Система образования: школы и учителя в античном мире

Система образования: школы и учителя в античном мире

Каково отношение древних греков к образованию и воспитанию? Мы не ставили своей специальной задачей отследить, как на протяжении веков шел процесс становления просвещения и воспитания в Греции. Скажем лишь, что обучение исходило из ранее имеющегося знания. «Это становится очевидным, – писал Аристотель в одной из его работ, – при рассмотрении всякого (обучения и учения), ведь и математические науки, и каждое из прочих искусств приобретаются именно таким способом». Велико было и значение игр. Платон рекомендовал ребенку играть до 6 лет, руководя и с детства приучая его делать то, чем он будет впоследствии заниматься. Будущий архитектор должен строить, будущий земледелец – возделывать землю, солдат – уметь воевать и т. д. Конечно, дети всегда остаются детьми. Поэтому немало времени уделялось играм.

Детские игры

В 7 лет греческого отпрыска обычно отдавали в руки педагога. Тот чем-то напоминал «дядьку», который смотрел за мальчуганом, сопровождая его в школу и палестру. Дома дети занимались под присмотром педагогов. Как правило, это был раб. Перикл поручил воспитание Алкивиада фракийскому рабу Зопиру, «ставшему негодным для другой работы, по причине старости». Мнение греков о педагогах было не очень-то высоким.

В палестре занимались мальчики из хороших семей

В описаниях он предстает как старик, лысый, грубый, нечесаный, ворчливый и зачастую пьяный. Такого учителя порой могли даже поколотить. Ведь известно, что и Геракл в ответ на шлепок учителя музыки так стукнул его лирой по голове, что бедняга вскоре испустил дух. Обучению и воспитанию граждан тем не менее придавали большое значение. Греки видели в нем основу крепости и силы государства. Оно должно было быть одинаковым для всех свободных. Так полагал Аристотель: «Так как государство всегда имеет одну и ту же цель, воспитание обязательно должно быть одинаковым для всех его членов». Но на практике все иначе. Богатые получали, конечно, и лучшее образование с воспитанием. Платон отмечал, что посещающие палестру мальчики в большинстве принадлежат к аристократическим семьям. Протагор уточняет: «Сыновья богатых идут в школу раньше всех и позже всех перестают ее посещать». Хотя наличие богатства еще не означало обязательных успехов на ниве просвещения. Вряд ли чему-то путному научился лентяй, чей богатый папаша для облегчения запоминания букв алфавита подарил ему 24 раба (по числу букв).

Школьная табличка. Берлинский музей

Бронзовая счетная доска. I в. н.э.

Считается, что еще в VIII веке до н.э. греческие купцы завезли в приморские города Ионии и Эллады финикийские письмена. Пройдет не так много времени, и античная Греция станет страной почти что поголовной грамотности. На ранних этапах зарождения образования, наряду с привилегированными и замкнутыми придворными школами, имелись и массовые специальные учебные заведения (школы писцов, служащих, школы ремесленников). Схожие модели развития обучающих институтов мы встречаем в Египте, Китае, Греции, Риме, Иране. Все говорит о том, что у древних существуют примерно одни и те же источники знаний, модели, даже представления об окружающем их мире. Люди той эпохи стремились черпать мудрость отовсюду, подобно великому философу Сократу. «Я просматриваю сокровища древних мудрых мужей, которые оставили нам последние в своих сочинениях; и если мы встретим что-либо хорошее, заимствуем и считаем великой для себя прибылью» – любил говорить он.

Боэф. Мальчик с гусем

В эпоху Гомера строгого разделения между различными слоями общества еще не было. Все просвещались в основном в схожем кругу мифов, легенд и поверий. Так, греческие дети, учившиеся ходить и плавать, внимали строкам поэм «Одиссеи» и «Илиады», учились читать, разбирали их по складам и декламировали. Для Греции было характерно широкое приобщение к знаниям значительного числа афинских граждан. В полисах почти все свободное население было грамотным. Крупнейшие мыслители (Сократ, Исократ, Платон, Аристотель) пытались обосновать законы образования и воспитания. Законодатели и управители (Солон, Перикл) занимались созданием школ. Первым «воспитателем» эллинов считался Гомер. По крайней мере так назвал его Платон, а поэт Эсхил (524—456 гг. до н.э.) считал таковым Прометея.

Другой образец образовательных усилий – своего рода учение-игра (спор, соревнование, состязание). Здесь перед нами не только интересная и веселая забава, но вместе с тем поучительная. Образование древних греков, подобно Янусу, всегда имело два лица. Каждое из них было по-своему правомерным и необходимым. В поэзии римского лирика Гая Валерия Катулла (I век до н.э.) встречаем яркие образчики того, что и поэтические занятия часто напоминали скорее именно «игру» (lusus), а не тяжкий «труд» (labor):

Друг Лициний! Вчера в часы досуга

Мы табличками долго забавлялись.

