ОЧЕРК XXXIII ЗАБЫТЫЕ ЭПИДЕМИИ ЛЕГОЧНОЙ ЧУМЫ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ (1921—1922)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ОЧЕРК XXXIII

ЗАБЫТЫЕ ЭПИДЕМИИ ЛЕГОЧНОЙ ЧУМЫ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

(1921—1922)

Изучение закономерностей развития эпидемии легочной чумы в большом городе сегодня чрезвычайно важно в связи с возросшей угрозой биотеррористических актов. Не менее важным для сегодняшнего дня представляется и обобщение опыта борьбы с легочной чумой в условиях слабости власти, отсутствия денежных средств и распада системы здравоохранения. Описываемые в данном очерке эпидемии вспыхнули в смутный период нашей истории, и по его окончании были забыты, как, впрочем, и многие другие трагедии тех лет.

Чумное кольцо вокруг России. В начале 1918 г. серьезные опасения у правительства, возглавляемого В.И. Лениным, вызывала возможность заноса чумы вместе с войсками из Трапезунда (см. очерк XXXII). С началом эвакуации русских войск из Турции в октябре 1917 г. стали поступать сообщения о появлении чумы в Сочи, затем в Тифлисе. Но при проверке они оказались ложными. В начале 1918 г. появились сообщения о чумных заболеваниях в киргизских степях. Чума дала о себе знать в 12 урочищах, расположенных на расстоянии 20–30 верст друг от друга вдоль побережья Каспийского моря (между Астраханью и Гурьевом). Всего во всех урочищах заболело 87, умерло 82 человека. Из заболевших 1/5 часть страдала бубонной чумой, 4/5 — легочной. Было заражено 45 семейств. Эвакуировано по подозрению на чуму 470 семейств. Одновременно наблюдалась чумная эпизоотия среди мышей.

С 18 июня по 8 июля 1918 г. в Камыш-Самарской степи, в 90 верстах от Новой Казани, в трех семьях заболело чумой и умерло 8 человек. В Кур-Куле в 40 верстах от Тиновки в сентябре обнаружена легочная чума. В одной семье из 17 человек осталось в живых только трое детей. Но чума побывала еще в пяти семьях, сколько тогда действительно от нее умерло людей, осталось не установленным. По свидетельствам местных врачей, эпидемии предшествовала эпизоотия на сусликах, бактериологически не проверенная.

Потом, в связи с развернувшимися боевыми действиями, сведения о чуме перестали поступать. Но в начале 1919 г. в комиссариат здравоохранения валом повали телеграммы, сообщавшие о чуме то в одном, то в другом месте. Большой переполох наделала телеграмма из Симбирска, в которой сообщалось о «констатировании в Астрахани людей, подозрительных по легочной чуме» и «с очень небольшой заразительностью». Даже было получено требование начальника санитарной части Южного фронта о высылке противочумной сыворотки, резиновых халатов, кожаных шаровар, курток, шапок, очков и респираторов «ввиду появления в Астрахани легочной и бубонной чумы». К счастью, сведения об «астраханской чуме» оказались неправильными. В действительности это были случаи «испанского гриппа».

Чума на Русско-персидской границе. До установления твердого контроля Центрального правительства в 1921 г. над прилегающими к границе регионами, учет заболеваний населения чумой там не велся. В 1921 г. чума наблюдалась в районе Серакса. На территории Туркестанской республики по сообщению Туркестанского комиссариата здравоохранения, заболеваний чумой не было отмечено. Эпидемиологической разведкой район поражения определялся примерно в 375 кв. верст (15 верст по длине границы и 25 верст в глубину персидской территории). Всего зарегистрировано 38 заболеваний людей чумой. Из них 17 случаев, окончившихся смертью, обнаружены в первых числах мая в районе Серакса; 29 мая в том же районе еще три случая, подозрительных по чуме; затем семь заболеваний с быстрым смертельным исходом обнаружены в первых числах мая при объезде в Сергаб-Давленабаде; четыре случая зарегистрированы в Келсабаде и семь случаев в Сак-Мамеде. В начале июня наблюдались три случая заболевания чумой среди караванщиков, возвращающихся из Теджена.

Чума на территории Грузинской республики в 1920 г. Чума наблюдалась в городе Батуми, где было отмечено до 100 случаев (32 из них закончились смертью) заболеваний бубонной чумой за время с 5 июля до середину ноября. Эпидемии предшествовали чумные эпизоотии среди городских крыс и мышей. Но в самом батумском порту ни чумных эпизоотий среди крыс, ни заболеваний чумой людей зафиксировано не было. Широкогоров допускал возможность происхождения эпидемии из местного эндемического очага. Однако многие ученые тогда придерживались более понятной версии, что чума в Батуми была занесена пароходами, прибывающими из Константинополя, где осенью 1919 г. было зарегистрировано свыше 600 больных чумой.

Из других портов Черноморского побережья чума была отмечена в Новороссийске, где с 16 по 29 августа 1921 г. было зарегистрировано 7 заболеваний, из них 4 со смертельными исходами. Считалось, что в Новороссийск чума также была занесена из Константинополя.

Кроме того, 16 сентября в Новороссийском порту на пароходе, пришедшем из Ливерпуля и заходившем по пути в Дарданеллы для погрузки угля, было обнаружено два человека, подозрительных на чуму. Один из них скончался по прибытии парохода в порт. По пути в Новороссийск на этом же пароходе наблюдалось семь заболеваний неопределенного происхождения, окончившихся смертью.

Чума в Поволжье. Чумная вспышка наблюдалась в районе Таловки-Киргизской, в урочище Карамия (40 верст от Александрова-Гая и 5 верст от границы Саратовской губернии). С конца июля 1921 г. по февраль 1922 г. в трех семьях заболело 23 человека, из них выздоровело 7, умерло 16. Из 23 случаев было: 18 бубонной чумы, три легочной, один легочно-бубонной и один кожной чумы. Диагнозы устанавливались вскрытием трупов и бактериологическим исследованием трупного материала. Источником чумы, вероятно, была чумная эпизоотия сусликов. Вспышка обследована директором Саратовского микробиологического института «Микроб» доктором Никаноровым. Изголодавшееся за зиму население Поволжья набросилось на вылезших из-под земли сусликов и начало употреблять их в пищу в массовом количестве.

