§ 2. Кондиции 1730 г. и бироновщина

§ 2. Кондиции 1730 г. и бироновщина

И снова началась возня вокруг престола. Петр II еще лежал на смертном одре, а судорожно хватавшиеся за соломинку временщики Долгорукие готовы были на подлог, благо князь Иван, как выяснилось, обладал великолепным почерком Петра. На предварительном совещании в ночь на 19 января князь Алексей Григорьевич Долгорукий, по свидетельству Феофана Прокоповича, представил «якобы Петра II завет, прежде кончины своей от него написанный, которым будто бы он державы своея наследие невесте Екатерине укрепил». Попытка эта провалилась.

Верховный тайный совет к моменту смерти императора довольно сильно изменился в своем составе, пополнившись представителями старой феодальной аристократии. На «восьмиличном», как его назвал Феофан Прокопович, совещании пятеро представляли семейства Долгоруких и Голицыных и их влияние было заметным. Именно поэтому в числе кандидатов на престол первенствовали потомки брата Петра I — Ивана. Из потомков Петра I была предложена Елизавета, к тому времени все еще не вышедшая замуж. Вследствие этого ее кандидатура была, казалось бы, наиболее подходящей. Однако ее не поддержали. Назывались и другие имена. Наконец, Д.М. Голицын красноречиво убедил в том, что вдова герцога Курляндского Анна Ивановна — кандидатура наиболее подходящая.

В самом деле — в Анне Ивановне все, как будто, устраивало феодальную аристократию. Средняя дочь царя Ивана, умная по природе, но не получившая никакого, в сущности, образования, 17-ти лет она была выдана замуж за герцога Курляндского, будучи одной из деталей в грандиозном плане балтийских «альянсов» Петра I. Почти сразу овдовев, так как супруг ее, перепив спиртного на своей собственной свадьбе, вскоре умер, Анна 19 лет почти безвыездно прожила довольно скромной жизнью в Курляндии. Материально герцогиня зависела от русского двора, а сама Курляндия служила постоянным объектом борьбы между Россией, Швецией, Польшей и Пруссией. К моменту выбора ей было уже под сорок, а место мужа прочно занял давний фаворит Э.И. Бирон.

Когда присутствующие сошлись на кандидатуре Анны Ивановны, Д.М. Голицын незаметно приступил к самому сокровенному звену своего маневра. Его речь окончилась, казалось бы, туманным, восклицанием: «Воля ваша, кого изволите, только надобно нам себе полегчить». — «Как себе по-легчить?» — спросил тут кто-то. «Так полегчить, чтоб воли себе прибавить», — был ответ Голицына. Видимо, представители феодальной аристократии в конце концов поняли, в чем дело. После недолгих споров было приступлено к составлению «кондиций» или «пунктов», ограничивающих власть новой государыни. Хотя некоторые источники создание «кондиций» приписывали Д.М. Голицыну, видимо, «дитя» это было плодом совместных усилий.

Итак, что же такое «кондиции»? Какова социальная, классовая подоплека этого движения?

20-е годы XVIII столетия были временем острейшего напряжения социальных классовых противоречий. Стремительные преобразования петровской эпохи требовали огромных материальных и людских ресурсов, что в конечном итоге сказывалось на положении крестьянства. Массовое бегство крестьян, волнения работных людей и приписных крестьян, появление «разбойных» отрядов — все это вкупе с острым финансовым кризисом и кризисом государственного управления ставило вопрос о путях решения всех этих проблем. Феодальная аристократия тяготела к ограничению самодержавия, видя в этом залог того, что «впредь фаворитов… от которых все зло происходило» не будет, что «отселе счастливая и царствующая Россия будет». Чиновно-дворянская верхушка тяготела к тому же. Но дворянство в целом было сторонником самодержавия. Иногда движение 1730 г. называют «конституционным». Однако оно имело лишь внешнее сходство с буржуазным конституционным движением. Это было чисто феодальное движение и притом феодальной верхушки. Права и власть императрицы предлагалось существенно сократить. Согласно «кондициям» она не могла решать вопросы войны и мира, назначать высших чиновников, жаловать имущество дворянам и лишать их имений, не могла командовать войсками и т. д.

