3. Действия отряда Сорокина у Адриатического побережья южной Италии
3. Действия отряда Сорокина у Адриатического побережья южной Италии
Освобождением Ионических островов закончился первый этап операций Ушакова на Средиземном море.
И немедленно должен был начаться другой: действия против французов на юге и на севере Апеннинского полуострова. На юге речь шла об изгнании французов из королевства Обеих Сицилий и из Рима, на севере — о всемерной помощи с моря действиям Суворова в Ломбардии и Пьемонте, т. е. у Анконы и у Генуи.
Рассмотрим операции русского флота в хронологической последовательности: сначала на юге Италии, потом на севере.
Для того чтобы обрисовать положение, в какое попали русские вооруженные силы летом и осенью 1799 г., необходимо напомнить обстановку, сложившуюся в королевстве Обеих Сицилий к весне 1799 г., когда Нельсон стал так настойчиво вызывать к итальянским берегам адмирала Ушакова с его флотом.
Со времени захвата французами папского Рима в феврале 1798 г. и Мальты в июне того же года королевство Обеих Сицилий чувствовало себя в прямой опасности. Но когда Бонапарт со своей отборной армией углубился в пустыни Египта и Сирии, а Нельсон 21 июля (1 августа) 1789 г. истребил у Абукира французский флот, неаполитанское правительство сильно приободрилось. А вскоре прибыли и достоверные известия о том, что против Франции образовалась могущественная коалиция, возглавляемая Англией, Австрией и Россией, и что турки порвали свои дружественные отношения с французами, заключив союз с Россией. Проход русского флота через Босфор и Дарданеллы и появление Ушакова в Средиземном море явились решительным подтверждением этих слухов.
Фактическая правительница Неаполя и всего королевства Обеих Сицилий королева Каролина воспрянула духом. Бешено ненавидя французов, «неаполитанская фурия», как ее тогда называли, считала себя призванной мстить за свою родную сестру — французскую королеву Марию-Антуанетту, гильотинированную в 1793 г. Она считала, кроме того, делом личного спасения и безопасности своей династии скорейшее изгнание французских войск из Южной Италии, где те уже начали захватывать пограничные местности.
Что касается короля Фердинанда, то этот человек, не очень уступая в жестокости своей супруге, был от природы необычайно труслив. Когда однажды (уже во время волнений в Неаполе в 1820 г.) английский представитель, пробуя успокоить перепуганного короля, сказал ему: «Чего же вы боитесь, ваше величество? Ведь ваши неаполитанцы — трусы», Фердинанд со слезами ответил: «Но ведь я тоже неаполитанец и тоже трус!» Таким он был и смолоду, и в среднем возрасте, и в старости, — каков в колыбельку, таков и в могилку.
Если бы это от Фердинанда зависело, он, конечно, ни за что не взял бы на себя инициативу войны против французов. Но от короля зависело очень мало. Решающую роль здесь (как и во всех прочих вопросах, возникавших в Неаполе) сыграла королева Каролина, у которой оказалась могущественная поддержка в лице адмирала Нельсона.
11 (22) сентября 1798 г. Нельсон с частью своего флота впервые подошел к неаполитанским берегам. Победителя в Абукирском бою Неаполь встретил такими овациями, каких он до той поры нигде еще не удостаивался. И тут-то, при триумфальном появлении Нельсона в Неаполе, произошла первая встреча адмирала с женщиной, сыгравшей столь роковую для него роль в ближайшие месяцы. Первая встреча сразу решила все в отношениях между Нельсоном и женой британского посла в Неаполе, леди Эммой Гамильтон. Их отношения интересуют нас здесь, конечно, лишь постольку, поскольку леди Гамильтон взяла на себя посредническую роль между Нельсоном и королевой Каролиной, интимнейшей подругой которой сделалась пронырливая английская авантюристка. С этой-то поры в правительственных кругах Англии и начались высказывавшиеся по адресу Нельсона сначала намеками, а потом и более откровенно обвинения в том, что он подчиняет интересы британской политики на Средиземном море заботам о благе неаполитанской королевской семьи и безопасности Неаполя. Впоследствии говорили, например, что под влиянием королевы Каролины и леди Гамильтон он без нужды ускорил начало войны Неаполя с Францией. Следует заметить, что сам Нельсон, яро ненавидя французов и будучи полон самоуверенности после абукирской победы, нисколько не нуждался ни в чьих влияниях, чтобы торопить наступление войны. Если влияние Эммы Гамильтон и королевы Каролины сказалось, то несколько позднее (не в 1798, а в 1799 г.), и выразилось оно в позорящем память знаменитого английского адмирала попустительстве свирепому белому террору и даже в некотором прямом участии в безобразных эксцессах того времени.