Превосходно и весело играли.

Мы писали стихи поочередно.

Подбирали размеры и меняли.

Пили, шуткою на шутку отвечали.

Голландский историк Й. Хейзинга (1872—1945) считал естественным и неизбежным восприятие человеческой культуры sub specie ludi (под углом зрения, под знаком игры), так как удивительные возможности, заложенные в играх, способствуют развитию и обогащению умственных и профессиональных навыков людей. Будучи ректором Лейденского университета, Хейзинга даже посвятил этой важной теме инаугурационную речь, назвав ее «О границах игры и серьезного в культуре». Греческие дети играли sphairinda – в мяч, helkustinda – в перетягивание каната, streptinda – в бабки, basilinda – в царей и т.д. и т.п. Пожалуй, знаменательно даже и то, что вечность представлена в учении философа Гераклита в образе играющего дитя. Древность выдвинула в качестве идеалов два образца обучения и воспитания. Один включает в себя серьезный упорный труд, другой – игру. Труд господствует и доминирует в теории, но это не означало, что детям не позволялись свойственные их возрасту шалости.

Ребенок школьного возраста в Греции

Ведь древним людям, как и современникам, были присущи все естественные человеческие склонности. Они ненавидели скуку и тоску, навеваемую учеными дидактами (как и мы с вами). Иначе бы не появилось знаменитое высказывание философа Платона: «Питай своих детей науками не насильно, а играючи…» И в какую страну древнего мира не перенесись, везде наверняка вы столкнулись бы с игровыми сюжетами. Дети учились и учатся, играя. В играх и учеба может стать сладкой и желанной… Мы вправе даже говорить о присутствии в школьной практике античности homo ludens («человека играющего»). Скажем, у индусов мир в целом мыслился как некая игра в кости, в которой участвуют Шива со своей супругой. Главные события древнейшего памятника индийской культуры «Махабхараты» развертываются на фоне игры в кости, которой заняты царь Юдхиштхира и Кауравы. Как серьезным делом занимались метанием костей и германцы, видя в этом не только элементы религиозного культа, но и своеобразный образовательный или учебный тренинг.

Обучение царских детей

Овладев искусством чтения и письма, грек приступал к изучению произведений известных писателей. Источниками первого приобщения к литературе становились поэмы Гомера и Гесиода, стихотворения законодателя Солона, басни Эзопа, труды Феогнида. В идеальном полисе Платона предполагалась дифференциация людских интересов. В его «Законах» изложена программа воспитания, где особое внимание уделяется тому, как и чему следует учить молодежь. Им высказана важная мысль, что резкого разрыва между дедовскими правилами и новыми правилами обучения и поведения быть не должно. Нельзя переступать границы разумного и вечного, ибо тогда «при ниспровержении древних оснований обваливается и все позднейшее великолепное сооружение». Потому и нужен институт наставников-цензоров, дабы те определяли границы дозволенного. Порочные и неподходящие сочинения надо отринуть, отдав предпочтение рассудительной и умеренной Музе, а не «расхожей и сладостной». Первая улучшает людей, вторая ухудшает. Он полагал необходимым гармоничное развитие («тело следует обучать гимнастическому искусству, а душу – для развития ее добродетели – мусическому»). Строительство гимнасиев и школ философ считал первостепенной задачей государства. Добротное образование должны получить все без исключения члены полиса, ибо дети республики «больше принадлежат государству, чем своим родителям». Мудрые, великие слова, которые кое-где ныне позабыты.

Процесс обучения юношей

Модель античного образования полагала, что итогом воспитательных усилий общества долно стать появление на свет некоего совершенного существа, которое овладеет доступными ему знаниями и навыками гражданина. Едва ли не главной миссией педагогики считалось воспитание. Аристотель говорил, что воспитание нуждается в трех вещах: даровании, науке и упражнении. Платон в «Государстве» рассматривал оное как важнейший фактор общественного здоровья. Должность учителя, в задачу которого входит попечение о воспитании мальчиков и девочек, считал философ, значительнее самых высоких и почетных должностей в любом нормальном государстве. И этому искусству должны обучаться лучшие натуры.

П. Рубенс. Воспитание Ахилла

Школы представляли собой копию будущего общества. Поэтому там царили те же законы и правила поведения, что и у взрослых. Например, товарищи Цицерона по арпинской школе ценили его великие дарования и, восхищаясь им, окружали его и составляли свиту. Но и у взрослых также была свита, обычно представленная рядовыми гражданами, следовавшими за членами магистрата и триумфаторами. В школе общество воспроизводит себя.

