Глава 6 Начальник Абвера

Глава 6

Начальник Абвера

Канарису уже исполнилось 47 лет, когда он принял руководство абвером. Несмотря на свежесть лица, он выглядел значительно старше своих лет из-за белых как снег волос. Поэтому у сотрудников он вскоре получил прозвище «седовласый старик». И на самом деле, своими зрелыми суждениями, которые он излагал короткими скупыми фразами, новый шеф разведки производил впечатление бывалого, умудренного жизнью старика. Канарис не был разговорчив, не любил откровенничать, стиль его речи был, как выразился один из соратников по движению Сопротивления, «эклептическим». У него были веские основания скрывать от внешнего мира свои подлинные взгляды и мнения. Как мы уже знаем, Канарис не принадлежал к тем, кто изначально отвергал национал-социализм. Нам неизвестно, когда он понял, то гитлеровцы – это не временное явление, которое можно преодолеть обычными политическими средствами, присущими парламентской системе управления, а чрезвычайно опасный феномен, угрожающий самому существованию Германии. Но к тому времени, когда он возглавил абвер, подобная точка зрения у него уже сложилась. Бойкот, объявленный евреям, и преследования любых «неарийцев», не имеющие ничего общего с законом, события 30 июня предшествующего года, сопровождавшиеся, как достоверно знал Канарис, многочисленными убийствами и другими жестокостями, – всего этого оказалось достаточно, чтобы загасить у него последние искры надежды на поворот Гитлера и его «паладинов» к лучшему. Но руководители НСДАП по-прежнему считали его своим и преданным их идее человеком, не в последнюю очередь из-за прошлых громких выпадов против него со стороны левых элементов, и Канарис не видел оснований преждевременно подрывать эту веру. Он с самого начала прекрасно понимал, какой мощный инструмент власти и влияния попал к нему в руки с получением под его начало такой организации, как абвер, и именно в авторитарном государстве, быстрыми темпами катящемся по наклонной к тоталитаризму.

Когда Канарис в конце 1934 г. покинул военный флот, чтобы руководить абвером, он уже ощущал в себе достаточно сил для выполнения более сложных задач, чем взятое еще в 1920 г. обязательство: всеми силами помогать восстанавливать былую морскую мощь Германии. Но это нисколько не означало, что он, как позднее утверждали некоторые из его сослуживцев, «дезертировал» из ВМС. Скорее наоборот. Назначение Канариса осенью 1934 г. на должность коменданта крепости Свинемюнде могло свидетельствовать о том, что, по мнению высших руководителей флота, ведающих кадровыми вопросами, он уже достиг вершины своей карьеры, если и не перевалил через нее.

И лица, принимавшие кадровые решения, были в чем-то правы. Конечно, будучи старшим помощником на линкоре «Силезия», затем начальником штаба военно-морской базы «Нордзее» и, наконец, командиром «Силезии», Канарис везде отлично справлялся со своими обязанностями. Однако, если мы представим себе Канариса конца 1934 г., то не обнаружим у него особых качеств, которыми должен обладать командующий эскадрой или флотилией. В смелости ему отказать было нельзя. Его отличала не только личная храбрость, но он также обладал – что встречается значительно реже – высокой степенью гражданского мужества, проявленного им сотни раз на посту руководителя абвера. Однако у него не было той беспечности и непринужденности, быть может, необходимой доли безрассудства, которые необходимы и командующему флотилией, и командиру кавалерийской дивизии. По своей натуре Канарис был человеком, привыкшим все тщательно обдумывать и взвешивать, а его служебная деятельность в республике, в период ее становления находившейся в крайне неустойчивой политической ситуации, вынуждающей прибегать к разного рода маскировкам, отговоркам, уловкам и хитростям, только усилила эти прирожденные наклонности. Один из сотрудников Канариса, работавший с ним в тот период, рассказывал, что эти особенности его характера были заметны и в парусном спорте: «Канарис, как правило, следовал слишком близко за ветром с хлопающими парусами».

