Глава двадцать вторая Каспийская сага

Глава двадцать вторая

Каспийская сага

География сражений флота в Гражданской войне была крайне широка. Великая водная война докатилась до юго-восточных рубежей России, где на Каспии разразились новые морские сражения противоборствующих сторон.

В помощь сухопутным частям Морской штаб при Вооруженных силах Юга России разработал ряд операций для разрозненных и небольших отрядов и флотилий, задействованных в борьбе с большевиками на волжских просторах, а чуть позже — на Каспии.

Морские стратеги Белого движения понимали всю важность занятия Каспийского моря и дельты Волги для будущих наступательных операций. Располагая данным водным пространством, флот ВСЮР мог бы получить возможность некоторой, пусть и малой помощи от бывших союзников по Антанте, обосновавшихся в персидском порту Энзели.

Военное присутствие на море означало для любой власти, которая будет править в этом районе, контроль над поистине несметными богатствами Бакинского нефтяного района, хлебородными приволжскими губерниями и богатым рыбой Каспием.

С точки зрения стратегического положения ВСЮР в данном регионе, через посредство Волжского водного пути для белых появилась бы возможность фактически соединиться с войсками Восточного фронта адмирала Колчака.

В 1919 году в морском штабе ВСЮР было решено воссоздать Каспийскую флотилию, и в качестве места её постоянного базирования предложен прикаспийский город Баку.

После выпуска соответствующего приказа по белым частям на Юге России начался набор сохранившихся в распоряжении командования морских кадров для ее укомплектования.

Как таковых добровольцев набралось немного, ибо набор в значительной степени происходил за счет разного рода инициативных людей из числа морской молодежи — мичманами, в лучшем случае бывшими накануне своего производства в лейтенанты.

Сформированный первый эшелон с моряками-добровольцами под командой капитана 1-го ранга Бориса Михайловича Пышнова отправился на Каспий, чтобы по прибытии обосноваться в городе Петровск, где начать подготовительную работу по формированию корабельных экипажей, инспекции имеющихся в наличии плавсредств и вооружения их в необходимом объеме.

6 апреля 1919 года первый отряд русских добровольцев во главе с капитаном 1-го ранга Пышновым в количестве около ста офицеров и «охотников» собрался в Екатеринодаре, где интендантство ВСЮР предоставило ему особый поезд. Поезд, составленный из товарных платформ и вагонов 3-го класса, был лучшее, что только можно было предложить морским офицерам для отъезда на Каспий, ибо многое на железнодорожном транспорте было основательно приведено в негодность хозяйничавшими ранее в Кубанской области большевиками.

Большим приобретением стали отпущенные морякам Ставкой два трехтонных грузовика, которые в дальнейшем путешествии оказали добровольцам неоценимые услуги. Вооружения у них было чрезвычайное скудное: Ставка сама в нем очень нуждалась, и предполагалось, что при счастливом стечении обстоятельств и умении они разживутся всем необходимым на месте. На волне небывалого подъема духа в Екатеринодаре в бюро записи добровольцев в отряд Пышнова вошли и сугубо сухопутные лица — юнкера и гимназисты.

Начальником Каспийской флотилии был назначен капитан 1-го ранга Николай Николаевич Сергеев, незадолго до своего назначения приехавший в Екатеринодар из Тифлиса.

Морской штаб при Вооруженных силах Юга России тем временем разрабатывал штаты новой флотилии. В её состав предполагалось включить девять двухмачтовых парусных шхун, из них семь вооруженных, а две предназначенных для транспортных перевозок. Вместо названий шхунам были присвоены номера. Их экипажи наполовину состояли из добровольцев — каспийских рыбаков, хорошо познавших, что такое советская власть на своем собственном опыте. Были на шхунах и два-три кондуктора, а также несколько старых матросов из Русского императорского флота.

Впоследствии экипажи шхун добились единообразия в комплектовании и численности, и на каждой из них состояло в среднем 12 человек, а общая численность личного состава Каспийской флотилии составляла всего лишь около сотни человек.

Вооружение экипажей шхун состояло в основном из трехлинеек и ручных гранат, а главным оружием стали семь пулеметов разных систем.

Путь добровольцев Пышнова на Каспий, говоря образно, не был усеян розами, как и любое путешествие на железнодорожном транспорте в ту пору. Долгие остановки составов на станциях, выстрелы из прилегающих лесов, перегруженные вагоны и вечная теснота… Сам переезд по железной дороге проходил довольно монотонно, с бесконечными остановками на разных станциях; с некоторыми из морских офицеров на Каспий ехали и их семьи, с которыми они не рисковали надолго расстаться в то тревожное и смутное время.

По пути добровольцы неоднократно имели возможность прекрасно ознакомиться с разрушениями и опустошениями, причиненными длившейся уже более года Гражданской войной богатому и дотоле мирному и безмятежному Кубанскому краю. Повсюду вдоль железной дороги валялись развороченные вагоны, палые лошади, виднелись следы пожарищ, а местами виднелись сваленные в беспорядочные груды пришедших в негодность запасов разного военного снаряжения.

Бог знает, откуда они были завезены на Кубань отступавшими революционными войсками, спешно бросавшими их потом, где попало на всем пути своего отступления от Черноморского побережья к берегам Каспия. Как помогла бы им в их предстоящей борьбе даже сотая доля гнившего под открытым небом военного имущества, думали добровольцы.

Сколько бесплодных усилий было потрачено в Екатеринодаре, чтобы получить хотя бы что-нибудь из пропадавшего здесь имущества, в бескрайних степях, безо всякой пользы!

