Борьба за Боспор

Большинство людей готовы отказаться от свободы из страха.

Саллюстий

Последней трагической страницей сопротивления скифов экспансии Митридата стала борьба за Боспорское царство. Начавшись как государственный переворот, она вскоре приняла масштабы самой настоящей войны. Боевые действия развернулись по всему Боспору Киммерийскому, и Диофант снова повёл в бой свои непобедимые фаланги. Однако лишь ценой больших потерь, а также благодаря подкреплениям из Понта и Херсонеса царский стратег сумел одержать победу. Но обо всём по порядку.

Придя к власти, Митридат стал пристально наблюдать за тем, как складывается не только внешняя, но и внутренняя политика Боспорского царства. Царь Понта видел, что это государство находилось в состоянии глубочайшего кризиса и не могло разрешить стоящих перед ним как внутренних, так и внешних проблем. Натиск сарматов и других племен с востока на границы становился всё сильнее, и чтобы предотвратить открытое вторжение, боспорские цари откупались от них данью. Это чётко зафиксировал Страбон, когда писал о причинах, которые привели к государственному перевороту на Боспоре: «Последний тиран также назывался Парисадом; он был не в силах противиться варварам, которые требовали большей прежнего дани, и поэтому передал свою власть Митридату Евпатору».

Ярким примером того, до какого упадка дошло Боспорское царство, служит неспособность правящих кругов Пантикапея вести борьбу с пиратством, которое процветало вдоль всего Черноморского побережья Кавказа и наносило громадный убыток торговле. Племена ахейцев, зигов и гениохов, населявших побережье к югу от Горгиппии (современная Анапа), на своих небольших лёгких судах, которые назывались «камары», совершали грабительские рейды вдоль всего побережья, грабя не только купеческие суда, но и приморские районы. «Снаряжая флотилии таких “камар” и нападая то на купеческие корабли, то даже на какую-нибудь страну или город, они господствовали на море. Иногда им помогают даже жители Боспора, предоставляя свои корабельные стоянки, рынок для сбыта добычи» (Страбон).

Понятно, что не простые люди предоставляли пиратам все эти услуги, здесь налицо заинтересованность властных и торговых кругов страны в получении выгоды от этого сотрудничества, которое, судя по всему, приносило им очень большие доходы. Недаром эти люди занимались тем, что препятствовали развитию торговли в собственной стране. Довольно красноречивый эпизод, который прекрасно характеризует то, насколько же прогнила вся система управления Боспором. И требовалась внушительная встряска, чтобы серьёзно обновить её.

Неспокойно было и внутри государства, поскольку зависимое сельское население, где значительную часть составляли осевшие на земле скифы, страдало от многочисленных налогов и поборов, которыми его обложили власть имущие. Однако и в высших кругах Пантикапея не наблюдалась единства. Видя неспособность последнего представителя династии Спартокидов царя Перисада V разрешить сложнейшую ситуацию, в которой оказалось Боспорское царство, представители скифской военной аристократии стали выступать за смену власти в стране.

О немедленном перевороте речи не было, потому что проблема заключалась в том, что царь Перисад не имел наследника. В итоге возникал вполне резонный вопрос: кто будет править после него? Вполне вероятно, что наиболее влиятельные представители знатных скифских родов, заручившись поддержкой определённой части общества, решили выдвинуть из своих рядов претендента на трон, который бы стал править в Пантикапее после смерти Перисада. В случае успеха этого плана как для Боспора, так и для Малой Скифии достигались несомненные преимущества, и вполне возможно, что тогда ход исторических событий пошёл бы в другом направлении.

Для Боспорского царства это было уже хорошо тем, что от власти отстранялась вся прогнившая старая элита, а приход здоровых сил мог кардинально изменить ситуацию как внутри страны, так и на её границах. Заключив крепкий союз с Малой Скифией, боспорские скифы могли использовать её военные возможности для поддержания своей власти и отражения сарматской угрозы. А также попытаться изменить как политическую, так и экономическую ситуацию в государстве в лучшую сторону.