Ну и поле деятельности прежних лет было для Канариса чересчур ограниченным, принимая во внимание его природные дарования. Многочисленные прочитанные им книги и неоднократные поездки за рубеж существенно расширили его кругозор. Тяжелые и сложные переговоры с политическими деятелями и предпринимателями, с владельцами пароходных компаний и судоверфей в Германии и за границей научили Канариса избегать одностороннего подхода к вопросам и проблемам и рассматривать их во всех аспектах. Это развило в нем способность к объективному суждению. Быть может, именно пристрастие Гитлера и Геббельса объяснять немецкому народу международные дела, используя лишь черные и белые краски, заставило Канариса осознать в полной мере то, что давно сформировалось в его подсознании: он ясно понял, что оценивает различные события внутри страны и за рубежом не с сугубо немецких позиций, а как настоящий космополит. Разумеется, он был и остался прежде всего немцем и патриотом. Его любовь к родной земле и немецкому народу нисколько не уменьшилась, возможно, даже усилилась; он научился сопоставлять и сравнивать и убедился, что не всегда Германия права, а другая сторона всегда не права. Для нового Канариса – космополита – руководство абвером оказалось самым подходящим занятием, будто специально созданным для него.

На самом деле, если даже не принять во внимание специфику политической ситуации 1934–1935 гг., то и тогда вермахт не смог бы сделать более удачного выбора на должность шефа абвера. Это был действительно человек с богатым жизненным опытом, имеющий все предпосылки, чтобы успешно справиться со своими обязанностями. Он много поездил по свету и приобрел обширные знания о положении дел в целом ряде стран. Хотя Канарис не владел в совершенстве, как порой утверждают, полдюжиной иностранных языков, он превосходно говорил и писал на испанском языке, мог вести довольно непростые по содержанию беседы на английском, французском и итальянском языках, не претендуя на абсолютное их знание. И о других языках он имел по крайней мере хоть какое-то представление, чтобы в необходимых случаях запомнить несколько фраз и специфических выражений и выступить с короткой приветственной речью. Но важнее всего был талант налаживания контактов с людьми, умение найти правильный тон в разговоре с каждым человеком, будь то сам фюрер или кто-нибудь из национал-социалистских грандов, или же с такими совершенно не похожими друг на друга личностями, как испанский каудильо Франсиско Франко, финский глава государства Маннергейм, итальянцы Роатта и Аме, венгры Хорти и Хомлок, муфтий Иерусалима или индус Субхас Чандра Бозе. И со всеми этими разными по характеру людьми Канарис находил общий язык. С почти женской интуицией он выбирал для каждого нужный подход, располагая к себе и вызывая доверие.

Когда Канарис принял под свое крыло абвер, это было сравнительно небольшое «заведение». В последующие годы оно неуклонно разрасталось. Мы не будем здесь касаться истории становления абвера, пусть этим займутся более сведущие авторы, однако кое-что о развитии данной организации сказать все же необходимо. Когда Канарис занял свой пост, абвер существовал в имперском военном министерстве как подразделение. В течение 1938 г. эта структура дважды претерпела реорганизацию, и в результате возникло Управление по разведке и контрразведке Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии (ОКВ), которое заменило военное министерство, ликвидированное после отставки Бломберга. Управление включало пять подразделений: отдел «Аусланд», три специальных отдела, ведавшие вопросами разведки и контрразведки, и центральный отдел. Отдел «Аусланд» являлся представительным органом абвера и поддерживал связи со спецслужбами министерства иностранных дел, с немецкими военными, военно-морскими и военно-воздушными атташе за границей, а также «обслуживал» иностранных атташе в Германии. В состав отдела «Аусланд» входило также отделение по вопросам международного права, когда они касались вермахта. Шпионажем, то есть приобретением секретной информации за рубежом агентурным или любым нелегальным путем, отдел не занимался.

Это было главной задачей 1-го отдела. Ему подчинялась так называемая секретная информационная служба; через свои филиалы за границей она получала от зарубежных агентов сообщения, содержащие важные для военного руководства сведения о техническом оснащении вооруженных сил и военно-промышленном потенциале государств, вероятных противников Германии, а также предполагаемых нейтральных стран. Здесь следует подчеркнуть, что абвер вообще и 1-й отдел в частности отвечал за сбор информации, которую затем – в нужных случаях с сопроводительной оценкой степени надежности источника – пересылали для анализа в соответствующий отдел Главного штаба сухопутных войск, военно-воздушных или военно-морских сил, в зависимости от характера поступивших данных, а во время войны – в штаб оперативного руководства Верховного командования вермахта (генерал А. Йодль).