Незадолго до выступления в отряде Пышнова стало известно, что на железнодорожном пути Минеральные Воды — Петровск активизировали свою деятельность какие-то горские племена.

Под влиянием большевистской агитации многочисленные народности Северного Кавказа потребовали «независимости» и провозгласили некую Горскую республику.

12 апреля 1919 года эшелон двинулся через Минеральные Воды на станцию Червленая, где, в зависимости от обстановки, должен был определиться дальнейший путь морского отряда. Участник похода вспоминал: «В Червленой-узловой (на реке Тереке) мы узнали с бронепоезда „Терец“, что железная дорога, мосты, станции далее не существуют — Чечня восстала, и вдоль по Тереку происходят взаимные налеты и бои горцев с казаками. Вековая вражда вылилась в кровавую, беспощадную войну, воскресившую в полном объеме времена Лермонтова».

Капитан Пышнов приказал отряду построиться в походную колонну, погрузить часть снаряжения и сопровождавших отряд жен и детей на грузовики, а затем повел его в сторону от железной дороги с целью вывести к Каспийскому морю пешим путем, где-нибудь севернее устьев Терека.

Таким образом, морские добровольцы добрались до Кизляра, преодолев бурные воды бушующего от весеннего разлива Терека.

Железнодорожный мост через реку оказался разрушенным, и восстановить его без специального инструментария было невозможно.

Погода стояла все время ясная и довольно теплая. Половину имущества можно было с грехом пополам перетащить на другой берег по доскам, кое-как настланным на остатки моста, но тяжелые грузовики по ним никак не могли проехать, и морякам пришлось налаживать надежную переправу.

Неподалеку от стоянки отряда добровольцы нашли старый, склепанный из листового железа паром и наскоро привели его в порядок. Труднее было подать леер с одного берега на другой. Но доброволец-богатырь и атлет-гардемарин Владимир Загорский, несмотря на холодную воду и быстрое течение, отлично справился с этой задачей.

Затем осталось насыпать на обоих берегах небольшие гати для подхода грузовиков вплотную к парому. Работа велась весело и дружно, почти безо всяких инструментов, и через несколько часов при радостных восклицаниях весь отряд со всеми вещами оказался на другом берегу.

В дальнейшем было решено, что для определения пути и места ночлега капитан 1-го ранга Константин Карлович Шуберт с несколькими вооруженными офицерами отправится на двух грузовиках вперед, а остальной эшелон будет двигаться с начальником флотилии капитаном 1-го ранга Пышновым походным порядком.

Время пребывания отряда в Кизляре запомнилось одному из участников похода следующим образом: «12 марта мы прибыли в совершенно разграбленный большевиками и опустошенный сыпным тифом город Кизляр. Никогда не изгладится из моей памяти этот мертвый, покинутый населением город, памятник Гражданской войны». Для перевозки семей, провизии и имущества моряки наняли в Кизляре несколько повозок, запряженных волами.

Это странное шествие флота на волах можно было при определенном воображении отнести к далеким временам Петра Великого, когда, вероятно, таким же образом тянулись войска молодого царя по бесконечным степям Южной Руси к берегам Азовского моря для его первых блистательных побед, потрясших турецкое могущество.

Обстановка, вероятно, была похожей, но сколько порыва и надежд было тогда и какая злоба и бессилие ощущались участниками похода теперь. Грузовики не без труда выбрались на торную дорогу и быстро двинулись вперед. Вскоре Кизляр скрылся из виду. Свидетель похода вспоминал: «16 марта, погрузив незначительное имущество на захваченные в окрестностях подводы, отряд двинулся походным порядком к морю. Промаршировав 80 верст, через двое суток мы вышли на пустынное солончаковое побережье Каспия и расположились в маленьком, забытом богом и людьми рыбачьем поселке со странным названием „Чакан“. Это была кучка вонючих, грязных хижин, вылепленных из грязи, с полудиким населением, принадлежавшим к какой-то секте. Эти туземцы относились к нам с нескрываемым отвращением, как к чему-то поганому, запросто крестясь, плюясь и творя молитву после разговора с кем-либо из матросов или офицеров…»

Оставшаяся часть моряков вышла на несколько дней позже своего передового отряда, путь которого лежал теперь на большую станицу Терского казачьего войска Александрийскую, она же Копай.

По дороге передовой отряд морского эшелона изредка встречал цветущие казачьи хутора. Население встречало моряков робко и без вражды. Отряд оказался в местности, лишь косвенно и незначительно затронутой революционной бурей, где люди мало разбирались в тонкостях политических бед, сотрясавших державу.

Моряки увидели захолустный, самобытно развивавшийся патриархальный уклад жизни терских казаков, которого в те времена почти не коснулась «безжалостная и преступная рука» интернационала. В местах кратковременных остановок моряки наскоро закусывали, осведомлялись о дальнейшем пути, а командир их передового отряда оставлял краткие записки с руководящими указаниями для начальника флотилии, прося своих временных хозяев передавать их по назначению.

Однажды к вечеру отряд подошел к своей цели — станице Александрийской. Морские офицеры разыскали станичного атамана, немедленно распорядившегося разместить офицеров по хатам. Зажиточность и довольство казачьего населения поражали уже привыкших за годы Гражданской войны к аскетическому существованию морских офицеров, и люди провели незабываемые дни после долго перехода в не затронутых тлением смуты домах. В тех небольших, но добротно сделанных хатах углы были сплошь заставлены иконами старинного письма, перед которыми горела лампада, и где даже находились изображения государя Николая II в нескольких видах.