Чума на Дальнем Востоке. В 1920 и 1921 гг., в разных местностях, прилегающих к дальневосточным границам России, наблюдались чумные вспышки. Наиболее крупная из них была отмечена в Маньчжурии, где легочная чума истребила 4,5 тысячи человек (вторая маньчжурская эпидемия чумы 1920—1921 гг.), оттуда она была занесена в Дальневосточную республику.

Предыстория чумы 1921 г. на Дальнем Востоке. По сведениям военно-медицинского отдела при штабе японских войск в Сибири, полученных Приморской областной санитарно-исполнительной комиссией, на территории бывшей Российской империи чума появилась в августе месяце 1920 г. в районе Абайгайтуя. Этот казачий поселок, расположенный по границе Забайкальской области, находился в 28 верстах от станции Маньчжурия КВЖД. В истории чумных эпидемий и чумных вспышек Забайкалья поселок Абайгайтуй к тому времени уже был хорошо известен. В 1906 г. в середине сентября месяца некий казак поселка Абайгайтуй, Семен Перебоев, ездил в Монголию вместе с другими казаками для розыска разбойников. Во время поездки, очевидно на обратном пути, собака Перебоева поймала тарбагана, шкурку с которого Перебоев содрал. Возвратившись домой, Перебоев заболел и на третий день умер от легочной чумы. За Перебоевым заболела и вымерла его семья, затем семья Чипизубова (его прислуга), затем фельдшер Шитов, его прислуга и, наконец, кучер фельдшера Шитова, отвозивший его больным из Абайгайтуя в поселок Маньчжурию. Всего тогда заболело и умерло девять человек на протяжении одного месяца. Доктор Барыкин установил бактериологически чуму. Эта вспышка была потушена энергичными мерами при помощи огня: зараженные дома и имущество были сожжены.

Подобная вспышка чумы была и в 1905 г., но не в Абайгайтуе, а в другом поселке, расположенном в трех верстах от станции Джалайнор (см. очерк XXXI). В данном случае заболевания бубонной чумой начались с казака Алексия Козлова, ездившего на покос к поселку Абайгайтую. Заболел Козлов 15 августа, умер 19 августа. В поселке, где он жил, заболело 13 человек, умерло 12, один выздоровел. Эпидемия продолжалась около полутора месяца. Необходимо подчеркнуть, 1) что в этом поселке было 33 землянки, с населением около 180 человек, 2) заболели и умерли главным образом люди двух соседних землянок, связанных родственными узами.

В 1907 г. заболевания чумой наблюдались: в поселке Надаровском в конце августа; на разъезде 119 Забайкальской железной дороги в начале сентября; и у станции Харонор 13 сентября. Во всех этих случаях установлен факт самого непосредственного обращения заболевших чумой с тарбаганами (снятие шкурок и пр.).

В апреле 1920 г. жители поселка Харанор известил Читинскую противочумную станцию о падеже среди тарбаганов, а в августе—сентябре 1920 г. стали наблюдаться первые чумные заболевания среди людей, принявшие в дальнейшем эпидемический характер.

Эпидемия началась в конце августа 1920 г. почти одновременно в четырех пунктах: в районе станции Даурия, в поселке Абагайтуй, в поселке Каластуй и его окрестностях, в поселке Калцагайтуй и в ближайших к нему местностях. Все указанные населенные пункты расположены на правом берегу нижнего течения реки Аргунь, на расстоянии нескольких десятков верст один от другого. В районе станции Даурия в сентябре было зарегистрировано три заболевания бубонной чумой. Все они наблюдались среди солдат Даурского гарнизона. В то же время обнаружено одно заболевание бубонной чумой на разъезде №83 (между ст. Даурия и ст. Харанор), в семье путевого сторожа. Чума была установлена бактериологически. Одновременно с этим в поселке Абагай-туй зарегистрировано четыре случая также бубонной формы, в поселке Калайстуй — два случая, в поселке Калцагайтуй — семь заболеваний. Во всех указанных случаях заболевания протекали в форме бубонной чумы. Перечисленные 17 случаев наблюдались в конце августа, сентябре и начале октября 1920 г. Из 17 больных, двое выздоровели, остальные умерли. Этим закончился первый период чумной вспышки в разных местностях около реки Аргунь.

В Маньчжурии дело обстояло следующим образом. С 6 октября 1920 г. вспыхнула эпидемия чумы в Старом Хайларе (6 заболевших). Китайские власти пытались скрыть эпидемию, но она приобрела неуправляемый характер, с 15 октября по 28 октября там умерло от чумы еще 63 человека. Старый Хайлар — большой китайский город, имеющий железнодорожное сообщение на линии ст. Маньчжурия—Харбин—Владивосток.

Помимо этого пути Хайлар является конечным пунктом большого старинного китайского тракта, соединяющего этот город с целой областью поселений на запад и север от него.

Сопоставляя сроки появления чумы в городе Хайларе и окрестностях станции Маньчжурия, П.В. Захаров с соавт (1922), полагали, что чума сначала «гнездилась» в самом Хайларе, а затем распространилась к западу, на станцию Маньчжурия. Так полагал и цитированный ими доктор Лощилов (О ходе чумной эпидемии в полосе отчуждения по 20 февраля 1921 г. // Медицинский Вестник (Харбин). 1921. ? 1): «Первые заболевания очевидно чумой наблюдались, по позднейшим сведением доктора Ву Лиен Те, в октябре 1920 г. на окраине ст. Хайлара, около реки, где в фанзе заболели и умерли 7 китайцев, занимавшихся тарбаганьим промыслом. Затем стали наблюдаться случаи заболеваний и смертей среди китайских солдат, живших в железнодорожной казарме около моста, в версте от ст. Хайлар (к востоку) и, наконец, среди жившей в той же казарме семьи железнодорожного сторожа, в которой в ноябре заболели и умерли с явлениямибубонной чумы мать и трое детей; сам сторож болел и выздоровел. Далее чумная эпидемия была занесена в китайский город Старый Хайлар, где в дальнейшем и развилась уже в виде легочной чумы или, вернее, согласно вскрытиям доктора Н.С. Петина, чумы верхних дыхательных путей. Наибольшее развитие эпидемия в Старом Хайларе имела в декабре; с января она стала затихать, а в дальнейшем наблюдались лишь единичные привозные случаи».

