ГЛАВА VIII

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА VIII

На Капитолийской площади было сравнительно тихо и малолюдно. Сюда главным образом направлялись те, кого утомил шум Корсо и кто хотел подышать воздухом, сняв маску. День склонялся к вечеру. У палаток, где продавались сладости, фрукты и прохладительные напитки, собирались группы народа, весело разговаривавшего и смеявшегося. Тут же импровизировались стихи, составлялись эпиграммы, вызывавшие споры, иногда даже и драку. Римская знать прогуливалась отдельно взад и вперед по площади, держа в руках маски и тихо беседуя между собой.

Страшно возбужденный и взволнованный Альфонсо сел у самого родника, и мирный плеск воды постепенно успокоил его напряженные нервы. Он с горечью подумал о событиях прожитого дня. В его прямом характере не было и следа фатовства, тем не менее, он не мог не сознаться, что во взорах Лукреции, устремленных на него, было более горячее чувство, чем простая благодарность за спасение от большой опасности. Смелое поведение феи Морганы подтверждало все слухи, которые распространялись о Лукреции. Альфонсо невольно вспомнил намек Цезаря об отношениях сестры к духовнику, и теперь не сомневался, что в этом намеке была правда. Подобная Мессалина наверно не брезговала никем. Мучительное покаяние отца Бруно тоже могло служить доказательством, что он питал к своей духовной дочери весьма грешные чувства. Альфонсо жалел теперь, что не принял приглашения феи Морганы, которая была не кем иным, как Лукрецией. Он должен был воспользоваться случаем и доказать развратной женщине всю неприглядность ее поступков. Следовало унизить ее, наполнить ее душу стыдом, а затем с презрением отвернуться от нее.

Звуки тамбурина вывели Альфонсо из его задумчивости. Он поднял голову и только теперь заметил, что возле родника собралась многолюдная толпа. В Центре группы находились какие-то люди: старуха и двое вооруженных полудиких калабрийцев, по-видимому, распоряжавшихся уличным представлением. Возле них стояла молодая сицилианка, в которой Альфонсо узнал танцовщицу, встретившуюся с ним на Корсо. По-видимому, она принадлежала к распутным женщинам, которым, под страхом самого строгого наказания было запрещено появляться во время христианских праздников с открытыми лицами, вероятно, с целью оградить богомольцев от соблазнов красоты. Безобразная маска скрывала лицо танцовщицы, но ее стройная фигурка с прекрасными линиями тела приводила в восхищение всех тех, кто видел эту сицилийскую девушку. Может быть, потому, что Альфонсо думал о Лукреции, ему теперь показалось, что формы тела танцовщицы очень напоминают фигуру Лукреции, причем они были более мягки, женственны, чем у феи Морганы.

Смотря на сицилианку, принц не мог не заметить, что молодая девушка не спускает с него взоров, которые блестели сквозь разрезы безобразной зеленой маски, напоминавшей своим цветом и фасоном незрелую дыню.

Внимание рыцаря доставило удовольствие танцовщице. Она отделилась от своей компании и быстро подошла к Альфонсо.

– Сегодня праздник, святой рыцарь, – проговорила она нежным голосом, который как музыка прозвучал в ушах Альфонсо, – не удостоите ли вы по этому случаю протанцевать тарантеллу с грешной сицилианкой!

– Я – не ряженый, как ты, вероятно, думаешь, маска, – ответил принц, – мне не подобает в этой одежде танцевать с тобой!

– Ну, может быть, моя музыка развеселит вас! – заметила молодая девушка и окинула взглядом собравшуюся толпу, среди которой находилась и жаба, изображавшая собой клевету. Сзади жабы стояли монах и сатана. – Моя музыка поднимает на ноги мертвых, – продолжала сицилианка, – она должна расшевелить и тебя, несмотря на то, что в твоей душе погасли чувства радости и любви. Мать, дай мне мандолину!