Что же касается правителей Неаполя Скифского, то союз с Боспором, где к власти пришли бы соотечественники, представлял для них огромную стратегическую выгоду. Опираясь на ресурсы дружественного Боспорского царства, как экономические, так и военные, имея за спиной такой надёжный тыл, они могли проводить более активную внешнюю политику как на западе, так и на севере Таврики. И вот тогда дни Херсонеса были бы сочтены.

Но была и другая группа людей среди правящей элиты, которая носилась с идеей совершенно иного толка – передать власть в стране могущественному иноземному правителю, который бы своими силами решил все местные боспорские проблемы. И таким владыкой им виделся Митридат VI Евпатор, царь Понта. Надо ли говорить о том, что и сам Митридат очень одобрял подобную инициативу и всячески поощрял её проповедников. Таким образом, на территории Боспорского царства столкнулись два совершенно противоположных взгляда на дальнейшую судьбу страны, и в ближайшее время должно было решиться, каким именно путём развития она пойдёт дальше.

* * *

Война Малой Скифии с Херсонесом разразилась значительно раньше, чем к власти на Боспоре пришли местные скифы. Молниеносный разгром царя Палака в первом же крупном сражении продемонстрировал всему миру мощь армии Митридата. Но Диофант, как никто другой, знал ситуацию в регионе и потому после своих впечатляющих успехов сразу отправился на Боспор, где ему надо было решить две важные задачи.

Во-первых, не допустить того, чтобы местное правительство, которое находилось в дружественных отношениях со скифами Палака, ввязалось в военный конфликт на стороне последнего. А во-вторых, прозондировать почву по поводу передачи власти Перисадом V царю Митридату. Визит понтийского стратега прошёл успешно, он сумел получить гарантии невмешательства боспорской армии в войну, а также достичь предварительной договорённости с Перисадом о том, когда и каким образом Боспор отойдёт под власть понтийского царя. Правда, здесь сложно что-либо утверждать наверняка, поскольку неясно, собирался боспорский царь отказываться от власти при жизни или завещал царство Митридату после своей смерти. Хотя могло быть и так, что Перисад просто становился вассалом Евпатора, исполняя на Боспоре функции его наместника.

Рис. 32. Митридат VI. Тетрадрахма 115–105 гг. до н. э.

Решив все эти вопросы, стратег отбыл в Понт, но тут вновь грянула война со скифами, Палак начал новое наступление на Херсонес, и армия Диофанта вновь оказалась в Таврике. И пока на западе полуострова гремели жестокие сражения и бушевало пламя войны, на Боспоре царила тревожная тишина. Но она была очень обманчива. Когда же разгром Малой Скифии стал свершившимся фактом, а сама она оказалось в полной зависимости от Понта, настала очередь боспорских скифов ощутить на своей шее ярмо Митридата. В Пантикапее объявился Диофант. Правда, прибыл он в столицу без армии, но сути дела это не меняло.

В том, что после своих громких побед над Палаком понтийский стратег прямиком отправился на Боспор устраивать дела своего повелителя, нет ничего удивительного. Вопрос передачи власти надо было решить раз и навсегда, а сложившаяся ситуация к этому располагала. О том, что случилось дальше, нам поведали сухие строки из того же «Декрета»: «Отправившись в Боспорские местности, он устроил тамошние дела прекрасно и полезно для царя Митридата Евпатора».

Смысл этого сообщения может быть только один – Диофант решил положительно вопрос о добровольной передаче власти над Боспором Перисадом V Митридату VI. Недаром впоследствии Страбон отмечал, что Евпатор сумел «стать владыкой Боспора, получив эту область добровольно от владевшего ею Перисада». Оказалось, что Диофант был не только талантливым военачальником, но и прекрасно разбирался во всех хитросплетениях дворцовой политики. Действуя напористо, энергично и уверенно, как и привык на поле боя, полководец достиг поставленных целей. Когда же все вопросы были решены, стратег посчитал, что может расслабиться и отдохнуть в гостеприимном Пантикапее от ратных и дипломатических трудов. Но только он предался удовольствиям и наслаждениям, как на Боспоре полыхнуло так, что зарево этого пожара увидели даже в далёком Понте.

