КУРС НА «ТРЕТИЙ МИР»

КУРС НА «ТРЕТИЙ МИР»

14 ДЕКАБРЯ умер Андрей Сахаров. Его смерть способствовала перегруппировке сил в руководстве «демократов». «Либералы», которые прежде могли маневрировать между линиями Сахарова и Ельцина, теперь волей-неволей должны были сплачиваться вокруг Ельцина (тем более в условиях отказа Ю. Афанасьева от претензий на лидерство). Характерной является эволюция позиции А. Собчака: «Выступления Ельцина на съезде и на московских митингах мне не нравятся: популистский напор в них порой берет верх над здравым смыслом; я считаю, что политика это не украшает». Собчак ориентировался на Сахарова, которого сравнивал с Сергием Радонежским[267]. После смерти Сахарова Собчак войдет в обойму Ельцина.

Для неформалов-социалистов Сахаров в качестве лидера депутатской фракции «демократов» был более приемлем, чем Ельцин. Академик был открыт обсуждению сложных социальных идей, был настроен на поиск всего лучшего как в социалистической, так и в либеральной идеологии.

После его смерти интеллектуальный центр демократов, состоявший из приближенных к Ельцину депутатов и либеральных экономистов, уже не утруждал себя прорисовкой деталей грядущего общества. Идея прорыва к нормальному капиталистическому обществу проще и потому сильнее. Во всяком случае до тех пор, пока радикальная либерализация экономики не покажет, насколько разрушительной она может быть в среднеразвитой стране, насколько тяжело жить при капитализме большинству населения страны, отброшенного в «третий мир». Впрочем, как мы видели, социалисты предупреждали об этом уже в 80-е годы.

Один из идеологов Межрегиональной депутатской группы Ю. Афанасьев утверждал, что если нынешняя политика руководства страны сохранится, то «будет и кровь, и тот самый бессмысленный и ужасный бунт, о котором тут уже говорили»[268]. И Афанасьев, и другие демократы действительно в это верили. Социально-экономический кризис углублялся с каждым днем, а Горбачев и Рыжков практически прекратили преобразования. Это действительно могло закончиться взрывом. Нужно было действовать срочно, но вот в каком направлении? «Вождям демократии» казалось, что для улучшения ситуации нужно бросить обсуждение сложных моделей демократического социализма и принять нескольких простых либеральных решений. Затяжка реформ вела к упрощению общественной мысли. Простое решение – верное решение. В 1989 году в кругах статусных либералов еще не принято говорить, что эти решения ведут прямиком к капитализму. Ведь тогда придется обсудить неудобный вопрос – к какому капитализму. А эта проблема не менее сложная, чем совершенствование существовавшего в СССР строя.

В этом смысле симптоматичен такой происшедший со мной эпизод. В 1989 году Г. Попов выпустил сборник «Эти четыре года». После выборов 1989-го он «по должности» стал главным экономистом Межрегиональной депутатской группы. Так что его взгляды, не будучи оспоренными, фактически становились экономической платформой общедемократического движения.

Прочитав книгу Попова, я написал статью «Перестройка по Попову, взгляд слева» и попытался напечатать ее в журнале «Община». Как-никак, я был членом ее редакции, а сама редакция была идеологическим штабом Конфедерации анархо-синдикалистов – очень левого движения. Но соредакторы вдруг заартачились: «А надо ли сейчас печатать статью с критикой Попова? Все-таки Попов – крупный экономист, ему виднее, ты же – не экономист». Это была странная мотивировка, так как за последние годы «Община» не стеснялась высказываться по экономическим вопросам, и обычно ее авторы оказывались ближе к истине, чем официальные профессиональные экономисты. Дело было не в уважении к чинам и профессионализму Гавриила Харитоновича. Просто тогда «общинная» команда московских анархо-синдикалистов выдвинула кандидатом в депутаты А. Исаева. Велись переговоры (оказавшиеся успешными) о «блокировании» его с формирующимся блоком «Демократическая Россия». Хотя формально анархо-синдикалист А. Исаев в блок не вошел, но поддержка «ДемРоссии» как союзника использовалась в его кампании. Так что ссориться с Поповым не хотелось. Большинством голосов мою статью решили не печатать. Так я впервые столкнулся с политической цензурой в неподцензурном издании.