По японским сведениям из Хайлара чума была занесена 1 января 1921 г. в Чжалайнор (около ст. Маньчжурия), где получила среди китайских рабочих местных угольных копей значительное распространение. Болезнь протекала исключительнов легочной форме с быстрым смертельным исходом, поражала китайских рабочих, которых на копях было до 6 тыс. человек; среди европейского населении (2 тыс. человек) заболеваний не было. На станции Чжалайнор было три случая чумы 11 декабря. 25 ноября 1920 г. зарегистрирован случай чумы на ст. Маньчжурия, эпидемия же чумы началась в частном поселке при станции Маньчжурия 12 января.

Эпидемии в этих двух населенных пунктах были значительны. Так, за время с 1 января по 1 марта 1921 г. на станции и в поселках Маньчжурия было 507 случаев смерти от чумы, а за такой же период времени на Чжалайнорских копях 622 случая.

По сведениям доктора Е.С. Касторского (1978), первые случаи заболевания легочной чумой в поселке Маньчжурия были констатированы среди солдат Каппелевской армии. План противочумной борьбы не мог быть приведен в исполнение из-за отсутствия средств до февраля, когда эпидемия была уже в полном разгаре. Касторский подчеркивал, что царившая в Маньчжурии обстановка была крайне благоприятной для свободного развития эпидемии, та, в свою очередь, послужила ареной для борьбы между разными группами населения и отдельными лицами, причем преследовавшими цели, имеющие с общественной пользой мало общего.

Поселок Маньчжурия оказался центром, куда устремились беженцы и остатки Семеновской и Каппелевской армий из Забайкалья. Сюда же понаехали со своими кибитками киргизы и казачьи семьи из Забайкальских степей. Чума быстро распространилась по ночлежкам и постоялым дворам, в которых ютились беднейшие безработные русские и китайцы.

Администрация КВЖД заявила, что она будет бороться с эпидемией лишь в районе полосы отчуждения, т.е. на линии железной дороги (в дорожных помещениях, домах и станциях), город же должен иметь свою противочумную организацию. Но так как русской поселковой администрации уже не было, то власть сосредоточилась в китайских учреждениях и вся охрана поселка была в руках чинов китайской милиции, подавляющее большинство которых не говорили по-русски. К тому же китайская администрация с недоверием относилась к проводимым русскими мероприятиям, а развитие чумы среди китайского населения в Хайларе категорически отрицала.

Отсутствие надежной стражи и помещения для обсервации повело к тому, что лица, бывшие в соприкосновении с больными чумой и оставленные для наблюдения на дому под стражей китайских милиционеров, свободно ходили по городу, а при переводе в специальные помещения разбегались. После настойчивых требований комиссии местная администрация дороги дала вагоны для изоляции и обсервации, но вагоны оказались для перевозки скота и были почти на аршин наполнены замерзшим навозом. Фельдшеру с санитарами с помощью кайла, лома и лопат, приобретенных на частные пожертвования, пришлось удалять навоз, что в связи с сильными морозами требовало чрезвычайных усилий.

Героев, желающих бороться с эпидемией легочной чумы, обычно бывает немного. И в данную эпидемию пришлось привлекать к этому делу часто не соответствующих своему назначению врачей, фельдшеров и прочий персонал. Санитарные попечители, из избранных населением для надзора за санитарным состоянием отдельных участков, все поголовно отказались от своих обязанностей. Вместо них пришлось нанять санитарных надзирателей.

Городской голова поначалу свел всю борьбу с чумой к требованиям от администрации КВЖД субсидий. Наконец, была получена субсидия в 1000 рублей на оборудование обсервационного помещения с душем и дезинфекцией одежды формалином. Однако, несмотря на страшную нужду в деньгах у противочумной комиссии, большая часть этой субсидии была израсходована строительным отделом управы не по назначению, а обсервационный пункт и душ были устроены так, что долго еще нельзя было ими пользоваться. И только в феврале, когда эпидемия достигла наивысшего напряжения, городской голова раздобыл где-то деньги, использованные на более правильную постановку дела.

Евгений Сергеевич Касторский (1870—1938)

Родился в селе Шапкино Владимирской губернии, умер на станции Джалан-тунь (Маньчжурия). Доктор медицины (1908 г., Казанский университет), до 1918 г. военный врач Первого сибирского запасного стрелкового батальона. Последнее место работы — КВЖД, станция Маньчжурия. Автор книги «Эпидемия легочной чумы на Дальнем Востоке в 1910—1911 гг. и меры борьбы с нею» (1911). В 1978 г. Г.И. Шмеркович-Галеви (его внук) восстановил текст и содержание рукописи Касторского (1930), посвященной описанию чумы на станции Маньчжурия в 1920—1921 гг.

Для надзора за обсервационными и изоляционными теплушками — так назывались вагоны ниже III класса, обогревавшиеся железными печками, — пришлось отказаться от услуг китайской милиции и нанять собственных стражников, лично ответственных за свои действия перед общественным самоуправлением. Свободные помещения захватывались буквально силой и занимались другими учреждениями и лицами, а требования Касторского о выделении помещения для персонала чумного барака долгое время не удовлетворялись управой. Результатом была значительная смертность среди санитаров чумного и изоляционного бараков и дезинфекционного отряда.