* * *

Вновь обратимся к тексту «Декрета»: «Когда же скифы с Савмаком во главе подняли восстание и убили воспитавшего его боспорского царя Перисада, а против Диофанта составили заговор, он, избежав опасности, сел на отправленный за ним гражданами корабль».

Прежде всего обратимся к личности Савмака, который назван предводителем восстания. Выше уже говорилось, что, согласно одной из версий, воспитанником Перисада был Диофант. Есть мнение, что этим самым воспитанником, или «вскормленником», боспорского царя был не кто иной, как сам Митридат. Суть этой теории сводится к тому, что когда Евпатор молодым скрывался от своих родственников, то он прибыл на Боспор Киммерийский, где и попросил убежища у Перисада. И повелитель Боспора не только принял беглеца, но и усыновил его. Однако в этой версии очень много натяжек, и связано это прежде всего с тем, что ни один письменный источник (!) об этом визите не упоминает. Никто из античных авторов об этом не говорит, хотя такое событие было бы знаковым и судьбоносным. Поэтому придется согласиться с теми исследователями, которые считают, что этим самым воспитанником был именно Савмак, и никто другой.

Вполне возможно, что Савмак был представителем той самой военной аристократии скифов, которая переселилась на Боспор и занимала ведущие посты в армии. Будучи бездетным и желая окончательно обезопасить свою страну от набегов с запада, Перисад мог пойти на такой шаг и взять в семью малолетнего скифа. Поэтому можно предположить, что именно Савмака рассматривали в стране как законного наследника трона. Однако политическая ситуация изменилась, и Перисад передал власть Митридату. Савмак, а вместе с ним и другие скифы, проживающие в Боспорском царстве, почувствовали себя обманутыми, что и привело к социальному взрыву.

Но вернемся к тексту «Декрета». Какие же выводы можно сделать из этого сообщения? Прежде всего, что сельское и городское население, а также часть армейской верхушки и скифские аристократы отказались признавать владычество Митридата и подняли против него восстание. То, что и жители многих городов сочувствовали перевороту, подтверждается тем, что Пантикапей и Феодосия были захвачены повстанцами без особого труда. Да и армия не стала оказывать решительного сопротивления, а предпочла перейти на сторону победителя.

Получалось так, что убийство Перисада делало бессмысленными все прежние договорённости между ним и понтийским царём, поскольку на троне оказался человек, выдвинутый боспорскими скифами. Судя по всему, Савмак был личностью в Таврике известной, поскольку тот, кто составлял декрет в честь Диофанта, не стал даже указывать, кто он такой и откуда родом. Но вот что странно: расправившись с Перисадом, восставшие не тронули Диофанта, и лишь потом, как указано в надписи, «против Диофанта составили заговор».

Это может свидетельствовать только о том, что они не хотели обострять отношений с Митридатом и пытались решить дело миром. Но не получилось, пришлось составлять против понтийского стратега заговор, а проще говоря, планировать его убийство. И оборвался бы жизненный путь победителя скифов в Пантикапее, но выручили херсонеситы, которые прислали корабль, на котором полководец и удрал в Херсонес. Забавно, но сам факт бегства на этом корабле говорит о том, что ни одно судно в Пантикапее не решилось принять на свой борт Диофанта, что свидетельствует об установлении сильной власти в стране.

Савмак, судя по всему, за дело взялся очень серьёзно и начал перетряхивать весь обветшалый государственный аппарат, твёрдой рукой наводя везде порядок. Есть версия, что по приказу нового царя началась чеканка монеты, на которой была изображена голова бога солнца Гелиоса. Либо самого Савмака в образе этого бога, поскольку некоторые исследователи читают надпись на монете как «базилевс Савмак». Здесь примечателен вот какой момент. Дело в том, что в 133 г. до н. э. в Малой Азии, на территории бывшего Пергамского царства, вспыхнуло восстание против римской оккупации страны. Во главе повстанцев встал внебрачный сын царя Эвмена II Аристоник, поскольку интересы претендента на трон и восставшего народа совпали.