Атаман предупредил гостей, что сами казаки станицы, которым по случаю пасхальных праздников полагалось пьянствовать, были не очень спокойны — «лучше с ними особенно не связываться: в душу каждому не влезешь, а времена лихие и настоящей власти как будто нет».

На следующее утро, распростившись с атаманом, отряд тронулся дальше, получив на дорогу напутственные указания и казака-проводника. Предложенная за ночлег плата была казаками решительно отвергнута.

Добравшись до Петровска, морские добровольцы сделали много ценных наблюдений: «Петровск, к прибытию эшелона, напоминал осажденную крепость. Связь с внешним миром поддерживали только по радио и аэропланами. Горы кругом кишели восставшими туземцами, постоянно тревожившими немногочисленный гарнизон города и державшими его в напряженном ожидании и готовности к очередному налету. По ночам на окраинах, в виноградниках происходили перестрелки с абреками. Настроение было в достаточной степени тревожно».

Наблюдательные моряки отметили и то, что многие офицеры сухопутных сил, спасаясь от расправ большевиков в Армавире и Минеральных Водах, скитались по Кавказу и, чувствуя себя обреченными на голодную смерть, нашли в Петровске, под защитой генерала Бичерахова, не только свое спасение, но вновь обрели твердое положение и заработок, поступив на военную службу к британцам, чьи корабли уже основательно обосновались на Каспии для охраны нефтеперевозок с нещадно эксплуатируемых ими каспийских месторождений.

Наблюдались еще и колонизаторские замашки союзников по отношению к местному населению, постоянная готовность идти на переговоры и уступки большевикам, коммерциализацию отношений с русскими частями, сквозящее пренебрежение союзническим долгом, некоторые из моряков отряда Пышнова впадали в полное уныние и даже растерянность, столь свойственную в то время многим в среде каспийского офицерства.

О плавании и о каких-нибудь мелких или крупных военных действиях, по словам моряков, давно находившихся в Петровске, не могло быть пока и речи.

Во всех сферах городской жизни безраздельно хозяйничали британцы, которые одновременно с прибытием своей эскадры высадили в Петровске значительный десант, состоящий из разнообразных представителей колониальных войск.

Вооруженные отряды экзотических чужеземцев чувствовали себя в городе завоевателями, по городу ходили их патрули, повсюду были расставлены их караулы, ими же занято несколько лучших городских зданий. Нижние чины британской эскадры в свободное от вахт время на берегу бесчинствовали и пьянствовали.

Эти набранные во флот Его Величества матросы далеко не самых высоких моральных качеств не брезговали торговлей на Петровском базаре казенным флотским имуществом, однако британское командование не торопилось принимать меры для прекращения этого безобразия — другого контингента для замены имеющегося в распоряжении британских колониальных сил не было.

Все это проходило при полном невмешательстве русских войск — вместе с союзным десантом в городе квартировал пробившийся с остатками Кавказской армии престарелый и заслуженный генерал от инфантерии Михаил Алексеевич Пржевальский, в распоряжении которого сохранились немногочисленные русские бронеавтомобили и даже несколько полевых орудий.

Ему также подчинялось некоторое количество терских казаков и значительное количество сухопутных офицеров. Дисциплина частей Пржевальского оставляла желать лучшего.

Капитан 1-го ранга Пышнов представился генералу, объяснил цель своего прибытия, но ничего определенного в ответ не услышал.

Единственным распоряжением Пржевальского морским офицерам был приказ нести караулы для охранения военного имущества в общей очереди с сухопутными войсками.

Между тем в городе процветала антирусская агитация, исходившая и со стороны большевиков, и со стороны горцев, успешно мутящих все разноплеменное и разноязычное местное инородческое население.

Как-то раз в штабе Пржевальского было получено известие о том, что вскоре отряд горских племен намеревается ночью попытаться захватить Петровск.

В городе появились первые признаки панических настроений. Закрывались лавки, улицы обезлюдели, цены на провизию поползли вверх, а британские части сняли свои городские патрули, дабы усилить охрану своих пришвартованных в порту кораблей.

Морские офицеры Пышнова, узнав об этом, решили было проверить эти слухи. По приказу своего командира они сформировали небольшое подразделение, численностью около полуроты, и решили при выходе за город направиться в ближайшие горы с целью произвести там разведку на местности.

В горах вместо ожидаемых бандитов им встретилась британская рота сипаев, командовавший ею британский офицер предложил русским морякам немедленно вернуться в город, так как охрану Петровска и его окрестностей отныне взяло на себя британское командование.

В случае неисполнения его распоряжений британский офицер угрожал открыть огонь по не подчинившимся русским морякам, несмотря на их статус союзников. В отсутствие каких-либо указаний Пышнова, как вести себя в подобном случае, морская полурота повернула вспять.

Порой положение морского отряда в Петровске казалось Пышнову совершенно безнадежным. Технических задач по возрождению флотилии было много, а путей решения их не оставалось почти никаких. Находившиеся в порту две русские канонерки «Карс» и «Ардаган» нуждались в капитальном ремонте, но не было достаточного числа запасных частей и сил, чтобы восстановить их для полноценного плавания.

Два имевшихся русских миноносца стояли разоруженными британцами и, соответственно, не годились пока для выполнения боевых задач. Не в лучшем виде находились пришвартованные в порту посыльные суда «Часовой», «Страж», «Асхабад» и несколько других. Ими долю не занимались, и каждое из них требовало тщательного осмотра и профилактических, а кое для каких и восстановительных работ. Кроме того, вследствие царившей в городе неразберихи корабли почти не имели экипажей.