Танцовщица повесила тамбурин на тонкой серебряной цепочке себе на плечо, взяла из рук старухи мандолину и запела необыкновенно красивым, мелодичным голосом любовный романс, в котором слышались и грусть неразделенной любви, и могучая страсть, и призыв к блаженству.

Чистый, серебристый голос певицы сразу овладел вниманием Альфонсо. Он подумал, что наверно, так поет Лукреция, у которой был совершенно такой же серебристый голос.

– Неужели ты думаешь, милая певунья, что твоя песенка может внушить мне нежные чувства, навеять любовь? – насмешливо спросил он.

– Да, я вижу, что тебя трудно пронять, – смеясь, ответила танцовщица, – но все же я до тех пор не остановлюсь, пока не достигну своей цели.

Девушка снова запела, произнося страстные слова любви. Во всей ее фигуре и вкрадчивой нежности голоса было столько чарующей прелести, что Альфонсо почувствовал, как усиленно забилось его сердце и голова пошла кругом. Он вскочил с места и протянул руки к певице, чтобы обнять ее.

– Нет, нет, – остановила его молодая девушка, – ты забыл, рыцарь, что принадлежишь к ордену иоаннитов, хотя сам только что сказал мне это. Во всяком случае, я вижу, что мое пение имеет успех. Я могу научить тебя многому, мой гордый рыцарь! – смеясь, прибавила певица.

– Но прежде всего сними свою маску. Я не понимаю, зачем ты вообще носишь ее? – проговорил Альфонсо.

– Чтобы доставить удовольствие монсиньору кардиналу Сиенскому! – серьезно-почтительным тоном ответила танцовщица, чем вызвала громкий смех среди собравшейся публики.

Молодая девушка отложила мандолину в сторону и, ударяя в свой тамбурин, весело запела:

"В дни веселья карнавала,

Чтоб монахов не смущать,

Нам приказ от кардинала,

Маской лица закрывать".

Последняя строка прозвучала у нее так горячо, что Альфонсо еще больше заинтересовался очаровательной незнакомкой.

– Я верю этому, верю! – воскликнул он, с восхищением глядя на певицу.

– Дело идет хорошо! – проговорил стоявший вблизи черт. – Что там поют эти проклятые? Какие-то псалмы?

– Да, это доминиканец затянул было «Хвалите господа», но слова застряли у него в глотке! – ответила жаба.

– Скажи, что тебе нужно от меня? – обратился Альфонсо к певице.

– Ах, сказать ему хочу, что его я так люблю! – запела молодая девушка вместо ответа.

– Эту песню ты, верно, поешь всем, кто только подойдет к тебе? – проговорил Альфонсо, видимо взволнованный. – Однако, куда же ты направляешься? Почему уходишь от меня?

– Если ты не хочешь танцевать со мной, то я должна поискать кого-нибудь другого! – ответила танцовщица. – Моя мать и так уже недовольна.

– Ты знаешь, тарантул танцует, когда его ужалит ядовитая пчела. Поцелуй меня, красивая змейка! Может быть, я тоже сойду с ума и пойду танцевать с тобой.

– У нас, в Сицилии, не принято, чтобы мужчины ждали, когда красавица подарит им поцелуй. Обыкновенно они сами берут его! – лукаво возразила певица.

– В таком случае, я должен подражать их примеру! – воскликнул Альфонсо и бросился к девушке.

Однако, она грациозно отскочила на несколько шагов, а затем начала кружиться вокруг него, то маня его к себе, то ловко ускользая от протянутых рук.