Согласно сообщению Страбона, после того, как Аристоник потерпел неудачу в морском бою, «он бежал из Смирны, скрылся на материке, где поспешно собрал толпу бедных людей и призванных к свободе рабов; назвал он их Гелиополитами». Проще говоря, базилевс Пергама объявил своим подданным, что они теперь являются гражданами города Солнца. Мечта о свободном солнечном царстве, где все равны, находила широкое распространение, как среди рабов, так и среди низших слоёв общества, а потому движение Аристоника получило мощнейшею поддержку. Люди верили в то, во что хотели верить.

Хотя вряд ли новый пергамский царь замышлял радикально изменить общественный строй, скорее всего, он просто решил искать поддержку в широких слоях населения, а для этого и прибегнул к демагогии. Не он первый, не он последний освобождал рабов в тот момент, когда государство находилось на грани гибели. Так было в Ольвии во время осады города Зопирионом, так было на Сицилии во время обороны города Моргантины от армии восставших рабов Сальвия. После разгрома при Каннах в Риме из рабов также было сформировано два легиона.

Но в данной ситуации это не помогло. После нескольких лет жестоких сражений восстание было все же подавлено, а сам Аристоник был казнен в Риме. Таким образом, рассуждать на тему, что после его гибели идеи пергамских повстанцев могли получить широкое распространение и спустя много лет дойти до Боспора, возможным не представляется.

Тот факт, что движение, возглавляемое Савмаком, было действительно массовым, отметил В. Ф. Гайдукевич в своей работе «Боспорское царство»: «Во всяком случае, в тексте декрета государственный переворот на Боспоре представлен как результат восстания скифов, объединившихся вокруг Савмака, а не как заговор Савмака, привлекшего скифов для достижения своей личной цели». Убийство Перисада и смена власти в стране были ответной реакцией широких слоёв общества на попытку установления иноземного господства. Нет ничего удивительного в том, что и Савмак, подобно Аристонику, решил опереться на народные массы, поскольку отдавал себе отчет в том, с каким страшным врагом предстоит вступить в борьбу. Однако это не значит, что он попытался донести до скифов идеи своего пергамского коллеги о государстве Солнца, боспорские скифы просто не поняли бы своего базилевса. Поэтому говорить о том, что Савмак проповедовал учение гелиополитов, не приходится, хотя привлечь на свою сторону широкие слои беднейшего населения страны он мог вполне. Перед Митридатом, который не хотел мириться с таким положением дел на Боспоре, замаячил страшный призрак народной войны.

* * *

Ни к одной из своих кампаний в Крыму Диофант не готовился так тщательно, как к войне на Боспоре Киммерийском. Всю зиму он подготавливал своих ветеранов к предстоящему походу, призвал под знамёна гражданское ополчение Херсонеса, а также затребовал подкрепление из Понта. Стратег отдавал себе отчёт в том, что все его прошлые победы не будут стоить ровным счётом ничего, если на востоке Таврики останется мощное государство, во главе которого будут стоять местные скифы. Предстоящая схватка должна стать решающей, и именно в ней должно было решиться, быть Митридату хозяином Северного Причерноморья или нет. Дело осложнялось тем, что на стороне Савмака были регулярные воинские части и контингенты наемников, служившие ещё Перисаду, а не только массы необученных крестьян и рабов. Борьба должна была стать очень упорной.

План стратега, как всегда, был прост, дерзок и подразумевал наступательные действия. Но главной его особенностью было то, что Диофант вновь действовал по шаблону, и при желании его намерения можно было легко разгадать. Как и в войне с Палаком, когда понтийская армия атаковала Керкентиду, вместо того, чтобы освобождать Херсонес, главный удар стратег наносил на второстепенном направлении, по городу Феодосии. С её захватом он сразу же получал отличный плацдарм и базу для дальнейшего похода на главный очаг восстания – Пантикапей. В случае же провала наступления Диофант мог отступить в Феодосию и отсидеться за крепостными стенами до прихода помощи из Понта.