Приступить к их ремонту представлялось невозможным без сильной и надежной охраны судов и мастеровых, а все сколько-нибудь пригодные к плаванию коммерческие суда находились под неусыпным контролем британцев.

В общественной жизни самого Петровска переплелись в неразрешимый для гражданской и военной администрации узел непростые взаимоотношения татар, армян, грузин между собой и с немногочисленным русским населением. Отдельную проблему составлял, повсеместно бесчинствуя и дебоширя, отряд из числа итальянских частей, бог весть как оказавшийся в Петровске.

Из всего этого следовало, что воссоздание новой морской базы в Баку, о которой там много говорили в Морском штабе при ВСЮР, могло начаться лишь после укрепления русской власти в лице её морских представителей в Петровске, откуда собранная белая флотилия могла переместиться дальше на юг.

Русским морским офицерам-добровольцам оставалось только рассчитывать на самих себя и пытаться создавать флотилию буквально «из ничего».

Инвентаризация судов, которой занялись офицеры отряда Пышнова в порту Петровска, выявила, что паруса и такелаж оказались в сносном положении. Навигационное оборудование судов оставляло желать много лучшего, так например, их компасные катушки были самого примитивного устройства: вырезаны из картона и надеты на булавку, а ночью освещались свечой в фонаре.

Лагов вообще не было, а лоты заменялись длинными футштоками, которыми в случае надобности и нащупывалось дно. Единственной общей картой Каспийского моря располагал лишь сам командир будущей флотилии, капитан 1-го ранга Аполлинарий Сергеев. Любопытно, но лучшими навигационными инструментами в Каспийской флотилии оказались носы и глаза рыбаков из числа команд шхун, с детства плававших в этих водах.

После первых слухов о воссоздании белой флотилии в расположении морского отряда капитана Пышнова появились первые перебежчики от большевиков — главным образом мастеровые обширных астраханских судостроительных мастерских.

Многие из них надеялись на перемены к лучшему и без разговоров поступили на службу к белым, оказавшись очень полезными специалистами. Перебежчики утверждали, что население Астрахани ждет белых как освободителей, что в силу жестокой большевистской политики в городе начинаются голод и болезни.

Они утверждали, что уполномочены своими товарищами сообщить, что, как только войска ВСЮР придут в Астрахань, рабочие будут ремонтировать их суда безвозмездно, лишь бы им давали хлеб, который сейчас был на исходе. Вместо хлеба люди в Астрахани отрывали какие-то корни, перетирали их с молоком и пекли из них лепешки. Сие кушанье называлось «чилим». Эти же перебежчики сообщили, что в городе почти нельзя найти врачебную помощь, что некоторые дети в городских предместьях заразились сапом, который, распространившись с ужасающей быстротой, поразил их в количестве нескольких тысяч.

По сведениям перебежавших рабочих, выяснилось, что в Москве были очень недовольны бездействием местной военно-морской власти. Она не вела активных боевых действий против белых и британцев, и тот, кому были поручен план разработки морских операций, некто товарищ С. Е. Сакс, член коллегии Народного Комиссариата по морским делам, не проявлял должного усердия. Это означало, что он не мобилизует под угрозой расстрела морских «спецов» и спокойно дожидается, пока восстановленная флотилия белых сама начнет войну на море против красных кораблей.

На смену бездействующему Саксу ожидалось прибытие «самого» Раскольникова в сопровождении бывшего кадрового офицера императорского флота капитана 2-го ранга Василия Михайловича Альтфатера, считавшегося у белых за свою ревностную службу большевикам изменником и негодяем. Один из знавших его сослуживцев отмечал в своих воспоминаниях: «…Интересно отметить, что для оказания помощи по приготовлению к смотру сам себя командировал в наш штаб капитан 2-го ранга Альтфатер из штаба Северного фронта. Убеждения этого офицера были в то время до такой степени „монархичны“, что никому бы и в голову не пришло, что этот самый Альтфатер в будущем сделается одним из самых „сознательных“ сторонников большевиков». Приезд Альтфатера на Каспий не состоялся по вполне обыкновенной причине. Он умер 20 апреля 1919 года в Москве от склероза венозных сосудов сердца и был погребен после отпевания по лютеранскому обряду на Новодевичьем кладбище в Москве.

Так, путем опроса перебежчиков в штабе флота постепенно выяснились и некоторые другие фамилии возможных будущих противников белого морского отряда на Каспии.

К большевикам перешли служить капитан 2-го ранга Унковский, Георгиевский кавалер и бывший преподаватель артиллерийского класса в Кронштадте, а также прежний флагманский артиллерист Черноморской минной бригады старший лейтенант В. Б. Ловенецкий, и даже старший лейтенант Гвардейского экипажа Г.П. фон Рейер.

Эти сведения можно было легко прочитать в приказах, доставленных проверенными людьми из Астрахани. Согласно доставленным данным, сын полного адмирала Сиденснера, Александр Сиденснер, еще совсем юный мичман, командовал у большевиков на Каспии отрядом быстроходных катеров.

Читая местные большевистские газеты, некоторые чины штаба капитана 1-го ранга Аполлинария Ивановича Сергеева ловили себя на мысли, что и не подозревали о том, как нравственное разложение глубоко проникло в среду русской морской среды, и это угнетало их. Было понятно, что борьба предстоит ожесточенная, ибо на противоположной стороне, помогая большевикам, встали их вчерашние однокашники, товарищи по службе, начальники…

Со временем в Петровске техническим специалистам отряда капитана Пышнова все же удалось получить в свои руки два-три паровых катера разных размеров; самым большим и исправным под названием «Петровск» был поставлен командовать старший лейтенант Роберт Эдуардович фон Вирен — храбрый и исполнительный офицер.

