать власти приходские ценности, признали виновным в «сопротивлении Советской власти и ослаблении пролетарской диктатуры». Его расстреляли, что вызвало в мире возмущение как свидетельство очевидного преследования христиан.

Советский полпред в Норвегии Александра Михайловна Коллонтай записала в дневнике 10 апреля 1923 года:

«Правые круги используют нашумевший у нас в Советской республике процесс ксендза Буткевича. Это чисто внутреннее дело и норвежцев не касается, но мировой капитал все использует, чтобы оклеветать первое в мире социалистическое государство…

Чичерин писал мне и настаивает, чтобы мы сумели дать действительную картину интриг ксендза и объяснить, чем вызван процесс. Но наши доводы и разъяснения затуманиваются враждебной нам прессой. Общественное мнение норвежцев, да и всей Европы, ловко клеветнически и подло обработано по делу Буткевича Англией и Францией».

Архиепископа Яна Цепляка в 1924 году выслали из Советской России. Новых епископов, присылаемых из Ватикана, не принимали. А в стране еще оставалось два миллиона католиков. Чекисты брали одного католического священника за другим, поскольку они подчинялись Ватикану, то обвиняли их в шпионаже и создании «контрреволюционных фашистских организаций».

В марте 1934 года в Москву приехал священник Леопольд Браун. Он выучил русский язык и двенадцать лет мужественно переносил все тяготы служения в атеистическом государстве. Посол Буллит сочувственно говорил ему:

— Отец Браун, своим присутствием здесь вы бросаете вызов Советскому Союзу.

Многое его поразило. Нескончаемые очереди за хлебом, невероятная разница между образом жизни простых людей и новой советской элиты: «Нет сегодня страны с таким бьющим в глаза неравенством между нищенской бедностью и богатейшей роскошью, какие существуют в Советском Союзе. В обычной квартире для одной семьи теперь проживает несколько семей. Одной уборной, одной ванной комнатой и одной кухней пользуются двадцать — тридцать человек. А важные персоны, партийные руководители, комиссары высшего ранга затмевали роскошью своей жизни бывшую российскую аристократию. Причем партийные боссы относились к своим подчиненным с высокомерным презрением».

Священник находился под плотной опекой чекистов: «Для них я был торговцем небесным блаженством и пропагандистом обскурантизма».

Леопольд Браун был потрясен масштабами контроля над населением: «Почему советский режим держится, объясняет одно слово — террор. Узкому кругу дипломатов и вообще иностранцев приходится исполнять свои обязанности в условиях все более ужесточающихся ограничений. Нормальные отношения в атмосфере репрессий, подозрений и навязанной изоляции были просто невозможны».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.