Херсонес был далеко, поэтому вести наступательную кампанию против боспорских скифов можно было лишь в том случае, если у полководца был надёжный тыл. И этим тылом, по мнению Диофанта, должна была стать Феодосия. Таким образом, её захват был ключом к дальнейшему успеху. Но как уже отмечалось, стратег действовал по шаблону, и главной бедой новых правителей Боспора стало то, что они не смогли вовремя раскусить его замысел. А когда всё поняли, то было уже поздно.

* * *

Ранней весной армия Диофанта погрузилась в Херсонесе на корабли, и флот взял курс на восток, в сторону Боспора. Полководец и здесь остался верен себе, предпочитая переброску войск осуществлять по морю, а не по суше. Он надеялся на эффект внезапности, и его расчёты полностью оправдались. Нападение на Феодосию было настолько неожиданным, что организованного сопротивления у повстанцев не получилось. Отряды понтийцев растекались по городу, занимали ключевые пункты и городские стены, всех, кто оказывал сопротивление, убивали на месте, а остальных сгоняли на городскую площадь. Там Диофант объявил, что город отныне принадлежит царю Митридату и все действия против его солдат будут караться как государственная измена. После этого, оставив в Феодосии гарнизон, стратег повёл свою армию на Пантикапей, рассчитывая, что где-то в пути произойдёт решительная битва с главными силами врага.

Но надеждам полководца не суждено было сбыться. Савмак, помня о том, как войска Палака были наголову разгромлены в полевых сражениях, решил пойти по другому пути и дать бой врагу, опираясь на мощные укрепления Пантикапея. В целом же складывается впечатление, что вторжение понтийских войск застало Савмака и его соратников врасплох. Правящие круги Боспора не только проспали атаку на Феодосию, но и не были в этот момент готовы к войне. Не ожидая такой прыти от Диофанта и столь быстрого начала боевых действий, Савмак просто не смог собрать в один кулак все те силы, которыми располагал. Хотя могло быть и так, что значительная часть его войск находилась на западных рубежах страны, занимая там укреплённые позиции и ожидая подхода понтийского стратега со стороны Херсонеса по суше. Но как бы там ни было, а стратегический просчёт повстанцев был налицо, и теперь наступила расплата.

О том, как дальше развивались события, нам практически ничего не известно. Есть лишь несколько строк из «Декрета», где текст начинается с того момента, когда стратег объявился в Херсонесе: «…и, прибыв к нам и упросив граждан, а также имея ревностное содействие со стороны пославшего его царя Митридата Евпатора, в начале весны явился с сухопутным и морским войском, а кроме того, взял и отборных из граждан на трех судах и, отправившись из нашего города, взял Феодосию и Пантикапей, виновников восстания наказал, а Савмака, убийцу царя Перисада, захватив в свои руки, выслал в царство Митридата и таким образом восстановил власть царя Митридата Евпатора».

В том, что битва за Пантикапей была страшной и жестокой, сомневаться не приходится. К этому располагало и сосредоточение в городе крупных воинских контингентов повстанцев, а также само природное расположение столицы. «Пантикапей представляет собой холм, населенный со всех сторон в окружности на 20 стадий. На восточной стороне города находится гавань и верфи приблизительно на 30 кораблей; есть там и акрополь» (Страбон). Таким образом, ветеранам Диофанта пришлось не только карабкаться на возвышенность под градом сыпавшихся на них метательных снарядов, под потоками кипящего масла и кипятка, но и сражаться врукопашную на городских улицах, прорубаясь к акрополю. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Но в итоге прекрасная выучка и боевой опыт солдат, а также блестящие военные способности Диофанта склонили чашу весов в пользу понтийских войск. Боспорская армия была разгромлена, Пантикапей взят, а царь Савмак захвачен в плен. Битва за Таврику закончилась, владыка Понта торжествовал победу.

* * *

Почему же борьба боспорских скифов против Митридата закончилась поражением? Во-первых, искушённый в военной науке понтийский полководец переиграл Савмака и тактически, и стратегически, не оставив базилевсу никаких шансов на победу. Диофант действовал дерзко и напористо, сразу же захватив в свои руки стратегическую инициативу и не выпуская её до конца войны.