Сама петровская гавань была довольно обширна и умело оборудованна. Первый выход оттуда судов Каспийской флотилии состоялся при ясной погоде.

Участник выхода вспоминал, что в тот день дул умеренный ост, что для самого выхода из гавани было не особенно благоприятно. Пришлось тратить время на лавировку.

Командиры судов просили начальника флотилии приказать пароходу, шедшему как раз очередным рейсом к острову Чечень — ближайшей цели похода, вывести их на буксире до точки поворота. Приказание Аполлинарием Ивановичем Сергеевым было отдано.

Суда вытянулись из гавани и под малыми парусами ожидали своего конвоира с целью принять от него буксиры. Пароход заставил себя ожидать довольно долго, вследствие чего эскадра, не умевшая еще держаться соединенной, понемножку растянулась.

При легком восточном ветре корабли эскадры шли в двух стройных и четких колоннах. В голове правой колонны шло судно капитана Пышнова. Шхуны имели на буксирах щиты для стрельбы в цель, причем правая колонна стреляла по щитам левой и обратно. С ними шел и катер «Петровск» под командой лейтенанта Р. Э. фон Вирена. Первый переход флотилии оказался очень хорош; люди уже несколько освоились с парусным плаванием, и шхуны держались в строю гораздо лучше.

К вечеру эскадра стала на якорь во вместительном Брянском заливе.

С этого времени она была почти отрезана от своей базы в Петровске и предоставлена самой себе. Залив был очень мелководным, и «Петровску» пришлось остановиться далеко на взморье. По своей осадке он не мог подходить близко к берегу, а потому был бесполезен. Вдобавок возникал вопрос о пополнении его запаса топлива. Не имея понятия о границах, в которых появляются неприятельские суда, командир эскадры установил очередное дежурство шхун, личный состав которых не имел права отлучаться на берег; на ночь дежурный корабль выходил к выходу с рейда с постоянными дежурными у пулемета.

Судам были розданы секретные опознавательные сигналы на случай приближения опасности — сигнальные ракеты.

В это вечернее время один из вахтенных доложил по команде, что видит слева по носу какой-то холм или бугор. Командующий эскадрой навел бинокль в указанном направлении. Офицеры со шхун внимательно следили за приближающимся неясным объектом. Ко всеобщему удивлению, «бугор» не только двигался: не успела раздаться команда убрать фонарь вниз, как со стороны «бугра» прогремел пушечный выстрел. Командир эскадры решил продолжать движение, рассчитывая, что враг потеряет в темноте корабли и таким образом можно будет избежать боя. Но надежды не оправдалась. Неприятельский пароход повернул и лег одним со шхунами курсом, продолжая не только стрелять по ним, но и постепенно обгоняя. Вероятно, врагу были хорошо видны ночью белые андреевские брейд-вымпелы. Все люди на шхунах были на ногах и взялись за винтовки; понимая, что состязание немногих пулеметов с орудиями большевистского парохода не давало почти никаких шансов, командиры белых судов не приказывали открывать огонь.

Между тем артиллерийские выстрелы вкупе с пулеметными очередями с неприятельского парохода все учащались, и он стал заходить с носу флагманской шхуне эскадры, преграждая ей дальнейший путь. Один из добровольцев, гимназист Ливанисов, сын артиллерийского кондуктора, подполз к командиру флагманской шхуны и сообщил что ранен в ногу, прося разрешения спуститься вниз. Больше раненых моряков со стороны белой эскадры не было, но на всякий случай командир шхуны решил повернуть на обратный курс. Его маневр был повторен всеми остальными, и таким образом флагманская шхуна оказалась концевой. Неприятельский пароход вновь пошел вдоль правого борта флагмана, обгоняя отряд; огонь его становился все плотнее. Тогда флагманский корабль повернул еще раз, рассчитывая с попутным ветром увеличить свой ход. Это движение было опять повторено всем отрядом, и он стал уходить от неприятеля строем фронта.

Пароход противника тотчас пошел за шхунами, продолжая стрелять из своего носового орудия. Он заметно приближался, а линия белых судов начала расстраиваться, и худшие ходоки стали отставать. Особенно плохо приходилось командиру шхуны по фамилии Мелькоманович: его судно, нагруженное мешками с провиантским грузом, заметно отставало. С целью увеличить ход экипаж начал выкидывать мешки за борт, но скорость оставалась прежней, и вскоре с парохода донеслась по адресу шхуны обычная ругань и приказание убрать паруса.

Положение складывалась критическое. Берег лежал за кормой с наветренной стороны и, несмотря на его близость, был недостижим для парусных шхун без осуществления ими длительной лавировки. В приближавшемся бое командам оставалось лишь дорого продать свою жизнь. Командир флагманской шхуны приказал перетащить на корму один пулемет и собраться туда же всем морякам с ружьями. По большевистскому пароходу был открыт беспорядочный, но очень частый огонь. Подобная мысль пришла, по-видимому, в голову и остальным командирам. Пулеметный и ружейный огонь был открыт со всех шхун почти одновременно. Зрелище общей стрельбы с парусников смотрелось со стороны очень эффектно. Однако почти никто из стрелявших чинов белой эскадры не был особенно уверен в действенности своего огня — большевистский пароход по борту был обшит стальными пластинами. Внезапно на шхунах заметили, что пароход отстает; белые моряки не верили своим глазам, но расстояние между эскадрой и пароходом все увеличивалось, и скоро враг пропал в темноте. Его отступление было встречено общим громким «ура», подхваченным на всех шхунах. Исчезновение неприятеля было более чем своевременно, ибо на востоке уже занималась полоска летнего рассвета. Первый морской бой с большевиками оказался победным: бронированный враг ретировался под выстрелами из пулеметов, обыкновенных винтовок, охотничьих ружей и наганов.