Во всяком случае, если Фердинанд из трусости некоторое время еще противился жене, то прибытие адмирала Нельсона решило дело. Нельсон прямо заявил Фердинанду, что ему, королю, остается «либо идти вперед, доверившись богу и божьему благословению правого дела, и умереть со шпагой в руке, либо быть вышвырнутым (kicked out) из своих владений».
Началось наступление 30-тысячной неаполитанской армии против примерно 15 тысяч французов, имевшихся налицо в Риме и между Римом и неаполитанской границей. При первых же встречах с французами неаполитанцы ударились в позорнейшее, беспорядочное бегство в разные стороны. Через пять недель от этой «армии» ровно ничего не осталось. Возглавлял бегство король Фердинанд, далеко опередивший своих солдат в смысле быстроты движения и величины покрытой дистанции. Король ни за что не желал оставаться со своей семьей в Неаполе и был перевезен Нельсоном в декабре 1798 г. на Сицилию, в Палермо. Спустя месяц, в январе 1799 г., французы, занявшие Неаполь, провозгласили образование «Партенопейской республики».
Нельсон оказался в крайне незавидном положении. О том, что именно он подбивал Фердинанда к войне, знали все. Это создавало еще более благоприятную почву для разговоров о зловредном влиянии на Нельсона его любовницы леди Гамильтон и о чрезмерной заботе адмирала об интересах семьи неаполитанских Бурбонов.
Неладно для Нельсона было и то, что осада Мальты, длившаяся уже много месяцев, не приводила решительно ни к каким результатам. Это обстоятельство бросало невыгодный свет на боеспособность британского флота, особенно при сопоставлении безрезультатности осады Мальты с блестящими успехами Ушакова на Ионических островах. Почему Ушаков преодолел все укрепления на Ионических островах, почему он взял сильную крепость Корфу с большим французским гарнизоном, а знаменитый Нельсон ничего не может поделать с французским гарнизоном, высаженным Бонапартом на Мальте в июне 1798 г. и продолжавшим благополучно там оставаться? И почему сам Нельсон не руководит непосредственно действиями под Мальтой, а предпочитает общество «двух развратных женщин» в Палермо? Так непочтительно выражались в Европе о королеве Каролине и ее (а в то же время и адмирала Нельсона) интимнейшей подруге Эмме Гамильтон.
Между тем французы заняли не только столицу, но и все другие важные центры в бывшем королевстве Обеих Сицилий. Нельсону необходимо было поскорее найти какой-нибудь выход. А выход был один: обратиться за помощью к Ушакову, так как без русских на суше ровно ничего путного как-то не выходило.
Неприятно обращаться к русскому адмиралу, которого только что обзывал за глаза бранным словом, стыдно признаваться, что зависишь от русских, которых «ненавидишь», но… сила солому ломит. Если Ушаков пришлет своих моряков и солдат, можно будет выбить французов, а если не пришлет, то и будут они сидеть в Неаполе столь же упорно, как сидят на Мальте.
И Нельсон пишет в Петербург английскому послу Уитворту: «Мы ждем с нетерпением прибытия русских войск. Если девять или десять тысяч к нам прибудут, то Неаполь спустя одну неделю будет отвоеван, и его императорское величество будет иметь славу восстановления доброго короля и благостной королевы на их троне». Так почтительно и с таким чувством Нельсон именовал тупого и трусливого злодея Фердинанда и его «неистовую фурию», восседавших на престоле королевства Обеих Сицилий.
К Ушакову отправляются письма Нельсона. К Ушакову на о. Корфу едет с мольбой о помощи специальный уполномоченный от короля Фердинанда министр Мишеру.