КИР СЛЕДУЕТ ПО ТРОПЕ ЗАРАТУСТРЫ

КИР СЛЕДУЕТ ПО ТРОПЕ ЗАРАТУСТРЫ

Виштаспа всегда задумывался, прежде чем говорить о Заратустре, который, по-видимому, не был ни знатным арийцем, ни магом, ни жрецом.

– Ни одна страда не проходит, – заметил он однажды, – чтобы не появился какой-либо спаситель, требующий еды и провозглашающий о приходе к власти нового бога. – Он снова помолчал. – Девять лет назад Зароастр бежал сюда от воинов Раги. Я его прятал, кормил и слушал. Он был сыном Пуррушаспы – из Серых лошадей – с западного берега моря. Из рода он был, я думаю, Спитама, Белых. Когда-то он был воином. Во всяком случае, он знал, как натянуть парфянский большой лук – такой, что, натягивая его, один конец нужно прижать ногой. Парфянская стрела может пробить железный щит.

Киру было интересно узнать, как пророк Заратустра получил свое имя. Казалось, оно абсолютно бессмысленно – Золотые верблюды, – поскольку верблюд не имеет к золоту никакого отношения, разве что переносит его как груз, но этот образ едва ли можно было применить к человеку. Как ни странно, другим людям никогда не удавалось описать этого бродячего пророка, даже если они цитировали его довольно бойко.

– Однажды вечером, – сказал Виштаспа, – я вышел, чтобы наблюдать первый луч яркого Сириуса. Заратустра также был там и ждал. Он первым высмотрел звезду и раскинул руки. «Кто установил для солнца путь среди звезд?» Так он говорил. «Кто сделал луну восковой и ущербной? Кто удерживает внизу землю, а вверху звезды от падения? Кто придает быстроту ветру, гонящему облака перед собой, как овец? Какой мастер отделил свет от мрака и дал уверенность во всех своих творениях человеку, не понимающему этого?»

Виштаспа поскреб бороду. Он вытянул ноги к очагу, рядом с которым дремали овчарки, и его семилетний сын Дараявауш – тот, кого позднее греки называли Дарием, – взобрался к нему на колени. Крепко держа Дария, Виштаспа продолжал:

– Я спросил: «У тебя, наверное, бывают видения?» Тогда он крикнул: «Нет у меня видений, только муки!» Он продолжил спрашивать у звезд свои «кто» да «что», а чаще всего «почему». Ушел он во время ягнения на восток, через Коару, продолжая мучиться. Я думаю, он был приговорен к смерти за высмеивание какого-либо кави. Но, мне кажется, не это было причиной его мук.

– Мне кажется, – Кир подумал о необычном спокойствии в гирканских домах, – он обратил тебя в свою веру.

– В то время – нет. – Виштаспа засмеялся, трясясь всем телом, и мальчику Дарию пришлось крепко вцепиться в него. – Он обратил мою жену. Первую жену Хутаосу. – Снова последовала пауза. – Хотя, Кир, мой кузен из Аншана, когда он ушел, я его почувствовал. Я слышал голос Заратустры, он кричал в саду, будто фраваши оплакивал меня.

Снова голос. Кир спросил себя, был ли непостижимый Заратустра реальным человеком или голосом мыслей, добрых и злых.

– Дорожная стража его преследовала, – заметил Виштаспа.

Когда почва стала твердой, Кир посвятил себя обучению юных гирканцев и парфян верховой езде. Он заставил парфян позабыть об их огромных луках, научил их обращаться с небольшим, сильно изогнутым луком, сидя на коне, и показал, как направлять стрелы в цели, находящиеся не только перед ними, но и позади них. После этого молодежь очень привязалась к Киру.

Их царь, теперь сатрап Гиркании и Парфии, не одобрял этого обучения военному делу, поскольку при этом людей отнимали от полезной работы в поле. Приблизительно так он говорил.

– Однажды придут скифы, – отвечал Кир, – и тогда кого ты позовешь выполнить полезную работу?

Виштаспа заподозрил истинные намерения ахеменидского царя забрать местных новобранцев с собой в поход на восток. Так Кир и поступил, кроме того, он оставил в Задракарте свою эламскую жену. После гибели Абрадата и Пантеи она никак не могла успокоиться, а женщина, чья беременность приближалась к концу, не могла передвигаться по дороге с воинами. Хутаоса взяла ее под свою опеку. Кроме того, его жена могла побыть заложницей ради спокойствия Виштаспы. Кир высоко ценил его дружбу, как и плодородные земли вокруг Гирканского моря. Однако он скучал по Амитис, не приходившей вечером, в час отдыха, послушать его рассказ о тревогах, возникших днем. Она была самым последним из его давних спутников, и когда он повернулся в сторону красных вершин на востоке, то почувствовал, что чем больше возрастало его могущество, тем более одиноким он становился.

Мысль о Заратустре также беспокоила его. Прикрываясь пророческими речами, он бунтовал против власти, был человеком черни, как говорил Гарпаг. Как только Кир затравил мятежного Абрадата, другой встал у него на пути. Амитис могла бы ему подсказать, как поступить с Заратустрой, но Амитис не было рядом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.