По японским данным ежедневная заболеваемость в поселке Маньчжурия в феврале 1921 г. достигла 20–50 случаев. В марте эпидемия, видимо, стала затихать. Всего на станции и в поселке Маньчжурия, с момента возникновения (12 января) по 1 марта было зарегистрировано: больных китайцев 217, европейцев 127; из них умерло: китайцев 216 и европейцев 121. Кроме того, обнаружено чумных трупов 163 (140 китайцев и 23 европейца). Здесь же в поселковой больнице умерли от чумы из медицинского персонала два фельдшера и 5 санитаров. Касторский указывал на то, что в эту эпидемию от чумы умерло не менее 50 врачей.

В Цицикар чума была занесена, по японским сведениям, одним кули, ухаживавшим 18 января за чумными больными в Хайларе. По возвращении к себе домой в Цицикар этот кули и вся его семья умерли. Эпидемия охватила почти все население Цицикарской провинции. В конце января чума была уже в Фуцзядяне (по китайским сведениям). В начале февраля 1921 г. легочная чума продвинулась из Хайлара по линии КВЖД далее на север и на запад и проникла на территорию Дальневосточной республики.

Е.С. Касторский (1978), прошедший через чуму 1910—1911 г, указывал на наиболее резкие особенности в клинической картине легочной чумы в маньчжурскую эпидемию 1920—1921 гг. Это быстрота течения и отсутствие ясно выраженной локализации процесса. Больные умирали в большинстве случаев в первый день. При исследовании же и выслушивании больного каких-либо изменений в легких констатировать не удавалось, хотя в мокроте появлялась ржавчина или кровь. Очень часто в начале болезни появлялась ржавая мокрота, а затем кровавая. Обильное отхаркиванье пенистой серозно-кровянистой мокроты, которое считается характерным признаком чумного воспаления легких, наблюдалось далеко не всегда. Нахождение бактерий в мокроте (бактериологическое исследование) тоже не всегда имело исчерпывающее диагностическое значения. Были случаи, когда в мокроте находили чумные бактерии, а чума у больного не развивалась, и наоборот, бактерий не находили, а больной умирал от чумы в тот же день.

С эпидемиологической точки зрения обращала на себя внимание необыкновенная заразительность больных во время чумы 1920—1921 гг. при условии их совместного пребывания со здоровыми людьми в тесном и грязном помещении. Благодаря этому эпидемия принимала чрезвычайно опасный очаговый характер. Были случаи заболевания в один день до 40 человек в одном помещении (рабочие казармы). Касторский считал, что такая заразительность свидетельствует «об усилившейся вирулентности чумных бацилл в эпидемию 1920—1921 гг.»

Дальневосточная Демократическая Республика (ДВР)

ДВР образована 6 апреля 1920 г. в качестве буферного государства. Ее создание диктовалось необходимостью Советской России избежать открытого военного столкновения с Японией и сосредоточить все силы для победы над Деникиным и в войне с Польшей. В состав республики входили следующие области: Приморская, Амурская, Забайкальская, Камчатская и Северная часть Сахалина.

Позиция Советской России в отношении ДВР иллюстрируется телеграммой Ленина Реввоенсовету 5-й армии в феврале 1920 г.

«Надо бешено изругать противников буферного государства (кажется, таким противником был Фрумкин), пригрозить им партийным судом и потребовать, чтобы все в Сибири осуществили лозунг: «Ни шагу на восток далее все силы напрячь для ускоренного движения войск и паровозов на запад, в Россию. Мы окажемся идиотами, если дадим себя увлечь глупым движением вглубь Сибири, а в это время Деникин оживет и поляки ударят. Это будет преступление» (Ленинский сборник. 1959. Т. XXXVI. С. 97). После разгрома Белого движения и вывода японских войск с русского Дальнего востока, согласно решению Народного собрания (1922), ДВР вошла в состав РСФСР.

Северное направление. Уже 3 февраля был отмечен первый случай чумы на станции Борзя и два — в поселке Брусиловка; 18 февраля на ст. Мациевской (в 20 верстах от ст. Маньчжурия на линии железной дороги, по направлению к Чите) зарегистрировано первое заболевание а 24 февраля — второе. В первых числах марта еще два случая на разъезде «1420 верста». О движении чумы на север, вверх течения реки Аргунь, имеются сведения, относящиеся только к февралю 1921 г. Судя по ним, заболевания чумой были отмечены в четырех пунктах: Калайстуй, в числе 25 случаев за время с 1 по 20 февраля, и заимках Кыра (2 заболевания) и Клички (6 заболеваний), на Нерчинском заводе (1 случай). Западное направление. На ст. Бухеду (расположена между Хайларом и Цицикаром) эпидемия вспыхнула с 3 февраля 1921 г. В самом начале февраля были обнаружены случаи смерти от чумы в пригородах Харбина. В самом городе Харбине чума официально началась с 13 февраля и до 18 февраля дала около 30 заболеваний; за все время эпидемии в Харбине было зарегистрировано около 1 тыс. заболеваний. Отсутствие регулярных и более точных сведений не позволяет установить действительную картину движения эпидемии в рассматриваемом направлении. По отрывочным телеграфным данным главного врача КВЖД Ф.А. Ясенского, можно лишь констатировать, что в полосе отчуждения в феврале вновь обнаружено 600 случаев (рис. 81).

Больной легочной чумой китаец на улице Старого Харбина 1921 г. Из книги Wu Lien Ten U.A. et al., 1936

81. Больной легочной чумой китаец на улице Старого Харбина 1921 г. Из книги Wu Lien Ten U.A. et al., 1936

15 марта легочная чума появилась на ст. Мадаоши (352 версты от Харбина). Уже 16 марта она появилась в г. Никольск-Уссурийский, в котором до конца месяца она дала 11 заболеваний. Но потребовалось еще около месяца, чтобы чума достигла Владивостока (100 км от Ни-кольск-Уссурийска). Здесь вспышка чумы началась 10 апреля.