По важности выполняемых поручений и по числу служебного персонала за 1-м отделом следовал 3-й отдел, осуществлявший собственно контрразведывательные мероприятия. Другими словами, его сотрудники должны были пресекать деятельность вражеских разведок в Германии, разоблачать агентуру противника или внедрять в его сети своих информаторов и провокаторов, защищать части и подразделения вермахта, транспортные магистрали и предприятия военной промышленности от актов саботажа и диверсий. При решении названных задач отделу волей-неволей приходилось тесно сотрудничать со службой безопасности гестапо и с СД.

Значительно меньше двух предыдущих отделов был 2-й отдел, который в первую очередь ведал подрывной деятельностью в тыловых районах противника; он осуществлял диверсии на вражеской территории, разрушал важнейшие войсковые линии связи непосредственно за линией фронта. Иначе говоря, 2-й отдел выполнял те же функции, что и прославившиеся во время Второй мировой войны знаменитые британские командос. К реализации заданий сотрудники привлекали по возможности граждан вражеских государств, недовольных существующим политическим устройством, а в странах Восточной Европы – членов угнетаемых национальных меньшинств и других преследуемых слоев населения. Поддержание связи с этими элементами также входило в сферу деятельности 2-го отдела. Считаем нужным подчеркнуть, что Канарис с самого начала с большим сомнением относился к диверсионной деятельности. Он весьма здраво оценивал реальные возможности для претворения в жизнь подобных планов, чтобы надеяться даже при успешных диверсиях на сколько-нибудь существенное или даже решающее их влияние на ход военных действий. Кроме того, здравый смысл подсказывал, что ожидаемый от диверсионных актов эффект не шел ни в какое сравнение с одновременным ответным ростом ожесточения в лагере противника. И наконец, Канарис чисто эмоционально не мог примириться с мыслью о серьезной опасности, которой подвергаются при этом жизнь и здоровье ни в чем не повинных гражданских лиц обоего пола.

Однако, с другой стороны, сомнения Канариса не вылились в какую-то форму конкретных действий, и он в принципе не возражал против применения диверсий как одного из способов борьбы с противником. В данном случае, как и во всей своей деятельности в качестве шефа абвера, он руководствовался главной мыслью: его долг, пока он состоит в этой должности, – до конца использовать все возможности спецслужбы, чтобы оказывать действенную помощь командованию вермахта, но при одном условии, которое формулировалось примерно следующим образом: рассчитывать на его одобрение и участие можно было лишь в таких делах, которые соответствовали общим правилам ведения войны, признанным вооруженными силами всех цивилизованных государств. Когда приказы Гитлера или старших военачальников, выполняющих распоряжения и указания фюрера, противоречили этому условию, то абвер их игнорировал. В зависимости от конкретной ситуации проблема решалась по-разному. Исполнение приказа либо на первых порах умышленно затягивали в надежде, что другие события отодвинут его на задний план, сделают неактуальным, и о нем постепенно забудут, либо пытались с помощью аргументированных возражений его отменить, либо создавали впечатление лихорадочной деятельности, топчась на месте и не предпринимая никаких реальных шагов. Насчитываются десятки, даже сотни подобных случаев. К конкретным примерам мы еще не раз вернемся. Именно к срыву преступных замыслов, осуществление которых покрыло бы вечным позором германский вермахт, сводился саботаж Канариса недозволенных приемов ведения войны. Те представители офицерского корпуса, которые ставили это ему в вину, так и не поняли, что не в последнюю очередь благодаря мертвому Канарису ОКВ, немецкие генералы и адмиралы и Генеральный штаб все вместе не были объявлены преступной организацией.