Итак, когда согласие на кандидатуру Анны Ивановны было получено на совещании Верховного тайного совета, Сената, Синода и генералитета с представителями гвардии и коллегий, составленные «кондиции» решено было направить в Митаву к Анне Ивановне. В качестве представителя «вер-ховников» отправился искусный дипломат Василий Лукич Долгорукий.

Надо сказать, что в Москве в это время было огромное стечение представителей и знати, и рядового дворянства. (Ведь должна была быть свадьба Петра II, а не похороны!) «Затейка» «верховников» каким-то образом стала известна более широкому кругу, хотя «верховники» предпочли не оглашать «кондиций», заручиться сначала согласием Анны Ивановны, а потом уже выдать это за ее добровольное желание. Нашлись желающие предостеречь Анну, но та, дабы приехать в Москву, сочла возможным подписать «кондиции» и, выпросив 10 тыс. подъемных, отправилась в путь. В Москве тем временем обстановка накалялась. По словам Феофана Прокоповича: «Куда не прийдешь, к какому собранию не пристанешь, не иное что было слышно, только горестные нарекания на осмиличных оных затейщиков». Великолепный полемист, Феофан был, наряду с Антиохом Кантемиром, князем A.M. Черкасским и В.Н. Татищевым, одним из активных «оппозиционеров». Уже в январе 1730 г. появился проект «оппозиции» «верховникам», «сочиненный обществом». В нем предлагалось упразднить Верховный тайный совет, а на его место поставить Сенат из 30 человек, где бы императрица была председателем и имела 3 голоса. Вражда к «верховни-кам» повлияла и на рядовое дворянство, поначалу примкнувшее к проектам «оппозиции».

1 февраля прибыл гонец из Митавы и привез «кондиции», подписанные Анной, и ее письменное согласие. Наконец, «верховники» осмелились теперь обнародовать свой проект. 2 февраля был собран Верховный тайный совет, Сенат, Синод и генералитет и оглашены «кондиции» и письмо Анны. «Кондиции» были читаны дважды. Реакция была очень сдержанной, а подписать протокол отказались — решили все обдумать сначала. По словам Феофана Прокоповича, «опустили уши, как бедные ослики… И дивное всех было молчание!»

В течение последующих дней стали появляться дворянские проекты, рождавшиеся в жарких спорах. 5 февраля поступило «мнение 39 дворян» во главе с A.M. Черкасским.

Потом появились другие проекты. Всего было подано, согласно новейшим исследованиям, 7 проектов, которые подписало в общей сложности свыше 400 дворян. Большинство из них мирилось с ограничением самодержавия в лице Верховного тайного совета, но только при условии его расширения до 12–21 члена. В других проектах, в частности, в проекте A.M. Черкасского, основное место предоставлялось Сенату в составе 21–30 членов. Все проекты поддерживали идею выборности членов Сената и высших учреждений от «общества», т. е. дворянства. Некоторые проекты предлагали важнейшие государственные вопросы решать «общим советом» правительству, генералитету и шляхетству.

Узкосословный характер всех проектов бросается в глаза, так как ни один из них не затрагивает вопроса о положении и правах крестьянства. Лишь два проекта робко намекнули на желательность облегчить положение купцов. Во многих дворянских проектах зазвучали призывы отменить злосчастный закон о единонаследии, ограничить срок дворянской военной службы, дать сроки выслуги лет и т. п. «Верховники» же заботились о льготах для знати. Отсюда и резкое осуждение «верховников». 10 февраля Анна прибыла под Москву, в с. Всесвятское. Почти тотчас к ней явились гвардейцы Преображенского полка и кавалергарды. Прием был очень милостивым: Анна не поленилась каждого угостить чаркой и объявила себя полковником преображенцев. Видимо, Анна знала, с чего нужно начинать. Узнав об этом, «верховники» встревожились. К тому же на их приеме во Всесвятском при вручении ордена св. Андрея Анна Ивановна подчеркнуто сама надела орден на себя. Торжественный въезд Анны в Москву состоялся 15 февраля.