В одно время со всеми вышеописанными событиями разгорелась борьба с большевиками и в пределах Уральского казачьего войска. Уральцы, как и вообще вся Россия, совершенно не были подготовлены к отпору новому врагу: у них не было ни должной мобилизации в повстанческие отряды, ни средств, ни оружия.

И вот, проведав о ликвидации Кавказского фронта, а также о злоупотреблениях генерала Лазаря Федоровича Бичерахова, уральцы послали своих верных людей с поручением попытаться набрать кое-что из сохранившихся бесхозяйных военно-технических средств и вооружения и доставить все это в Гурьев — единственный тогда русский город Уральской области, лежащий на берегу Каспия.

Ко времени вышеописанного боя группа казаков Уральского войска, направленная для доставки вооружений и амуниции на армейских воинских складах, уже находилась в Петровске.

Забегая вперед, нужно отметить, что дело свое для Уральского войска эта группа выполнила очень хорошо и даже раздобыла несколько броневых машин, орудия, пулеметы и многое другое для ведения войны с большевиками в киргиз-кайсацких степях.

Беда была лишь в том, что доставить найденное имущество в Гурьев скорым морским путем было невозможно, и командированные казаки-уральцы метались по городу и толкались во все двери, пытаясь добиться каких-нибудь результатов. Их отговорили, утверждая, что затея морского путешествия небезопасна. Надо сказать, что плавание в северной части Каспия, в пределах так называемого девятифутового рейда, было действительно небезопасно. Основавшиеся в Астрахани большевики отнюдь не сидели спокойно и неуклонно пытались проникнуть в Азию. Они заняли находящийся на восточном берегу форт Александровский — старое укрепление времен императора Александра II — и понемногу начали перевозить туда из Астрахани топливо, провизию и другие запасы, как бы собираясь создать там некую базу для своего дальнейшего движения. Они поддерживали довольно оживленное сообщение между этими двумя пунктами, и британцы им в этом не очень препятствовали.

Однажды в Петровск, в штаб генерала Пржевальского, по пути к Верховному Правителю России прибыл с важными бумагами из Ставки ВСЮР, новоиспеченный генерал Алексей Николаевич Гришин-Алмазов. Он вез эти документы для личной передачи адмиралу Колчаку, и его путь должен был лежать через Гурьев.

В Петровске он получил в свое распоряжение довольно хороший катер и в сопровождении нескольких офицеров при очень благоприятных условиях летней погоды пустился в дальнейший путь. На полпути, почти на траверзе форта Александровского, катер был замечен и настигнут одним из больших миноносцев типа «Москвитянин», под новым названием «Карл Либкнехт», который большевики в числе нескольких других переправили из Балтики по Волге в Каспий. Генерал успел уничтожить часть бумаг и застрелиться; прочие же офицеры попали в плен и были отправлены в форт Александровский на каторжные работы. Впоследствии из газет, доставленных из Астрахани, стало известно, что эти несчастные были просто расстреляны большевиками.

Тем временем все сосредоточившиеся в Петровске военно-морские чины были собраны в Каспийский полуэкипаж. Было учреждено управление Петровским военным портом. В оперативном отношении моряки подчинялись кавказскому наместнику генералу от кавалерии Ивану Георгиевичу Эрдели.

Для атаки Астрахани с сухого пути был сформирован особый отряд под начальством генерал-лейтенанта Даниила Петровича Драценко, которому предстояло движение от Кизляра по безводным солончаковым степям к северо-западным берегам Каспия и Волжской дельте. Командование Вооруженных сил Юга России на Кавказе, учитывая в будущем трудность доставки продовольствия и подкреплений к новообразованной группе генерала Драценко, а также считая нужным обеспечить с моря его правый фланг и установить прочное сообщение с группой, настоятельно требовало от моряков принятия решительных мер в этом отношении.

Однако морские чины все еще сидели на мели, не имея в своем распоряжении никаких плавучих средств со сколько-нибудь боевым значением. От британцев добиться какой-либо помощи казалось невозможным.

Кроме мореходных глубокосидящих вооруженных пароходов, находившихся у британского командования, приходилось думать о том, чтобы обзавестись какими-нибудь мелкосидящими судами малого тоннажа, способными разворачиваться на мелководье северного Каспия и близко подходить к берегам для поддержки непрерывной боевой связи с сухопутными войсками. Несколько подобных колесных пароходов мелкого тоннажа можно было получить в будущем из Баку.

Только что стали прибывать из Азербайджана некоторые застрявшие там по делам прежней службы русские морские офицеры. Их присоединение к основным морским экипажам проходило весьма туго. Какое-то время уходило на то, чтобы приписать вновь прибывших к какому-нибудь судну, а доставка кораблей происходила крайне неравномерно.

В ожидании проходили недели — не имелось никакой возможности предусмотреть, сколько времени потребуется на приход в Петровск каких-нибудь пригодных плавучих средств из Баку — если их удастся добыть.

Как известно, в конце 1919 года армия генерала Деникина начала отход от Орла, кончившийся разгромом Белой армии и отступлением ее на Новороссийск. Каспийская флотилия и войска генерала Драценко, действовавшие против Астрахани, оказались отрезанными и предоставленными самим себе.

