Как посланец римского папы спас Россию от разгрома. Перемирие в Киверовой Горке

Когда переговоры Ивана Грозного и Стефана Батория явно зашли в тупик, обе стороны были согласны на участие в переговорах посредника, что открывало перед Священной Римской империей и Ватиканом возможность восстановить свое влияние, которое они утратили в период войн за Прибалтику.

В марте 1580 года с «легким» гонцом Афанасием Резановым к императору Рудольфу II была послана грамота о желании возобновить тесные контакты. В другой грамоте, посланной с Истомой Шевригиным, говорилось, что Москва уже давно не ссылалась с империей «о братстве и любви», но Иван IV помнит «братственную любовь» с Максимилианом II и их совместную борьбу за престол Речи Посполитой во время польского бескоролевья, а также сотрудничество против мусульман, «чтобы рука мусульманская не высилася». Стефан Баторий обвинялся в том, что, во-первых, он незаслуженно получил польскую корону, а во-вторых, сотрудничал с турками и повинен в «разлитии христианской крови». Польско-литовскую войну против России государь объяснял тем, что в свое время он сам претендовал на польскую корону, а также поддерживал Максимилиана и потом Эрнеста. Иван Грозный был готов к переговорам с императором и римским папой, чтобы обсудить вопрос о борьбе с мусульманством, но просил остановить «безмерство» Стефана Батория.

Обращение Ивана Грозного вызвало огромный интерес. При этом в Риме и Вене почему-то решили, что Россия готова рассмотреть вопрос о католической унии. Русские дипломаты прямо об этом нигде не говорили, создав при этом атмосферу туманных и ни к чему не обязывающих намеков. Остальное политики «христианского мира» додумали сами. Ватикан не собирался заступаться за Россию, но был искренне убежден, что Иван Грозный и Стефан Баторий занимаются не тем, чем надо. Вместо того чтобы воевать с турками, добиваться католической унии с Россией, сильнейшие государи Восточной Европы глупо враждуют между собой.

Замирять воюющие стороны было поручено иезуиту Антонио Поссевино, с 1578 года — апостольскому легату и викарию «всех северных стран», в которые римская курия включала даже православную Россию. Целью миссии было подготовить Московию к союзу с Ватиканом и обращению в католичество. Легат считал, что прежние императоры и папы упустили этот шанс. Он писал: «Как много пользы было бы для святой веры и католической церкви, если бы те народы, владения которых лежат на границе между Европой и Азией, впитали с самого начала истинную веру или познали бы ее теперь, а католики, государи областей, близко расположенных к этому народу (а когда-то они легко смогли сделать это), позаботились, чтобы их народы обрели твердость в деле католической веры». В случае успеха миссии Россия может стать плацдармом для дальнейшего продвижения «дел религии» в Азию.

По мнению Поссевино, введению католичества в России препятствовало прежде всего то, что «московиты погрязли в заблуждениях» и в силу своего невежества не могут представить себе другую веру, кроме «схизмы». Они не знают ни о численности католиков, ни о значительной роли Римской церкви в истории человечества.

Новые переговоры Речи Посполитой и России готовились долго и трудно. Осада Пскова делала несговорчивыми и поляков, и русских. Русские не соглашались на переговоры, пока враг не отведет войска от города. Поляки же, с одной стороны, рассчитывали вот-вот взять Псков и не желали останавливаться, а с другой — не хотели отказать папскому легату, который, как они считали, в споре с Россией займет польскую сторону.

Когда стало ясно, что взять Псков быстро не получится, Речь Посполитая не очень охотно, но пошла на переговоры. Было сложно определить место их проведения. Согласно политической культуре ХVI века, считалось, что тот, кто приезжает в чужую столицу для переговоров, просит мира и согласен на уступки. Поляки не могли поехать в Москву, потому что считали себя победителями, а русские не хотели ехать ни в Вильно, ни в Краков, потому что не признавали своего поражения. Оставался компромиссный вариант — съезд на границе.

Место съезда определить тоже было непросто — ведь в войну границей служит линия фронта. Почти вся Псковщина в 1581 году была оккупирована войсками Речи Посполитой, вплоть до Порхова — бывшей пограничной крепости между Новгородской и Псковской землями. Эту древнюю новгородско-псковскую границу, проходившую по рекам Шелонь и Судома, и было решено считать «нейтральной территорией», на которой и можно устраивать съезд. Сначала его назначили в почтовом стане Яме Запольском, но по прибытии обнаружили, что тот сожжен дотла и даже «нет кола, чтобы привязать лошадь». Поэтому переговоры перенесли в соседнюю деревню — Киверова Горка, рядом с которой были разбиты шатры дипломатов.