Меж тем брожение среди дворянства, упорство «верховников» привели к подаче 25 февраля 1730 г. Анне петиции с просьбой дать возможность рассмотреть дворянские проекты для выработки единого. По совету сметливой сестрицы Екатерины, герцогини Мекленбургской, Анна подписала петицию, но обратила внимание на бурное неодобрение гвардейцев, призывавших ее стать самодержицей. Оценив ситуацию, Анна тут же публично распорядилась, чтобы гвардейская охрана дворца подчинялась только генералу С.А. Салтыкову.

Это был весьма расчетливый ход. Дворянству дали до смешного малый срок (до обеда!) для обсуждения проектов. Кончилось тем, что после обеда Анне был предложен текст за подписью князя Ивана Трубецкого, князя Григория Юсупова, князя Алексея Черкасского, Григория Чернышева и других (около 150 подписей), где рекомендовалась самодержавная форма правления, уничтожение Верховного тайного совета, восстановление правительствующего Сената с 21 персоною и выборность высших чинов дворянством с утверждением императрицей. При подаче петиции произошла перепалка В.Л. Долгорукого с A.M. Черкасским, в коей Черкасский публично заявил, что «верховники» составили «кондиции» без согласия дворянства. Анна вдруг страшно удивилась, как будто впервые узнала об этом, и воскликнула: «Так, значит, ты меня, князь Василий Лукич, обманул?!» Тут же был послан Маслов, секретарь Совета, за «кондициями» и письмом Анны, и документы были публично порваны.

Таков финал этого скоропалительного движения кругов феодальной аристократии за олигархический строй. Анна Ивановна стала самодержицей. И снова, как и в прошлом, немалую роль здесь сыграла придворная гвардия.

Новая государыня учла требования дворянства, выявленные в бурные дни февраля 1730 г. Верховный тайный совет был ликвидирован. Вскоре, правда, возник при императрице так называемый Кабинет из трех министров. С 1735 г. указы Кабинета вновь были приравнены к именным указам, т. е. он стал напоминать Верховный тайный совет. Сенат в соответствии с проектом был доведен до состава в 21 персону (правда, никакое «общество» его не выбирало!). Был ограничен 25 годами срок дворянской службы, разрешено дробить дворянские поместья между наследниками. Наконец, было учтено и стремление дворян поступать на службу офицерами. Для этого трудами А.И. Остермана был создан кадетский дворянский корпус, по окончании которого присваивались офицерские звания.

Не забыла Анна февральские дни и по другим причинам — «верховники» должны быть наказаны! Расправа началась не сразу. На первых порах Голицыны даже получили пожалования от новой царицы. Быть может, Анна понимала еще, что Д.М. Голицын отстоял именно ее среди многих претендентов. Что же касается Долгоруких, то у них сразу были отобраны драгоценности, награбленные из казны. Потом началось так же, как с Меншиковым. Сначала Долгорукие получили назначения губернаторами и воеводами в отдаленные края (Сибирь, Астрахань, Вологда). Внезапно во изменение решения их отправили в дальние собственные поместья. Через короткое время новые изменения — ссылка в Березов, Пустозерск, Соловецкий монастырь и т. д. Затем состоялась конфискация имущества, и, наконец, по доносам в 1739 г. на оставшихся в живых Долгоруких было заведено новое «дело»: их жестоко пытали и казнили в Новгороде (Ивана Алексеевича Долгорукого четвертовали, Ивану и Сергею Григорьевичам и Василию Лукичу отрубили головы). Дмитрий Михайлович Голицын, как будто забытый, долгое время жил под Москвой в с. Архангельском. Но вот, в 1737 г. по какому-то навету его сажают в Шлиссельбургскую крепость, где старец и погиб.

В.О. Ключевский дал Анне Ивановне ядовитую, но чрезвычайно меткую характеристику: «Рослая и тучная, с лицом более мужским, чем женским, черствая по природе и еще более очерствевшая при раннем вдовстве среди дипломатических козней и придворных приключений в Курляндии, где ею помыкали, как русско-прусско-польской игрушкой, она, имея уже 37 лет, привезла в Москву злой и малообразованный ум с ожесточенной жаждой запоздалых удовольствий и грубых развлечений».