К концу зимы 1919 года остатки армии были стянуты к Петровску — морской базе Белого движения на Каспии. Сам генерал Драценко поспешил объявить подчиненным ему войскам, что война с большевиками уже окончилась и все желающие могут идти на все четыре стороны; кто останется, тот может эвакуироваться на судах флотилии, но куда пойдут чины ВСЮР и что с ними станет, оставалось неизвестным. Обращаясь к войскам, Драценко особо подчеркнул, что «никому ничего не может быть обещано».

Сама обстановка на прикаспийских территориях к февралю — марту 1920 года складывалась таким образом, что хотя Красная армия и не наступала с суши на Петровск, но возле порта образовались местные большевистские и горские отряды, которые постоянно обстреливали Петровск и дерзко действовали в его окрестностях, едва сдерживаемые остатками частей генерала Драценко.

Весной 1919 года из Астрахани ожидался выход красного флота, усиленного миноносцами 2-го и 3-го ранга, переведенными сюда по Волге из Балтийского моря.

Для захвата контроля над морем Белому флоту требовалось прийти к Астрахани первыми до конца заморозков. Это было непросто в силу объективных обстоятельств, ибо выход из устья Волги представляет узкий морской канал, тянущийся в море миль на десять, и любой корабль, идущий по каналу, мог быть уничтоженным с моря.

Если белые суда опоздали бы выйти в море, им пришлось бы иметь дело с противником гораздо сильнее существующего Каспийского белого флота, располагавшего серьезными боевыми кораблями. Обстановка для белых складывалась весьма неблагоприятным образом.

Поскольку приказ генерала Драценко о роспуске армии распространился также и на флотилию, оставшийся за её командующего начальник штаба Сергеева капитан 1-го ранга Пышнов, не имея никаких инструкций от адмирала, действовал совместно с генералом Драценко.

Астраханцы заволновались — сначала заявили, что никто из них никуда не уйдет, и они пойдут с флотом куда угодно. Позже, видно, победило чувство привязанности к своим местам — ведь у каждого из них оставались под Астраханью родные и имущество — и они со слезами на глазах начали прощаться: «Если бы вы приказали, что нам делать, а то говорите — как угодно, хочешь — оставайся, хочешь — уходи».

Шхуны Каспийской флотилии опустели, на них оставались лишь офицеры с небольшим числом матросов. Рыбаки все сели на свои рыбницы и с громкими криками «ура» поплыли в сторону Астрахани, предполагая до лета обосноваться на острове Чечень, а летом 1920 года самостоятельно начать биться с красными…

В форте Александровском по-прежнему находилась уменьшившаяся в размерах Уральская армия, совершенно небоеспособная после тяжелого зимнего перехода, где она потеряла чуть не 10 тысяч чинов замороженными и больными.

Красноводск еще осенью 1919 года был занят красными отрядами. Новообразованный Азербайджан никакого участия в борьбе с красными не принимал, вел независимую политику, не отказываясь и от переговоров с большевиками, одновременно стараясь вредить частям ВСЮР по мере сил. Например, либо не давал необходимой нефти, либо напрямую занимался подстрекательством разноплеменных горских отрядов к борьбе с «неверными», из-за чего крайний фланг Добровольческой армии, находившийся под Дербентом, почти всегда находился под обстрелом отдельных племен, воодушевленных идеей газавата.

Тем не менее на Каспийскую флотилию возлагались задачи по осуществлению эвакуации белых сил в безопасные районы, а в исключительных случаях за границу, например, в Персию. Там в городе Энзели расположился большой отряд британских войск.

Однако в стане белых слово порой расходилось с делом. Так, командир Каспийской флотилии, произведенный в контр-адмиралы Сергеев почти за месяц до условленной даты эвакуации, послал громкую телеграмму атаману Уральского войска Толстикову: «Я владею морем, эвакуация будет произведена в Александровском форте», однако вопреки этому утверждению безответственно удалился на своем флагманском корабле «Президент Крюгер» в Энзели.

Там, по слухам, адмирал занимался какими-то торговыми махинациями, а когда наконец флагманский корабль с Сергеевым на борту пришел в Баку, азербайджанцы встретили его небезрезультатным залпом из тяжелых орудий с острова Нарген.

Сергеев направил парламентеров, просив их передать, что готов начать переговоры с новоявленными правителями Азербайджана относительно приема потенциальных беженцев с русской территории.

Уже находясь в Месопотамии, офицеры Каспийской флотилии читали в газетах, что в Астрахани был переворот и даже был объявлен «астраханский царь», но, конечно, через некоторое время вся «самостийность» и разброд были подавлены.

Для усиления экипажей генерал Драценко дал морякам кавалерийский полк, который был распределен по кораблям — без лошадей, но зачем-то со своими седлами. Солдаты первое время моряков не признавали, не слушались, и вследствие того возникала масса недоразумений. Со столь странным личным составом шхун и, конечно, с запозданием два сильнейших корабля Каспийской флотилии — «Дмитрий Донской» и «Князь Пожарский» — под общей командой капитана 2-го ранга Бориса Николаевича Бушена в марте 1920 года были отправлены под Астрахань, чтобы предупредить выход красных в море.

Вслед за ними должны были отправиться две баржи с камнями, которые белые намеревались затопить в канале.

