Галантное Просвещение

Галантное Просвещение

Вольтер учил: «Чем люди просвещенней, тем они свободней». Его преемники сказали народу: «Чем ты свободней, тем просвещенней». В этом и таилась погибель.

Антуан Де Ривароль

Просвещение — это обоюдоострый клинок, палка о двух концах. С одной стороны, оно действительно, по Вольтеру, способно помочь человеку обрести внутреннюю свободу, с другой стороны, оно вносит разлад в душу человека, не готового к обретению свободы и не способного соизмерять свои реальные возможности со своими претензиями к миру, претензиями, многократно возрастающими под влиянием просвещения, но, увы, не приобретающими необходимой обоснованности.

Давайте представим себе, что Акакий Акакиевич Башмачкин из гоголевской «Шинели» прослушал курс самых что ни на есть великолепных лекций по вопросам социальной справедливости, прав человека и т.п. И что же? Полученные таким образом знания что-то изменят в его статусе? Избавят от приниженности, от комплекса «маленького человека», разовьют весьма посредственный интеллект или вооружат чувством собственного достоинства? Как же-с…

А вот еще более жалким, еще более несчастным эти знания вполне способны сделать, и не только его, потому что они резко увеличат разрыв между действительным и возросшим, как на дрожжах, желаемым. Роль дрожжей, в данном случае, играет просвещение. Именно оно, подобно коварному бесу, нашептывает на ухо человеку, ранее не терзавшемуся неосуществимыми амбициями: «И ты терпишь свое жалкое положение?! Ты, который знает ничуть не меньше, чем все эти… Ты же не дрянь какая-то, ты — гомо сапиенс! Как же ты можешь…». И так далее.

После такого одни впадают в жестокую депрессию, а другие берутся за топор. А что им еще остается? Ведь просвещение само по себе не способно ничего изменить в статусе человека, оно может только лишь помочь, поспособствовать формированию самодостаточности в человеке, но не может снабдить этой самодостаточностью слабую или неразвитую личность.

Человек, ранее живший в мире с самим собой и с окружающей действительностью, вдруг задается вопросом: «А чем я хуже?», и вот тогда-то, после этой завязки, и начинается настоящая трагедия…

Просвещение подобно кислороду, без которого невозможна жизнь на нашей планете, но при его переизбытке существует точно такая же опасность для жизни, как и при «кислородном голодании».

И вот оно стало титулом целой эпохи, которая продолжалась с середины XVII века до начала XIX века, когда, как в известном анекдоте, пришел лесник и разогнал сражающиеся в его лесу полчища к такой-то матери…

С. Дали. Афродита

Эта эпоха гораздо страшнее всех предыдущих хотя бы тем, что она заканчивается катастрофой, причем, не случайной, не вызванной трагическим стечением слепых обстоятельств, а подготовленной всем ходом вполне прогнозируемых событий.

Гуманизм эпохи Возрождения был и уместен, и необходим для освобождения человека от мертвящих догм противоестественного мировоззрения, сковывающего прогресс цивилизации, но гуманизм последующей эпохи вольно или невольно сыграл с цивилизацией довольно злую шутку, попытавшись примирить непримиримое (например, веру с разумом) и тем еще сильнее заострив существующие противоречия, а также ни с того ни с сего провозгласив эру разума в атмосфере всеподавляющей безмозглости.

КСТАТИ:

«Разум и наука — продукты человечества; но желать их сделать непосредственным достоянием народа и получить их через народ — утопия».

Эрнест Ренан

Разум, естественно, не восторжествовал, вопреки обещаниям безответственных интеллектуалов, не примирился с верой и не смог раздать всем без исключения тот заряд внутренней свободы, который обуславливает свободу внешнюю.

Просвещение при всем этом наглядно проиллюстрировало библейскую фразу относительно бисера и свиней.

Еще одно название той эпохи — Абсолютизм.

Это название едва ли можно признать точным и исчерпывающим, потому что верховная власть во многих странах того периода была либо самодержавно-деспотичной, на манер Московии или Османской империи, либо аморфно-коллективной, как в Речи Посполитой, и только лишь небольшое число государств, таких как Франция, Испания или Австрия, тяготели к подлинному абсолютизму, когда в законодательном порядке усиливается процесс централизации и ослабляется влияние представительских органов власти, как и родовой аристократии.

Так что не следует путать абсолютизм и самодержавие, не говоря уже о деспотиях восточного образца.

Кроме всего прочего, та эпоха называлась Галантным веком.

Эпоха напудренных париков и безраздельной власти коронованных и некоронованных королев, эпоха узаконенного разврата, о которой знамениями авантюрист и покоритель женских сердец Иаков Казанова скажет: «В наше счастливое время проститутки совсем не нужны, так как порядочные женщины охотно идут навстречу вашим желаниям».

Ах, если бы это было действительной сутью эпохи, а не пышным фасадом в стиле барокко, за которым мыслители корпят над опаснейшими утопиями; разбогатевшие лавочники субсидируют молодых недоучек-радикалов, так, пока еще про запас, на всякий случай; прыщавые студенты в тиши сеновалов просвещают честолюбивых служанок относительно их бесспорного равенства с господами, а все это вместе можно было бы назвать созреванием опары, замешенной уверенными короткопалыми руками добропорядочного буржуа, который уже хочет на свои деньги не только всласть поесть, попить и тайком посетить игривую шлюшку, но и котироваться в обществе как фигура, персона грата, которая, если разобраться, no-справедливости, ничуть не хуже этих коронованных развратников, у которых гуляет ветер в карманах.

Да, денег у него уже было вполне достаточно для таких претензий, которые и усечь-то было некому, потому как не до того…