Увеселения при Анне достигли буквально фантастических масштабов. Это была бесконечная вереница праздников, балов и маскарадов, каждый из которых мог продолжаться до 10 дней подряд. Содержание двора стало обходиться впятеро-вшестеро дороже, чем при Петре I. Беспрестанно Меняющиеся костюмы, крикливая роскошь стали общей чертой двора. Английский посланник Клавдий Рондо пишет: «Ваше превосходительство, не можете вообразить себе, до какого великолепия русский двор дошел в настоящее царствование, несмотря на то, что в казне нет ни гроша, а потому никому не платят». Любительница шутовских драк, диких шутовских свадеб, езды на козлах и пр., Анна завела шутов из знатнейших феодальных фамилий (князь М.А. Голицын, князь Н.Ф. Волконский, граф А.П. Апраксин), низведенных до этого положения за какие-то проступки. В обществе Анны постоянно крутились всякого рода приживалки, юродивые, шутихи, рассказчицы, без умолку болтавшие возле царской постели. Во дворе Зимнего дворца были заведены тир и «охота». Сюда для любительницы пострелять привозили и волков, и медведей.

Из причудливых развлечений двора той эпохи наибольшую известность получила свадьба шута князя М.А. Голицына, дошедшего к тому времени до состояния, близкого к идиотизму, состоявшаяся зимой 1740 г. в знаменитом ледяном доме. К сожалению, это интереснейшее творение исчезло бесследно почти тотчас после его создания.

Наиболее часто употребляемая характеристика царствования Анны Ивановны может быть выражена одним словом — «бироновщина».

С воцарением герцогини Курляндской, по образному выражению В.О. Ключевского, «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении». Во главе этой иноземной корпорации, состоящей главным образом из прибалтийских дворян, стоял фаворит Эрнст Иоганн Бирон (измененное от Бирен), с 1718 г. служивший при курляндском дворе Анны Ивановны.

При Анне Ивановне Бирон находился в зените власти, ибо царица всецело была под его влиянием. Не занимая официальных государственных постов, Бирон фактически направлял всю внутреннюю и внешнюю политику России. Его фавор отмечен грубым произволом, массовыми арестами и пытками, взяточничеством и казнокрадством, засильем разного рода проходимцев из числа прибалтийских немцев.

Императрица была буквально тенью своего фаворита. Вкусы Бирона были ее вкусами. Бирон не любил мрачные темные цвета — и весь двор, начиная с императрицы, одевался в пестрые, светлые тона, вплоть до старцев вроде Ос-термана. Бирон обожал лошадей — и императрица полюбила их и даже научилась гарцевать амазонкой. Императрица наводнила Курляндию русскими войсками, когда «убеждала» курляндское дворянство выбрать Бирона герцогом Курляндским, дабы исполнить его желание. В хищениях и произволе Бирон шел по стопам Меншикова и Долгоруких. У супруги Бирона, бывшей фрейлины Анны Ивановны, одних драгоценностей было на сумму свыше двух миллионов червонцев. Не теряли времени даром и подручные Бирона. Его ближайший доверенный Липман, придворный банкир, открыто продавал должности в пользу фаворита и занимался ростовщичеством на паях с Бироном.

На первый план выдвигаются такие фигуры, как братья Рейнгольды и Карл Левенвольде, К.Л. Менгден, И.А. Корф, Г.К. Кайзерлинг, Г.Р. Ливен, К. Бреверн, Штемберг и др. Видимо, желая укрепить свое положение, Анна Ивановна создает третий лейб-гвардейский Измайловский полк. Офицерские кадры для него поручено было набрать графу Карлу-Густаву Левенвольде, полковнику воссозданного полка, «из лифляндцев, эстляндцев и курляндцев и прочих наций иноземцев и из русских». К концу царствования Анны Ивановны все три гвардейских полка находились под начальствованием иностранцев. Великолепно знавший механизм дворцовых переворотов, французский посланник Шетарди пояснял: «Эта гвардия… составляет здесь главную опору власти, поэтому она вся поручена ведению иностранцев, чтобы на нее более можно было полагаться».

По словам В.О. Ключевского, «над кучей бироновских ничтожеств высились настоящие заправилы государства, вице-канцлер Остерман и фельдмаршал Миних», поскольку фаворит не утруждал себя государственными делами. Правительственный курс при Анне определял А.И. Остерман. Вопросы военные сосредоточил в своих руках фельдмаршал Б.Х. Мнних (выходец из семьи ольденбургского инженера, он с 1721 г. находился на русской службе, руководя строительством Ладожского канала).