Особое значение придавали обучению искусству риторики. Риторика была необходима общественному деятелю, ибо косноязычие могло поставить крест на его политической карьере. К примеру, Цицерон обучался риторике у знаменитого оратора Красса, где сочинял поэмы и стихи (впоследствии он горделиво сообщал, что в течение одной ночи сочинил до 500 стихов). Когда же он получил право надеть мужскую тогу (toga virilis), то есть достиг по римским понятиям совершеннолетия, отец поручил его заботам и попечениям законоведа – Квинта Муция Сцеволы. И таких честолюбивых юношей в Греции и Риме, очевидно, было немало… «Честолюбие есть чрезмерное желание славы» (Спиноза). Многие элементы образования и воспитания эпохи античности будут приняты на вооружение средневековой школой, христианством и другими мировыми религиями. Скажем, глава школы христиан Климент Александрийский так представлял идеал юноши: «Благородный образ жизни, плод христианского воспитания, собою обуславливает красоту желаний и стремлений» («Педагог»).

Сохранились воспоминания многих мужей Греции о том, что представляло собой тогдашнее просвещение. Перикл заметил, что он посещал мусическую школу до 16 лет. «Мусический» у греков означало – «относящийся к Музам». Потом он, будучи правителем, стал заботиться не только о том, чтобы изображения Муз и Аполлона стояли в школах и им молились перед началом занятий, но и о том, чтобы школы воспитывали в своих стенах достойных, умных и свободных людей. Вождь демоса всегда старался следовать однажды услышанному им совету: «Помни, Перикл, что ты управляешь афинянами, свободными людьми». Платон говорил, что «ни одну науку не следует изучать рабски». Этого же требовали философы от тех, кто посвятил себя учению. «С умом и образование, и воспитание приносят пользу, а без ума – вред», – говорил Сократ.

Греки и римляне прекрасно понимали: от того, как будет воспитана молодежь, зависит и будущее страны… Это видно при прочтении «Законов» и «Республики» Платона, «Политики» Аристотеля, сочинения Плутарха «О воспитании детей» или Ксенофонтовой «Киропедии» («Воспитание Кира»). Греки, обожавшие состязания, сравнивали процесс обучения с тренировкой и укрощением животного. Поэтому на вопрос, какая разница между людьми образованными и необразованными, философ Аристипп остроумно сказал: «Точно такая же, как между лошадьми объезженными и необъезженными». Но в познаниях надо чувствовать меру, четко уметь очертить круг интересов. Человеку, громко хваставшемуся обширными знаниями, Аристипп как-то сказал: «Оттого что человек очень много ест, он не становится здоровее, чем тот, который довольствуется только необходимым: точно так же и ученый – это не тот, кто много читает, а тот, кто читает с пользою». Вообще-то умственная лень считалась у древних самым наипозорнейшим явлением. Пробелы в образовании и культуре не прощались никому (особенно общественным фигурам, чья глупость у всех на виду). Цицерон в трактате «О природе богов», возражая Эпикуру, в полемическом запале ставит тому в вину его слабую школьную подготовку: «А сам он (Эпикур), между прочим, хвалился, …что не имел никакого учителя. Да если бы он и не предупреждал, я бы мог легко в это поверить, словно владельцу плохо построенного здания, который хвалится, что он обошелся без зодчего. Не пахнет от Эпикура ни Академией, ни Ликеем, не чувствуется в нем даже школьного образования». Правда, бывали и такие учителя, что обучали молодежь, как лучше стать хорошим приспособленцем. В одной из поэм герой Амфиарай, расставаясь с сыном, говорит ему: «Дитя мое, вдохновляйся примером осьминожки и умей приспособляться к нравам тех, к кому ты пойдешь; под какой бы то ни было формой, но всегда являйся похожим на тех людей, среди которых тебе придется жить». Хотя эта черта выражает не особенность национального характера, а скорее свойство определенного человеческого типа.

Педагогическая сценка. Учитель с детьми

Что же касается учителей, то и тут можно говорить о двух самых распространенных типах учителей, хотя их было, конечно, гораздо больше. Квинтилиан описал их в главе «Нравы и обязанности учителя». Один тип учителя – гневливый, едкий, нетерпеливый, суровый, скорый на бранные и обидные слова, зачастую и на расправу. Другой – полная ему противоположность – снисходительный, мягкий, не бранящий ученика за ошибки, нередко льстящий ученикам и родителям в глаза и за глаза. О таких Тацит писал: «Они привлекают к себе учеников не строгостью дисциплины, не дарованиями, проверенными на опыте, а заискиваньем, лестью и низкопоклонством». Ювенал также писал об учителях, нравственный и интеллектуальный уровень которых был очень низок. Можно сказать с уверенностью, что в Греции были те и другие. О мудрых и способных учителях говорил Квинтилиан. Таких же достойных мужей (почтенных, любящих свою работу) вспоминал и Авл Геллий. Плиний Младший писал об учительском мире, который и сам хорошо знал, как о прекрасных людях: «Нет людей искреннее, проще и лучше». Они бесконечно преданы своей нелегкой профессии. Надо сказать: жизнь основной массы учителей и тогда была нелегкой.