Русскую делегацию на переговорах возглавлял князь Д. П. Елецкий, дворянин Р. В. Алферьев, дьяк Н. Б. Верещагин и подьячий З. Свиязев. Наказ Елецкому содержал три варианта условий заключения перемирия. Первый предполагал территориальный раздел Ливонии с уступкой большей части ливонских земель Речи Посполитой и возвращение псковских земель. Себежский вопрос предполагалось законсервировать: Россия обязывалась сжечь г. Себеж как русский опорный пункт в регионе, а Литва в обмен должна была уничтожить Дриссу. На этих условиях Россия была готова подписать перемирие до десяти-двадцати лет и отправить войска на защиту «христианского мира» от «бусурманства». И за Стефаном, и за Иваном в равной степени признавался титул «Ливонский».

Второй вариант был составлен на случай, если Стефан будет настаивать на захвате всей Ливонии, а Поссевино не сможет уговорить его уступить. Эта версия договора предусматривала перемирие на семь-двенадцать лет с передачей Речи Посполитой всей Ливонии, беспрепятственной эвакуацией из Ливонии русской церкви и гарнизонов с артиллерией. Зато взамен Россия требовала возврата всех завоеваний Стефана в русско-литовском пограничье (кроме Полоцка с пригородами) и сохранение Себежа как опорной русской крепости в регионе. Россия по этому варианту теряла всю Ливонию, кроме городов, захваченных шведами (их принадлежность в договоре специально не оговаривалась, и послам было велено за этим проследить), но сохраняла за собой Великие Луки, Невель, Заволочье, Холм, псковские пригороды (Воронач, Велье, Остров) и др.

Третий вариант предусматривал, что Стефан не захочет отдавать Великие Луки и псковские пригороды и к тому же будет требовать всю Ливонию. В этом случае послам предписывалось апеллировать к Поссевино, подчеркивая готовность России бороться с бусурманством, но при этом претендовать практически на ту же часть Ливонии, что и в первом варианте договора. По третьему варианту Россия отказывалась заключать союз с Речью Посполитой против Швеции и пряталась за традиционную для международных договоров неопределенную формулу «кто нам друг, тот и вам друг, кто нам недруг, тот и вам недруг».

Папский легат активнейшим образом взялся за дело замирения враждующих сторон. В письме к царю от 22 октября Поссевино даже изображал себя спасителем Пскова от обстрела из новых орудий, якобы доставленных из Риги: «я о том усиленно старался, чтобы этого не сделали» (на самом деле никаких орудий из Риги не привозили). В послании к царю от 16 ноября легат выступает собирателем разведданных, сообщает о планах польско-литовского командования, передвижениях войск. Поссевино в грамотах неизменно называет Ивана IV либо «великим государем», либо «царем и великим князем всея Руси», а в титуле именует его «Смоленским».

Переговоры начались 12 декабря. Протекали они в высшей степени трудно. Стороны сразу предъявили друг к другу абсолютно неприемлемые претензии. И те и другие апеллировали к Поссевино, чтобы он занял их сторону и помог убедить оппонента уступить.

Согласно отчету Елецкого, Поссевино очень старался выполнить свою миссию: «И Антоний литовских послов уговаривал, и возвращал их за стол переговоров не единожды, чтобы они не уехали и переговоры не разорвали». Легат послал к канцлеру Я. Замойскому, чтобы выведать у него тайные инструкции послам, и обещал передать их русским, «и то вам скажу сразу, как узнаю, я за государево жалование рад служить государеву делу всей душой».

Торг шел трудно. 14–15 декабря русская сторона попыталась провести первый вариант соглашения, но Збаражский и Радзивилл потребовали «всю Ливонию», и традиционная московская тактика уступки города за городом оказалась неэффективной. К тому же литовцы пытались увязать заключение договора с выработкой общей позиции в отношении Швеции, захватившей часть Ливонии, а русские, согласно литовскому отчету, не хотели это обсуждать под тем предлогом, что не имеют для того инструкций.

Российские дипломаты оказались искусными актерами. Они разыграли целую драматическую сцену: ночью пришли к Поссевино «и с плачем великим молвили», что без отказа русских от Юрьева мир невозможен, хотя царь строго-настрого приказал Юрьев не отдавать. Послы готовы стать мучениками, отдав Юрьев во имя мира между странами, но чают заступничества Поссевино перед царем-тираном. На самом деле Елецкий лукавил: вариант с оставлением Юрьева был предусмотрен в его наказе. Однако, изобразив из себя жертву тирании, готовую подвергнуться казни ради заключения мира, Елецкий добился уступок со стороны поляков.