Таким образом, если основываться на этих сведениях, легочная чума 1920—1921 гг., «зародившись» в Абайгайтуе и прилегавшему к нему району, «пошла» в своем распространении и развитии далее по путям сообщений в сторону г. Читы (на восток) и по старому хайларскому тракту к городу Хайлару (на юг). Из последнего пункта чума уже по железнодорожному пути распространилась в сторону станции Маньчжурия (север) и города Цицикара (запад), почти одновременно развившись в обоих этих крупных центрах в эпидемию легочной чумы. Потребовалось значительное время, с августа месяца 1920 г. по 10 апреля 1921 г., т.е. восемь месяцев, чтобы чума от места своего «зарождения» могла дойти до крайнего пункта материка, города Владивостока. Расстояние весьма большое, время же, потребовавшееся на его прохождение, достаточное, чтобы такое расстояние мог пройти пешком здоровый человек.

Развитие и характер эпидемии легочной чумы во Владивостоке. Имя человека, заболевшего легочной чумой первым и конкретные обстоятельства появления чумы во Владивостоке, неизвестны. Правильнее смотреть на появление чумы во Владивостоке как на давно ожидавшийся результат общего движения легочной чумы с запада на восток.

Еженедельные сводки по смертельным случаям свидетельствуют, что эпидемия легочной чумы во Владивостоке развивалась не взрывом как в Харбине (1910), а типом «спокойного горения». Начавшись с десятка случаев на первой неделе, чума далее разгоралась постепенно увеличивающимися в течение 5 недель темпами, проявив наибольшую силу в течение шестой недели. Затем три недели чума «догорала». Но под пеплом она «тлела» еще 13 недель (рис. 82).

Смертность от легочной чумы во Владивостоке в 1921 г. по неделям. Здесь и далее фотографии и схемы из книги В.П. Захарова с соавт. (1922)

82. Смертность от легочной чумы во Владивостоке в 1921 г. по неделям. Здесь и далее фотографии и схемы из книги В.П. Захарова с соавт. (1922)

Первая неделя эпидемии (10–16 апреля 1921 г.). Первым выявленным больным легочной чумой был китаец Лиу Чунг Шень, который поселился 5 апреля в доме № 193 на углу Светланской и 5-й Матросской улиц. Имелись сведения, что этот китаец начал болеть 7 апреля, однако, когда 10 апреля его болезнь приняла угрожающий характер, соотечественники принесли его на носилках в Морской госпиталь (эта дата считается началом эпидемии). Оттуда его направили в чумной госпиталь (1-й Крепостной госпиталь), но по дороге он умер. При обследовании летучим отрядом двора дома №193 выяснилось, что в этом же помещении 5 дней тому назад умер от неизвестной болезни другой китаец, которого похоронили на кладбище 2-й речки. А 10 апреля умерли еще два китайца, проживавшие совместно в доме № 112 по Светланской улице. 13 апреля летучим отрядом был обнаружен труп китайца, спрятанный в дровах на дворе дома №  98 по Светланской улице. Исследование трупа показало, что смерть наступила от чумы. В тот же день был доставлен в чумное отделение китаец Лан Гун, проживавший по Свет-ланской улице, дом №  175, так как про него стало известно, что он часто посещал квартиру Лиу Чунг Шеня и ввиду наличия у него повышенной температуры. В ночь на 14 апреля он был убит часовым при попытке бегства из чумного госпиталя. На вскрытии трупа обнаружено прижизненное заболевание легочной чумой. Положительный результат на чуму дало и бактериологическое исследование.

14 апреля был доставлен труп китайца Лю Бен Вяна, проживавшего в доме №  42 по Корейской улице. Труп оказался чумным. При обследовании китайских квартир этого же дома был обнаружен больной китаец в тяжелом состоянии, по фамилии Тун Шу Хо, 17 лет, который проживал совместно с Лю Бен Вяном. Тун Шу-хо умер в тот же день, при явлениях легочной чумы. На следующий день в чумной госпиталь были доставлены два чумных трупа, выброшенных из дома №  42 по Корейской улице. Еще через день (16 апреля) в чумной госпиталь были доставлены уже 5 трупов китайцев, умерших от чумы. Но уже было видно, что в городе начала работать «черная похоронная команда». Трупы были выброшены после предварительной упаковки в особого вида тючки (рис. 83).

Труп китайца, умершего от чумы во Владивостоке, подобран на Комаровской улице (крыса не чумная)

83. Труп китайца, умершего от чумы во Владивостоке, подобран на Комаровской улице (крыса не чумная)

Ноги, руки и голова трупа пригибались к туловищу, крепко перевязывались веревками и в таком компактном виде вкладывались в мешок или обертывались в одеяло и тряпки. С первого взгляда, такой тюк не мог вызвать даже мысли о том, что это человеческий труп.

Всего же за первую неделю эпидемии, с 10 апреля по 16 апреля включительно, во Владивостоке было зарегистрировано два больных легочной чумой и обнаружено 10 трупов китайцев, умерших от чумы.

Вторая неделя эпидемии (17–23 апреля). 15 человек умерло в чумном госпитале, на улицах подобрано 12 чумных трупов. Болезнь развивалась быстро — четыре китайца, переведенные из изоляционного отделения в чумное, умерли в тот же день. В эту неделю зарегистрирован первый случай заражения чумой медицинского персонала — погибла медсестра Даниленко.

К концу недели стало ясно, что эпидемия вышла из-под контроля противочумной организации и время локализации первичных очагов чумы упущено — «эпидемия чумы в дальнейшем пойдет беспрепятственно тем путем и по тем законам распространения, которые лежат в существе самой болезни и обстановке жизни китайского населения».

Вторая неделя показала, что чума «пошла» в окрестности города. 17 апреля на станции Океанская, в 38 км от города, был поднят китаец в тяжелом состоянии с явными признаками легочной чумы. На полу помещения, где он лежал, была масса характерных кровянистых плевков мокроты. 19 апреля он умер, кто он был, как и откуда попал на станцию, осталось не выясненным.