Палестра гимнасия (гимназия) в Саламине

Ювенал изображает одного такого грамматика как нищего бедняка, который с полуночи сидит в убогом школьном помещении, единственным украшением коего являются «облезлый Флакк и покрытый черной копотью Вергилий». Светоний говорит о щемящей душу бедности, которая наблюдается в домах даже некоторых известных грамматиков: Орбилий умер бедняком, Валерий Катон «жил почти в нищете»; беден был Юлий Гигин. Хотя в Греции встречались и весьма состоятельные учителя. Так, Ремий Палемон получал ежегодно от своих учеников 400 тыс. сестерций; у Гнифона был собственный дом, что было тогда редкостью для учительской братии; а Эпафродит, живший при Нероне, имел в Риме даже два дома и библиотеку в 30 тыс. томов. Что уж говорить о Верии Флакке, учившем внуков самого Августа: он вообще ни в чем не знал отказа. Большинство учителей по своему экономическому положению находилась ближе к середине, а то даже и к бедности. Школы были довольно многолюдны. Средний учитель получал примерно пять золотых за весь период ежегодного обучения. После школы ребят направляли в школу риторов.

Скульптурная группа «Борцы» («Панкратиасты»). Флоренция

Платон считал высшее образование тяжким, но благородным трудом! У греков не существовало понятия «энциклопедист», но уже бытовало понятие «общее для всех образование». Оно и стало критерием развитой и умной личности. Никакие побочные занятия не должны были быть помехой для этого дела, ибо оно дает «телу закалку в трудах, душе же – знания и навыки». Понятно, что речь в этом случае шла о сложном высококвалифицированном труде, каковым по преимуществу и является (по крайней мере, должен являться) труд руководителей и правителей. Правитель уподобляется у Платона стражу законов и учителю народа. Впрочем, сами правители должны были неустанно повышать уровень своих знаний и культуры. В противном случае от их трудов мало и толку, и пользы народу. Учение, упражнение «дает больше, чем хорошее природное дарование» (Протагор). «Мудр – кто знает нужное, а не многое» (Эсхил).

Спортивные занятия спартанских юношей

Педагогика перешла из пещер в портик (место, где шли занятия с учениками). Учителя постепенно стали отказываться от стихийности, случайности в построении учебного процесса. Возникла довольно стройная система обучения и воспитания… Римлянин Варрон создает пособие по практической организации школ. Один из первых риторов того времени Квинтилиан упорядочил языково-литературные обороты речи слушателей. Главное то, что в античном обществе возникает устойчивая потребность в знаниях. Все в той или иной степени поняли справедливость слов странствующего философа из Прусы Диона Златоуста, которые он обращал к жителям Трои: «Друзья мои троянцы, человека легко обманывать, трудно учить, а еще трудней переучивать». Поэтому столь велика миссия мудреца, учителя, воспитателя. Вероятно, в отношении уроков античной педагогики можно применить перефразированное нами высказывание великого римского философа Сенеки: «Государство, достойное ее, – весь мир».

Краснофигурный кратер «мастера Ниобид» из Орвьето

Поэтому несмотря на довольно скудное экономическое положение учителя, его статус (особенно, если тот директор) оказывался довольно высок. В Афинах и Спарте начальники гимназий (гимназиархи), к тому же исполнявшие обязанности жрецов, были в почете. Наряду с государственными чиновниками они носили особый посох и пурпурную тогу. Иные учителя прославились и были занесены в книгу памяти народа. До нас дошло имя древнегреческого поэта-лирика Тиртея (вторая половина VII в. до н.э.). По преданию, поэт Тиртей был одновременно и школьным учителем. Посланный афинянами в Спарту (взамен требуемой от них военной помощи), он сумел речами и песнями так поднять боевой дух спартанцев, что принес им победу.

Поскольку в Теосе, Дельфах, других городах они находились на государственной службе, приходилось согласовывать взгляды не столько с отвлеченным идеалом, сколь с жизнью. В Спарте никто не имел права воспитывать ребенка только по своему усмотрению. Даже наемные педагоги исключались из числа преподавателей. Дети попадали как бы в ведение государства. Собрав их в группы и отряды, их них воспитывали настоящих бойцов. Грамоте учили в пределах необходимости (прочитать приказ и поставить подпись). Спарта – военное государство, и это накладывало отпечаток на воспитание. Дети обязаны были сами себе добывать дрова и пропитание. Их приучали говорить кратко, точно, сжато. Педагоги древности были свободны в рамках общих понятий. П. Гиро отмечал: «Тем не менее свобода обучения не предполагала свободы всяких доктрин. Учитель не должен был забывать, что в его руках находились будущие граждане, и он не имел права внушать им идеи по своему усмотрению. Он обязан был развивать в них не только любовь к отечеству, но также и любовь к национальным учреждениям. Если бы учитель, при демократическом правлении, захотел внушать своим ученикам презрение к демократии, то он подвергся бы преследованиям». Под демократией понимали любовь к родине, а не ненависть к ней, гордость деяниями предков, а не гнусное очернительство всего, что ими сделано.