Спустя некоторое время я встретил Г. Попова на оргкомитете митинга 4 февраля 1990 года. Настроение за столом было чуть ли не братское. Гавриил Харитонович излучал симпатию к товарищам по борьбе, и я показал ему статью. Просмотрев ее, он сказал, что критика – дело полезное и статью можно опубликовать в «Вопросах экономики», где Г. Попов был главным редактором. Попов дал мне телефон своего зама, который принял статью со всей любезностью. Я еще несколько месяцев вносил в текст разные поправки по просьбе редакции. Статья так и не вышла[269].

Статья с критикой Попова пролежала полтора десятилетия в архивном фонде, и теперь ее полезно перечитать свежим взглядом. Ведь либералы конца 80-х утверждают, что вели совсем не туда, куда привела команда Ельцина в первой половине 90-х. Был ли экономический курс Попова и его соратников альтернативой экономической политике Гайдара и Чубайса, или в платформе Попова были видны черты будущего олигархического капитализма?

В 1989 году Попов уже фактически выступал за капитализм, но опасался это сказать прямо. Все-таки партбилет КПСС еще давал немалые возможности, да и массы демократического актива еще были настроены не по «дээсовски». Я комментировал: «Любимая тема Г. Х. Попова – рынок. Причем рынок социалистический, ибо и аренду, и акционерные общества, и кооперативы, и индивидуальные предприятия Г. Х. Попов считает формами социалистической собственности[270]. Неясно только, чем такой рынок отличается от капиталистического, то есть западного. Привычка социалистического плюрализма мнений мешает прямо сказать: да, мы хотим внедрить западную экономическую модель.

Но по этим правилам игры Запад умеет играть гораздо успешнее нашего – встает вопрос о вторжении иностранного капитала в отечественную экономику. Но в этом ведь нет ничего страшного, считает Г. Х. Попов: «Возьмем рядового гражданина. Ясно, что конвертируемый рубль ему нужен. В экономическом смысле он позволяет ему сбросить иго отечественной экономики и, покупая чужие товары, быстро разгромить всех экономических уродов, взращенных в теплицах административной системы…»[271] Да только вот незадача – тот же гражданин и трудится на означенных уродах, кои у нас в большинстве, так что после погрома наниматься придется к победителям на условиях «третьего мира». А такие условия, как показывает Латинская Америка, для нас – не выход. Там все можно найти на прилавках, но не в холодильниках (если есть холодильник). Отсюда и голодные бунты в Аргентине, и партизанское движение под коммунистическими лозунгами в Перу»[272].

Дело даже не в рубле, а в организации экономики. Бюрократия готовится к захвату предприятий в частную собственность через «социалистические концерны». «Надо же чем-то заменить партийный паек. Новая бюрократия будет, правда, ответственна перед рынком, как старая перед Марксом, но и тут радоваться не приходится – монополии имеют все возможности преобразовать рынок по своему образу и подобию»[273].

«Среди всех „социалистических форм“, перечисленных Г. Х. Поповым, подавляющее большинство – обычные капиталистические фирмы… Путь в это оптимистическое завтра предполагается путем продажи „одолженной“ бюрократией у народа собственности тому же народу»[274]. Распределенная таким образом собственность идет на акции, которые, к сожалению, легко скупаются мафиозными группами[275]… Пока же страну все сильнее сносит в сторону «третьего мира», где смешанная экономика, государственное регулирование (капиталистического рынка. – А. Ш.) и президентство не избавляют от экономических катастроф, нищеты, одичания, доходящего до герильи, периодических диктатур. И к этому – блестящая перспектива превратиться в экологическую свалку мира. Из одного кошмара в другой кошмар»[276].

У советских социалистов не было возможности довести свои предостережения до большинства демократически настроенных избирателей. Но вожди «демократического движения» не могут пожаловаться на то, что их не предупреждали.