Третья неделя эпидемии (24–30 апреля). Новые случаи заболеваний легочной чумой среди медицинского персонала: умерли два санитара (Годяцкий и Мальцев). Больные чумой стали поступать из окрестностей города: с каменноугольных копей Скидельского (30 верст от города), с 5 версты Сучанской ветки и со станции Океанская, где на полотне железной дороги был обнаружен тяжелобольной китаец. Чума приобрела тенденцию к распространению на побережье Приморской области. Так, 27 апреля была обнаружена в бухте Юшувай шаланда, на которой, по словам местных жителей, оказалось 5 трупов китайцев и никого в живых. Когда на шаланду прибыл противочумный отряд, трупов там уже не было. Очевидцы охотно сообщили, что трупы были выброшены неизвестными китайцами в море, и ими же были взяты на другую шаланду грузы с зараженной шаланды и, даже будто и вещи умерших. Любопытно, что на шаланде обнаружился запах карболовой кислоты; отряду ничего не осталось, как ее сжечь. Вне всякого сомнения, судно шло из Владивостока с товарами и там же его экипаж «захватил» чуму.

27 апреля в бухте Валентин найден подозрительный по чуме труп китайца. На эту же неделю приходится вспышка легочной чумы на пароходе «Валентин». Эпидемия значительно усилилась, больные стали появляться на улицах и падать там в изнеможении. Заразился и умер русский лодочник Корякин, перевозивший китайских рабочих.

Всего за неделю на улицах, площадях и с квартир подобрано 42 трупа, из них чумными оказались 22, и 13 человек умерли в чумном госпитале. Большинство трупов было подобрано в тех же кварталах, что и в предыдущие две недели (район скрещения улиц Семеновской и Суйфун-ской — 6 трупов). Стало ясно, что там находятся чумные очаги. Однако обследование 27 апреля китайского общежития в доме №  20 по Суйфун-ской улице, ничего не дало, трупы из него были уже выброшены. Когда через 3 дня проверку внезапно повторили, то было выявлено 8 больных чумой, 4 китайцев отправили в изоляцию, 41 — в обсервацию. Из соседних помещений, китайцы успели разбежаться.

План Владивостока 1921 г. с выделенными «зачумленными» кварталами (обозначены серым цветом)

84. План Владивостока 1921 г. с выделенными «зачумленными» кварталами (обозначены серым цветом)

Четвертая неделя эпидемии (1–7 мая). Чума «пошла» по более широкому кругу, захватив Шлюпочную площадь бухты Золотой Рог с шаландами и шлюпками (5 трупов), Первую Речку (7 трупов), северную часть Корейской улицы (7 трупов). Прочие китайские кварталы северо-западной части города по-прежнему дали основное число трупов. По дням число трупов стало распределяться более равномерно. В чумном госпитале умерло 27 человек, с улиц и площадей города поднято 50 чумных трупов. Погиб санитар Воробьев.

В Никольске 6 мая во время санитарного осмотра китайского базара, в доме №  5 по Украинской улице (проживало 200 китайцев), обнаружен подозрительный на легочную чуму китаец, который сразу же умер. Таким образом, после промежутка времени с 25 марта по 6 мая, т.е. 41 дня, в городе Никольске-Уссурийском вновь появилась чума.

Пятая неделя эпидемии (8–14 мая). Небольшое повышение заболеваемости и смертности по сравнению с четвертой, но тем не менее это было повышение. Во всех отделениях чумного госпиталя от чумы умерло 26 человек, во Владивостоке поднято 59 чумных трупов, в окрестностях — 4. Погиб фельдшер Доброжанский.

Шестая неделя эпидемии (15–21 мая). Пик развития эпидемии. Во всех отделениях чумного госпиталя за неделю умерло от чумы 42 человека, по улицам и окрестностям города поднято 47 чумных трупов. В основном больные поступали с тех же улиц, что и в предыдущие недели. На Мукомольне Первой Речки, в районе так называемых Круговых улиц, образовался новый очаг. Здесь было зарегистрировано 8 умерших за неделю. Еще в 3 и 5 недели эпидемии в этом довольно обособленном от других китайских кварталов районе, было подобрано по одному трупу. Погиб фельдшер Козлов.

Новый очаг вызвал у Владивостокских властей опасения, что эпидемия легочной чумы может осложниться эпидемией бубонной формы болезни. Некоторым лицам рисовалась картина, как крыса, поглодавшая труп умершего от чумы китайца, заболевает сама чумой, а вследствие этого заражает своих блох, которые, конечно, пойдут далее делать свое дело — разносить чуму. Эти опасения, казалось, нашли свое подтверждение, когда в районе Мукомольни были найдены мертвые крысы, одна из которых оказалась зараженной чумой. Дело теперь стояло лишь за появлением больных бубонной чумой, но эпидемия бубонной чумы во Владивостоке так и не развилась.

На хуторе Сехюче 15 мая умерло 4 русских жителя. Все они имели контакты с китайцами, приезжавшими из Владивостока.

Седьмая неделя эпидемии (22–28 мая). Количество больных чумой и подобранных чумных трупов уменьшилось. Умерли от чумы 41 человек, поднято 32 чумных трупа. Как больные, так и умершие поступали из прежних районов города, первое место среди которых оставалось неизменно за районом Б. Вспышка чумы среди китайских рабочих на Сучанских копях — 13 погибших. В Никольске подобрано 4 чумных трупа. Погиб санитар Хазов.

Восьмая и девятая недели эпидемии (29 мая — 11 июня). Во Владивостоке эпидемия неуклонно шла на убыль. От чумы умерло 32 человека, подобрано 28 чумных трупов. Погиб санитар Короткевич.

В Никольске активно действуют китайские «черные похоронные команды» (рис. 85). 5 июня в реке Супутинке был обнаружен чумной труп. Это последний случай чумы в городе. Вслед за периодом эпидемического течения легочной чумы наступил период, резко отличающийся по своему эпидемическому течению и по существу заболеваний от предшествовавшего. Его П.В. Захаров с соавт. назвали «хвостом эпидемии легочной чумы». Как оказалось, очень трудно уловить момент прекращения эпидемии легочной чумы в большом городе.