Однако были и противоположные примеры. В том случае, если общество оказалось неудовлетворено работой учителя, провинившегося педагога могли подвергнуть суду и суровому наказанию. Классический пример – это судьба Сократа… В качестве наказания якобы за опасное воспитание афиняне его вынудили принять яд. Учитель таким образом оказывался перед серьезным выбором. Взгляды не должны вступать в противоречие с господствующей в полисе доктриной. Как говорят, положение учителя обязывает.

Хотя и седую древность не следует воспринимать идиллически. Опыт древних народов – это «сын ошибок трудных» (А.С. Пушкин). Наивно полагать, что люди там охотно бросались в объятия просвещения. Длившаяся тысячелетиями ночь ума, демоническая сила невежества имели и имеют прочные корни в человеческом сознании. Ко многим народам можно отнести слова Тацита, сказанные в адрес древних германцев – «У них самих нет никакой изобретательности» или «Тайны письмен равно не ведают ни мужчины, ни женщины». Цезарь характеризует немцев как диких варваров, вся жизнь которых проходит в охоте и военных занятиях. Надо признать, что отношение многих народов к образованию и знанию долгое время оставалось прохладным в силу самих условий существования. Ведь подавляющая масса людей пребывала вне круга образования: ни школ, ни учебников, ни учителей у них по сути дела еще не было. Но и там, где они были (Греции и Риме), доступ к нему имели лишь свободные граждане. Педагогика и образование выполняли, как сказали бы, социальный заказ, в наибольшей степени отвечающий общественным потребностям времени. Рабам вообще запрещались многие виды умственной, духовной деятельности. Разумеется, были исключения: Эзоп – в литературе, Эпиктет – в философии; великий Платон был, как мы знаем, продан по приказу тирана Дионисия на остров Эгину. Однако в общем и целом в Греции науки, искусства, литература развивались вне круга рабства. К плодам просвещения рабы, по словам А. Валлона, могли приближаться только на определенное расстояние.

Юношам для получения знаний приходилось прикладывать немало энергии. Хотя в переводе с древнегреческого «школа» означает «досуг», не всем удавалось усваивать знания играючи. Порой детей принуждали к занятиям. Древняя надпись донесла слова, обращенные к школьнику: «Иди в школу, достань таблички и пиши – и не вздумай шататься по улицам!» В источниках тех лет нередко встречаются упоминания о тяжкой жизни обучаемых. Уста древних исторгают жалобы на то, как их тиранят педагоги (грамматисты, критики, геометры, тактики и пр.). Катон Старший со знанием дела говорит: «Ученость есть сладкий плод горького корня».

Горьким сей плод был не только для некоторых учеников, но и для учителей. Ведь среди педагогов и в эпоху античности оказывалось немало случайных людей. Бывало, вовсе не любовь к профессии, а жизненные невзгоды, злоключения и беды вынуждали людей заниматься обучением и воспитанием детей, толкали их в школу. В этом случае приходилось только сочувствовать тем и другим. Пожалуй что нет ничего ужаснее, чем учитель, в глубине души люто ненавидящий свою профессию. Об иных можно было сказать словами Гёте: «Те, у которых мы учимся, правильно называются нашими учителями, но не всякий, кто учит нас, заслуживает это имя». В таких случаях ученики шли в школу крайне неохотно, учились словно из-под палки.

О низком социальном статусе учителей говорит поэт, характеризуя судьбу такого вот бедолаги: «Он или умер, или обучает детей грамоте». Порой в роли учителей оказывались и цари. Тирану Дионисию Младшему после его низложения с трона одно время пришлось зарабатывать себе на жизнь профессией лектора в Коринфе. Впрочем, немало примеров и иного рода. Благодарные ученики вспоминали своих мудрых учителей с теплотой и признательностью. Хотя качество обучения редко отражалось на их оплате (разве что в могильных эпитафиях). Российский учитель, похоже, сегодня не может рассчитывать даже на достойную могильную эпитафию.

