«Дай хлеба!»
«Дай хлеба!»
Шишова Татьяна Владимировна, 1922 год, г. Ленинград, медсестра
Окончила краткосрочные курсы медсестер и добровольцем ушла в ополчение защищать свой город. Во время блокады в Ленинграде жили с мамой на кухне, топили «буржуйку» мебелью, спали не раздеваясь. Пережили страшный голод. От бомбежек сгорели огромные Бадаевские склады продовольствия. Горели и плавились масло и сахар и другие продукты; и все текло рекой и впитывалось в землю. Эту землю потом продавали на рынке. Какие-то гады-диверсанты навели на склады немецкие самолеты. Получали по карточкам по 125 грамм блокадного хлеба. Хлеб пекли не из одной муки, а с добавлением жмыха, березовых опилок и пищевой целлюлозы. Этот крохотный кусочек хлеба мы с мамой еще делили на три части и прятали подальше, чтоб не съесть все сразу. Ели все, что можно было есть: цветочные семена, из луковых перьев варили щи, хлеб жарили на олифе. Лепешки пекли из горчицы, из кофейной гущи и из картофельной шелухи.
Не знали мы, как обернется жизнь, когда мы, веселые девчата, надев военную форму, пилотки, побежали в фотографию, а потом с песнями промаршировали по всему городу и отправились на фронт. Все думали, что война быстро кончится. Самым трудным тогда казалось правильно намотать портянки и обмотки. Жесткие кирзовые сапоги до крови натирали наши девичьи ноги.
А потом пришлось такое страшное наблюдать. Страшно было видеть, как маленькие дети ходили, еле волоча ноги, к проруби за водой на Неву. С маленькими бидончиками, с ведерками, чайниками, уставшие, они садились на сугробы отдохнуть и шли снова и снова. А иные уже с сугроба не вставали. Их просто обходили стороной. Дети постарше тащили на санках трупы своих близких подальше от дома, складывать в Ботанический сад или на ближайший рынок, а матери возили малышей, сбрасывая в сугробы запеленутые в одеяла тельца. Сил не было довезти до кладбища. Или везли покойника, а на нем сидел еще живой человек. В нашем доме этажом выше жила женщина с двумя детьми, которых пожалела эвакуировать. Лена четырех лет и Олег шести, как два сморщенных худеньких старичка, сидели целый день на кровати, слушали радио и ждали, когда дядя скажет о прибавке хлеба. Они не смеялись, не играли, они почти все время молчали. Иногда тонким скрипучим голоском пищали: «Мама, хочу есть! Мама, дай хлеба!» А мама ничего не могла.
Самый памятный праздник для меня был Новый 1942 год. Встречали Новый год у моей подружки Любы. Была ее мама, моя мама и я. Сидели на кухне в пальто. На столе горела коптилка и стояло угощение. Выдали нам по карточке к празднику 200 грамм хлеба, 50 грамм хамсы соленой, 100 грамм красного вина. Со слезами радости на глазах мы слушали в двенадцать часов ночи поздравление Советского правительства, поздравляли друг друга и поверили, что нас освободят. Появилась первая надежда на спасение, на жизнь, на победу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.