Феодализация церкви

Феодализация церкви

Церковь в Испании, как и в других странах Западной Европы, была крупным землевладельцем. Постепенное превращение церковных имений в феодальные вотчины, эксплуатирующие труд зависимых крестьян (сервов, либертинов, колонов, мелких прекаристов), составляло основу процесса ее феодализации.

В готской Испании отчетливо заметен рост частного епископского землевладения: епископы расхищали церковное имущество, используя его для расширения собственных владений, передачи церковного достояния родственникам и наследникам.

Арианское духовенство не знало целибата. И даже после превращения католичества в государственную религию в 589 г. бывшему арианскому духовенству, вступившему в католический клир, была предоставлена возможность сохранить свои семьи, правда, при условии соблюдения целомудрия[1144]. Епископы и священники могли оставлять имущество сыновьям и внукам[1145]. В дальнейшем церковь старалась добиться соблюдения канонов о безбрачии духовенства, но, по-видимому, без особого успеха. Еще в 657 г. IX Толедский церковный собор, констатируя, что многие епископы, священники, {228} диаконы имеют детей, предупреждал, что нарушители церковных канонов подвергнутся наказанию, а дети клириков не смогут наследовать своим родителям и станут церковными сервами[1146].

По своему образу жизни епископы мало отличались от светских магнатов. Нередко они участвовали в усобицах, восстаниях[1147], совершали насилия над соседями — светскими землевладельцами[1148], вели друг с другом распри из-за территории, входившей в состав их диоцезов[1149]. Некоторые епископы пытались произвольно назначать себе преемников[1150]. Широко распространена была продажа церковных должностей[1151].

Церкви в VII в. извлекали определенные доходы от своих имений, получали дарения от королей и частных лиц. В VII в. церкви, очевидно, взимали уже десятины[1152]. Епископы имели право на одну треть церковных доходов (главной церкви диоцеза). Но они обычно не удовлетворялись этим и изыскивали дополнительные источники доходов, например, незаконно взимали поборы с тех, кто прибегал к их суду[1153].

Использование церковного имущества имело наиболее важное значение для высшего духовенства. Епископы присваивали достояние церкви, в том числе вклады верующих, ценную церковную утварь, украшения[1154]. Вопреки канонам они самовольно отчуждали церковное имущество[1155], раздавали его своим родственникам и {229} клиентам[1156]. Освобождая рабов церкви, епископы нередко оставляли их под патроцинием тех или иных частных лиц, а не самой церкви[1157]. Церковных сервов и либертинов епископы посылали для работы в своих вотчинах, что наносило ущерб хозяйству церкви[1158].

Источники содержат множество сведений о том, какие усилия предпринимала церковь (при поддержке королевской власти) для того, чтобы помешать расхищению церковного имущества епископами. Королевские законы и постановления соборов требовали строгого разграничения достояний церквей и епископов.

Вестготская правда предписывала тотчас по назначении епископа составлять опись имущества церкви. После смерти этого епископа надлежало проверить наличие инвентаризованного; недостающее возмещали епископские наследники[1159]. Собор в Бракаре постановил, что личное достояние епископа может передаваться по наследству, но без урона для имущества церкви[1160].

Церковный собор в Гиспалисе принял решение, согласно которому епископ может дарить своим родственникам рабов церкви лишь в том случае, если затем компенсирует ее тем же числом собственных рабов[1161]. {230} Епископ, ничего не оставивший церкви из своего имущества, не мог освобождать церковных сервов. Его преемник должен был вернуть таких отпущенников под власть церкви[1162].

Согласно постановлению церковного собора в Эмерите, дарения епископа его приближенным, сернам и либертинам оставались в силе лишь при условии, если он завещал своей церкви имущества на сумму, в три раза превышающую стоимость розданного[1163].

Соборы исходили из убеждения, что, обогащаясь, епископ или церковный эконом либо присваивает имущество церкви, либо использует то положение, которое он занимает в церковной иерархии. Поэтому IX Толедский собор постановил, что если имущество епископа или лица, управляющего хозяйством церкви, было незначительным до их вступления в должность, то после смерти означенных лиц все приобретенное ими отходило к церкви. Если же имелся в наличии инвентарь принадлежавшего им добра (т. е. если было доказано, что они не присвоили ничего из церковного достояния), то все приобретенное ими делилось между наследниками умершего и церковью. Тем же имуществом, которое было подарено кем-либо епископу или другому служителю церкви, владельцы его могли распоряжаться по своему усмотрению. Оно переходило церкви лишь тогда, когда они никому не оставили его в наследство[1164].

К числу мер, направленных против захвата епископами имущества церкви, относились также требования, чтобы епископы и священники ничего не продавали без согласия прочих клириков[1165], чтобы о выдаче имущества, произведенной кому-либо епископом или экономом церкви в вознаграждение за те или иные услуги, составлялись документы[1166]; срок давности владения {231} имуществом, которым епископ или эконом неправильно распорядились, исчисляется не с начала фактического владения таковым, а со времени смерти епископа или эконома[1167].