Гимнасия в Приене. Реконструкция

Развитию процесса приобщения к знаниям очень мешала скудость материального базиса древнего мира. Хотя получение образования молодыми людьми обходилось в относительно небольшую сумму (в 20 драхм), для многих и такие деньги оказывались довольно серьезной проблемой. Уровень знаний часто самым непосредственным образом зависел от наличия средств. Экономический фактор был, по сути дела, главным в деле просвещения. В эпоху мудрого Солона, немало, казалось бы, сделавшего для развития просвещения сограждан, неравенство между бедными и богатыми дошло, по признанию самого Плутарха, «до высшей точки». Скажем прямо и откровенно: бедность – плохое подспорье для массового образования и воспитания. Иного и не следовало ожидать в мире, где правят не ум и знания, но сила, знатность, богатство.

Силен, занятый воспитанием Диониса

Занятие наукой было уделом немногих. Знание и ученость, говоря словами Саади, часто вынуждены были прозябать в рвани и грязи. Случаи, когда отдельные представители научного мира являли собой пример благополучия, крайне редки. Известен Пифагор, принесший в дар богам (за открытие им знаменитой теоремы о квадрате гипотенузы) целое стадо из ста голов. Но такие случаи редки… Где монет в избытке, там бывало не до книг. Учеба в глазах иных обладателей толстых кошельков казалась пустой забавой. Но чаще именно состоятельные люди тянутся к знаниям.

 П. Батони. Обучение Ахилла кентавром Хироном. Ок. 1770 г.

В рабовладельческом обществе образование (достояние свободных) считалось все же роскошью. Конечно, определенный минимум знаний (начальное образование) свободный грек и римлянин получали, но дальше этого первого шага продвигались редко. Свидетельством тому стало высказывание Лукиана, «Вольтера классической древности», писавшего в автобиографических набросках: «Едва только я, достигнув отрочества, перестал ходить в школу, как мой отец принялся со своими рассуждать, чему же теперь надо учить меня. Большинство было того мнения, что настоящее образование стоит больших трудов, весьма длительно, связано с большими затратами и предполагает блестящее положение; наши же дела плохи, и в скором времени нам может понадобиться поддержка. Вот если бы я выучился какому-нибудь ремеслу, то сразу же начал бы зарабатывать на жизнь и перестал – такой большой парень – сидеть на отцовских хлебах, а вскоре мог бы обрадовать отца, принося ему постоянно свой заработок». Тут видим признаки рациональности мышления древнего сирийца, равно как и общие представления греко-римского мира, где материальная стесненность семьи диктует и ее «одежку». Злая ирония Лукиана подтверждает то, что эта установка закрепилась в общественном сознании.

Пародия на античную школу

Знания доступны были лишь избранным. Гераклит, к примеру, хотя и провозглашал природное равенство людей, понимал, что фактически все люди не могут быть равны. Их неравенство в его представлении проистекало из двух моментов: во-первых, познание логоса, мудрости и единства мира дается далеко не всем, и, во-вторых, большинство живет все-таки отнюдь не по законам божественного разума, а исключительно по своему разумению. Разум слишком часто является всего лишь пленником или плодом низменных и корыстных желаний. Что поделаешь, такова несовершенная природа человека. И разве не прав был Демокрит, говоривший: «Подобно тому, как бывает болезнь тела, бывает также болезнь образа жизни»?!

Ученик, опоздавший на урок

Времена и тогда были далеко не идеальными. Школа не могла изменить общих положений и условий жизни, ибо ни ум, ни нравственность, ни добрый нрав, ни жажда знаний сами по себе еще не гарантировали высокого общественного статуса или хотя бы приличного уровня жизни. Бедняки были лишены самого необходимого. Орест в «Электре» Еврипида скажет:

В семье вельмож растет

негодный сын,

И добрые у злых выходят дети.

Богач в душе пустыню обнажит,

А светлый ум под рубищем таится.

Чего-чего не наглядишься. Где ж

И в чем искать мерила?

Если в деньгах —

Обманешься… И в бедности – загон:

Нужда – плохой учитель…

Краткий жизни миг, а ее продолжительность была намного короче, нежели ныне (т.е. примерно 30—35 лет), и грубые нравы отвращали многих людей от серьезных просветительских усилий. В дошедших до нас фрагментах сочинения «О знаменитых людях» Светоний оставил точное свидетельство общего уровня тогдашней римской культуры (II в. до н.э.). Мы видим, что уровень сей не очень высок: «Грамматика в Риме в прежние времена не пользовалась не только почетом, но даже известностью, потому что народ, как мы знаем, был грубым и воинственным и для благородных наук не хватало времени». Большинство училось спустя рукава, говоря в духе Сенеки: «Non vitae, sed scholae discimus» (лат. «Не для жизни, а для школы учимся»). Изучение грамматики в тогдашнем Риме связывали с неким Кратесом, которого подвигло к просвещению якобы лишь грустное обстоятельство. Однажды, идя по Палатину, он провалился в отверстие клоаки, сломал себе ребро, долго болел и по этой причине стал устраивать беседы, «без устали рассуждая». Немало было и тех, для кого школа как раз и напоминала некую клоаку, из которой они мечтали как можно скорее выбраться.