Подойдя ночью на так называемый 12-футовый рейд, Бушен обратил внимание на мелькавшие вдали огни. Утром во мгле появились какие-то корабли, и Бушен направил «Князя Пожарского» на разведку. Но не успел «Пожарский» отойти на какие-то полмили, как раздался чудовищный взрыв и одно колесо (пароход был колесный) разнесло вдребезги, — оказалось, что большевики заминировали все подходы к Астрахани. На виду у красных миноносцев Балтийского флота 2-го и 3-го ранга, вышедших в море, а также больших вооруженных пароходов Бушен успел снять всю команду с «Пожарского» и затем потопил его. О бое с большевиками уже и говорить было нечего. Странно, но большевики проявили несвойственную им беспечность, не тронув экипаж Бушена, хотя и могли его тут же утопить. После Гражданской войны Борис Николаевич Бушен, как и многие его сослуживцы-офицеры по Каспийской флотилии, оказался в лагере русских беженцев в Басре, откуда затем выбрался в Египет. Там он прожил долгое время и умер в Александрии 9 сентября 1956 года, так и не увидев вновь берега отечества.

Таким образом, Белый флот фактически перестал быть хозяином Каспийского моря.

За день до эвакуации прибыл на своем корабле контр-адмирал Сергеев. Он созвал всех начальников и командиров на срочное и бесполезное совещание, на котором ему задавали много нелицеприятных вопросов. Адмирал, обозленный на потерю контроля над офицерами флотилии, даже выгнал с заседания начальника штаба флота капитана 1-го ранга Пышнова за какую-то произнесенную им незначительную ремарку.

Изгнанный с заседания начальник штаба Пышнов бросил все дела, переоделся в гражданское платье и выехал из города в неизвестном направлении. В поступке этого офицера сквозила неприкрытая обида. Нечего и говорить, что этот поступок внес сумятицу и в без того удрученные сердца морских офицеров.

Нервозность и накаленность атмосферы чувствовали все участники заседания. Опыт и мудрость старших начальников затмила раздвоенность их чувств: слухи о развале антибольшевистской борьбы на Каспии, о шаткости гражданской власти, о ежедневных набегах горцев и саботаже подпольных коммунистических организаций, вселили в души этих морских волков некую растерянность. Командовать флотом, имея за плечами удобную гавань, превосходные ремонтные доки, непрерывное снабжение флота всем необходимым — это одно, а в ситуации прямо противоположной лишь единицы могли отважиться руководить кораблями и проводить яркие и успешные операции. Нормальная работа флота находилась в прямой взаимосвязи с отлаженной работой его тыловых и портовых служб и тесным сотрудничеством с сухопутными силами. Именно в этих условиях привыкли действовать почти все флотские командиры, но лишь немногие из них могли что-либо предпринимать в условиях хаоса и беспорядка, когда верховная белая власть не могла справиться с постоянно нарастающим валом беспорядков и анархии.

Начальником отряда действующих кораблей Сергеев назначил капитана 2-го ранга Алексея Николаевича Макарова, и весь последний день эвакуации ему пришлось находиться на внешнем рейде, обстреливая из орудий по указанию генерала Драценко окрестности, в которых красные продолжали свои атаки на Петровск.

Все, что могло держаться на воде, выводилось из порта, и последним ночью вышел «Президент Крюгер» с адмиралом Сергеевым и генералом Драценко на борту. Когда корабль вышел на рейд, адмирал оставил за себя на Каспии капитана Макарова, а сам на «Крюгере» сейчас же ушел в Баку. На рейде в то время находилось до сорока кораблей (военные и гражданские), и половина из них не могла двигаться самостоятельно. Из боевых кораблей также не все могли двигаться, поскольку их зимний ремонт еще не был полностью завершен. Коммерческие пароходы, груженные под завязку различными товарами, пытались ускользнуть в Баку, и дежурившим маломерным судам Белого флота приходилось постоянно останавливать их выстрелами. В порту Петровска тем временем раздались сильные взрывы — на железнодорожных путях рвались многочисленные вагоны со снарядами, подожженные частями ВСЮР при их отходе. Взрывы оказались настолько сильными, что корабли, находившиеся в радиусе трех миль от порта, при каждом новом разрыве вздрагивали всем корпусом.

В непосредственной близости к порту белой флотилии несколько офицеров и матросов с флагманского корабля под жестоким обстрелом неприятеля успешно затопили один пароход во входном канале, пытаясь перекрыть вход в гавань.

На следующий день, получив приказ по радио от адмирала Сергеева, капитан Макаров приказал белой флотилии следовать на Бакинский внешний рейд, куда некоторое время спустя все благополучно прибыли; через день на шхуне «Дмитрий Донской» в Баку прибыл и капитан 2-го ранга Борис Николаевич Бушен. Его корабль стал на якорь на внешнем рейде против острова Нарген.

Контр-адмирал Сергеев снова созвал в кают-компании всех командиров судов и объявил, что по его сигналу на всех кораблях должны быть спущены Андреевские флаги и вслед за флагманским кораблем войти в Бакинскую гавань, где азербайджанские власти должны были принять русские корабли и поставить на них свою охрану. Адмирал объявил офицерам, что все орудия, запасы и всё флотское имущество будет продано Азербайджану, а личный состав волен либо остаться на азербайджанской службе, либо идти на все четыре стороны; в последнем случае Сергеев обещал, что бакинские власти обещали снабдить их деньгами на дорогу. Почти все командиры заявили Сергееву, что такого приказания они не исполнят, Андреевский флаг ни перед кем не спустят, а оружия никому не продадут, тем более Азербайджану, который всегда противодействовал Добровольческой армии, а теперь, после её очевидного поражения, пытался заигрывать с большевиками. Адмирал попытался было пригрозить офицерам, но, убедившись в бесполезности усилий, удалился к себе в каюту, приказав спустить свой адмиральский флаг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.