Служба абвера, как она выглядела к началу Второй мировой войны осенью 1939 г., была во многом детищем Канариса. «Маленькое заведение» превратилось в большое и эффективно действующее учреждение. Канарис гордился делом рук своих. Он чувствовал тесную связь с абвером собственной судьбы, но сознавал и степень личной ответственности, взятой на себя с совершенствованием этого мощного инструмента влияния. По-видимому, как раз это чувство ответственности побуждало Канариса оставаться на своем посту, когда он уже был твердо убежден в скором поражении и даже уничтожении Германии и не видел возможности до наступления катастрофы избавить свою родину от зла гитлеровской системы. И в этой обстановке он до последнего отстаивал свою позицию руководителя абвера, стремясь как можно дольше не допустить, чтобы эта служба попала в руки парней из СД, которые, как ему было хорошо известно, не задумываясь, использовали бы созданный им инструмент в преступных целях.

Хотя Канарис с полным правом считал абвер своим творением, он ясно представлял себе, что развитие организации в таких масштабах было бы невозможно, если бы этому не содействовали благоприятные временные факторы и особые политические условия. Организационное расширение абвера совпало с периодом тотального вооружения, ускоренного технического переоснащения вермахта и пополнения его личным составом. Это было, если можно так выразиться, велением времени – срочно увеличить все важные звенья аппарата вермахта. Как это ни странно, но в строительстве абвера помогло сложившееся у Гитлера, Риббентропа и всей нацистской верхушки наивное, похожее на миф и прямо-таки гротескное представление о британской Сикрет сервис. Что-то равное этому продукту собственной фантазии или что-то даже более совершенное хотелось иметь и Гитлеру. Его пожелание Риббентроп и Гиммлер осуществили бы куда охотнее помимо вермахта, но Канарис еще пользовался тогда заметным расположением Гитлера, и абвер был единственной организацией с жизнеспособным ядром, пригодным для создания на его основе разветвленной спецслужбы. В этих условиях вопрос о выделении необходимых денежных средств отходил на второй план, по крайней мере до тех пор, пока расходы покрывались немецкими марками. Затруднения с иностранной валютой испытывал и абвер, однако, как в один голос уверяли бывшие сотрудники, занимавшие солидные должности и знакомые с тогдашней ситуацией, для решения задач, которые Канарис считал важными, валютные ассигнования выделялись беспрепятственно.

За время пребывания Канариса на посту шефа абвера через его руки прошли многие миллионы, которые он мог тратить по своему усмотрению. Но при всем обилии денежных средств, находившихся в его распоряжении, Канарис не позволял никакой расточительности. Именно потому, что человеку с неустойчивым характером, особенно в спецслужбе, легко поддаться соблазну, он всегда настаивал на строгой финансовой отчетности. Хорошей иллюстрацией может служить небольшой эпизод из довоенного времени. После долгого отсутствия в Берлин из заграничной командировки вернулся отлично зарекомендовавший себя агент, пользовавшийся полным доверием Канариса и поддерживавший с ним дружеские отношения. Когда агент отчитывался за свои весьма внушительные накладные расходы, возник довольно горячий спор между ним, южанином по происхождению, и интендантским советником Тёппеном, который незадолго до этого вступил в должность кассира и как «новая метла» особенно скрупулезно проверял оправдательные документы. С просьбой об урегулировании разногласий агент обратился к Канарису и привел для убедительности в качестве примера случай, имевший место во время его поездки по Южной Америке. В одном из небольших южноамериканских государств ему пришлось устроить роскошное угощение для местного вельможи, в чьей помощи агент нуждался при выполнении важного задания. За ужином он передал гостю, незаметно положив под салфетку, крупную сумму в английских фунтах. «И теперь с меня требуют подтверждающие документы!» – воскликнул агент с возмущением, заканчивая повествование. И на этот раз, как и во многих других аналогичных случаях, Канарис подтвердил правильность произведенных затрат, взяв на себя ответственность за последствия. Он должен был, как начальник, справиться с трудной проблемой: обеспечить безупречное расходование переданных в его распоряжение государственных средств в организации, которая в силу собственной природы не допускает обычных форм контроля.

В личной порядочности Канариса не сомневалось даже гестапо, не стеснявшееся с подозрениями относительно разбазаривания казенных денег. И в самом деле, хотя через его руки в отсутствие достаточного контроля проходили значительные суммы, он никогда не использовал эти обстоятельства для собственного обогащения. Образ жизни Канариса, учитывая его воинское звание и занимаемую должность, оставался сравнительно скромным. Он не просил у фюрера и не получал никаких дополнительных выплат и единовременных вознаграждений. Небольшой домик в Шлахтензее у Бетацайле, в котором он прожил до своего ареста, Канарис приобрел в 1936 г. в том числе на деньги, вырученные от продажи принадлежащей супруге дорогой скрипки, так как имевшихся сбережений не хватало, чтобы уплатить требуемую цену.