Но ведь так же и о среднем уровне математических знаний в древности следует судить не по великому Пифагору, у которого, как известно, было немало учеников (их обучение длилось 15 лет), но скорее по оценке результатов его уроков. Сам Пифагор честно признавался (и в его словах была немалая толика правды): «Я не учу мудрости, я исцеляю от невежества». Вспомним и слова Гераклита, говорившего, что истинное знание доступно лишь немногим (в том числе среди тех, кто считает себя образованными). Он говорил, что второе солнце (т.е. образование) светит далеко не всем: «Большинство людей не разумеет того, с чем встречается, да и научившись, они не понимают, им же самим кажется, что понимают». Он же пророчески предупреждал нас, что «неразумный человек способен увлечься любым учением». Нынешнее время тем более убеждает нас в глубокой справедливости изречений древних, в их вневременном значении. Пусть воспримем non multa sed multum! (лат. «Немного, но лучшее»).

Сцена возлияний и винопития и сцена веселой пляски

В общем и целом культурно-образовательный уровень античного гражданина был не очень высок. Ведь ограничены были возможности как учителей, так и воспитательных учреждений. Обучение грамоте и музыке народа оставляло желать лучшего. Пожалуй, многие греки могли сказать о себе устами одного аристофановского колбасника: «Но, мой милый, я вовсе не знаком с музыкой, исключая алфавита, да и его знаю плохо». И для того времени это в общем-то было закономерно. «Невежда удивляется, что вещи таковы, каковы они суть, и такое удивление есть начало знания; мудрец, наоборот, удивился бы, если бы вещи были иными, а не таковыми, какими он их знает», – точно заметил Аристотель. Еврипид вообще испытывал большие сомнения в возможности примерным воспитанием и образованием улучшить род людской. Невежественная толпа не склонна внимать доводам разума, науки и культуры. Он писал: «Вообще, в переговоры с мужиком входить излишне… лишь одних толковых можно убедить».

Наивно полагать, что молодой грек или римлянин помышляли лишь о мудрости и образовании. В ходу была поговорка «Verba docent, exempla trahunt» («Слова учат, а примеры ведут за собой»). Но хотя нравственность и возникла вместе с пороком, последний нередко все же оттеснял ее, занимая не принадлежащее ему место. Дурные наклонности и тогда оказывались чрезвычайно заразительны для части молодежи. В комедиях Плавта и Теренция есть сцены скорее печальные, нежели смешные, когда ученик вместо учебы тащит своего учителя на пьянку или на увеселения различного рода. У старшего поколения и тогда были основания беспокоиться по поводу «незрелого ума юнцов». Дело в том, что молодой человек, закончив учебу, отбыв обязательную военно-государственную службу и обретя права свободного гражданина, часто пускался в разгульную жизнь. Греки вообще любили погулять. В определенном возрасте молодых людей вводили в «зрелый возраст». Так, известно, что когда Пифагору исполнилось 15 лет, его посвятили в таинства божеств. Тело омыли в водах и уложили обнаженным на ложе. К нему подошла жрица и стала его просвещать (уча не рукоблудствовать, не мужеложествовать, заниматься любовью с девушками и дамами в строго определенные дни и т.д.). А затем в его руки дали флейту Пана, и пока он играл на ней мелодию, перед ним плясали обнаженные девушки, изображавшие женскую часть души. Посвятили юношу и в таинства орфиков.

Порой эти гулянья, сопровождаемые пляской, превращались в самые настоящие оргии. Такое обычно случалось при Вакханалиях (Дионисиях), во время празднеств в честь бога вина Диониса или Вакха. Празднества начинались со здравиц в честь бога вина, а заканчивались здравицами в честь женщин и эротическими играми. Иные уделяли внимание охоте, всегда считавшейся у эллинов почтенным занятием, входившим в круг воспитания у критян, спартанцев и афинян. Она поощрялась законами Ликурга. Ее восхваляли Платон и Ксенофонт (последний написал специальный трактат на эту тему).

Н. Пуссен. Сатир и нимфа. Ок. 1630 г.

Порой юноши обращались к знаниям, видя в них не столько источник мудрости и мастерства, сколько забаву или даже отвлечение от жизненных неприятностей. Иных гнала в науки несчастная любовь к какой-нибудь танцовщице или гетере. Утверждают, что римского поэта Проперция (50 г. до н.э. – 16 г. до н.э.), человека незнатного и небогатого, к образованию подвигла пылкая страсть к красавице Кинфии. Гетера, обладавшая поэтическими и музыкальными дарованиями, выделялась знаниями и культурой. Она сумела вскружить юноше голову. Проперций пишет, что сбирается в дальний путь («в ученые еду Афины»), дабы «оковы любви в долгих скитаньях разбить». Он признается, что испытал все возможные средства. Остается – бежать куда глаза глядят. Лучше уж ученые Афины, где, возможно, удастся поднабраться и знаний, дабы хоть чем-то удивить требовательную к мужчинам гетеру Кинфию:

Мне остается пешком одолеть, —

не ленитесь вы, ноги, —

Землю, где Истм положил грань

меж обоих морей.