Рыцарь, не оставлял своего намерения поймать девушку, и, следуя за ней, невольно исполнял фигуру танца. Громкий смех толпы, следившей за каждым движением танцовщицы и рыцаря в монашеском одеянии несколько отрезвил Альфонсо. Он подумал о том, какой комичный вид должен представлять собой, но решил до конца исполнить свою роль. Делая вид, что он танцует этот «танец любви» по всем правилам искусства, он вдруг остановился, как бы утомленный борьбой. Танцовщица приблизилась к нему, выражая жестами отчаяние, надежду и страстную любовь. Тогда он, как бы в порыве раскаяния, опустился на колени, а она кружилась вокруг него, точно бабочка вокруг цветка. Смотревшая на этот танец толпа не могла сдержать крик восторга. Альфонсо с большим трудом подавлял свое желание схватить девушку в объятия. Его сердце так усиленно билось, что, казалось, этот стук был слышен на расстоянии. Круг зрителей все сужался, и танцовщица все ближе и ближе подходила к рыцарю. Наконец, наступил давно ожидаемый имя момент. Молодая девушка сделала полукруг руками над самой головой своего кавалера, после чего он должен был, по правилам фигуры, подняться с колен и продолжать танец, но вместо этого Альфонсо охватил дрожащей рукой стройный стан танцовщицы и крепко сжал ее в своих объятиях.

– У нас не одинаковые условия во время танцев, а это не годится, – проговорил он, – ты видишь мое лицо, а я твоего не вижу. Сними маску! Во-первых, я хочу убедиться, существуют ли на свете две женщины с такой фигурой, а, во-вторых, ты должна быть наказана за то, что соблазняешь иоаннита, и это отучит тебя на будущее время искушать людей, посвятивших себя службе господней.

С последними словами Альфонсо так сильно прижал одной рукой к своей груди танцовщицу, что та слегка вскрикнула, а другой хотел снять маску с ее лица.

– Мать Фаустина, на помощь! – закричала испуганная танцовщица. – Карнавал, карнавал!

Старуха с двумя калабрийцами бросилась к ней. Толпа тоже закричала «карнавал, карнавал» и устремилась освобождать молодую девушку.

– Ради Бога, остановитесь, успокойтесь! – обратилась девушка к толпе, по-видимому боясь, чтобы рыцарь не пострадал. Мне не нужна защита... Отпустите меня, благородный рыцарь! – прошептала она Альфонсо, – я право – не то, чем вам кажусь. Если меня узнают – я погибну. Я принадлежу к числу фрейлин донны Лукреции, и затеяла всю эту маскарадную шутку только для того, чтобы узнать, всех ли женщин вы так ненавидите, как мою госпожу.

– Значит, ты похитила всю соблазнительную прелесть своей госпожи, – таким же шепотом ответил принц Альфонсо. – Но этого не может быть! Я непременно должен удостовериться, что ты – не она!

– Пощадите меня, дорогой рыцарь. Вы знаете, что я совершу большой проступок против церкви, если явлюсь среди публики без этой ужасной маски, – продолжала просить танцовщица, стараясь освободиться из рук Альфонсо.

– Если ты действительно не донна Лукреция, то я буду любить тебя больше всех женщин в мире и докажу этим, что ненавижу не весь прекрасный пол. Да, впрочем, это верно, ты – не Лукреция. Вот тащится сюда она, эта дьявольская фея Моргана.

Слегка опустив руки, но все еще держа в них молодую девушку, Альфонсо с большим смущением смотрел по направлению Корсо, откуда показалась процессия феи Морганы.

– Вот видите, я вовсе не та, за которую вы меня принимали! – воскликнула танцовщица, дрожа всем телом.

– Пусти сейчас же девушку! Как ты, служитель церкви, осмеливаешься нарушать распоряжение кардинала? – раздался чей-то хриплый голос, и кулак опустился на плечо Альфонсо.

Рыцарь оглянулся, и узнал отца Бруно, который смотрел на него с выражением бешеной злобы.

– Теперь наступила моя очередь освобождать девушек от дерзкого нападения! – проговорил человек высокого роста в позолоченном чешуйчатом костюме, в котором Альфонсо узнал Оливеротто да Ферме.

– Монах, остановите этого господина, он, кажется – ваш товарищ, а не то я сделаю, что хотел сделать третьего дня, то есть сделаю этого мерзавца покойником! – воскликнул Альфонсо, вынимая одной рукой меч, а другой продолжая держать танцовщицу.

– Тише, Оливеротто! Ведь это – не маскарадный, а настоящий рыцарь Гроба Господня, – проговорил монах, силясь оттащить своего спутника в сторону. – Отпустите эту женщину, мой сын, ведь вы нарушаете приказ кардинала! – мягко сказал монах, обращаясь к Альфонсо.