Стараясь расширить свои вотчины и умножить остальное имущество, епископы посягали не только на достояние и доходы тех церквей, которыми они управляли сами, но и приходских церквей, монастырей, часовен, находившихся на территории поместий магнатов.

Постановления соборов зачастую упоминают о незаконных действиях епископов в приходах. Они отягощали клириков поборами и повинностями к своей собственной выгоде[1168], отбирали значительную часть дарственных вкладов, которые эти церкви получали от верующих[1169].

Епископы нарушали также права монастырей, посягая на их имущество и возлагая различные повинности на монахов. У монастырей, как и у приходских церквей, отбирались дарения, поступившие от верующих[1170]. Монахов, словно сервов принуждали работать на епископов[1171]. Монастырь, по словам постановления IV Толедского собора, превращался в имение епископа (…ita ut pene ех coenobio possessio fiat…)[1172].

Попытки епископов расширить источники своих доходов за счет церквей и монастырей встречали сопротивление не одного только приходского духовенства и аббатов, с чьими интересами не могли не считаться соборы и королевская власть. Такие устремления {232} епископата сталкивались также с намерениями светских землевладельцев, основывавших свои частные церкви. Уже ко времени создания Вестготского королевства их было в Испании довольно много. У. Штутц утверждал некогда, будто частные церкви — институт германского происхождения[1173]. Но, как показали М. Торрес, П. Р. Бидагор и другие исследователи, они возводились здесь уже в IV в.[1174].

После образования Вестготского королевства количество частных церквей в стране продолжало увеличиваться. Магнаты сооружали их в деревнях и виллах, обеспечивали землей и сервами, назначали в церкви клириков, обычно из сервов и либертинов. Нередко речь шла лишь о базиликах — часовнях, в которых литургия не совершалась[1175].

Приношения верующих этим церквам составляли важный дополнительный источник доходов для феодализировавшейся землевладельческой знати. Собор в Бракаре прямо выступил против тех, кто строит базилики не из-за благочестия, но по алчности — pro quaestu cupiditatis. Основатели подобных церквей, отмечал собор, делят доходы пополам с клириками, так что эти церкви существуют на «трибутарных условиях» (sub tributaria conditione)[1176]. Светские землевладельцы нередко пробовали превратить свои церкви в монастыри, поскольку последние в имущественном отношении были независимы от епископов. Подобные действия, однако, церковью запрещались[1177]. {233}

Если основатели церквей рассматривали их как свою полную собственность, пытались неограниченно распоряжаться их доходами, произвольно назначать клириков, то епископы, напротив, стремились подчинить эти церкви своему управлению.

С VI в. соборы всячески стараются сузить права основателей церкви и увеличить возможности вмешательства епископов в управление частными церквами.

В решениях соборов подчеркивается, что имуществом таких церквей управляет епископ и основатели церквей не вправе им распоряжаться[1178].

Но в то же время церковь не могла не учитывать реально сложившейся обстановки: ведь частные церкви фактически находились во власти их владельцев. Кроме того, светские магнаты имели известный вес на Толедских соборах. Поэтому соборы и королевская власть выступали против попыток епископов присвоить господство над частными церквами и их доходы[1179].

Основатели частных церквей и их потомки получили право надзора за имуществом данных церквей. В случае незаконных посягательств на него епископов можно было обращаться к церковным и светским властям[1180].

Соборы не признавали прав основателей церквей на доходы последних. Притязания же епископов на эти доходы ограничивались. Касаясь доходов епископов, {234} соборы не всегда четко разграничивают диоцезальные, приходские и частные церкви, что затрудняет выяснение имущественных прав епископов. К тому же позиция соборов по этому вопросу с течением времени претерпела некоторые изменения.

Так, в 561 г. собор в Бракаре постановил, что церковные доходы распределяются следующим образом: треть идет епископу, треть — клирикам, треть используется на ремонт храма[1181]. В постановлении говорится о церквах вообще, без какой-либо дифференциации. Второй собор в Бракаре в 572 г. постановил, что епископу дозволяется получать от приходских церквей лишь 2 солида в год, претендовать же на треть ее доходов он не может. Она предназначается для ремонта церковного здания, и епископ должен лишь контролировать расходование этих средств[1182]. Епископы обладали также правом постоя за счет церквей своего диоцеза, но при этом не могли являться со свитой более чем в пять-десять человек и оставаться дольше одного дня[1183].