После, когда берега замкнут

меня в гавань Пирея,

Буду Тезея путем вдоль длинных

стен я идти.

Душу я там примусь выправлять

иль трудами Платона,

Или же тенью твоих мудрых

садов, Эпикур.

Там я начну изучать красноречье,

доспех Демосфена,

Либо приятную соль книг твоих,

мудрый Менандр.

Там, вероятно, мой взор либо

краски картин очаруют,

Либо изделья резца – медь иль

слоновая кость.

Греко-римский мир в зародыше явил не только типы поздних образовательных учреждений, но также основные педагогические методики. Сюда можно отнести, к примеру, и знаменитый сократовский метод вопросов и ответов. Беседы-диалоги он называл «искусством повивальной бабки», имея в виду, что знание появляется на свет с их помощью, появляется в обрамлении живой пленки скепсиса и иронии. Надо признать, что скепсис, как и само знание, чрезвычайно важен для развития свободной индивидуальности. С его помощью человеку делается прививка против умственной ограниченности. Унаследованный от тех времен буквослагательный метод обучения грамоте существовал до середины XIX века. Не только педагогические авторитеты, но даже само понятие «педагогики» как синтеза общего образования, этического воспитания и методов обучения пришло к нам из античности. Не зря же Платона называли первым великим теоретиком в области педагогики (Стенцель).

Урок музыки у Дамона

Какие выводы можно сделать? Во-первых, античность рассматривала образование и искусство как важную сферу человеческой деятельности, от которой во многом зависят нравы, порядки, благосостояние и крепость державы. Культура в широком смысле слова стала играть заметную роль в формировании тогдашних элит как на Востоке, так и на Западе. Несмотря на все его различия, древний мир обладал неким внутренним единством. При этом роль образованного человека становилась все значимее, весомее. Можно даже говорить о едином типе мудрости, возникшем в Восточном Средиземноморье и на Индо-Гангской равнине. Мы видим нечто схожее между безмятежным спокойствием грека или нирваной индуса, стоицизмом римлянина или невозмутимостью китайца. Будучи первопроходцами, древние люди обладали удивительныой свежестью восприятия, чуством новизны, без которых невозможно истинное познание. Сила античной цивилизации ощущается в философских трудах, исторических трактатах, дидактических поэмах, в самой жизни. Ученый и поэт Тит Лукреций Кар в бессмертной поэме «О природе вещей» так сказал о ее свойствах:

Ныне внимателен будь,

достоверному внемля ученью:

Новый предмет до ушей твоих

бурно стремится достигнуть,

В новом обличьи предстать

перед тобою должно мирозданье.

Во-вторых, в ходе возникновения и укрепления государств-полисов создаются и главные типы образовательно-воспитательных учреждений. Одновременно идет и работа над методическо-терминологической базой обучающего процесса. Говоря об истоках будущей европейской цивилизации, М. Наринский и В. Карев указывают на ее античные корни. Более того, многие понятия и термины, относящиеся к сфере европейской образованности, пришли к нам прямо из античности: академия, лицей, гимназия, школа. Античными являются и остаются ряд фундаментальных понятий европейской политической культуры – Демократия и Деспотия, Республика и Империя, Олигархия и Диктатура. Собственно и сам термин «культура» восходит к латинскому термину, означающему «возделывание, воспитание, образование». В-третьих, античность – ориентир, позволяющий прокладывать курс современности. Античные писатели, поэты, философы взрастили не одно поколение будущих интеллигентов. С их помощью лучшая часть людей достигала и достигает того, что Гегель называл «величайшей культурой духа». Во многом благодаря «гениусам» древнего мира (Ницше) смогли и мы подняться над окружающей серостью, суетой, усредненностью. В-четвертых, античность направила все последующее развитие человечества по определенному руслу, по которому мы продолжаем двигаться сегодня (пять тысячелетий спустя). Продолжаем, подобно трудолюбивым пчелам, собирать нектар с цветов античной мысли и культуры. В-пятых, античная наука положила начало кропотливой работе ума, сформулировала ряд важнейших законов, дала пищу для построения теорий последующими философами, историками, культурологами. Можно сказать, что своей постоянной активностью, яркой работой мысли греки сделали всё или почти всё для того, чтобы последующие поколения, люди цивилизации, говоря словами историка Фукидида, «и сами не имели покоя, и другим людям не давали его».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.