Плачущие и умоляющие русские послы в литовском отчете описаны еще в одном случае, когда обсуждался вопрос, какая из делегаций первой прибудет для подтверждения мира. Литовцы требовали, чтобы первыми приехали московские бояре, но тогда Елецкий с товарищами стали рыдать, уверяя, что теперь-то их точно казнят, потому что царь наотрез отказывается первым отправить послов. Масла в огонь подлил Поссевино, взывавший к христианскому милосердию и требовавший от Батория проявить милость к оказавшимся в столь трудном положении русским дипломатам. Пожалев несчастных жертв тирании, Збаражский согласился на то, что сначала в Москву приедет посольство Речи Посполитой, а затем в Вильно прибудут московские послы. Тем самым с точки зрения российской системы представлений получалось, что войну выиграл… Иван Грозный: ведь поляки приедут в Москву просить мира!

Иногда споры принимали настолько горячий характер, что дело доходило до рукоприкладства. Поссевино, разозлившись, что его не послушали и не упомянули его и папу в перемирных грамотах, заявил Елецкому: «Вы меня не слушаете, стоите за безделье, и я вижу вашу неправду, и дела мне между вами не делать». Легат в буквальном смысле хлопнул дверью, выйдя из избы. Потом он вернулся «и начал сердиться и вопить на нас: вы пришли воровать, а не посольствовать». Послы держались стойко, напомнили Поссевино о государевом жаловании, заметив, что он должен не ругаться, а уговаривать литовцев делать то, что выгодно русской стороне. Вконец разъяренный легат вырвал из рук Р. Алферьева черновик переговорной грамоты «да кинул в двери, а меня, холопа твоего, за ворот за шубу хватал и пуговицы оборвал». Драка легата с русским послом завершилась изгнанием московской делегации. Поссевино кричал: «Подите от меня из избы вон, мне, с вами говорить не о чем». На что послы храбро заявили: «И то ты, Антоний, делаешь неправильно, бросаешь государеву грамоту, а нас бесчестишь».

К 9 января были обсуждены и частично урегулированы следующие вопросы. Только в русском варианте грамоты Грозный был назван «Царем» и носил титул «Смоленский», и только в польско-литовском Баторий имел титул «Лифлянский». Срок перемирия — десять лет. Московским послам удалось дезавуировать предложения Поссевино о «замирении» со шведами и записи в договор городов, которые будут отобраны у Швеции и переданы Речи Посполитой. Своим успехом Елецкий считал договоренность о том, что первыми в Москву прибудут для утверждения мира послы Стефана, и лишь затем в Вильно поедет московская делегация.

Не было достигнуто решения по вопросам: «поименной» росписи городов и рубежей (блокировано московской делегацией); наличие на перемирной записи подписи и печати Поссевино как папского легата (категорически воспротивилась русская сторона: воевали с Речью Посполитой, почему тогда мир заключается с представителем папы — он посредник, не более того). Ничего не решили и об обмене пленными: относительно них у сторон просто не оказалось внятных инструкций.

15 января 1582 года в деревне Киверевой Горке перемирие было подписано, стороны целовали крест. В принципе с небольшими изменениями был принят второй вариант перемирной грамоты из наказа Д. П. Елецкому. Россия потеряла Ливонию, но вернула себе города, захваченные Речью Посполитой в ходе «Московской войны» (кроме Полоцка с пригородами). Судьба городов, занятых шведами в Ливонии, оставалась открытой. Был согласован порядок вывода русских и литовских войск. В общем, Елецкий справился с возложенной на него миссией и выполнил царский наказ. Результаты поражения оказались не такими уж и тяжелыми: Россия не лишилась ни одного своего города, который принадлежал бы ей до войны, кроме Велижа, хотя и не смогла удержать захваченные в 1558–1578 годах земли. С точки зрения дипломатии перед нами — несомненный успех русских посольских служб, которые сделали то, что не смогла сделать армия — освободили Псковщину.

Осада Пскова продолжалась до заключения Ям-Запольского перемирия с Речью Посполитой. Известие об окончании войны привез к стенам крепости 17 января 1582 года Александр Хрущев. Замойский пригласил его к завтраку, но гонец рвался в город сообщить псковичам о мире. Подъехав к Покровской башне, он прокричал высунувшимся из бойниц псковичам известие о прекращении боевых действий. Его тут же с восторгом подняли на стену, кинулись целовать ноги, называя архангелом и вестником мира. Жители Пскова начали брататься с осаждавшими, приглашали их зайти в качестве гостей в город, который те так и не смогли взять силой. Псковичи были убеждены, что они победили врага — ведь он бесславно ушел от стен Пскова и покинул Псковщину. Неприятель изгнан с родной земли — разве это не победа?