6.1. Новый Иерусалим на Темзе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6.1. Новый Иерусалим на Темзе

«Самое большое несчастье немецкой нации — это, несомненно, ростовщичество, — писал в 1520 г. Мартин Лютер. — Если бы его не существовало, то многие наверняка не смогли бы продать свои шелка, бархат, украшения из золота, специи и предметы роскоши всякого рода. Оно возникло в Германии не более ста лет тому назад и уже ввергло почти всех князей, духовенство, горожан, дворян и их наследников в бедность, несчастья и погибель. Если оно просуществует еще сто лет, то вряд ли в Германии останется хоть один пфенниг, а мы, скорее всего, вынуждены будем пожирать друг друга. Ростовщичество выдумал дьявол, а папа, утвердив его, подверг бедствиям весь мир».[233] Лютер, безусловно, как в воду глядел. Очень скоро любимая им Германия стала ареной опустошительных войн, случаи настоящего людоедства на почве голода тоже имели место, как и неисчислимые бедствия, о которых писал будущий великий реформатор католичества. А вот ростовщичество, как и вообще поклонение мамоне, против которого так ратовал Лютер, а до него Иисус, не только не исчезло, а, напротив, расцвело буйным цветом, обусловив множество иных процессов, в том числе, как ни крути, и научно-технический прогресс. Особенно это проявилось в Английском королевстве, которое, благодаря выгодному географическому положению, отделалось в эпоху Реформации сравнительно небольшими человеческими потерями и, избавившись от опеки римских пап, сначала потеснило, а затем и сокрушило испанское морское могущество. Первым, благодаря описанным выше международным англо-голландским и англо-итальянским бизнес-схемам, встало на капиталистические рельсы, превратив «огораживанием»[234] своих бывших крестьян в наемных работников быстро растущих мануфактур и моряков растущего еще большими темпами флота. И принялось активно наверстывать упущенное, отвоевывая позиции у слабеющих конкурентов, испанцев с португальцами, и в мировой торговле, и по части дележа старых колоний и захвата новых. Вполне естественно, и английскому обществу, а в особенности его стремительно богатеющей олигархической верхушке, понадобилась соответствующая идеологическая программа, основополагающая доктрина для консолидации, не знаю, как еще сказать. С католичеством к тому времени произошел разрыв, да и Новый Завет, насыщенный филантропическими и альтруистскими призывами Христа, не годился для оправдания колониальной политики.

Помните, я рассказывал выше, как средневековым венецианским торгашам бросали в упрек работорговлю христианами (главным образом славянами), а они уклончиво отвечали, что, мол, являются христианами лишь во вторую очередь, а в первую остаются венецианцами. На подобные вопросы приходилось отвечать и британцам уже в эпоху Елизаветы I, а времена стали совсем не те, что прежде. Попробуйте перевозить в трюмах десятки тысяч африканских невольников, сбывая их на плантации в Новый Свет, как какой-нибудь рогатый скот, и при этом оставаться белыми и пушистыми. Как ни парадоксально это звучит, проблема оказалась решена при помощи постулатов кальвинизма, учения, созданного французским богословом Жаном Кальвином (1509–1564)[235] на волне Реформации и проникшего в Англию под именем пуританства,[236] ставшего идеологическим знаменем Английской революции (1640–1649). Отчего произошло именно так? Минуточку, сейчас разберемся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.