Как шеф абвера, Канарис был противником излишнего расходования денежных средств. И после существенного увеличения служебного персонала и заметного усиления своей роли в государственной политике, абвер остался на Тирпицуфер, 74–76 в прежней «лисьей норе», названной так вовсе не в честь руководителя, хотя некоторые и считали его старой хитрой лисой, а из-за многочисленных полутемных коридоров, передних и задних лестниц этого бывшего «господского» многоэтажного дома. Со своими салонами, большими проходными комнатами, кухнями, помещениями для прислуги, строение совсем не подходило для солидного учреждения, и незнакомый с его внутренним расположением был обречен блуждать по переходам. Канарис вовсе не пытался что-либо предпринять для основательной внутренней перепланировки или для переезда в другое здание, более приспособленное для работы спецслужбы. А это, между прочим, было крайне нежелательно еще и потому, что рядом находилось центральное управленческое звено вермахта (ОКВ), куда можно было пройти, не выходя на улицу.

Он был вполне доволен и своим служебным кабинетом, располагавшимся на самом верхнем этаже. Поднимался Канарис к себе на старомодном скрипучем лифте, часто выходившем из строя. Само помещение, к которому примыкала приемная с двумя секретаршами, выглядело необычайно скромно. Ничего похожего на помпезные залы, которые крупные фигуры нацистского режима обычно называли своими рабочими кабинетами. Комната Канариса была средней величины и обставлена только необходимой мебелью, взятой, казалось, из старых запасов без особого выбора и соблюдения единства стиля. К комнате был пристроен балкон, выходивший на Ландверканал. На письменном столе, как напоминание о морской карьере начальника, стояла миниатюрная модель крейсера «Дрезден», на котором он участвовал в морских сражениях у Коронеля и у Фолклендских островов. Рядом – пресс-папье с тремя бронзовыми обезьянами на верхней мраморной пластинке. Одна обезьяна напряженно прислушивалась, приложив ладонь к уху, другая внимательно смотрела вдаль, а третья прикрывала рукой рот; эти обезьяны символизировали девиз абвера: его сотрудники должны все слышать и видеть, но не болтать.

Среди картин на одной из стен выделялась увеличенная фотография каудильо с его собственноручным посвящением, японская живопись: что-то похожее на рожу дьявола – подарок японского посла Осимы. На другой стене – фотографии бывших руководителей немецкой спецслужбы, в том числе и знаменитого шефа отдела III-б германского Генерального штаба во время Первой мировой войны полковника Николаи. Над диваном – карта мира. Вполне логично: ведь интересы человека, который здесь работает, простираются далеко за государственные границы Германии и не ограничиваются европейским континентом, а охватывают все страны земного шара. Обстановку этого странного рабочего помещения дополняли пара канцелярских стеллажей, подчас безнаказанно используемых Зепплом, жесткошерстной таксой, в качестве каменной тумбы, и железная походная кровать, на которой Канарис иногда после обеда недолго отдыхал. Когда политическая ситуация или положение на фронте становились особенно напряженными, бывало, что адмирал проводил в кабинете и ночь, чтобы на случай срочной надобности быть, так сказать, «под рукой».

Канарис вовсе не думал о том, что убранство собственного кабинета не очень-то соответствовало его должности, особенно если учесть, что ему часто приходилось принимать здесь важных иностранных посетителей. Он не придавал внешним показным атрибутам большого значения и не соглашался тратить деньги даже на приобретение сносного ковра, который придал бы помещению более презентабельный вид. Один из его бывших сотрудников сказал, что Канарис, вероятно, не слишком бы удивился, если бы ему вместо письменного стола поставили в кабинет обыкновенный деревянный ящик. Обязательной была только фотография Зеппла на каминном карнизе напротив письменного стола.

Так выглядело помещение, где Канарис работал, когда не был в отъезде. Здесь проводил он ежедневные совещания, называвшиеся «колонной».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.