– Я хочу только наказать ее за то, что она пыталась осквернить мой священный сан, – ответил несколько смущенный рыцарь. – Я думаю, что за это следует снять с нее маску.

– Святой отец, я должен отомстить ему за те синяки, которые у меня до сих пор болят, и освободить танцовщицу! – воскликнул Оливеротто.

Толпа принимала участие в этих переговорах, становясь то на сторону рыцаря, то на сторону Оливеротто.

– Рыцарь, прошу тебя, отпусти меня! Клянусь, что ты увидишь мое лицо без маски, – прошептала молодая девушка умоляющим голосом. – Я ни за что на свете не хочу, чтобы тот монах узнал меня.

– Чем же ты поклянешься мне? – спросил Альфонсо. – Твоя клятва должна быть настолько крепкой, чтобы даже Лукреция не могла заставить тебя нарушить ее.

– Клянусь тебе своим страстным желанием снова встретиться с тобой! – ответила танцовщица, смотря на Альфонсо блестящими глазами.

– Скажи же, когда и где я могу видеть тебя?

– Будь через три часа у ворот Сан-Себастьяно.

Мать Фаустина проводит тебя в мою квартиру, через грот Эгерии.

– Через грот Эгерии? – с удивлением воскликнул рыцарь, но ведь он находится в садах Лукреции Борджиа.

– Да. Все любимицы донны Лукреции имеют ключ для свободного прохода, Я принадлежу к числу любимиц, и у меня есть ключ. Не бойтесь встретиться сегодня вечером с моей госпожой, она будет совсем в другом месте, можете быть в этом совершенно уверены.

В эту минуту раздался крик толпы, тщетно старавшейся удержать Оливеротто от нападения на рыцаря. Альфонсо оглянулся и выпустил из рук девушку. Однако вместо того, чтобы воспользоваться своей свободой, как можно было ожидать, сицилианка подошла к монаху Бруно и заговорила с ним каким-то странным, измененным голосом. Молодая девушка просила его во имя Бога и закона юбилейного торжества не допускать драки между Оливеротто и рыцарем.

– Ну, негодяй да Фермо, достань себе оружие, и мы посмотрим, чья возьмет! – воскликнул Альфонсо, размахивая мечом.

– Берегитесь, берегитесь, сюда идет Лукреция со всей своей свитой! – просила танцовщица каким-то странным, грубым голосом. – Ради Бога, ради папы и святой церкви не деритесь, не ссорьтесь!

– Да, это – донна Лукреция. Тем лучше!.. будет одним свидетелем больше. Пусть все видят, как достойно ты будешь наказан, убийца! – воскликнул Альфонсо, не опуская своего меча.

– Как? Разве Лукреция там, в той процессии? – удивлённо спросил монах и ревниво взглянул на Лебофора, сидевшего с феей Морганой на спине слона.

Вся семья Орсини, окруженная многочисленной свитой, сопровождала фею. Оглушительная музыка покрыла собой весь шум праздничной толпы. Монах пошел вперед, навстречу процессии, а быстроногая танцовщица незаметно скрылась.

Оливеротто несколько испуганно посмотрел на приближавшееся шествие, а затем крикнул иоанниту:

– Раз ты знаешь, кто я такой, то тебе не трудно будет найти меня, и при следующем свидании мы посчитаемся друг с другом, а теперь у меня нет ни малейшего желания встретиться с этой толпой Борджиа. Впрочем, моя цель достигнута – девушка убежала! Прощай.

Оливеротто удалился, и Альфонсо отнесся к этому спокойно: его гораздо более интересовал вопрос, куда скрылась танцовщица со своими спутниками, чем удастся ли ему еще раз встретится с да Фермо, или нет. Бруно тоже расспрашивал толпу, в какую сторону ушла молодая девушка, и, не получив ответа на свой вопрос, отправился поспешно вслед за процессией феи Морганы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.