Во-вторых, причиной поражения было то, что и Скифское царство Палака и скифы Савмака действовали независимо друг от друга, даже не пытаясь скоординировать свои действия. Ведь если бы они объединили свои усилия, то исход противостояния скифов с Диофантом мог бы быть другим! И власть Митридата над Таврикой не была бы установлена в такой короткий срок, если была бы установлена вообще. Но этого не произошло, и понтийский стратег разгромил своих врагов поодиночке.

Казалось, что пришла пора герою скифских войн пожинать плоды своих славных побед и почивать на лаврах, но опасность подкралась к полководцу совсем с другой стороны. Оттуда, откуда он и не ожидал. Популярность, которой Диофант пользовался в Крыму, била все мыслимые и немыслимые пределы, граждане Херсонеса считали его своим благодетелем и покровителем, водрузив посреди своего города медную статую стратега и выбив на её постаменте тот самый достопамятный декрет. Вот как выглядел панегирик, которым заканчивалось перечисление славных деяний этого воинственного мужа: «Итак, чтобы и народ оказался воздающим достойную благодарность своим благодетелям, да постановит совет и народ увенчать Диофанта, сына Асклепиодора, золотым венком в праздник Парфений во время процессии, причем симмнамоны сделают следующее провозглашение: “Народ увенчивает Диофанта, сына Асклепиодора, синопейца, за его доблесть и благосклонность к себе”; поставить также его медную статую в полном вооружении на акрополе подле алтарей Девы и Херсона. Об этом позаботиться вышеозначенным должностным лицам, чтобы было сделано как можно скорее и лучше; начертать же и постановление на пьедестале статуи, а потребные на это издержки выдать казначеям священных сумм».

Одним словом, в похвалах меры не знали, а полководец всё это воспринимал как должное, не подозревая, что над его головой начали сгущаться тучи.

Но даже не эти самые почести и восхваления стали, на мой взгляд, причиной отставки Диофанта. Вполне возможно, что после своих оглушительных побед он обзавелся нужными связями на Боспоре и стал в определённых кругах пользоваться большой популярностью. В дальнейшем такое поведение назовут головокружением от успехов, а Диофант просто переоценил значение своей персоны, за что в итоге и пострадал. Трудно сказать, какие мысли бродили в голове понтийского стратега, когда он оказался в Пантикапее и занялся разбором местных проблем. Вполне возможно, что он просто превысил свои полномочия и начал проявлять интерес к тем делам, куда ему лезть не следовало. А это было смертельно опасно, если учитывать то, как ревниво относился к подобной самодеятельности Митридат.

Рис. 33. Митридат VI. Тетрадрахма 115–105 гг. до н. э.

Косвенно на это указывает и то, что в дальнейшем подобный инцидент повторится. В этот раз крайним окажется другой виднейший военачальник Евпатора, стратег Архелай. Летом 85 г. до н. э. во время мирных переговоров с Суллой он своей волей выведет из захваченных городов понтийские гарнизоны, чем сыграет на руку римлянам. Таким неразумным действием он свяжет царя по рукам и ногам, и Митридат будет вынужден принять жесткие условия будущего диктатора. В противном случае Евпатор мог бы добиться куда более мягких условий, поскольку Сулле необходимо было срочно вернуться в Италию, где он был объявлен вне закона. Для бывшего консула время было на вес золота, и царь Понта мог на этом сыграть, затягивая переговоры. Опираясь на свои гарнизоны на завоеванных территориях, Митридат мог более уверенно говорить с римским полководцем. Но Архелай своими непродуманными действиями лишил царя этого важнейшего козыря на переговорах. В итоге, чувствуя приближающуюся расправу, стратег перебежал к римлянам.

Что-то подобное могло случиться и с Диофантом, только вот бежать ему было некуда. Разве что к скифам, но те вряд ли бы приняли опального полководца. Что же касается Митридата, то его реакция на действия Диофанта была молниеносной. В Пантикапей прибыл стратег Неоптолем, а Диофант был отстранён от должности, лишён полномочий и отбыл в Понт. Звезда этого человека закатилась навсегда и больше не появилась на историческом небосклоне. Зато звезда понтийского базилевса Митридата VI Евпатора засияла новым блеском. Подчинение Таврики и установление понтийской власти в Северном Причерноморье выводило его державу на ведущие позиции в Малой Азии и регионе Понта Эвксинского. Руки царя теперь были развязаны, и все свои силы он направил на борьбу с той страшной опасностью, которая неотвратимо наползала с Запада и грозила поглотить весь эллинистический Восток. Великий Митридат готовился бросить вызов ненавистному Риму, и в этой битве гигантов должна была решиться судьба античного мира.