Десятая неделя эпидемии (12–18 июня). Эпидемия резко оборвалась: за неделю было зарегистрировано только три чумных трупа. Один поднят 15 июня на Шлюпочной пристани мыса «Чуркин», второй — 18 июня в районе 10 Рабочей улицы и третий 18 июня был доставлен с 12 версты Сучанской ветки Сучанских копей. В предшествовавшую девятую неделю было 20 случаев, а в восьмую — 40. Возник естественный вопрос, не конец ли это эпидемии легочной чумы, или, быть может, это только передышка? Некоторые врачи определенно утверждали, что эпидемии окончилась, и нужно готовиться, после десятидневного срока со времени обнаружения последнего чумного трупа, объявить город угрожаемым по чуме, а затем и благополучным.

Упаковка выбрасываемых китайцами трупов людей, умерших от чумы. Труп подобран 1 июня 1921 г. с Бульварной улицы г. Никольска-Уссурийского

85. Упаковка выбрасываемых китайцами трупов людей, умерших от чумы. Труп подобран 1 июня 1921 г. с Бульварной улицы г. Никольска-Уссурийского

Дальнейшее развитие событий показало, что такой 10-дневный срок наступил не скоро, хотя и не раз бывали чистые промежутки времени, близкие к десятидневному сроку. Среди населения и даже некоторых врачей, правда не открыто, шла молва, что чума закончилась, а только чумной госпиталь продолжает «находить» чуму среди китайской бедноты, всегда дававший много смертей от болезней и истощения.

С одной стороны, такое шушуканье, особенно увеличивающееся к четвертой неделе хвоста эпидемии, с другой стороны, новизна такого эпидемического явления, как один-два чумных трупа в неделю, заставили председателя Городской санитарно-исполнительной комиссии (СИК) П.В. Захарова, принять меры открытого исследования больных и трупов в чумном госпитале. Волнующий всех вопрос был перенесен в научное Общество врачей Южно-Уссурийского края, где была образована особая комиссия бактериологов для подготовки Обществу заключения по поводу последних случаев чумы. Эта комиссия по просьбе председателя Городской СИК познакомилась в чумном госпитале с материалами от последних чумных трупов и подтвердила чумную природу бацилл, полученных лабораторий из этого материала. По просьбе П.В. Захарова главный врач японских экспедиционных войск в Сибири командировал двух японских врачей для присутствия при вскрытии трупов в чумном госпитале и для исследования материалов из трупов параллельно в японской чумной лаборатории во Владивостоке. Когда дальнейшее исследование трупов русскими и японскими врачами дало идентичные результаты, все кривотолки исчезли. К сожалению, движение заболеваний чумой во Владивостоке продолжалось.

В течение 10-й недели больных чумой в госпиталь не поступило. В чумном отделении оставался один китаец Ван Фу, поступивший 30 мая с признаками бубонной чумы (см. ниже). В изоляцию и обсервацию поступления были единичные.

Одиннадцая-двадцатая недели эпидемии (19 июня — 27 августа). В разных местах города выявляются единичные заболевшие чумой и поднимаются единичные чумные трупы. Дважды разрывы между зарегистрированными случаями чумы составляли 6 суток (между 11 и 13 неделями).

Двадцать первая неделя эпидемии (28 августа — 3 сентября). Случаев смерти в чумном госпитале не было. Трупов было поднято два. Оба были вскрыты 30 августа в присутствии бактериолога Левашова и японского врача Гото, подтвердивших чуму.

Двадцать вторая неделя эпидемии (4–9 сентября). Количество случаев чумы вдруг возросло. В чумном госпитале от нее умерли 2 китайца, два трупа, подобранные на улицах, оказались чумными. У властей возникло опасение, что дотянувшаяся до октября месяца, т.е. до холодного времени года, эпидемия может вновь разгореться в легочной форме. Акты вскрытия найденных трупов приводятся ниже полностью.

1)   10 сентября 1921 г. в анатомическом покое при чумном городке в присутствии лаборанта Левашева и японских врачей Койдо, Гото и Мураками был вскрыт труп китайца, доставленный 9 сентября с Рюриковской ул., против дома № 20. Труп резко истощен; паховые, подмышечные и другие железы прощупываются. Оба легких в верхних отделах сращены с костальной плеврой, ткань их в этих отделах плотна, бугриста, темного цвета, на разрезе хрустит; в остальных долях имеются различной величины уплотненные фокусы такой же плотности и цвета, как описанные выше. Нижние доли обоих легких эмфизематозно вздуты, но не сплошь, а лишь по краям, местами такие выпячивания достигают величины куриного яйца. Перибронхиальные железы увеличены, плотны и на разрезе черного цвета. На интиме аорты язвочки; клапаны утолщены, плотны. Селезенка плотная, увеличена в 2,5 раза, ярко-красного цвета зернистость ее сглажена. Печень слегка набухшая, ткань ее бледно-розового цвета, на разрезе хрустит. Почки резко отечные слои их не резко отделены. В желудке небольшое количество желтого цвета пищевой кашицы, в области дна желудка и привратника слизистая атрофирована, аспидного цвета, местами небольшие экстравазаты. В нижнем отделении толстых кишок и в прямой на слизистой имеется довольно много язв в различных стадиях развития; стенка кишки набухшая, слизистая грязно-cеpогo цвета; мезентеральные железы, в особенности, в районе пораженных кишок резко увеличены, а в остальных участках брыжейки только набухания. Взяты пробы из легких, селезенки, почек, крови, мезентеральных желез и содержимого кишечника. Бактериоскопически чумные палочки найдены в большом количестве в селезенке и крови; а в остальных — в меньшем количестве, так что данный случай надо рассматривать как чумную септицемию. Вскрытие производил врач Шипилов.