Для бироновщины, помимо чрезвычайно характерного презрения к представителям российского дворянства и засилья иностранцев, присуща обстановка полного произвола. Повсюду рыскали шпионы, ложные доносы губили любого, кто попадал в стены Тайной канцелярии. Тысячи людей гибли от жесточайших пыток. Произвол чинили и местные правители. В армии царили жесточайшая палочная дисциплина и муштра по прусскому образцу. И все это на фоне непосильных поборов, голода и нищеты народных масс. Уродливые черты бироновщины вызывали в среде дворянства, особенно его верхушки, глубокое недовольство режимом. Еще в 1730 г. наблюдательный английский посланник Карл Рондо писал: «Дворянство, по-видимому, очень недовольно, что ее величество окружает себя иноземцами». Недовольство возрастало. Вскоре вокруг одного из преуспевающих политических деятелей этого времени — бывшего астраханского и казанского губернатора, а ныне кабинет-министра А.П. Волынского стал собираться своего рода кружок недовольных. Среди близких А.П. Волынскому так называемых конфидентов были советник экипаж-мейстерской конторы и горный офицер А.Ф. Хрущев, президент Коммерц-коллегии П.И. Мусин-Пушкин, архитектор П.М. Еропкин, обер-прокурор Сената Ф.И. Соймо-нов.

Энергичный талантливый администратор, А.П. Волынский быстро продвинулся по служебной лестнице и с 1738 г. стал кабинет-министром. Вскоре он стал ведущей фигурой Кабинета и чуть ли не единственным докладчиком императрице. К моменту так называемого «дела» А.П. Волынский трудился над проектом государственных реформ, получившим название «Генеральный проект о поправлении внутренних государственных дел». В кругу «конфидентов» часто обсуждались в связи с этим различные аспекты государственной деятельности и внутриполитической жизни. Здесь высказывались весьма резкие суждения о засилье иностранцев. Сам А.П. Волынский скоро стал в весьма натянутых отношениях и с Бироном, и с Остерманом. Будучи в придворном чине обер-егермейстера, А.П. Волынский уволил из Конюшенного ведомства двух немцев, чем дал начало активному наступлению своих противников. В ответ на жалобы А.П. Волынский написал на имя Анны Ивановны письмо, представляющее своего рода кредо по вопросу об иностранцах в России: «Какие притворства и вымыслы употребляемы бывают при ваших монаршеских дворах, и в чем вся такая закрытая безсовестная политика состоит». Вызов, таким образом, состоялся, так как все в один голос говорили, что Волынский написал про Остермана. Одно шло к другому. Письмо было встречено очень холодно. На «ледяной свадьбе» Волынский избил придворного поэта, потом нашли, что Волынский незаконно выдал своему дворецкому из Конюшенного ведомства пятьсот рублей. Но дело довершило другое. В Кабинете шло обсуждение вопроса о денежной компенсации Польше за проход русских войск. Поляки заломили высокую сумму. Бирон поддержал их. Вспыльчивый Волынский заявил, что «не будучи ни владельцем в Польше, ни вассалом ее, не имеет побуждений угожлэть исстари враждебному России народу». Таким образом, Бирон был сильно уязвлен, и он поставил Анне ультиматум: «Либо он, либо я». Вскоре состоялся арест дворецкого Волынского и его самого. Дворецкий под пытками передал все когда-либо высказанные Волынским и его «конфидентами» неудовольствия иностранцами, а главное, хулу на императрицу: «Государыня у нас дура, и как докладываешь, резолюции от нее никакой не добьешься!» Последовали аресты «конфидентов». Было объявлено о раскрытии огромного заговора. Аресты распространялись и на провинцию. После недолгого следствия с жесточайшими пытками последовал приговор и казнь на Сытном дворе. Там А.П. Волынскому отрезали язык, отрубили правую руку, а потом голову, П.М. Еропкина и А.Ф. Хрущева обезглавили, другим «урезали» языки и отдали в каторгу. Так погибли один из наиболее ярких политических деятелей той эпохи и его соратники.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.