Что же касается стратега Неоптолема, посланного на смену Диофанту, то он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Сначала зимой он разбил на льду Керченского пролива отряды варваров, а затем летом в том же месте победил их в морской битве, о чем нам и сообщил Страбон: «В этом проливе, как передают, Неоптолем, полководец Митридата, летом разбил варваров в морском сражении, а зимой – в конной стычке». В другой вариации это звучит так: «Ледяной покров же там, в устье Меотийского озера, столь крепок, что в какой-то местности зимой полководец Митридата одержал в конном строю победу над варварами, сражаясь на льду, впоследствии там же летом, когда лед растаял, он разбил их в морском сражении». Возникает закономерный вопрос: откуда были варвары и что им было надо на Боспоре?

Говорить об этом можно только предположительно. Скорее всего, это были меоты, проживающие на юго-восточном и восточном берегах Меотиды (Азовского моря). «Вокруг озера Меотиды живут меоты» (Страбон). К меотам ученый относит также синдов, дандариев, тореатов, агров, аррехов, тарпетов, обидакенов, ситтакенов и досков. И все они были не прочь поживиться за счет богатого соседа. Восточнее меотов проживали народы ахейцев, зигов, гениохов и керкетов, у которых пиратство было поставлено на широкую ногу и являлось основным способом существования. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они решили воспользоваться смутой на Боспоре и поправить свое материальное положение.

Правда, нельзя упускать из виду ещё один момент. Вполне вероятно, что это были те самые боспорские скифы, которые после падения Пантикапея и пленения Савмака отступили на восток. Скорее всего, посчитав, что после отставки Диофанта у них есть шанс снова попытаться утвердиться на Боспоре, они и организовали это наступление. Подняли окрестные племена. Хотя, по большому счету, меоты и их соседи прославились в основном как мореходы, а не как кавалеристы. Но боспорские скифы могли позвать в поход местных аристократов, которые были отличными наездниками. Другое дело, что было их не так уж и много.

Выбрав подходящее время, когда Керченский пролив покрылся льдом, союзники выступили в поход на Боспор Киммерийский: «Суровость холодов лучше всего обнаруживается в связи с тем, что происходит в устье Меотиды. Морской путь из Пантикапея в Фанагорию становится доступным для повозок, так что это не только морское путешествие, но и сухопутное» (Страбон). Но Неоптолем перехватил врага прямо на льду, разгромил во встречном бою и отбросил назад, не допустив нападения на подконтрольную ему территорию. И есть большая вероятность того, что на стороне понтийского стратега сражались скифы, которые в данный момент признали власть Митридата.

Однако летом попытка вторжения повторилась.

О том, что против стратега сражались те же самые варвары, которые напали на Боспор зимой, недвусмысленно говорит Страбон: «Ледяной покров же там, в устье Меотийского озера, столь крепок, что в какой-то местности зимой полководец Митридата одержал в конном строю победу над варварами, сражаясь на льду, впоследствии там же летом, когда лед растаял, он разбил их в морском сражении». Прирожденные мореходы, меоты при содействии ахейцев, зигов и гениохов действительно могли собрать достаточно мощный флот и попытаться взять реванш за зимнюю неудачу.

Но Неоптолем вновь проявил себя молодцом и, выведя из гаваней боспорские боевые корабли, сошелся с врагом в морском сражении. Вполне возможно, что в битве приняли участие и понтийские суда, на которых стратег прибыл в Пантикапей. Неоптолем снова одержал важную победу, и вопрос о том, кто является полновластным властелином в Таврике, был снят с повестки дня.

Войны Митридата со скифами стали достоянием истории.