2)   11 сентября 1921 г. в анатомическом покое при чумном городке в присутствии лаборанта Левашева и японских врачей Койдо и Мураками вскрыт труп китайца, доставленный 10 сентября с Корейской ул. против лесного склада Скидельского. Труп хорошо упитанный, паховые железы чуть набухшие, других нащупать не удалось. Легкие свободны, ткань их нормальна и никаких уклонений от нормы, кроме небольшой отечности в нижних долях, не определяется. Сердце немного больше кулака покойного, мышца сердца уклонений от нормы не представляет; на интиме аорты имеется небольшой величины кровоизлияние правильной круглой формы. Селезенка увеличена раза в 1,5; ткань ее плотна, зерниста на разрезе, темно-вишневого цвета. Почки нормальной величины и в их ткани уклонений от нормы не обнаружено. Желудок и весь кишечный тракт вздутые, в полости желудка небольшое количество пищевой кашицы, окрашенной в розовый цвет. Слизистая желудка набухшая и всюду усеяна как мелкими, так и крупными кровоизлияниями. По тракту тонких, подвздошных и толстых кишок наблюдается не резко выраженная гиперемия слизистой оболочки, но с множественными экстравазатами и экхимозами на ней; причем на слизистой толстой кишки эти явления выражены более резко. В отделе подвздошной кишки, в брызжейке ее имеется кровоизлияние величиной в гусиное яйцо и в этом же отделе подвздошной кишки мезентериальные железы резко увеличены, тогда как в остальных участках брызжейки эти железы только набухли. Большое количество чумных палочек найдено в кровоизлиянии брызжейки и мезентериальных железах, почти чистая культура в селезенке и небольшое количество в других органах, так что данный случай нужно трактовать как кишечную форму чумы. Вскрытие производил врач Шипилов.

Двадцать третья неделя эпидемии (11–17 сентября). Последняя неделя эпидемии чумы во Владивостоке. Два чумных трупа, обнаруженные за неделю, были последними зарегистрированными случаями чумы. Один труп китайца был поднят 11 сентября на берегу Амурского залива против Новокорейской слободки, другой труп тоже китайца, был поднят 15 сентября с угла Суйфунской и Нагорной улиц. В эту неделю всего было поднято 4 трупа. Таким образом, последний случай чумы во Владивостоке зарегистрирован 15 сентября 1921 г. Акты вскрытия двух последних трупов приводим ниже полностью.

1) 12 сентября 1921 г. в анатомическом покое при Чумном городке в присутствии лаборанта Левашева и японских врачей Койдо и Myраками был вскрыт труп китайца, доставленный 11 сентября с Амурского залива против Новокорейской слободки. Труп хорошо упитан; бедренные и паховые желе зы прощупываются. Правое легкое в верхней доле сращено с костальной плеврой, легочная ткань отечна, повсюду проходима для воздуха. Левое легкое свободно, в верхней доле его имеется небольшой уплотненный фокус, на разрезе ткань темно-красного цвета и с разреза соскабливается обильное количество пенистой жидкости. Перибронхиальные железы увели чены. Сердце отклонений от нормы не представляет; стопка околосердечной сумки гиперемирована, и в толще ее имеются мелкие экстравазаты. Селезен ка увеличена раза в два, плотна, на разрезе хрустит, ткань ее темно-вишневого цвета. Печень полнокровна, немного увеличена. Почки отечны, слои нерезко определяются, в почечных лоханках много точечных экстравазатов. Слизистая желудка гиперемирована, в подслизистом слое много кровоизлияний различной величины. Отдел тонких кишок слегка гиперемирован; гиперемия в подвздошных кишках выражена более резко, цвет их темно-синий; на слизистой имеются многочисленные точечные кровоизлияния. Мезентеральные железы повсюду резко увеличены, брыжейка также гипере мирована. Содержимое желудка и кишок жидкой консистенции, желтовато- зеленого цвета.

Бактериоскопически найдены похожие на чумные палочки в большом количестве в мезентеральных железах и меньше в крови и в селезенке. Сделаны посевы — получена чистая культура чумных палочек. В заключение акта данный случай определен как чумная септицемия.

Вскрытие производил врач Шипилов.

2) 15 сентября 1921 г. в анатомическом покое чумного городка вскрыт в присутствии лаборанта Левашова и японских врачей Койдо и Мураками труп китайца, доставленный того же числа в 8 часов утра с угла Суйфунской и Нагорной улиц. Труп свежий, хорошо упитанный, конъюнктива склер гиперемирована; вокруг ротовой полости кровянистое выделение. Слева шейная железа увеличена, пастозной консистенции; другие железы едва прощупываются. Левое легкое на всем протяжении сращено с костальной плеврой крепкими спайками; почти вся верхняя доля его на ощупь плотна, при разрезе хрустит и из бронхов выделяется гнойная масса, цвет ее серовато-желтого цвета, непроходима для воздуха. Перибронхиальные железы увеличены. Правое легкое свободно, в верхней доле его имеется уплотненный фокус в стадии гепатизации, величиной с игральную карту, и другой — величиной в грецкий орех, но более плотный. Такой же плотный фокус, величиной с куриное яйцо, имеется и в нижней доле; цвет и состояние ткани на разрезе в этих фокусах таковы же, как и верхней доле левого легкого. Сердце увеличено; сердечная мышца дрябла, розово-матового цвета; клапаны аорты и легочной артерии, а также и интима их, резко гиперемированы с наличием кровоизлияний; интима аорты резко шероховата. Селезенка немного увеличена; ткань ее консистенции — пюре темно-малинового цвета. Печень в состоянии паренхиматозного перерождение. Почки увеличены, отечны, границы между слоями сглажены, капсула отделяется с тру-дом.В желудке небольшое количество жидкой пищевой кашицы зеленовато-желтого цвета, слизистая его гиперемирована, в подслизистом слое масса экстравазатов различной величины. В кишках (тонких и толстых) масса экстравазатов различной величины, слизистая кишок серовато-розового цвета. Мезентеральные железы увеличены, ткань их инфильтрирована; в различных участках брыжейки имеются кровоизлияние величиной в лесной орех. Взяты пробы из легких, селезенки, печени, почки, крови, из содержимого желудка, кишок, мезентеральной, перибронхиальной и шейной желез.

Бактериоскопически во всех органах найдены чумные палочки, так что данный случай нужно рассматривать, как чумную септицемию.

Вскрытие производил врач Шипилов.