Еще раньше, в 554 г., провинциальный собор в Тарраконе решил, что епископ, объезжая приходы, получает не более трети доходов местных церквей и обязан использовать эти средства для их ремонта[1184]. Если учесть, что и общеиспанский III Толедский собор запретил епископам взимать с приходских церквей какие-либо поборы, помимо ранее установленных канонами[1185], можно сделать следующий вывод о правах епископов в приходских и частных церквах. Права эти в VI в. ограничивались получением небольшого денежного взноса (в Галисии — 2 солида с церкви в год); каждая церковь обязана была содержать епископа и его свиту в течение одного дня ежегодно. Получая треть доходов приходских церквей, епископ должен был обеспечить их ремонт.

В вестготской формуле наделения церкви имуществом имеется характерная оговорка, гласящая, что {234} епископу не будут принадлежать никакие права на него (absque episcopali impedimento)[1186].

В первой половине VII в. соборы более ясно определяют объем прав епископов в отношении дохода с приходских и частных церквей. IV Толедский собор установил, что епископы могут получать треть их доходов (от приношений верующих, оброков, урожая, собираемого в церковных владениях)[1187]. О ее назначении в постановлении собора не было сказано. VII Толедский собор в 646 г. подтвердил постановление Второго Бракарского собора (относительно взимания епископами двух солидов в год)[1188]. Но IX Толедский собор высказался по этому поводу гораздо определеннее: епископ отныне мог произвольно распоряжаться третью, получаемой от приходских церквей[1189]. Однако претензии епископов на треть доходов церквей диоцеза, по-видимому, не были удовлетворены.

Как уже говорилось, епископские притязания встречали ожесточенный отпор приходского духовенства и владельцев церквей. В документах соборов отмечается, что аббаты и пресвитеры не повинуются своим епископам; им наносятся оскорбления во время объездов диоцезов[1190]. Правда, нередко и епископы применяли силу, для чего использовали своих сервов[1191]. Но перевес в подобных конфликтах был все же, очевидно, на стороне светских магнатов, располагавших дружинами и обладавших уже значительной властью на территории, где находились их владения. {236}

Собор в Эмерите в 666 г. снова потребовал от епископов отказаться от взимания с приходских церквей трети их доходов с тем, чтобы эти средства шли на ремонт церквей[1192]. А в самом конце VII в. XVI Толедский собор напоминал епископам, что, получая от церквей прихода трети, они должны на эти суммы поддерживать церкви в исправном состоянии[1193].

Что касается остальных двух третей церковных доходов, то вопрос о них вообще оставался вне поля зрения участников соборов. Эти доходы, судя по актам Бракарского собора, делились между владельцами церквей и местным духовенством[1194]. За основателями частных церквей оставалось также право назначения в них клириков, хотя оно получало силу лишь после утверждения епископами[1195]. Назначение епископом священника в такую церковь, произведенное без согласия ее владельца, считалось недействительным[1196]. На деле основатели церквей пользовались их достоянием свободнее, чем это допускалось официальным правом. Частная церковь, по-видимому, рассматривалась как собственность ее владельца, которой он мог неограниченно распоряжаться по своему усмотрению, передавать по наследству, осуществлять ее отчуждение в любой форме. Характерно, что в IX–XI вв. в Астурии и Леоне сеньоры свободно продавали свои церкви[1197].

В феодализации церкви важную роль играли миряне.

Еще арианская готская церковь в Галлии и Испании практиковала раздачу своих земель тем светским лицам, которые вступали под ее патроциний[1198]. Такого рода сделки совершались и католической церковью[1199]. При церквах и монастырях постоянно жили миряне из ближайшего окружения епископов и аббатов. Постановление {237} церковного собора в Эмерите называет среди возможных расхитителей имущества умершего епископа знатных и незнатных свободных людей, воспитанных во владениях данной церкви[1200]. Собор в Цезареавгусте отметил, что аббаты принимают в монастыри мирян как бы под патроциний, а затем вновь принятые начинают притеснять монахов[1201].

Иногда светские магнаты сооружали монастыри в своих виллах и оставались там со своими семьями и сервами; они не желали, однако, подчиняться монастырской дисциплине и не отказывались от своего имущества[1202].

Х Толедский собор запретил епископам предоставлять своим родственникам и близким возможность получать доходы с церквей и монастырей[1203]. Интересно также, что некоторые епископы в VII в. назначали экономами своих церквей мирян, что было осуждено и запрещено соборами[1204].

На основании всего вышеизложенного можно сделать следующие выводы о положении церкви в готской Испании. Стремление епископов умножить свои имения и свои доходы, присваивая церковное имущество, особенно сервов и либертинов, а также взимая побор с приходских и частных церквей; расширение практики основания частных церквей светскими магнатами; столкновения епископов с этими землевладельцами, а также с приходским и черным духовенством из-за доходов от церквей и монастырей — столкновения, которые по сути {238} являлись не чем иным, как борьбой за перераспределение ренты, взимаемой с непосредственных производителей (сервов, либертинов, колонов, мелких прекаристов); частичная раздача церквами своих земель во владение светским людям, находившимся под их патроцинием, — все это признаки начинавшейся феодализации испанской церкви в VI–VII вв. {239}